"Тюрьма" интернет-приложение к журналу "Индекс"


раздел Смертная казнь

Версия для печати

Михаил Гернет
Смертная казнь и общественное мнение

Из кн.: Гернет М.Н.* "Смертная казнь." М., 1913

Говоря о смертной казни, необходимо отличать ее положение в законодательствах от ее положения на практике: отмена смертной казни в уголовных уложениях не всегда вела к прекращению ее применения, и, наоборот, известны примеры ее полного фактического вымирания при ее существовании в законодательствах.

Пример полной отмены смертной казни в законодательстве был дан Россией, где еще в 1744 году было сделано распоряжение императрицей Елизаветой о представлении ей на рассмотрение всех смертных приговоров, а 30 сентября 1754 г. состоялся указ сената об отмене смертной казни и о замене ее пожизненными каторжными работами с клеймением преступника клеймом "Вор" на лбу и щеках и вырезыванием ноздрей. Как видно из этого указа, он основывался на Высочайшем повелении, сделанном еще 29 марта 1753 г., заменять смертную казнь каторжными работами. Однако позднейшая судебная практика истолковала этот указ как отменяющий смертную казнь не за все преступления, и поэтому смертные приговоры были вынесены и приведены в исполнение, например, в 1764, 1771, 1775 годах и др.

Но отмена казни в действительности в России не совершилась, так как заменившее ее наказание кнутом с обязательным требованием производить его "жестоко" было замаскированной смертной казнью. Тем не менее нельзя не признать громадного значения за повелениями императрицы Елизаветы: институт легального убийства получает первый серьезный удар. Если смертная казнь не исчезла вполне из русского законодательства, то область ее применения была сужена до пределов, не известных европейским законодательствам не только того времени, но и более позднего.

Из других государств в Тосканском герцогстве, вследствие тайного повеления герцога Леопольда в 1765 г., смертные приговоры не приводились в исполнение, а в 1786 году казнь была отменена и в законе, однако в 1791 году была вновь восстановлена, в 1847 году опять отменена и в 1853 снова восстановлена; наконец, в 1861 году она была отменена окончательно.

По примеру Леопольда его брат, австрийский император Иосиф, приказал представлять все смертные приговоры в высший суд и затем ему самому на утверждение, а в 1788 году отменил это наказание. Впрочем, в 1795 г. смертная казнь была здесь вновь восстановлена.

В знаменательный 1848 год смертная казнь была отменена в ряде германских государств в силу ╖ 139 Основных Прав 27 декабря1848 г. (╖139 der Reichsverfassung vom 28 M?rz 1849). Но когда победа перешла на сторону реакции, смертная казнь была вновь восстановлена. Впрочем, Ангальт, Бремен и Ольденбург отказались от нее, а в Саксонии ее отменили в 1868 г. Введение общеимперского германского уложения вновь привело к восстановлению смертной казни во всех германских государствах. В других европейских государствах она была отменена в следующей последовательности: в Румынии с 1864 г., в Португалии с 1867 г., в Голландии с 1870 г., в Швейцариис с 1874 г., в Италии с 1890 г., в Норвегии с 1905 г. Но в некоторых швейцарских кантонах смертная казнь вновь была восстановлена. Эти кантоны следующие: Аппенцель, Унтервальден, Ури, Швиц с 1880 г., Цуг с 1882 г., С.-Галли, Люцерн, Валлис с 1883 г., Шафхаузен с 1893 г., Фрейбург с 1894 г.

Не затрагивая пока вопроса о фактическом применении смертной казни и области ее возможного применения по кодексам различных государств, мы лишь отмечаем ее постепенное исчезновение из законодательств этих государств.

Смертная казнь считает годы своего существования тысячелетиями, а свои жертвы - миллионами. Пройдя долгий кровавый путь, она с гордостью указывает своим противникам, что ее жертвенники стоят почти во всех государствах. Это - верно. Но несомненно также, что все еще страшная своею силою, продолжающая сокрушать ежегодно сотни человеческих жизней, она с каждым годом слабеет. Совершавшаяся ранее среди торжественной обстановки, при свете яркого солнца, она спряталась теперь в мглу темной ночи или в потемки раннего утра. Не знавшая ранее врагов, не имевшая противников, она теперь принуждена вести упорную борьбу за свое сохранение, и в лицо ей все чаще бросают позорные упреки и тяжкие обвинения. В законодательных учреждениях некоторые партии энергично борются за ее отмену.

За истекшее XIX столетие значительно сокращено число случаев ее возможного применения. Область ее применения в более отдаленном прошлом была почти беспредельна. Не было ни одного преступления, сколько-нибудь серьезно затрагивавшего интересы правительства и господствовавшего класса, за которое закон не грозил бы смертной казнью. Применение ее оправдывалось указаниями на "общественную пользу", которая понималась довольно своеобразно. Известен закон Древнего Рима, предписывавший предавать казни не только раба - убийцу своего господина, но и всех других рабов, которые жили при том же господине. В правление Нерона один помещик был убит рабом, мстившим ему за гнусное насилие над ним. Согласно закону, должны были подлежать казни свыше 400 рабов, совершенно непричастных к преступлению. Такая массовая казнь волновала народ, но тем не менее она была совершена по настоянию сенаторов, требовавших ее во имя "общественной пользы", то есть пользы класса рабовладельцев.

Классовые неравенства находят свое яркое отражение в законодательстве о смертной казни. Жизнь лиц из низших классов почти совсем не ценилась. В Индии судра подлежал смертной казни за целый ряд преступлений, которые не считались преступными, если их совершал брамин.

Кража цветка из сада брамина влекла за собою для судры увечащее наказание - отрубание руки или даже смертную казнь. Позднее, при замене рабства крепостничеством, положение мало изменилось, и крестьяне подлежали казни даже за такие проступки, как ловля раков в озерах помещика или охота в его лесах. Ордонанс 1386 года, изданный в Париже, грозил смертной казнью за расстановку тенет для поимки голубей. Одним из наружных показателей могущества сеньора была воздвигнутая в его владениях виселица: у герцога она была о шести столбах, у барона - о четырех, у шателена - о трех и у остальных только о двух столбах.

Трудно дать исчерпывающий перечень тех деяний, за совершение которых закон грозил смертной казнью, но указание некоторых из них выясняет, насколько дешево ценилась человеческая жизнь. Так, в России 17 в. около 60 стат. Уложения 1649 г. назначают виновным различные виды смертной казни. Но, в действительности, к этим случаям должны быть прибавлены другие, когда отдельные указы грозили этим же наказанием. Мы встречаемся с угрозой смертью в России 16-17 стол. за такие преступления, как ловля селедки, торговля целебным корнем-ревенем, покупка беспошлинно мехов, неверное показание веса соли при взимании пошлин, женитьба без отпускных билетов, бегство холопов, укрывательство беглых солдат, многие религиозные и государственные преступления, против личности, собственности.

То же самое было и в других законодательствах, расточавших угрозы смертной казнью за самые различные преступления. Палачи уставали от их ужасной работы, но смертная казнь не переставала выхватывать свои бесчисленные жертвы преимущественно из низших слоев народа. Они были поставщиками эшафота: как тогда, так и теперь "пролетариат постоянно представляей собою передовую боевую линию, и является ли врагом болезнь или же преступление, он всегда гибнет первым".

Мы поэтому не удивляемся, что сознательные представители трудящихся классов населения заявили себя в массе более энергичными противниками смертной казни, чем, например, аристократия и духовенство, среди которых, наоборот, часто встречаются сторонники этого наказания.

Так, в конце XVIII века вопросы уголовного законодательства подвергаются всенародному обсуждению при составлении в 1789 году наказов депутатам, посылаемым в Париж для работы над обновлением государственного строя. Как известно, эти наказы вырабатыались в сословных собраниях, и поэтому они представляют громадный интерес для выяснения отношения различных классов французского общества к вопросам права и, вообще, государственного устройства. Задачи настоящей работы не позволяют нам подробно остановиться на разработке богатейшего материала наказов, выясняющих не только фактическое состояние уголовной юстиции во Франции 18 в., но и желания в этой области дворянства, духовенства и третьего сословия. Мы ограничимся в настоящее время ознакомлением по наказам лишь с отношением к смертной казни во Франции различных слоев общества.

