[ Дайджест публикаций центральной прессы и интернет-изданий ]
региональной общественной организации "Правозащитная информация"
Выпуск N 230 (756) от 4 декабря 2003 г. [ N 229 ] [ N 231 ]
публикации:
[ Предыдущая ] [ Следующая ] [ Содержание выпуска ]
-- Ольга Борисовна, за несколько дней вы стали знаменитой. Но никто про вас ничего не знает. Как складывалась ваша карьера судьи?
-- Я поступила на юридический факультет Кемеровского государственного университета в двадцать пять лет. Хорошо училась, была членом КПСС. Наверное, по этим причинам меня распределили в областное управление юстиции для работы в суде. Меня направили в Ленинский районный суд города Кемерово, где после недолгой стажировки я стала народным судьей. Дальнейшие мои передвижения были связаны не столько со мной, сколько с работой мужа.
Мы с мужем знакомы с детства, можно сказать, что дружили всю жизнь. У нас крепкая семья, двое детей и сейчас уже трое внуков. Муж работал в органах государственной безопасности. Сначала в Кемерово, затем его направили в районный город Тайга.
В 1991 году мы переехали в Москву. Большим ударом для нас стал расстрел Белого дома в октябре 1993 года: мой муж тоже был там, в числе многих депутатов и сотрудников был задержан. Вообще политика -- грязное дело, мы много натерпелись из-за нее. Вернулись в Кузбасс. Здесь я и была назначена судьей Кемеровского областного суда.
Через какое-то время мужа опять пригласили на работу в Москву, я поехала за ним. 6 ноября 2000 года я была назначена судьей Московского городского суда. Многое тут показалось мне не очень понятным. Но отношения с судьями да и с самой Ольгой Егоровой, председателем суда, у меня до последнего времени были нормальные. Ну, может, не совсем нормальные с точки зрения закона, но такие же, как у всех.
За двадцать лет работы в судах -- у меня достаточный стаж, чтобы выйти в отставку, -- мне приходилось рассматривать самые разные дела: как уголовные, так и гражданские. Я рассмотрела многие сотни, если не тысячи дел, насмотрелась много чего, судебную систему знаю глубоко и изнутри. Но того, что произошло между мной и Егоровой, я раньше и представить себе не смогла бы. Скажу, что в Сибири суды намного чище, чем в Москве. Там и представить себе нельзя таких грубо заказных дел или таких разговоров о коррупции.
-- Вы вспоминаете какие-нибудь интересные дела из вашей судебной практики?
-- В Мосгорсуде первое дело, которое мне поручили, касалось четверых сотрудников угрозыска, они обвинялись в числе прочего в получении взятки. Разумеется, они были под стражей. В первые же дни слушания ко мне подошел адвокат и сказал: "Спасибо, что у вас хватило смелости взяться за это дело. До сих пор все судьи так или иначе от него отпихивались". А я и не знала. Мы рассматривали это дело очень тщательно и подробно. В итоге суд убедился, что взятка была подложной, и оправдал всех четверых, освободив их из-под стражи в зале суда. Тогда меня вызвала Егорова и сказала: "Разве ты не знаешь, что у нас с первого раза оправдательные приговоры не стоят?" (то есть отменяются в кассационной инстанции. -- Л.Н.). Я сказала, что суд вынес приговор в соответствии со своим внутренним убеждением. Последующее опротестование прокуратурой этого приговора в Верховном суде доказало мою правоту: приговор устоял.
-- Оправдательные приговоры -- до сих пор редкость в нашем правосудии. Вам приходилось еще их выносить?
-- Да, не далее как в августе нынешнего года я оправдала женщину, которая обвинялась в убийстве. Я пришла к убеждению, что доказательства ее вины были сфальсифицированы.
-- Ольга Борисовна, вы сказали, что политика -- грязное дело. А теперь вы сами хотите идти в политику, баллотируясь в Государственную Думу. Кстати, от какой партии вы идете на выборы?
-- Я баллотируюсь по одномандатному округу, мои избиратели живут под Москвой, в Серпухове и Чехове. Оказалось, что идти в депутаты по федеральному списку от партии -- это слишком большие деньги, у меня их нет. Это только еще раз подтверждает, что политика -- грязное дело. Но я всегда интересовалась политикой и была активным избирателем.
А как же иначе, если я -- судья? Мне приходилось судить и осуждать мальчишек за глупые мелкие кражи. В то же время люди, которые совершают преступления в государственном масштабе, остаются безнаказанными. Никак иначе, чем преступлением, я не могу назвать развал СССР в 1991 году или расстрел Белого дома в 1993-м. И ладно бы, если бы жизнь людей в результате этого улучшилась. Но она ухудшилась.
