"Тюрьма" интернет-приложение к журналу "Индекс"
раздел Сегодняшняя и недавняя жизнь в тюрьме
Если человеку выдавать зимой плохую телогрейку (изношенную или просто рваную), ему придется туго. Чахоткой в современной российской тюрьме заболевают часто. Но воображение поражает не огромное значение бытовых деталей, а почти тотальное пренебрежение ими. Власть бывает объявляет амнистии, но где хотя бы намек на необходимость внутренних реформ пенитенциарной системы. Только ли экономические мотивы (повысить пенсии, заплатить зарплаты) стоят за этим равнодушием к судьбе заключенного?
Если вдуматься, есть еще кое-что, что вообще блокирует любые попытки вынести внутренние проблемы тюрьмы (страшилки для гомосексуалистов в бульварной прессе не в счет) на широкое публичное обсуждение. Это убеждение, убеждение глубокое и повсеместное, что тюрьма - особый мир и должна оставаться особым миром, отличным от мира внешнего. То есть человек за колючей проволокой как бы перерождается, становится кем-то вроде папуаса с собственным укладом, языком, фольклором, и нормы социального общежития на него больше не распространяются, у него теперь иная культура, в которой действуют иные критерии оценки и т. д.
В определенной степени реальность такому представлению соответствует. С той только оговоркой, что тюремная культура - это не какая-то независимая от внешнего мира, самостоятельная культура, а в полном смысле слова субкультура, "растущая" в условиях изоляции, жесткой регламентации жизни и почти полного отсутствия возможностей к самодеятельности. Человек, хочет он того или нет, оказывается в локализованном сообществе, в метафорическом смысле, на острове; каналы связи с внешним миром предельно узки. Это не может не способствовать развитию особой, специфичной культуры, отличной от внешней, но порожденной ею. Отчуждение, выделенность активно культивируются.
Стрижка наголо, спецодежда, регламентация приемов пищи и сна, по-сути, отсутствие досуга (как следствие, атрофируется способность занимать его чем-то социально приемлемым) - все эти простые вещи помогают сохранению особого фольклора, слэнга, антигуманных убеждений, специфических норм общежития - всего пласта тюремной субкультуры, помогают намного сильнее, чем пресловутая сила традиций.
Сопротивляться отчуждению находят силы очень немногие. Весьма скоро человек благодаря особенностям режима начинает чувствовать себя выделенным из общества, по-сути, выброшенным. Зато это чувство отчуждения компенсируется чувсвом принадлежности к группе товарищей по несчастью. Для многих эта обретенная общность на основе тюремной субкультуры становится трагедией жизни. Общее место уже, что многие выходят из тюрьмы только затем, чтобы снова сесть. Едва освободившись человек совершает новое преступление, пьет и гуляет с полным осознанием (и даже ожиданием) того, что его найдут, и, получив новый срок, со спокойной душой возвращается в привычный мир.
То есть все связи с внетюремным миром разорваны, мир тюрьмы человек воспринимает как простой и понятный, внешний мир - как пугающий и опасный. Конечно, стабильность режима задается агентами внешнего мира, но какое ему до этого дело. Отчуждение совершилось, себя-до-тюрьмы помнят немногие. Границы в сознании действуют сильнее колючей проволоки.
Так было, есть, и вряд ли скоро изменится пока в умах и чиновников, и в умах людей далеких от власти (которые по отношению к заключенным вообще-то сограждане) будет господствовать это убеждение, убеждение, что отчуждение естественно.
Сближение тюремных реалий с реалиями внешнего мира происходит крайне медленно. Из заметных прорывов можно вспомнить разве что "Зону плюс" (Нижегородская область) и несколько других тюремных газет. Газеты - с согласия и при помощи тюремного начальства - издают сами заключенные, и тематика их, в общем-то, мало отличается тематики общедоступных газет.
Разумных аргументов против такого сближения нет, а вот польза его очевидна. Трудно сказать кому персонально принадлежит это открытие: чем меньше разрыв между жизнью в тюрьме и жизнью на свободе, тем больше у заключенного шансов освоиться, адаптироваться в обычном мире после освобождения. На Западе давно это поняли. Телевизоры в европейских и американских камерах ставятся не потому что властям некуда девать деньги налогоплательщиков, а чтобы их привыкли смотреть, и, после освобождения, мирно сидели в своих трейлерах с банкой пива перед голубыми экранами. Спортивные тренажеры преследуют в сущности те же цели: тот, кто круглые сутки качается в тюрьме, скорее всего тем же будет занят и на свободе.
Мы, Слава Богу, начинаем понимать эту логику сейчас. Те же тюремные газеты многого стоят. Сложно переоценить значение разнообразных каналов связи тюрьмы с внетюремным миром, в российских услових, когда картина жизни в стране может существенно измениться уже за год. На очереди, видимо, новые примеры сближения. Острова, несмотря на апатию законодательной и верхней исполнительной власти, постепенно начинают врастать в материк.