Index Содержание
Показания Пасько. Список документов

Показания "подсудимого" Пасько Г.М. по поводу обвинения и известных ему обстоятельств дела (в соответствии со ст.280 УПК РСФСР)

    Настоящее уголовное дело возбуждено в отношении меня следственным отделением управления ФСБ по ТОФ совершенно незаконно, и должностные лица, причастные к этому (Угрюмов, Егоркин, Сучков, Осипенко и др.) являются преступниками и понесут уголовную ответственность. Несмотря на то, что ни предварительное следствие, ни судебное расследование не установили ни одного факта, доказывающего мою вину, в течение полутора лет я незаконно содержался в тюрьме и продолжаю там содержаться, что является позором как для так называемых правоохранительных органов ТОФ, для военного суда ТОФ и для России в целом, поскольку, несмотря на многочисленные заявления и обращения международных и отечественных правозащитных и общественных организаций, в отношении меня продолжается нарушение прав человека.
    По настоящему делу мне известно, что оно целиком и полностью сфабриковано органами ФСБ, высосано из грязных пальцев КГБ-ФСБ и не содержит никаких доказательств и состоит из лжи, домыслов и предположений.
    Далее об известных мне обстоятельствах так называемого дела я буду говорить, следуя бреду, именуемому "обвинительное заключение".
    Допуск до форме N 2 к сведениям, составляющим государственную тайну, мне был оформлен не в 1987 году, как сказано в тексте обвинения, а в 1983 году, по окончании высшего военного училища. Согласно руководящему документу, в 1988 году, то есть через пять лет, действие допуска было продлено и закончилось в 1993 году. После этого допуск не переоформлялся. Кроме того, допуск должен был переоформляться и по причине изменения семейных обстоятельств (развод), что тоже не производилось руководством редакции "Боевой вахты".
    Считаю необходимым отметить, что само наличие допуска еще не предполагает автоматическое приобретение владельцем допуска каких-либо секретных сведений. Об осведомленности в секретных сведениях свидетельствует лишь секретная тетрадь офицера, где отмечено реальное ознакомление с реальными секретными документами.
    Выплата 20% надбавки за работу с секретными документами начала производиться с 1995 года. В 1997 году, летом от сотрудника 8-го отдела штаба ТОФ Олейника мне стало известно, что для "Боевой вахты" и владения офицерами формы N 2, и выплаты надбавок являются незаконными, о чем мною было доложено руководству редакции. (См. Обвиненительное заключение). В то же время Олейник сообщил мне, что на меня заведено досье сотрудниками ФСБ и что каждый мой шаг у них под контролем.
    Действительно, с начала 1997 я и сам начал замечать пристальное внимание к себе со стороны спецорганов: мой телефон прослушивался, за мной следили, а в моем отделе редакции стал очень часто появляться сотрудник ФСБ Доровских.
    Доровских предлагал мне сотрудничать с ФСБ, докладывать ему письменно и устно о моих контактах с иностранными журналистами, интересовался моей профессиональной деятельностью и семейной жизнью, после чего я вынужден был доложить о вмешательстве ФСБ в мою личную жизнь зам.редактору Верховоду и попросить его поговорить на эту тему с руководством ФСБ по ТОФ Угрюмовым или Турейским.
    Однако и после этого сотрудники ФСБ не прекращали свою противоправную деятельность, в результате чего я начал готовить материалы для обращения в суд, а также написал статью "Досье на журналиста", где рассказал о противозаконных действиях ФСБ и лиц, с ними связанных. Однако, в суд я решил подать на УФСБ после возвращения из командировки в Японию. После командировки 20.11.97 я был арестован ФСБ по ТОФ.
    Об отношениях с иностранцами. В 1989 году на ТОФ впервые была приглашена большая группа иностранных журналистов. По заданию редакции я взял интервью из японских журналистов. После этого меня пригласили в КГБ по ТОФ, и лейтенант Дацюк (нрзб) сказал, что журналист, с которым я беседовал, по их мнению является шпионом и что для разговора с этим японцем все ФСБ готовилось не один год. Я посочувствовал бестолковости нашего КГБ и попросил впредь о подобных акциях предупреждать меня.