-- Насколько ваш конфликт с председателем Мосгорсуда Ольгой Егоровой повлиял на ваше решение баллотироваться в Думу?
-- Это не просто конфликт, это было беспрецедентное давление на суд. Егорова вызывала меня несколько раз, когда прокуратуре казалось, что слушания движутся не в том направлении, а последний раз -- из совещательной комнаты, что вообще неслыханно. Никогда на меня никто так не кричал. Я бы не пошла, если бы знала, зачем она меня вызывает. Я зашла к ней без пятнадцати шесть -- в моем совещании с заседателями был как раз перерыв, -- а вышла в половине восьмого. Наверное, мне стало плохо в процессе этого разговора, потому что я даже не все помню.
Именно в результате конфликта с Егоровой я и решилась, если повезет на выборах, сменить профессию. Мне есть чем заняться в высшем органе законодательной власти: это проблемы правосудия. Я сомневаюсь, чтобы в каком-нибудь из провинциальных судов творились такие же запредельные безобразия, как в Мосгорсуде, но это вопрос степени, а проблемы-то общие.
Судья, именуемый в законе независимым носителем судебной власти, зачастую оказывается в положении обычного чиновника, подчиненного председателю суда. Механизм давления основан на том, что прокурор или другие влиятельные и заинтересованные лица звонят не судье (если только нет каких-то личных связей), а председателю суда. Председатель вызывает судью и начинает сначала мягко, в форме рекомендаций или консультаций, а затем и более жестко убеждать судью принять "правильное", то есть угодное кому-то решение. Судья же зависим от председателя суда в элементарных вопросах получения квартиры или премий, в вопросах распределения дел для слушания. При желании председатель суда всегда найдет в работе судьи такие недостатки (при существующем навале дел нельзя, например, избежать элементарной волокиты), которые позволят прекратить его полномочия через квалификационную коллегию судей, которую тоже контролируют чиновники от правосудия.
Вот так было со мной и со многими другими судьями Мосгорсуда, которые просто не решаются в этом открыто признаться. Согласно закону уголовное судопроизводство должно строиться на принципе состязательности и равенства сторон, но реально суд до сих пор чаще всего выступает на стороне обвинения. Суд превращается в инструмент сведения политических, коммерческих или просто личных счетов. Никто не может быть уверен, что его дело -- будь то гражданское, административное или уголовное -- будет разрешено по закону, а не в угоду кому-то. Сегодня это следователь Зайцев, расследовавший уголовное дело по контрабанде мебели, а завтра может быть любой из нас.
И знаете, что меня больше всего возмущает и удивляет в этом деле? Дело Зайцева и дело по контрабанде мебели находятся на контроле в Комитете по безопасности Госдумы и на личном контроле у президента. Кто, о чем и как их информирует об этом деле?
-- Поддерживают ли вас другие судьи?
-- Все судьи просто в шоке: "На что она замахнулась, это же святая святых!". После выступления на радио "Эхо Москвы" мне многие звонили и говорили "спасибо". Звонили коллеги из Кемерово, некоторые судьи Мосгорсуда, судьи в отставке, но по понятным причинам я не буду их называть, пока они сами не решатся выступить открыто.
-- Судьи ощутили на себе результаты судебной реформы, о которой так много говорили, особенно в прошлом году?
-- Пока что судебная реформа не дала ничего, если не считать рассмотрения отдельных уголовных дел в суде присяжных. Нужны более решительные и глубокие реформы. В частности, я считаю, что независимый орган, куда судьи могут пожаловаться на давление, должен быть не внутри судейской корпорации, а, может быть, при президенте.
-- Что надо сделать, чтобы "вылечить" правосудие?
-- Сделать надо многое, но прежде всего проблема упирается в кадры. Судей же не выращивают где-то в оранжерее. Каков нравственный уровень общества, таковы и его судьи. Но что-то все-таки можно сделать, и именно за этим я иду в Государственную Думу.
-- Если по результатам выборов вы не попадете в Государственную Думу, сможете ли вы вернуться в Мосгорсуд?
-- Это зависит от многих обстоятельств. Но может, и вернусь. Почему нет?
-- Желаю вам удачи не только от себя, но и от имени наших читателей.
Выпуск N 230 (756) от 4 декабря 2003 г. [ N 229 ] [ N 231 ]
публикации:
[ Предыдущая ] [ Следующая ] [ Содержание выпуска ]