Как известно, общей программы наказов не было выработано. Каждое собрание записывало в тетрадку то, что интересовало его наиболее. Чем шире была нужда, чем более страдало то или другое сословие от ее неудовлетворения, тем чаще встречается указание не нее в наказах. Содержание наказов показывает, что вопрос о смертной казни пользовался широким общественным вниманием. По нашему подсчету он затронут в 68 наказах. Но различные классы отнеслись к нему не с одинаковым вниманием. В 47 случаях (почти 70% общего числа наказов, в которых встречается упоминание о смертной казни) это были наказы третьего сословия, в 6 случаях наказы дворянства и только в 3-х случаях, или 4,4% наказы духовенсва).

Неудивительно, что третье сословие проявило здесь наибольший интерес. Оно не могло не видеть и не чувствовать, что поставщиком эшафота является беднота, что тюрьмы населены ею же, что кары, которым подвергают рабочего, крестьянина, ремесленника, в несколько раз суровее наказаний для дворянина и лиц, принадлежащих к духовенству. Жалобы на уголовную юстицию встречаются в громадном числе наказов третьего сословия.

Так, в одном из наказов дается такая характеристика уголовного законодательства: "мы бедны; наши жены иногда, после ветров, идут в лес подобрать поломанные сучья, тобы испечь хлеб, но сторожа хватают их. Мы видели беременных женщин, которых бесчеловечно тащили в тюрьму на долгие дни, недели, и, когда мы приходили взять их, нам отвечали, что они родят в тюрьме не хуже, чем в другом месте... Нам не нравится, что судьи так высоко поставлены над нами по рангу... Наши дочери Салмон, Брадье, Симар, Лардис и много других были из бедного народа; их судьи были богаты и могущественны; состав суда, выбранный из их сословия, отнесся бы к их чести и жизни с тем вниманием, с каким они ценили их сами... Есть факты, которым нельзя было бы поверить, если бы не научил всему верить этот режим, считающей одинаковой по цене жизнь зайца и жизнь человека". Эта последняя фраза требует изменения законов об охоте, созданных исключительно в интересах дворянства. Жестокое наказание, вплоть до смертной казни, постигало тех виновных крестьян, кто решался убить по голодной нужде какую-нибудь дичь: право охоты на нее было предоставлено развлекающемуся дворянству, которое стремилось охранить его еще строже.

Вопрос о смертной казни не только чаще всего упоминается в наказах третьего сословия, но и разработан в них с наибольшею полнотой и подробностью. Видно, что всходившие на плаху были особенно близки этому сословию, и оно заботливо старалось спасти преступника от казни, ограничить случаи ее применения, обставить приговор возможными гарантиями и избавить от позора труп казненного. Если в наказе третьего сословия возбуждается вопрос о смертной казни, то почти всегда сословие указывает на необходимость большого ограничения области ее применения. Оно просит отменить колесование, сообщать каждый смертный приговор королю и приводить его в исполнение только после утверждения самим королем, ограничить случаи смертной казни назначением ее только за некоторые преступления (лишь за предумышенное убийство, как требовали одни наказы, или за убийство, поджоги и отравление, как указывали другие наказы и пр.). Так, третье сословие Монпелье просит, чтобы смертная казнь назначалась только в тех случаях, когда от преступления не могут удержать ни страх потери чести, ни лишение имущества и свободы. Третье сословие Версаля просит, чтобы смертная казнь назначалась лишь в самых редких случаях и лишь за самые ужасные преступления. Третье сословие острова Корсики просит ограничить смертную казнь применением ее за преступления против величества, за отцеубийство и предумышленное убийство. Так как смертная казнь исполнялась не одинаковыми способами над знатным и "простым" гражданином, то третье сословие просит об установлении равенства и в этом отношении. Особенно характерна просьба третьего сословия Рошфора, которое указывает на позорностьсмертной казни через повешение и "умоляет короля отменить этот вид казни и заменить его отрубанием головы, применяемым до сих пор только к благородным". Об этом же ходатайствует третье сословие г. Лиона; по его мнению "отрубание головы должно применяться ко всем без различия". Третье сословие просит хоронить казненных так же, как и прочих граждан, без упоминания в метрическом свидетельстве рода смерти, т.е. казни. Третье сословие Понтью, требуя органичения смертной казни применением ее лишь за три важнейших преступления, полагает, чтосмертный приговор должен приводиться в исполнение через месяц после вступления его в силу, а объявляться осужденному за сутки до его исполнения. Третье сословие Нэмура рекомендует не объявлять смертных приговоров самим осужденным, а сообщать о них защитнику.

В некоторых случаях были ходатайства о применении смертной казни за такие преступления, за которые она до того времени не назначалась. Так, paroisse Villemoisson просит присуждать к ней за злостное банкротство. Об этом же ходатайствует village de Jagni, tiers etat du Charolais, Commune de Valenton находит необходимым запретить выоз за границу зерна под страхом смертной казни.

Менее всего интересовал вопрос о смертной казни духовенство. Только в двух наказах оно высказывается за ограничение этого наказания. Духовенство же г. Нанси требует, чтобы законы, изданные против дуэлей, соблюдались со всей строгостью. Следует заметить, что эти законы были в высшей степени жестоки: дуэлянты подлежали смертной казни; в случае бегства виновного, он осуждался заочно, и казнь исполнялась над изображением осужденного; казни исполнялись даже над трупами убитых на дуэли; лакеи и прислуга, передавшие письмо с вызовом на дуэль, подлежали телесному наказанию и клеймению раскаленным железом.

Интересно выяснить отношение избранных депутатов к смертной казни.

Франция переживает революцию. Дух народа приподнят как никогда. Национальное собрание слушает доклад депутата Лепельтье-Сан-Фаржо. Он критикует современное ему кровавое законодательство и требует полной отмены смертной казни за одним исключением: глава партии, объявленной декретом законодательного собрания революционной, должен быть казнен не для искупления своей вины, но ради безопасности государства. Этот доклад и прения по нему, бывшие более ста лет тому назад, полны глубокого интереса.

Лепельтье-Сан-Фаржо разивал принципы будущего уголовного законодательства "свободного и просвещенного народа". При ознакомлении с его доводами нельзя забывать, что нас отделяет от них более чем столетие.

Неудивительно, что некоторые предложения оратора, казавшиеся его слушателям смелыми до дерзости, не всегда удовлетворят теперь даже очень скромного либерального криминалиста.

"Закон тем менее достигает цели, чем более он расходится с гуманностью". Таково основное положение докладчика, из которого он делает вывод, что первым требованием уголовного закона является его гуманность. Жестокий закон, противный общественному мнению, не применяется, и преступление остается безнаказанным. В виде примера он указывает на требование закона казнить за кражу у господ, "но господа предпочитают теперь прогнать неверного слугу, нежели донести на него властям; если же дело доходит до суда, то государственный обвинитель, свидетели и потерпевший и даже сами судьи входят между собою в соглашение для защиты обвиняемого от смертной казни и оправдывают его". (Заметим здесь, что именно этими, соображениями безнаказанности преступления объясняется петиция банкиров в Лондоне в начале XIX века: более 1000 банкиров и купцов просили парламент об отмене смертной казни за подделку банковых билетов и мотивировали свою просьбу, между прочим, тем, что громадное число оправданий за это преступление объясняется нежеланием применять смертную казнь: "опасность грозит, - писали они, - самому праву собственности".)

Вторым требованием уголовного наказания Лепельтье-Сан-Фаржо считал соразмерность между виною преступника и применяемой к нему карой; применение же смертной казни к вору, совершившему кражу со взломом, и к убийце является нарушением этого требования.