    Однако в 1991 году произошел еще один казус. И тоже по бестолковости ФСБ по ТОФ. На 33-м пирсе я взял интервью у командира корабля ВМС США, прибывшего во Владивосток с дружественным визитом. Я, естественно, представился американцу сотрудником военной газеты. Однако, не успел я отойти от американца, как к нему подошел сотрудник ФСБ по ТОФ Пименов и, представившись военным журналистом моей газеты "Боевая вахта" сказал, что хочет взять интервью. Американец посмотрел на меня и от интервью отказался. Об этом инциденте было доложено редактору "Боевой вахты" Отекину.
    В 1992 году я написал статью "Прямо по курсу - диктатура" и опубликовал ее в газете "Делин"(?нрзб). После этого мне позвонили из корпункта NHK и спросили, где находится один из героев моего материала, они хотели бы взять у него интервью. Также японцы сказали, что они уже брали интервью у депутата краевого совета Черепкова В.И. Японцы предложили встретиться с целью уточнения данных из моей статьи. Я сказал, что перезвоню им. После этого я встретился с Черепковым и обсудил ситуацию. Таким образом, опосредованно с NHK меня познакомил Черепков.
    Встретился я с директором бюро NHK во Владивостоке Ямаучи(нрзб). Помочь я им смог мало чем - нашел одного из героев моей статьи, но он от интервью японцам отказался.
    Тесных личных и профессиональных отношений с NHK я не поддерживал и никакой информации им до 1996 года не предоставлял. С 1996 года, когда появился новый директор Такао Дзюн, мы, по его предложению, стали обмениваться открытой информацией по теме утилизации радиоактивных отходов и экологии. Кроме того, по его просьбе я иногда консультировал видеосюжеты, подготовленные NHK, по теме экологии и армии. Кроме того, я дважды разрешал Такао использовать видеосюжеты, снятые мною с разрешения командования ТОФ и вышедшие в эфир по местному телевидению - ДВК: сюжет об отправке эшелона и о разделении (?нрзб) ракет на заводе Красный вымпел.
    Информацию закрытого характера я японцам и кому бы то ни было не предоставлял, подобной информацией не владел.
    В 1996 году в редакции ко мне подошел Спиридонов и сказал, что Отекин направил ко мне корреспондента японской газеты Асаки Тадаши Окано. Окано в это время вышел из кабинета Отекина и направился ко мне. Так мы познакомились. Японский журналист готовил статью о флоте и задал мне несколько вопросов о флоте. Я предложил ему ознакомиться с подшивкой моих статей в "Боевой вахте". Данные из них с моего разрешения, он затем использовал в своих статьях. В конце 1996 года Т.Окано по моей просьбе прислал мне вызов в Японию. Я туда ездил в командировку с целью написания книги о захоронениях русских моряков. Вызов Окано прислал. В Японии мы с ним встречались. Никаких материалов я ему не предоставлял и никаких сведений от меня о флоте он не получал.
    Весной 1997 года Окано приезжал в командировку во Владивосток. Я на своей машине его встречал в аэропорту. Верховод установленным порядком ходатайствовал перед НИИ ТОФ о разрешении для Окано посещения нескольких частей ТОФ. Разрешение было получено из Генштаба МО РФ. По плану пресс-центра ТОФ, я, как знакомый Окано, должен был его сопровождать. Однако, план пресс-центра с первого же дня был сорван, и мы в сопровождении сотрудника пресс-центра Косолапова побывали только на БПК "Виноградов", который также готовился с визитом в Токио.
    Таким образом, никаких частей и учреждений мы не посещали.
    За время общения с японскими журналистами со мной они ни разу не интересовались секретными данными, сведениями об оборонной промышленности, не предлагали мне собирать эти данные и не предлагали никакого вознаграждения.
    Неудовлетворенность своим материальным положением я не испытывал, поскольку много публикуюсь в различных СМИ, регулярно получаем гонорары, а с 1993 года, после развода, жил один и необходимостей объективных для проявления корыстных побуждений у меня не было. Кроме того, я не пью, не курю, не веду аморальный образ жизни, то есть, необходимости тратить деньги на разгульный образ жизни и приобретение материальных ценностей у меня не было. (См. также Показания по обвинительному заключению).
    В силу исполнения своих служебных обязанностей я не мог беспрепятственно собирать информацию о флоте, в том числе закрытую, поручения японцев по этому поводу никогда не получал и, следовательно, не выполнял. Кроме того, с 1991 по 1995 годы, в связи с обучением в академии, я по 4-5 месяцев отсутствовал во Владивостоке, что также противоречит утверждению из текста обвинения о "тесных и частых" связях с NHK.
    За время службы я несколько раз был наказан в дисциплинарном порядке редактором Отекиным. И всякий раз - незаконно. После очередного наказания, в том числе от именно командующего ТОФ, я обратился в военный суд гарнизона к судье Билову за консультацией на предмет подачи иска в суд о привлечении к ответственности должностных лиц за незаконные приказы о моем наказании. Билов по телефону сказал, что, хотя я и прав и дело выиграю, но меня потом сожрут с потрохами, и посоветовал не доводить дело до суда. Я его послушался.
    О строгом соблюдении режимных ограничений при обращении с секретной информацией я ни разу не предупреждался по той простой причине, что с секретной информацией не обращался. А наказывался за злободневные, острые и справедливые статьи, в которых так или иначе была видна вина за экологические преступления командования ТОФ, прокуратуры и КГБ ТОФ. При этом ни одна статья не стала фактом разглашения секретных сведений. Утверждения следствия о том, что я "нарушал порядок согласования" своих материалов свидетельствует о преступной психологии следователя ФСБ по ТОФ Егоркина, так как согласно Закона РФ "О СМИ" я не должен ни с кем согласовывать свои статьи - цензура в России запрещена! (ст.29 Конституции РФ; ст.3 Закона "О СМИ"). (См. также Показания по обвинительному заключению).
    Требования по соблюдению режима секретности мне никогда не разъяснялись под роспись.
    Таким образом, противоправную деятельность я никогда не совершал, требованиями законодательства не пренебрегал (тем более - умышленно), по поручению иностранцев и личной инициативе ничего, составляющего гостайну, не собирал и не передавал, тем более - в ущерб государству.
    О так называемом "ущербе" (См. Обвинительное заключение) остановлюсь подробнее. В течении ряда лет я писал о проблемах утилизации РАО на ТОФ. В 1993 году с разрешения НИИ ТОФ я снял на видео слив ЖРО (?) в Японское море. С нарушением моих авторских прав этот сюжет, по свидетельству Японцев, был показан по Японии и вызвал широкий резонанс в общественных, а также правительственных кругах. Именно после этого Япония приняла окончательное решение выделить России 125-150 миллионов долларов США из обещанных ранее 250 миллионов для решения проблем утилизации РАО на ТОФ. Деньги были выделены, однако до ТОФ и до Приморья из данной суммы дошло лишь 25 млн $. Одна из моих статей (имеется в деле) посвящена поиску остальной суммы, бесследно и на глазах в ФСБ исчезнувшей на бескрайних просторах России.
    Лично я установленным Законом "О СМИ" и Законом "Об авторском праве и смежным правам" порядкам несколько раз получал от NHK гонорары за консультирование их видеосюжетов: от 100 до 300 долларов. Факсимильный аппарат в качестве подарка не получал: он был мною куплен в Японии в магазине для товаров, имеющих незначительные дефекты (справка о покупке имеется).
    Сведения о флоте я собирал, поскольку это моя служебная обязанность: с целью написания статей и книг. Сведения эти никому и никогда не передавал, поэтому, естественно, что в деле нет ни одного установленного факта передачи мною кому-либо чего-либо из так называемых сведений, тем более, как лживо и голословно написал Егоркин: "большое количество всевозможных "сведений" (?). Вызывает удивление, что ни прокурор Сучков, ни суд ТОФ не предложили следствию и обвинению конкретизировать слова "большое" и "всевозможных".