Исходя из принципов устрашения и исправления, Лепельтье требовал от наказания, чтобы оно было длящееся, публичное и отбывалось, по возможности, в месте совершения преступления: "длящееся наказание, продолжительные работы являются в глазах народа напоминанием об отомщающем законе и возбуждает у всех спасительный ужас". Но устрашительность наказаний "не должна забывать принципов гуманности", и докладчик отвергает кнут и клеймение, хотя и сознается, что колеблется, следует ли отменить последнее.

Переходя к вопросу о смертной казни, докладчик не останавливается на пресловутом вопросе о праве на наказание. Государство имеет это право так же, как имеет право убивать врагов во время внешней войны. Преступник - внутренний враг, и, если нет других средств побороть его, смертная казнь необходима. Но способна ли она остановить движение преступности? По мнению докладчика, - ни в каком случае. Никогда боязнь смерти не останавливает преступника. Он всегда надеется избежать наказания. Простая, неквалифицированная смертная казнь, о которой теперь только и может идти речь, не устрашает, а зрелище казней развращает зрителя. Однако эта критика не помешала автору предложить в замену смертной казни продолжительное суровое заточение с предварительной трехдневной публичной выставкой в кандалах у позорного столба на площади. Имя осужденного, его преступление и приговор должны быть написаны на доске над головой преступника. На этой же доске должно быть описано и наказание, предстоящее виновному: "одно из наиболее горячих желаний человека - быть свободным, потеря свободы будет первым условием его наказания. Вид неба и света - одна из самых приятных радостей; осужденный будет заключен в темный карцер. Общество и общение с людьми необходимы для счастья людей - осужденный будет содержаться в полнейшем одиночестве. Его тело закуют в железо. Хлеб и вода будут его пищей, солома для подстилки будет дана в необходимом размере"... "Но не будем забывать, что всякое наказание должно быть гуманно, и внесем некоторое утешение в этот темный карцер страдания. Первое и главное смягчение этого наказания - сделать его временным... Слово "навсегда" - страшно и неразрывно связано с чувством отчаяния". Преступник должен постепенно получать разные льготы и облегчение своего положения. Отдавая дань взглядам своего времени, требовавшего устрашительности наказания, Лепельтье и члены комитета по пересмотру уголовного законодательства предлагали открывать один раз в месяц двери тюрем и показывать публике преступников в их темных карцерах с надписью над дверью, кто заключен в них и за какое преступление.

Предложение об отмене смертной казни было отвергнуто почти единогласно. Публика, переполнявшая трибуны, была на стороне защитников смертной казни и аплодировала решению Национального собрания сохранить эшафот и на будущее время. Аплодисментами же было встречено предложение депутата Гара-старшего отрубать отцеубийцам перед казнью кисть руки, но раздалось также и шиканье. Правая заглушила своими криками речь Баррера, возражавшего депутату Гара и назвавшего его предложение об отрубании руки позорным. Правая же сторона и часть левых голосовали за это предложение Гара; но оно было отвергнуто (незначительным большинством). Этому голосованию прешествовали горячие прения. Из речей ораторов, выступавших за отмену смертной казни, мы остановимся на двух наиболее интересных. Одну из них произнес знаменитый Робеспьер, а другую, очень обширную и всесторонне освещавшую вопрос, депутат от г. Парижа Дюпор. Робеспьер доказывал, что смертная казнь несправедлива и бесполезна. "Победителя, умерщвляющего побежденного врага, зовут варваром. Человек, убивающий ребенка, которого он может обезоружить и наказать, - чудовище. Обвиняемый, которого осуждает на смерть общество, тот же побежденный и беспомощный неприятель; он, сравнительно с обществом, еще более слаб, чем ребенок перед взрослым... И поэтому в глазах правды и справедливости эти сцены казней - лишь отвратительные убийства". Варварский закон налагает цепи на человека; он - оружие, которым пользуются деспоты, чтобы подчинить народ своему игу; он написан кровью... О необходимости смертной казни говорят защитники старой, варварской рутины. Но разве государство не располагает другими средствами для борьбы с преступлениями? Закон должен быть образцом справедливости. Но если он заставляет проливать человеческую кровь и показывает народу сцены жестокости и убийства, то он действует развращающе".

Речь Дюпора была произнесена от имени комитетов по пересмотру уголовного законодательства и конституционного.

Она произвела впечатление на слушателей, но враждебное отношение большинства аудитории было очевидно для оратора, и он с грустью сознавал, что его речь лишь отсрочивает на четверть часа торжество смертной казни. Лишь один раз Национальное собрание аплодировало Дюпору, когда он возражал защитнику казни в рясе. Это духовное лицо прервало речь Дюпора возгласом, что смертная казнь допущена к употреблению Библией. Дюпор напомнил ему, что братоубийца Каин не был казнен, а Национальному собранию он напомнил, что в 8-й статье "Декларации прав человека и гражданина" оно само признало: "Закон может устанавливать лишь действительно и очевидно необходимые наказания", смертная же казнь не принадлежит к числу таких наказаний. Она не устрашает преступников; они видят в ней лишь ее материальную сторону, нравственная сторона их не касается; наказание смертью для них только смерть, а смерть - дурная четверть часа.

В речи Дюпора сторонники обоих новых течений в области уголовного права при желании могли бы найти их основные идеи. "Убийца - поистине больное существо", - вот мысль Дюпора, которая несколько десятилетий спустя нашла себе выражение в трудах уголовно-антропологической школы. Но в то время как антропологи пришли к оправданию казни неисправимых прирожденных преступников, Дюпор видел в болезненности убийц довод против смертной казни. Идея же социологической школы выражена оратором в признании, что и жестокие преступления имеют свои причины, на которые необходимо реагировать. Это - крайняя нищета и безнадежно тяжелое положение. Необходимы предоставление работы желающим и помощь не имеющим возможности работать. С глубокою верою в социальное происхождение преступлений Дюпор говорил Национальному собранию: "Вы сочли совершенно правильно одною из главных ваших обязанностей составление уголовного уложения, но я решаюсь заявить вам, что три четверти этого уложения заключаются в той работе, которую должен представить вам ваш комитет о нищенстве".

Из других речей, произнесенных в этом заседании национального собрания, отметим речь депутата Прюньона, считавшего необходимым сохранить смертную казнь за важнейшие политические преступления, за предумышленные убийства, отравления, поджоги и подделку банковских билетов. Оратор впадал в очевидное противоречие, когда, требуя смертной казни, говорил: "уголовные законы всех народов составлены могущественными и богатыми против тех, кого называют народом, и таким образом хороший уголовный кодекс - лучший подарок для бедных". И Прюньон требовал, как подарка народу, т.е. его бедным классам, сохранения палача и эшафота, на который почти исключительно входят преступники, вышедшие из того же народа. Было бы ошибочно предполагать, что оратор имел в виду казнь политических преступников из "аристократии"; такое предположение опровергается требованием Прюньона сохранить казнь за преступления против собственности и личности.

В Конвенте вопрос об отмене смертной казни возбуждался шесть раз, прежде чем было принято предложение о ее отмене, впрочем лишь со дня опубликования о наступлении общего успокоения. Депутаты и публика, присутствовавшая на заседании, встретили это постановление шумными аплодисментами (заседание 14 брюмера IV года), но оно не имело никакого практического значения, так как отодвигало эту отмену на неопределенное будущее. Прения в этом последнем заседании Конвента были кратки и велись без всякого оживления. Комиссия одиннадцати предлагала отменить смертную казнь немедленно. Но противники этого предложения находили момент неудачным и провели формулу, которая осуждала смертную казнь принципиально, но не лишала ее возможности продолжать свое кровавое дело. Принятие этой формулы было сомнительной данью общественному мнению. Грандиозная ломка уголовного законодательства и всего политического строя должна была завершиться эффектным и красивым, но ни к чему не обязывающим осуждением смертной казни. По-видимому, сам Конвент не считал принятие такой формулы серьезной отменой смертной казни. По крайней мере, когда в предшествующие заседания заходила речь о немедленной отмене этого наказания, то все предложения не имели успеха. Так, предложение Ксонфеда (заседание 17 июня 1793 г.) отменить это наказание за все преступления, кроме общеопасных, осталось без обсуждения, и никто не поддержал подробного проекта Шампен-Обена, требовавшего 1) отмены смертной казни, 2) сожжения палачами всех эшафотов, 3) приостановки приговоров к казни, постановленных судами обыкновенными - уголовными, военными и революционными трибуналами.

Как известно, во Франции не было опубликовано о наступлении успокоения, и смертная казнь осталась неотмененной. Буржуазная революция удовольствовалась провозглашением красивой формулы отмены смертной казни точно так же, как, провозгласив свободу, равенство и братство, не дала народу ни свободы, ни братства, ни равенства.

С тех пор, как представители населения приняли участие в законодательной деятельности, отношение общественного мнения к тому или иному закону получило особое значение. Но общественное мнение - величина, весьма трудно поддающаяся определению. Несмотря на сделавшиеся совершенно обычными ссылки правительства и народных представителей на одобрительное или отрицательное отношение народа к проектируемым мерам, в действительности, при классовом устройстве общетва, можно говорить лишь об одобрении или порицании отдельных классов современного общества. Трудно указать такие мероприятия, к которым отношение различных сословий и всех классов было бы одинаково.

Все сказанное нами всецело относится и к смертной казни. Несмотря на все богатство литературы о ней, не имеется работ, которые выяснили бы отношение к этому вопросу различных сословий, классов и партий в парламентах. Между тем за истекшее столетие положение смертной казни в законодательстве многократно обсуждалось в парламентах многих государств, и накопился материал, интересный не столько новизною доводов за и против смертной казни, которые давно исчерпаны, сколько постоянством отношения к этому наказанию определенных кругов населения.

Особый интерес представляет странное на первый взгляд явление: в рядах защитников смертной казни видное место занимают служители христианской церкви. Защита смертной казни "служителями Христа", "учителями слова Божьего" всегда вызывала большое удивление и поражала своей неожиданностью.

Еще в 1865 г. М.И.И. Тониссен писал: "мы не понимаем, как католические писатели пренебрегают исследованием этих вопросов (о смертной казни); как могут христиане, долгом которых является заботиться о судьбе всех несчастных, кто бы они ни были, оставаться безучастными или даже враждебными к этому наиболее замечательному в новое время юридическому явлению? Отказываясь обсудить доводы и цифры противников эшафота, они пожимают плечами и довольствуются ответом: "смертная казнь санкционирована Богом в законе, данном евреям".

Однако история борьбы со смертной казнью показывает нам, что эти неожиданности повторялись слишком часто и пора бы уже привыкнуть к ним. Пока церковь была гонимою в первые века христианства, духовенство и на словах и на деле было горячим противником казней. Но наступили новые времена, и положение резко изменилось. Уже при Феодосии IV появляется в католической церкви смертная казнь даже за религиозные преступления. Она встречает резкое осуждение со стороны некоторых христианских учителей, но быстро входит в употребление и получает сильное распространение. Сотни тысяч еретиков и колдуний находят себе мученическую смерть на кострах инквизиции. Но духовенство еще избегает заявлять себя сторонником смертной казни. Оно еще соглашается, что пролитие крови настолько противно религии, что, отказываясь само присуждать к смертной казни, оно обходит запрет Христа о пролитии крови и отдает осужденных ею в руки светского палача или отправляет их на костер для сожжения заживо "без пролития крови".

Таким образом, в это время церковь еще не высказывает мнения, что смертная казнь согласна с духом учения Христа. Но когда существованию палача начинает грозить опасность со стороны законодательных учреждений, то белое и черное духовенство выступает на защиту казни и пытается доказать, что она не противна религии. В России духовенство высказалось за смертную казнь еще при кн. Владимире вскоре после крещения Руси. Когда князь отказывался от казней, "боясь греха", священники убеждали его, что он поставлен Богом казнить виновных.

Но наиболее ярко обнаруживается отношение духовенства к казни начиная с XVIII века в законодательных учреждениях Западной Европы. Некоторые из представителей духовенства, не ограничиваясь своей ролью в законодательных собраниях, пропагандируют идею смертной казни и ее "божественного установления" в периодической печати, проповедях и на собраниях. Конечно, мы не думаем утверждать, что все духовенство во всей его массе является сторонником смертной казни. Нам слишком хорошо известны выступления в русской и иностранной печати духовных писателей против смертной казни. Еще не забыты в России речи, произнесенные в первой и второй Думе скромными сельскими священниками против казней. Известны также примеры, когда духовенство в прежнее, уже давно минувшее время, ходатайствовало о помиловании осужденных. Но бросается в глаза совершенно иное отношение к казни со стороны преимущественно высшего духовенства. Примеры слишком многочисленны.

В 1778 году либеральный шведский король Густав III предложил парламенту, впервые собравшемуся после государственного переворота 1772 г., проект отмены смертной казни за целый ряд преступлений и в том числе за детоубийство и колдовство, которое, по мнению короля, должно быть вычеркнуто из числа преступлений, как существующее лишь в воображении папистов. Что касается казни за убийство внебрачного ребенка, то король мотивировал ее отмену соображениями гуманности и выгодами густоты населения: "малочисленность населения страны напоминает о себе постоянно Его Величеству, а гуманность с ужасом узнает, что сегодня мать убивает своего ребенка, а затем сама всходит на эшафот".

Духовное сословие энергично высказалось против отмены смертной казни за детоубийство и против исключения колдовства из числа преступлений, хотя и соглашалось понизить наказание за него со смертной казни до ссылки. Необходимость смертной казни за детоубийство оно доказывало текстами из священного писания. Бог повелел Ною, чтобы кровь убийцы была пролита людьми, а так как Ной - второй прародитель рода человеческого, то все, что приказано ему, относится и к его потомкам. Помимо этого духовенство указывало также на соображение практического характера, а именно на устрашительность смертной казни, и настаивало, чтобы закон о детоубийстве, как вполне согласный с волей Божества, не подвергался никаким изменениям.

Сословие дворян поддержало проект короля. Отвечая духовенству, оно черпало свои доводы из того же священного писания и указывало, что первый убийца Каин не был казнен, и что для некоторых категорий убийств были впоследствии созданы у еврейского народа особые места убежищ, в которых жизнь преступника была в некоторых случаях в полной безопасности.

Принятие предложения короля, несмотря на оппозицию духовенства, привело к уменьшению смертных казней вдвое, и пасторы, напутствовавшие ежегодно 1769-1778 гг. по 28 человек, приговоренных к казни, в следующее десятилетие 1779- 1788 гг. могли провожать к эшафоту лишь по 10 человек в год.

При попытке отмены смертной казни в княжестве Ганноверском духовенство заявило себя также сторонником этого наказания, но воспротивилось введению гильотины. Оно отдало предпочтение секире палача, так как казнь гильотиной была нарушением божественной воли, повелевающей, чтобы преступник был умерщвляем не машиной, а рукой человека: "кто прольет кровь человека, того кровь прольется человеком" (Бытие IХ, 6).

Многие факты свидетельствуют о благоприятном отношении высшего русского духовенства к смертной казни. Так, в заседании Государственного Совета 27 июня 1906 г. протоиерей Т.И.Буткевич произнес обширную речь в защиту смертной казни, хотя и относил себя к непримиримым противникам всякого пролития крови. Но бывают особые политические моменты, когда необходимы исключительные меры. Обращаясь к оценке доводов против смертной казни, которые приводятся из священного писания противниками этого наказания, оратор говорил: "слишком смелы те комментаторы новозаветного учения, которые утверждают, будто бы в Евангелии есть прямое осуждение смертной казни... Такого осуждения я не нахожу". Оратор склонен думать, что смертная казнь не самое суровое наказание. Он осматривал один из казематов старой Шлиссельбургской крепости и "ужаснулся человеческой жестокости... У меня, - говорил он, - не станет духа спросить вас, милостивые государи, что хуже для человека: моментальная ли смертная казнь или подобное многолетнее заключение в Шлиссельбургском каземате".