    По фактам получения мною документов у Божко и Пономарева могу сообщить, что изложенное мною на предварительном следствии мнение относительно этого является единственно верным и нашло подтверждение в суде при допросе свидетелей Божко и Пономарева. (См. Обвинительное заключение)
    По тем документам, которые якобы были изъяты у меня на квартире при обыске и которые указаны в резолютивной части обвинительного заключения сообщаю: согласно протоколу обыска, который проводился с грубейшими нарушениями УПК РСФСР, на квартире у меня был изъят всего один и то непонятного содержания документ - несколько непронумерованных листов "Руководства по спасению космических аппаратов". Как оказались в ФСБ остальные инкриминируемый мне документы, мне неизвестно, и в материалах дела доказательств что они изъяты именно у меня на квартире, не имеется.
    Могу предположить, что некоторые из документов находились в моей папке, которую 02.09.97 года похитил неизвестный мужчина выше среднего роста в редакции "Боевой вахты". (Справка из Фрунзенского РУВД о факте хищения имеется).
    По каждому из названных в резолютивной части обвинительного заключения я готов изложить свое мнение со ссылкой на конкретные материалы дела.
    (После зачтения данных по каждому документу).
    В ходе следствия, после его окончания. после заслушивания в суде свидетелей, я говорил и говорю, что не признаю себя виновным ни по одной статье уголовного кодекса РФ и доказывать свою невиновность буду до последней инстанции - Международного суда по правам человека в Страсбурге, тем более, что как политический заключенный, как узник совести, я имею для этого большие возможности, чем при иных обстоятельствах. Более того, я надеюсь, что лица, виновные в незаконном содержании меня под стражей и в незаконном возбуждении в отношении меня уголовного дела, а также лица, способствовавшие незаконному удержанию меня в нечеловеческих условиях тюрьмы при наличии множества весомых оснований для изменения меры пресечения и прекращения уголовного дела, будут строго наказаны в соответствии с уголовным законодательством Российской Федерации.
    Говоря в целом об обвинительном заключении, остановлюсь на нем подробнее. Во-первых, оно не соответствует требованиям ст.205, при его утверждении прокуратурой ТОФ были нарушены статьи 213 и 214 УПК.
    Во-вторых, заключение содержит около 40 фактических неточностей, цифровых несоответствий не только действительности, но и самим материалам уголовного дела. (См. также другие показания).
    Обращаю внимание суда на то, что в обвинительном заключении голословно утверждается, что на очных ставках со мной свидетели якобы подтверждали свои показания. Во-первых, очные ставки проводились в нарушение ст.162 УПК РСФСР, поскольку основания, то есть существенные противоречия между показаниями ранее допрошенных лиц, отсутствовали, ибо в деле нет показаний обвиняемого.
    Во-вторых, при проведении очных ставок грубо нарушались требования ст.163, в результате чего многие очные ставки были прерваны и заканчивались безобразным поведением следователей Егоркина и Муравенко, выразившемся в угрозах в адрес участников очных ставок, их оскорблении и психологическом давлении на них (Амиров, Ралин, Сангишев, Ворожгиб(? нрзб) и другие).
    Несмотря на то, что следствие проводилось с грубейшими нарушениями УПК РСФСР, дело, тем не менее, с одобрения прокуратуры ТОФ было направлено в суд ТОФ и принято к производству при наличии явных несоответствий материалов дела тексту обвинительного заключения. Более того, вскрывшиеся в ходе судебного расследования факты подтасовки данных, фабрикования дела были проигнорированы судом (чего стоит случай с незаконным прослушиванием разговора Такао Дзюн со мной без санкции суда и задолго до начала дела оперативной разработки).
    Вызывает недоумение тот факт, что главные свидетели по делу - японские граждане Такао Дзюн, Тадаши Окано, Насу Хироюка, Акикито Сато, Ямаучи Тосихико (?нрзб) и другие, проходящие по делу как заказчики секретной информации и организаторы якобы шпионской деятельности журналиста Пасько, не только не вызваны в суд стороной обвинения, но и не допрошены вообще, кроме Такая Дзюн. Один только этот факт свидетельствует о грубейшем нарушении ст.20 УПК РСФСР и уже однозначно привел к неполному, необъективному, тенденциозному, с обвинительным уклоном, проведению расследования дела.
    Как на предварительном следствии, так и в суде долго, а порой и нудно рассматривались вопросы, не имеющие отношения к настоящему уголовному делу и к инкриминируемому мне преступлению. Все это привело к сознательному затягиванию сроков содержания невиновного человека в тюрьме и было направлено на то, чтобы физически и психологически сломить меня и лишить возможности полноценно защищаться в суде.