Другой протоирей, Е.А-ов, в духовном журнале "Христианское чтение"подробно рассматривает различные тексты священного писания и горячо защищает смертную казнь. В нашу задачу не входит рассмотрение этих доводов чисто богословского характера. Но не лишне будет отметить совершенно неподходящий, казалось бы, для духовного лица тон, которым написана его статья. Так, "во имя человеколюбия" он готов посоветовать властям взять веревку и "употребить ее на изготовление одного забытого, но тем не менее действительного в некоторых случаях средства к вразумлению заблудших". Он находит, что не народная совесть в Государственной Думе произнесла решительный приговор смертной казни, а "печальное недомыслие тех думских невегласов (sic), которые вслед за незабвенными Ляпкин-Тяпкиными вздумали сами собою, собственным умом дойти до сотворения мира".

В таком же смысле высказывался и орган чиновного духовенства в России "Колокол": "ссылка наших псевдогуманистов на христианскую мораль, якобы воспрещающую государственной власти принимать меры против врагов народа, слишком лицемерна и слишком несостоятельна по существу, чтобы можно было придавать ей какое-нибудь значение. Весьма многие авторитетные богословские писатели, трактовавшие этот вопрос, выясняли фальшь и несостоятельность мысли, что христианство якобы регламентирует средства и способы борьбы с преступлением. Мы полагаем, что Государственная Дума не возьмет на себя тяжкой ответственности за все последствия, которые могли бы произойти в случае успеха домогательства левых думских партий в вопросе об отмене смертной казни".

В той же Государственной Думе при запросе о совершении казней в Севастопольской тюрьме часть священников и два епископа высказались против спешности запроса.

Наибольшей силы протесты против смертной казни достигли в 1905 и 1906 гг., но протесты лиц духовного сословия были сравнительно редкими явлениями. Немногие же протестовавшие подвергались ответственности со стороны высшего духовного начальства. Так, были осуждены за протест против смертной казни пять священников в Харькове, один в Тифлисе.

Сходные мысли в защиту смертной казни мы находим у французских и немецких священников. Когда в 1907 г. начала грозить опасность существованию смертной казни во Франции, духовник парижских тюрем пастор Абру выступил на ее защиту. Он произнес обширную речь на заседании Societ? generale des prisons, организованном для обсуждения проекта отмены смертной казни. Оратор уверял, что страх смертной казни пробуждает в осужденных религиозное чувство и иногда приводит их к полному нравственному перерождению. Наоборот у приговоренных к каторжным работам он ни разу не замечал искреннего обращения. Если мы находим примеры смертной казни в Ветхом Завете, говорил пастор, то невозможно допустить, что она осуждена Богом. По отношению к некоторым преступлениям закон Моисея совершенно ясно говорит, что виновный должен подлежать смертной казни. Но ошибочно утверждать, что ее нет в Новом Завете. Она назначена там даже не за преступление, а за простое скрытие наследства, за ложное объявление цены имения. В ответ на доводы, что смертная казнь не устрашает, этот священник заявлял, что "она очень устрашает" и не без грусти добавлял, что с тех пор, как каждый осужденный уверен в своем помиловании, когда в государственном бюджете уже нет расходов на приведение смертных приговоров в исполнение (он ошибался, говоря это), с тех пор он слушает священника, хотя и со вниманием, но без волнения. В наш век безверия почтенный пастор видел в смертной казни могущественное средство заставить слушать себя "с волнением и со вниманием". Доказывая устрашительнось смертной казни, он ссылался на кодекс, выработанный бандой разбойников: в нем всего дюжина статей и они коротки: за всякое нарушение - одно наказание смертью. Почему? Потому, что только это наказание их устрашает; для них других не существует. По мнению оратора, пожизненное заключение не остановит преступлений. При этом он высказывал опасение, что после отмены смертной казни найдутся среди сенаторов и депутатов филантропы, которые через 3-4 года будут говорить против пожизненного заключения. Итак, добавлял пастор Абру, у нас не останется ни смертной казни, ни заточения.

В немецкой литературе мы также находим среди духовных писателей горячих защитников смертной казни. Такова, например, работа Hub. Theod Ioerrens, Geistlicher der Kolner Erzdiocese. Die Todesstrafe. Автор, впрочем, не приводит текстов священного писания. Он оправдывает наказание смертью целями общежития. В народе живет чувство правды, требующее, чтобы всякое зло понесло соответствующее возмездие. Общественное мнение всегда возмущается помилованием тяжкого преступника. Это чувство приводит в Америке к линчеванию. Автор даже поставил эпиграфом свой брошюры закон Линча "Lasst ihr den Schurken aufen das Volk wird ihn schon fassen wissen". В качестве тюремного священника Ioerrens указывает на свое знакомство с приговоренными к смерти преступниками и утверждает, что они спокойно ждали казни, и двое из них были даже против их помилования, т.к. хотели своей смертью искупить совершенное ими убийство. "Если позволено совершать убийство на войне и в состоянии необходимой обороны, то для обороны социального организма должно быть дозволено казнить преступника. Отмена смертной казни повела бы к уравнению таких преступлений, как убийство, разбой, поджог. Но было бы несправедливо наказывать за все преступления одинаково пожизненным заключением".

В русской литературе к этой точке зрения примкнули также некоторые лица, принадлежащие к духовному сословию. Один из них, Иллиодор, потребовал публичной и торжественной казни графа Витте, которого он считал виновником нового политического строя в России. Если мы позволяем себе привести выдержку из статьи этого иеромонаха, то единственно с целью показать, как далеко может завести служителя Христа увлечение вопросами политического характера: "непременно нужно повесить этого изменника; нужно повесить при такой обстановке: на Красной площади в Москве построить нужно высокую виселицу из осины; ударить в набат на колокольне Ивана Великого; собрать весь православный народ; около виселицы поставить всех министров; тогда привести великого преступника на место казни; привести как следовало бы, не в ермолке и лапсердаке, а во всех орденах и графской короне. Это нужно сделать для того, чтобы показать, что от виселицы никто за измену и предательство не может убежать. Потом архиереям или священникам благословить палача на святое патриотическое дело, и он после того должен вздернуть графа на перекладину двух столбов".

Рассмотрение отношения духовенства к смертной казни убеждает нас, что оно, являясь глубоко консервативным, в большинстве случаев защищает наказание смертью или в лучшем случае не борется с этим наказанием.

В истории законодательной борьбы против смертной казни должно быть отмечено отрицательное отношение к этому наказанию со стороны представителей демократических партий.

В известном труде Olivecrona мы находим несколько таких примеров, взятых еще из первой половины ХIХ века и выясняющих мнение о смертной казни сословия крестьян в Шведском парламенте.

Так, в сессию 1840-1841 гг. это сословие настолько энергично потребовало отмены квалифицированной казни, что другие сословия также занялись обсуждением этого вопроса и результатом его был закон 10 июня 1844 г. об отмене тяжких видов казни. В сессию 1862-1863 гг. сословие крестьян обсуждало вопрос о полной отмене исследуемого нами наказания. Семнадцать ораторов один за другим высказались против удержания кровавой расплаты с преступниками, и предложение об отмене закона о см. к. было принято большинством 40 голосов против 37. Однако ни сословие дворян, ни представители духовенства не поддержали вотума крестьян. В сословии дворян противником смертной казни выступил Olivecrona, а защитником министр юстиции, указывавший на редкое применение казней. Сословие дворян высказалось за смертную казнь, а духовенство совершенно не обсуждало вопроса о ее отмене, а лишь о публичности казней и высказалось за публичность.

В сессию 1859-60гг. сословие крестьян и буржуа приняли предложение Оливекрона о внесении в кодекс статьи, дозволяющей присуждать убийцу вместо казни к пожизненным каторжным работам. Наоборот, сословия дворян и духовенства отвергли этот проект.

В сессию 1865-1866 гг. сословие крестьян единогласно приняло предложение о временном в виде опыта прекращении казней. Но сословие буржуа отвергло это предложение (большинством 27 голосов против 19); сословие же дворян признало, что такое предложение нарушает прерогативу короля - его право помилования.

В это же время (в 1864 г.) обсуждение вопроса о смертной казни происходило в Финляндии. Хотя все сословия приняли предложение об отмене этого наказания, но не с одинаковым единодушием; среди духовенства нашлось семь сторонников казни против 22 ее противников; в сословии дворян вопрос прошел всего большинством 3 голосов; наоборот, сословие буржуа приняло предложение единогласно.

В нашем отечестве за более раннее время имеется некоторый материал, показывающий отношение дворянства к наказанию смертью в половине 18 века. Когда в 1743 г. императрица Елизавета Петровна в указе на имя Лесси писала, что никакие преступления русских солдат в Финляндии не должны наказываться смертью, то в том же году сенат, членами которого были исключительно дворяне, докладывал государыне, что "злодеям, ворам и разбойникам, смертным убийцам, воровских дел мастерам и прочим, являвшимся в смертных винах, по силе государственных прав и указам Петра Великого, следует чинить смертную казнь, а иначе, несмотря на жестокие наказания, эти преступления будут возрастать". Ревельские магистраты не исполняли этого указа и просили о разрешении казнить преступников по-прежнему.

Проект уголовного уложения, выработанный особой комиссией при императрице Елизавете Петровне, щедро расточал казни простые и квалифицированные и расширял область их применения до невероятных размеров; он грозил смертью даже за кражу на сумму свыше 40 рублей. Как известно, проект не получил утверждения.

Мы уже говорили выше об отношении к интересующему нас наказанию различных слоев французского общества, поскольку оно выразилось в наказах депутатам перед революцией. Не меньший интерес представляют наказы русским депутатам перед революцией. В наказах дворян выражается желание об усилении репрессии, о введении смертной казни за целый ряд преступлений, а если и они просят о смягчении наказаний, то для своего сословия. Так, ярославские дворяне, "припадая к стопам матери отечества, просят: не соблаговолено ли будет и в наказаниях отличить дворян от простых людей". Калужские дворяне просили об избавлении их от пыток и смертной казни. Дворяне Новгородского уезда находят, что без смертной казни обойтись нельзя. Орловское дворянство просит наказывать разбойников, смертоубийц, зажигателей по точной силе указа 1721 г. 12 ноября и поясняет, что "чрез это конечно оные злодеи сами по себе истребятся и дальней опасности, как ныне есть, уже в людях не останется". Наконец, высшие правительственные учреждения совершенно игнорируют отмену импер. Елизаветою смертной казни и просят в видах равенства казнить смертью не только мужеубийц, но и женоубийц. Также и государственная Юстиц-Коллегия просит казнить смертью за кражу младенцев.

Как верно замечает проф. Малиновский, такое настроение в пользу смертной казни свойственно было не только рядовому захолустному дворянству. Оно разделялось, например, одним из просвещеннейших людей XVIII века историком кн. Щербатовым, который полемизировал с Беккарией и доказывал необходимость смертной казни.

Все последующие проекты уголовного уложения в России, выработанные представителями высшего чиновного мира, уделяли столь же широкое место наказанию смертью, сколь проведению резкого различия в положении дворянина и не дворянина перед лицом уголовного правосудия. Исключение в этом отношении составили дворяне-декабристы. В выработанном ими проекте русской конституции и в Наказе Временному Верховному Правительству они потребовали, чтобы "законы, особенно уголовные, были одинаковы для всех состояний"; вместе с тем они самым решительным образом высказались против смертной казни. Стоявший во главе заговора Пестель записал в свою "Русскую Правду": "Смертная казнь никогда не должна быть употребляема". Он мотивировал это возможностью судебных ошибок.

Особенно ярким подтверждением благожелательного отношения родовой знати и дворянства к смертной казни являются два поименных голосования этого вопроса в германском рейхстаге в 1870 году.

Решение союзного правительства внести наказание смертью в проект общегерманского имперского уложения встретило горячий отпор со стороны многих членов палаты. При первом голосовании за смертную казнь высказалось 81 депутат, а против нее 118 депутатов. Не останавливаясь на речах ораторов, повторявших обычные доводы за и против этого наказания, мы лишь отметим любопытный факт: из общего числа 27 титулованных депутатов (3 принца, 1 герцог, 3 князя и 21 граф) за смертную казнь голосовали 19 деп., т.е. 70,4%, а против нее только 22, или 31,4 %. Совершенно обратное явление наблюдается по отношению к остальной, неродовитой части депутатов: они в массе были противниками введения казни: 87 депут., или 86,2%, подали голоса против смертной казни и 14 депут., или 13,8%, за нее). Бисмарк употребил все усилия, чтобы при третьем чтении наказание смертью осталось в уложении. В своей речи 23 мая 1870 г. он грозил депутатам, что правительство откажется от мысли дать германским государствам общее уложение, если рейхстаг не примет статью о смертной казни. Результатом поименного голосования была победа Бисмарка. Разделение голосов и на этот раз представляет выдающийся интерес: родовая аристократия, давшая при первом голосовании всего 29,6% противников казней, дала теперь еще менее: вместо прежних 8 их осталось всего один граф Zu-Dohna - Kotzenau. Наоборот, она направила все свои силы на увеличение числа сторонников этого наказания, и мы находим среди голосовавших за него, вместо прежних 19 титулованных депутатов, уже 32, т.е. 99% из общего числа принимавших участие в голосовании (25 графов, 2 герцога, 3 князя, 2 принца). Из титулованных, голосовавших ранее против смертной казни, четверо подали теперь голоса за нее, а трое не явились на заседание. Если мы вспомним, что вопрос о смертной казни был разрешен всего большинством в 8 голосов (127 голосов за с.к. и 119 против), то признаем, что родовая аристократия сыграла большую роль в сохранении для Германии палача и плахи.

Голосование титулованной аристократии за смертную казнь находилось в полнейшем противоречии с петицией Берлинского рабочего союза, просившего рейхстаг дать стране кодекс без легального убийства. Почти такого же содержания была петиция людей науки, судебных практиков и пр., подписанная 84 лицами, и третья петиция от жителей Берлина. Депутаты рабочих Бебель и Либкнехт подали свои голоса, конечно, против смертной казни.

Такое отношение представителей социалистических и демократических партий к интересующему нас наказанию наблюдалось постоянно. Борьба против смертной казни стала теперь сильнее. По верному же замечанию противника см.к. проф. Prins, аболиционистское движение, после французско-немецкой войны в 1870 г., до того времени очень сильное, ослабело. Проф. Prins объясняет это положением Европы: "Когда вспоминают, что современная борьба человека отнимает преждевременно жизнь у честных людей и жертвует полезными работниками на полях сражения, при различных междоусобиях и при несчастных случаях на работе, то говорят, что наша цивилизация мало ценит человеческую жизнь и что нет соответствия между этой гекатомбой и заботами, с которыми она относится к вредным членам". Нельзя не признать, что человеческая жизнь, действительно, до сих пор ценилась и теперь ценится очень дешево. Но когда в ответ на требования человеческого отношения к преступнику сторонники смертной казни упрекают своих противников в сентиментальности, то они совершают очевидную и грубую ошибку. Не без остроумия итальянский криминалист и депутат Турати называл призывающих к жестокости в борьбе с преступностью террористами; в согласии с наиболее эгоистичной и трусливой частью общества они, говорит он, железною рукой аплодировали смертной казни, требовали поменьше школы, побольше розги; перед печальным и нелепым явлением, что тюрьма слишком часто предпочитается мышиной норке рабочего, они не видели другого средства, как ухудшения первой.

Франция дает нам наибольшую возможность выяснения отношения партий к смертной казни, т.к. в этой стране попытки отмены этого наказания делались чаще, чем в каком-нибудь другом государстве. Вслед за таким проектом в 1881г. Луи Блана, такие же предложения вносятся или обсуждаются 31 мая1886г., 23 февраля 1888 г., 9 июля 1898 г., 9 января 1900 г., 20 марта 1900 г., 2 декабря 1902 г., в 1906 г., 1907 г. и в ряде заседаний 1908 года.