    Говоря об обстоятельствах дела, отмечаю тот факт, что его еле-еле удерживало от развала лишь заключение экспертов 8-го управления Генштаба МО РФ. Однако при ближайшем рассмотрении, трудов этих "великих" экспертов нетрудно убедиться в грубой подтасовке заключений. Во-первых, изъятые непонятно где и каким образом, бумаги без предъявления обвиняемому, без предъявления постановлений о назначении экспертиз, в копиях, а не оригиналах, с явно обвинительным текстом, сопровождавшим эти бумаги, были направлены на экспертизу. Во-вторых, экспертиза почему-то проводилась дважды по одним и тем же документам и бумагам. В-третьих, результаты экспертиз 8-го управления не соответствуют заключениям экспертов штаба ТОФ по одним и тем же бумагам. Очевидно, что эксперты 8-го управления явно выполняли заказ ФСБ, признавая конкретные документы или бумаги секретными. В-четвертых, о низком уровне экспертов говорит тот факт, что они ссылаются лишь на один Федеральный закон - "О государственной тайне", игнорируя при этом несколько других - "О СМИ", "Об охране окружающей Среды" и другие, не забывая при этом к месту и не к месту ссылаться на подзаконные акты: приказы Министра обороны, которые противоречат федеральным законам.
    Я, как офицер и журналист, в своей профессиональной деятельности руководствовался федеральными законами и Конституцией, а также приказами Министра обороны, если они не противоречили федеральным законам. При возникновении спорных вопросов летом 1997 года, когда был очередной конфликт с цензором - лицом, чья профессия запрещена Конституцией РФ, - за консультацией я обратился к заместителю председателя военного суда ТОФ (того самого, который меня сейчас судит) Сабсаю(? Нрзб). Сабсай, внимательно изучив при мне пункт 9 "Перечня сведений..." (Приложение к закону "О государственной тайне"), статью 7 закона "О государственной тайне", пункт 601 Приказа МО РФ N 055 и положения Закона о СМИ, сказал мне, что в моей деятельности следует руководствоваться Конституцией РФ и федеральными законами.
    В связи с этим примечательно, что ни следствие, ни суд практически не оперировали при рассмотрении настоящего уголовного дела Законами "О средствам массовой информации", "Об авторском праве и смежных правах", "Об атомной энергии", "Об информации, информатизации и защите информации", "Об участии в международном информационном обмене" (04.07.96 г.), "Об охране окружающей среды", "Об обращении с радиоактивными отходами", а также международными правовыми нормами, в частности, положениями "Международного пакта о гражданских и политических правах" и "Европейской конвенции о защите прав человека". Все это невольно наводит на мысль об обвинительном уклоне и неполноте следствия.
    О международных правовых нормах я вспомнил не случайно, поскольку являюсь членом Международной Федерации журналистов и уже только на этом основании имею право на рассмотрение своих жалоб в Европейском суде по правам человека. (Разумеется, после прохождения всех кругов ада отечественного правосудия).
    В связи с предъявленным мне обвинением обращаю внимание суда на обилие формулировок ФСБ в тексте обвинительного заключения, свидетельствующих либо о преступной психологии сотрудников ФСБ, либо об их психической неполноценности. Так, в частности, почти на каждом месте обвинительного заключения по нескольку раз упоминается словосочетание "преступная деятельность", объективное подтверждение", "достоверно установлено" и т.п. В то же время ни одного доказательства якобы преступной деятельности в деле нет, "объективность" подтверждения отсутствует, а достоверно установлено только то, что я - капитан 2 ранга из газеты "Боевая вахта" Пасько. Кстати, следствие поленилось даже документально подтвердить мое гражданство, которое у некоторых юристов, к примеру, вызывает сомнение, поскольку, являясь гражданином СССР никаких бумаг об автоматическом переходе под гражданство РФ я не подписывал, так как в реформаторский период 1991 года находился в Москве на учебе в академии.
    Еще о так называемой "достоверности установления чего-либо "доблестными" фээсбешниками ТОФ. Лишь только по наличию у меня на квартире визитных карточек иностранцев, якобы являющихся агентами спецслужб, следствие пришло к выводу, что и я - агент иностранных спецслужб. Идиотизм этого вывода становится очевидным, если учесть, что изъятые у меня на квартире визитные карточки офицеров ВМС США, на которых по-русски написано, что они - разведчики 7-го флота ВМС США, к делу не приобщены и в вину не инкриминируются. Наверное, потому что во Владивостоке нет американского корпункта СNN ("Си-Эн-Эн") и в Америку я не ездил.
    В связи с разведбредом следствия не может не вызвать удивление и недоумение факт появления в деле некоего заключения службы внешней разведки РФ, непонятно на основании чего появившегося на свет и непонятно каким УПК предусмотренного. Служба внешней разведки, до недавнего времени являвшаяся первым управлением КГБ-ФСБ СССР-РФ, совершенно голословно утверждает, что, раз Пасько общался с лицами, которые возможно являются сотрудниками иностранных спецслужб, то и Пасько является агентом спецслужб. Данное заключение свидетельствует о полной деградации СВР РФ, а также о незаконных методах ФСБ при сборе всего подряд, что попадается под руку, лишь бы очернить и обвинить невиновного человека.
    Мне неизвестна деятельность управления контрразведывательных операций департамента контрразведки ФСБ РФ в полном объеме, но даже один доклад командующего ТОФ (т.6 л.д.88), в котором изложены факты осведомленности иностранных разведок в совершенно секретных сведениях, ставших известными в ходе учений в августе-сентябре 1997 года, говорит о совершенно бездарности и преступной халатности наших российских спецслужб, в частности ФСБ ТОФ.
    Также считаю необходимым дополнить и уточнить сведения о себе, поскольку следствием сознательно не указаны эти сведения. Я являюсь членом Союза писателей России, Союза журналистов России, Международной Федерации журналистов, членом Русского ПЕН-центра - всемирной организации писателей, Ассоциированного члена ЮНЕСКО; лауреатом премии Союза журналистов России; Пушкинской премии Фонда Альфреда Топфера (Гамбург); лауреатом премии Приморского комсомола, автором нескольких коллективных сборников о флоте и армии, книги стихов; участником 1-го Всеармейского Офицерского собрания, учредительного съезда Союза подводников России; 5-го съезда Союза журналистов России; участником четырех дальних походов; участником разведывательной операции ДВО и ТОФ на учениях "Тим Спирит".
    Награжден, помимо указанных в деле трех медалей, в том числе медалью "За отличие в воинской службе" 1 степени, многими грамотами командующего ТОФ, ценными подарками, знаком "Отличник погранвойск".
    Все эти сведения о моей личности имеют значение для дела и не могут не учитываться при составлении приговора, а в случае игнорирования их могут повлечь за собой нарушение требований ст.343 УПК РСФСР.
    Более того, все сведения о моей личности свидетельствуют о несоответствии этих сведений инкриминируемому мне преступлению, что, в свою очередь, может привести е нарушению статьи 347 УПК РСФСР.
    Таким образом и на основании вышеизложенного, я, военный журналист, капитан 2 ранга Пасько Григорий Михайлович, действуя сознательно во благо Российской Федерации, с честью и достоинством выполнял свой воинский и профессиональный долг в строгом соответствии с федеральными законами Российской Федерации, собирал информацию с целью написания книг и статей о флоте, писал книги и статьи, публиковал их с целью устранения существующих недостатков в армии и на флоте, в различных структурах ТОФ, а также о каждодневном служебном и трудовом героизме простых военнослужащих и служащих ТОФ, чем способствовал укреплению обороноспособности государства, порой в ущерб своей личной безопасности.
    Беззаветное служение долгу и неоднократные конфликты с преступными элементами в лице должностных лиц Тихоокеанского флота стали причиной преследования меня за мои убеждения и данное мне законом право на свободу слова и поводом для незаконного возбуждения в отношении меня уголовного дела, сфабрикованного сотрудниками УФСБ по ТОФ с преступного благословения прокуратуры ТОФ.
    Уважаемый суд! Вы судите невиновного; осудивший невиновного становится палачом. Настоящие же преступники до сих пор на свободе.
    В соответствии с ч.1 ст.280 УПК я все сказал.

    Продолжение