Инициаторами предложения, внесенного 31 мая 1886 года, были 53 депутата во главе с Frebault, Clemanceau, Camille Pelletan, Millerand, Ceovis Hugues и др., среди которых были сторонники социалистических партий разных оттенков.

Среди 50 депутатов, сделавших 8 июня 1898 г. предложение об отмене казни, было 47 социалистов, в том числе Cl.Hugues, Millerand, Mirman, Rouanet, Sembat, Vaillant, Viviani и др. По профессии пятая часть (10 депутатов) принадлежала к числу рабочих.

Предложение, внесенное 2 дек. 1902 г., было подписано 69 депутатами, в том числе 51 социалистами разных партий (24 радикал-соц., 9 социал., 5 соц.-револ., 3 соц.-коллек., 2 соц.-незав. и др.) и 14 радикалами.

Проект Joseph Reinach, представленный 10 декабря 1906г.,был подписан 74 депутатами. Из них 35 принадлежали к партиям социалистов (23 радикала-социалист., 5 социал, 5 объединенных, 1 незав.-соц., 1 соц.-парл.), 25 респ.-радик., 10 республ. Среди подписавших также были: один священник - Lemire (христ.-дем.), заявивший себя убежденным противником смертной казни, и только один правый депутат. В защиту смертной казни с особенной страстностью выступал консервативный депутат M. Georges Berry, а против социалист M. Ab. Willm и М. Sembat. Большинством голосов проект был отклонен. Голосованию в палате депутатов предшествовала широкая агитация в периодической печати, высказывавшейся, большей частью, против проекта отмены. Целый ряд составов жюри делал постановления в пользу удержания наказания смертью, и число смертных приговоров поднялось до небывалой высоты. Печать и сторонники казней указывали на эти требования присяжных заседателей как на выражение настроения Франции. С этим нельзя согласиться. Можно лишь признать, что присяжные заседатели выразили настроение тех кругов, из которых они вышли. Это прекрасно поняло радикальное министерство, настроенное благожелательно к отмене наказания смертью. 29 января 1908 года министр юстиции, Бриан, разослал циркуляр о включении в списки присяжных заседателей также рабочих, до того времени сюда не включавшихся. Министр напоминает, что в силу закона, "от обязанностей" присяжного заседателя устраняются те, кто принуждены жить трудом их рук, и поденщики. Министр толкует эту статью в том смысле, что она создана в интересах рабочих, чтобы не возлагать на них непосильную в материальном отношении тягость. Но они не лишены права нести эти обязанности в противоположность прислуге и служителям на жаловании. Установившийся порядок невключения городских и сельских рабочих в списки присяжных не может быть признан правильным: жюри составляется теперь не из всей совокупности граждан, но лишь из некоторых их категорий; таким образом, "нет истинно народного суда, какой хотела установить революция". Необходимо вернуться к составу присяжных заседателей, более демократичному и в то же время отвечающему намерению законодателя. Тогда вердикты получат большую силу и значение". За рабочими остается право просить в каждом случае об освобождении их от обязанностей присяжного заседателя.

Этот циркуляр был издан министерством еще до демонстраций рабочих против смертной казни. Когда проект ее отмены был отклонен палатой, правительство обратилось к приведению смертных приговоров в исполнение. Одна за другой совершаются казни в Бетюэне, Карпентре, Альби. Всюду приходят поезда с вагонами, переполненными зрителями. У эшафота разыгрываются отвратительные сцены оргий. Палача встречают криками: "Да здравствует Дейблер!". В Альби уездная "араистократия" устраивает на вокзале овацию палачу, который любезно раскланивается. После осуждения Солейяна президенту республики подаются просьбы о непременной казни злодея, и одна из таких петиций подписывается "французскими женами и матерями"., уверявшими президента, что они не могут спокойно спать, пока жив такой изверг, и по словам "L' Humanit?", это были женщины из того самого квартала, обитательницы которого выкалывали кончиками своих зонтов глаза расстрелянным коммунарам".

Среди этих воплей "распни, распни его", среди этого вихря толпы, пляшущей у эшафота, среди приветственных криков палачу, тем знаменательнее становится шествие по улицам Альби рабочих, протестовавших против казней. Это был протест принципиальный, направленный не против казни определенной личности, а против наказания смертью вообще. В истории борьбы со смертной казнью во Франции он был первым таким ярким, публичным коллективным протестом. Французские и русские газеты сообщали и о другом таком же протесте также преимущественно со стороны рабочих против казни в Париже Лабефа. Против его казни были многие французские газеты. Петиция о его помиловании была покрыта более, чем 6000 подписей и в том числе Анатолем Франсом, Камиллом Пельтаном, Жоресом, аббатом Лемиром, г-жей Северин, Анри Рошфором и пр. Во главе агитации против казни стоял редактор газеты "La guerre sociale", защитник осужденного Густав Эрве. Исполнение приговора сопровождалось протестами рабочих, убийством, вмешательством конной полиции, с обнаженным оружием оттеснившей толпу от эшафота.

В истории борьбы против смертной казни в России за последние восемь лет ее усиленного применения имеется немало примеров того или другого отношения к этому вопросу различных слоев русского общества. Но историку приходится говорить здесь более о поразительно единодушном отрицании этого наказания, чем об его одобрении. В самом деле. Дума 1-го созыва уже во втором заседании (29 апреля 1906г.) единогласно приняла предложение: "возложить на комиссию непременную обязанность внести в адрес указание на безусловную необходимость ныне же приостановки смертной казни по всем делам, политическим и уголовным, в общих и военных судах до тех пор, пока не будет окончательно и раз навсегда отменена смертная казнь в России" (Стеногр. отчеты 31 стр.).

Это предложение было внесено представителями конституционно-демократической партии. В третьем заседании социал-демократы предложили, "чтобы, не ожидая выработки адреса, Дума выразила свою и народную волю об амнистии и об отмене смертной казни через своего председателя Государю".

18-го мая конституционно-демократическая партия внесла проект отмены смертной казни, и в тот же день Дума передала его в комиссию с поручением представить доклад не позже следующей недели. Но правительство требовало обсуждения вопроса лишь через месяц. Предложение трудовиков о немедленном обсуждении проекта было отвергнуто. Через месяц, 19 июня, проект отмены смертной казни был принят единогласно, при громе продолжительных аплодисментов.

Проекты отмены смертной казни были внесены трудовиками и конституционно-демократической партией и в Думу 2-го созыва. Предполагавшееся обсуждение этого проекта было отложено по предложению одного из членов конституционно-демократической партии (большинством 194 голосов против 165; против отложения говорили правые и крайне левые). Оратор, предложивший отложить обсуждение вопроса, говорил: "как в первой Государственной Думе, так и в настоящее время, всеми силами своего убеждения, мы стоим за необходимость отмены смертной казни... Но, с другой стороны, мы сознаем, - и считаем себя обязанными об этом сказать Государственной Думе - мы скажем, что в области данных вопросов Государственная Дума в настоящий момент, при существующих условиях, не в состоянии добиться каких-либо положительных реальных результатов". (Стеногр. отчеты 2 т. 1150 стр.). Через несколько заседаний Дума была распущена, и проект остался необсужденным. Но отношение Думы к наказанию смертью ясно выразилось при обсуждении проекта отмены военно-полевых судов. Представитель конституционно-демократической партии внес предложение, (12 и 13 марта 1907г.), поддержанное крайне левыми, поставить этот вопрос в первую очередь. Возражали против этого представители крайне правой и умеренные крестьяне. В пользу военно-полевых судов голосовали только правые.

Дума 3-го созыва дала, как известно, новую группировку политических партий: в нее вошли большей частью сторонники правых политических течений или близких к ним. Отношение Думы к смертной казни поэтому также резко изменилось. Левые партии внесли 19 июня 1908 г. за 103 подписями проекты отмены, но господствовавшее в Думе большинство (правые, партия 17-го октября, националисты) не спешило с его обсуждением. Только 28 января 1909 г. вопрос об отмене был передан в особую подкомиссию и комиссию по судебным реформам; обе высказались против отмены смертной казни. Попытки ускорить обсуждение Думою проекта не привели к желательным результатам.

Такое отношение к институту наказания смертью является вполне характерным и обычным для партий центра и правых. Последние поднимали свой голос с требованием казни в то время, когда страницы периодической печати покрывались бесчисленными протестами против этого наказания и когда ни одно публичное собрание не обходилось без принятия соответствующих резолюций. "Союз русского народа" по телеграфу еще в 1906 году посылал ходатайства, печатавшиеся в "Правительственном вестнике", об удержании смертной казни... Так, телеграмма из Рузы гласила: "Союз русского народа" в городе Рузе умоляет тебя, Государь, о сохранении смертной казни, неприменение которой, а также дарование амнистии поведут, по крайнему нашему разумению, к ожесточению и самосуду над крамольниками". Такого же содержания были телеграммы и от других отделов означенного союза.

Если в этих телеграммах говорится об ожесточении и предстоящем самосуде над крамольниками, в случае отмены смертной казни, то сторонникам ее отмены приходилось выслушивать сходные угрозы даже убийством. Перед обсуждением проекта отмены в Государственном Совете некоторые его члены получили письма одинакового содержания с печатью, изображающей череп и две сложенных накрест кости: "Вы добиваетесь отмены смертной казни для того, чтобы дать революционерам совершать безнаказанно государственные преступления. Мы не можем допустить, чтобы банда сановных крамольников тиранила мирное население и заливала Россию кровью ее верных сынов. Знайте, что как только ваше стремление исполнится и смертная казнь будет отменена, мы первые воспользуемся тотчас же данной вами свободой для того, чтобы безнаказанно свести счеты с такими радетелями родины, как вы. Если у законной власти отнимается сила, мы будем вынуждены взять ее себе. Палка о двух концах. Если вы дадите возможность революционерам терроризировать население, нам останется для спасения родины ответить террором, первыми жертвами которого падете вы. Закон пройдет, - готовьтесь к смерти".

На съездах союза, или родственных ему по духу организаций, раздавались грубые по форме и жестокие по содержанию речи. Происходивший в Москве съезд "Союза землевладельцев" спокойно выслушал речь своего члена дворянина П., находившего военное положение слишком мягкими и сравнивавшего его "с игрой в солдатики". По его мнению, военное положение должно давать право казнить всякого, хотя бы за тушение фонаря на улице. После осуждения к смерти Богрова, убийцы председателя совета министров, члены союза русского народа в Киеве подали властям просьбу о допущении их присутствовать при казни. Получив просимое разрешение, члены союза вели себя во время казни так, что были призываемы к порядку.

Один из органов правых, "Земщина", писал: "за отсутствием у преступников души, необходимо, чтобы тело их ощутило ужас, хотя бы приблизительно равный тому, который они заставляли переживать свои жертвы".

Не нужно думать, что этот язык свойственен исключительно русским реакционерам. Весьма похожие на приведенные выше строки защиты казни мы находим и в реакционной иностранной печати. Французская газета "La libre Parole" писала: "аболиционист чувствует себя всего проникнутым жалостью при мысли, что человек, будь это хотя бы позорный убийца, может быть "разрезан на два куска". Он проливает крокодиловы слезы, когда видит, хотя бы во сне, как скатывается в корзину палача голова такой интересной и симпатичной особы, как Салейян".

Агитация правых партий в пользу смертной казни никогда не встречала сочувствия в широких кругах народа. Наоборот, отрицательное отношение последних к этому наказанию обнаруживается из целого ряда фактов. Депутаты крестьяне и рабочие в первой и второй Государственной Думе были горячими противниками наказания смертью. Среди печатавшихся в газетах протестов часто встречались подписанные исключительно рабочими или крестьянами. Среди просмотренных нами протестов крестьян встречаются наивные по их форме, но интересного содержания. Так, в одном из таких протестов мы прочли: "мы, крестьяне... пришли к заключению, что нам необходимо отменить смертную казнь. Убить человека можно, а воскресить его не воскресишь никогда, никакими сказочными водами. Много-много погибает людей безвинно - напрасно и никогда не возвратишь". Среди 75 наказов крестьян Самарской губернии депутатам первой Думы мы нашли 37 наказов с требованием отмены смертной казни. В третьей Думе, при обсуждении проекта об усилении ответственности за кражу крупного рогатого скота, один из крестьян обещал внести от имени крестьян проект о наказании конокрадов смертью, но, очевидно, не нашел сторонников этого предложения, так как оно внесено не было.

Достаточно ясным показателем отрицательного отношения широких слоев России к наказанию смертью может служить само число подписывавшихся под протестами. В самое короткое время, например, в "Русские ведомости" было доставлено около 25 000 подписей, не считая коллективных заявлений, которые должны были дать еще большие цифры. Наконец, вся русская печать, за исключением крайнего правого направления, упорно боролась и борется против смертной казни.

Иностранная периодическая печать отличается в этом отношении от русской. Только органы социалистических партий ведут в Германии и Франции аболиционистскую компанию. В Эрфуртскую программу германской социал-демократической партии еще с 1891 г. записано требование отмены смертной казни. На происходившем в 1906 году съезде германских социал-демократов в Мангейме было принято несколько резолюций в области реформы уголовного права и в том числе отмена смертной казни.

Виднейшие представители партии всегда боролись против наказания смертью и подчеркивали связь между преступностью и социальными причинами. Эд.Бернштейн, охотно откликнувшийся на призыв редакции сборника "Против смертной казни", настаивал на том, что не отдельный индивидуум, а все общество ответственно за то, что произошло. Только тогда убийство найдет свое полное осуждение в открытом сознании всех, когда мы вообще перестанем убивать во имя общества. Совершает убийство все же рука человека, хотя и направляемая велением закона; закон - творение рук человека, и его правосудие служит выражением человечески интересов и страстей.

Бебель, спрошенный редакцией сборника "Fur oder die Todesstrafe", исходит из мысли, что большая часть преступлений и проступков есть результат печального социального состояния. Он энергично отрицает допустимость наказания смертью.

Депутат рабочих в английской палате общин Макдональд констатирует, что английская рабочая партия единодушно борется против смертной казни, так как "рабочее движение может иметь успех только в просвещенном государстве и поэтому (так думает рабочая партия) должно быть безотлагательно упразднено все, что делает сердца более черствыми и питает грубые инстинкты...".

Столь же решительно высказывается против наказания смертью другой вождь рабочей партии в Англии Кейр-Гарди, и представитель бельгийских социалистов - Вандервильде.

Из итальянских сторонников рассматриваемого нами политического течения депутат и профессор Ферри высказался с особенной подробностью. По его мнению, в целях социального подбора смертная казнь имела бы значение, если бы совершалась в таких громадных размерах, с которыми не может примириться чувство гуманности, а законодатель никогда не должен оскорблять его. Казнь же за чисто политические преступления не может быть оправдана и целями подбора, так как ведет к обратному социальному подбору и понижает уровень души нации.

Такое отношение названной нами доктрины к смертной казни логически вытекает из ее основного положения. Поясняя появление и рост преступности социальными условиями, она видит победу над нею в изменении этих условий.

* Гернет Михаил Николаевич (1874-1953) - русский советский юрист, специалист в области уголовного и исправительно-трудового права. Заслуженный деятель науки РСФСР, доктор юридических наук, профессор. В 1906 году выпустил сборник "Против смертной казни", куда вошли статьи видных русских юристов, философов, писателей и церковных деятелей, а в 1913 году опубликовал монографию "Смертная казнь". Перу М.Н.Гернета принадлежит огромное количество работ по вопросам уголовного права, уголовной статистики, криминологии и пенитенциарии. Особенно известно его исследование "История царской тюрьмы" в пяти томах.