Фима Жиганец
Закройщик с добрыми глазами
(из рассказов о Коле Тайге)
Совпадения с действительными событиями уголовно не наказуемы
Орган в реанимации
– Да ты, мать, обалдела?! – Опер Серега Степцов сунул свою «ксиву» под нос старшей медсестры реанимационного отделения. – Нам свидетеля нужно срочно допросить!
– Ну-ка, убрал эту дрянь! – огрызнулась медсестра Валя. – Еще палочку Коха занесешь. Свидетель твой паршивый лежит без сознания, вход – только с разрешения врача!
Из-за спины Сереги вынырнул новый персонаж.
– Майор юстиции Костанов, старший следователь, – представился он. – Так где ваш врач?
– Не мой, а дежурный! На третьем этаже.
– Телефон у него есть?
Телефон был, но главлекарь на звонки не отвечал.
– И что теперь? – Костанов начал закипать.
– Мальчонку пошлите на поиски. – Валя кивнула на Степцова. – Доктор Байдаков, Вениамин Семенович. С козлиной бородкой.
Опер со скрежетом зубовным ускакал вверх по ступеням – искать козлину с бородкой.
– А мне что, снаружи торчать? – спросил Костанов.
Валя оглядела следака. Моложавый мужчинка лет под сорок, симпатишный...
– Заходи уже, – смиловалась она. – Девочки, принимайте органа!
Коллектив хрюкнул, и орган оказался за столом, заставленным обильными яствами и бутылями различных конфигураций.
– Хорошо живете, – оценил Костанов.
– Это же ЦГБ, – пояснила Валя. – Скромные презенты от выздоравливающих.
– А как насчет почивших?
– Им в другом месте наливают, – пояснила сестрица Оля. – Наполняй сосуды, пора разговляться.
– Я же на работе!
– А мы на чем?! У Валентины Михайловны сегодня день рождения!
– Эй, на корабле! – раздался хриплый голос из дальнего угла. – Мне тоже налейте! Помираю...
– Не хами! – каркнула Валя и пояснила следаку: – Твой бомжик бесчинствует.
– Не, ну вы люди или полузмеи в белых ботах? – не унималась дальняя постель. – Хоть глоток в клюве принесите!
– Ты же клялась, что он – полутруп, – удивился Костанов.
– Симулянт. Привезли кучу вонючих тряпок, внутри шевелится... Подкидыш, блин. Ходячий триппер.
– Так что с пациентом? Серьезно ранен или как?
– Или как. Хоть бы башку ему для порядка проломили... Здоровый черт, а на вид – труха занюханная.
– Не такая занюханная, – заступился следак. – Вы что, телик не смотрите? Он сегодня девице жизнь спас.
– Ладно, топай к своему герою. Вот бутылка, вот закусь.
– А ему не вредно?
– Тебе же не вредно...
– Логично.
Любимый город может спать спокойно
– Ну, здравствуйте, – приветствовал героя следователь.
– Ну, наливай, – кивнул тот.
Первый шаг был сделан.
– Майор Костанов, – представился Костя. – Следственный отдел прокуратуры Советского района. – Меня зовут Константин Константинович. А вас как?
– Как хочешь. Только не козлом.
– Петухом тоже не надо?
– Не рекомендую.
– И все-таки – имя-отчество, место рождения...
– Пиши: звать – Никто, фамилия – Никак.
Костанов оглядел гражданина Никака. Старый «сиделец», на вид – далеко за шестьдесят. Судя по «перстням» [ Уголовная татуировка в виде перстня с разными символами на «печатке». ] на пальцах, не одну зону оттоптал.
– Все сфотографировал? – ухмыльнулся гражданин Никто.
– Тебя камеры наружного наблюдения запечатлели. И свидетельница Маруся Викторовна. Плюс пальчиков ты оставил безмерно. Так что нет смысла темнить, все равно вычислим.
– Чем позже, тем лучше. К тому же я деваху защищал.
– Я в курсе. Но что тебя, старче, занесло в ненужное время в ненужное место?
– Закроем тему. Напиши, что нашел меня в полной бессознанке. А то щас в припадке забьюсь, с кровавой пеной. Не доводи отважного гражданина до кондратия [ Кондратий – смерть (от русск. просторечного «кондрашка»). ].
– Скажи, отважный гражданин, откуда взялось столько силы в руках? С виду ты такой неказистый... Спецвойска, что ли?
– Охренел? Я из правильных [ Правильный – арестант, который придерживается уголовных понятий и традиций. ], от вашей армии откосил [ По старым воровским традициям «честный» уголовник не имеет права брать оружие из рук власти. ].
– Разве у нас не одна армия?
– У нас с тобою даже кислород разный, – отрубил «правильный». – Но это – высшая химия, ее тебе, легашу, даже сам Мандалеев не растолкует. Лучше просвети, по ходу, кто меня с тылу вырубил?
– Тайна следствия. Как ты ко мне, так и я к тебе.
Знаток таблицы Мандалеева потер свой щетинистый подбородок.
– Лады, за себя расклад дам. А ты курсанешь, кому я хвоста защемил. Я-то сам не местный. Недавно откинулся звонком [ Освободился по окончании срока. ] со строгача в Заграйске.
– И где справка об освобождении?
– Посеял в дороге.
– Сказки братьев Гиммлер?
– Воля по мозгам шибанула. Гульнул по буфету, очнулся помытый [ Помыть – обкрасть жертву (жарг. карманников). ] и подоенный. Хоть не отбуцкали до смерти, и то в радость.
– Героизм на глазах блекнет, – вздохнул Костанов. – Ну слушай. Ты наехал на ребят Мавлана Мадалова.
– «Зверьки»?
– Мавлан – узбек. Стоят за ним Тавро и Омарчик Горийский. Тавро – вор, с Омарчиком мутно, вроде как его тормознули [ Тормознули – лишили воровского звания. ]. Короче, интернационал: русские, хохлы, даже два брата бурята. Группировка серьезная. Теперь моя очередь. Уговор помнишь?
– Не бзди, все по чесноку [ По чесноку (искаж. «по честняку») – все честно. ], – заверил пациент. – Зовут меня Ничкаев Александр Степанович, 65 лет, погоняло Санек Ничтенка.
– А в Паханске решил начать честную трудовую жизнь?
– Начать и кончить. Душа к пролетарскому делу не лежит. Семь ходок, сперва по карманной тяге [ Карманные кражи. ], за другое умолчим из скромности.
– А где родился, семья, мать, отец?
– Не дрочи на природу. Завтра в деле глянешь. Если, конечно, завтра встретимся.
– И не мечтай, симулянт погорелого театра, – охолонул бомжа следак. – Охрана надежная.
В дверях послышались перегуды Сереги Степцова с трагическим рефреном «А вы тут амаретто жрете!».
– За надежную охрану? – предложил Ничтенка.
– Наливай.
Опустошив стакашек, бомж поинтересовался:
– А кто из воров за городом смотрит?
– Коля Тайга.
– Николай Палыч? Он вроде в воры не стремился, а Паханск – город хлебный, охотников порулить много.
– Раньше Тавро смотрящим был. Потом свистопляска пошла – девушек похищают, насилуют, убивают. Шестой случай.
– А Тайга при каких делах?
– Тавро со смотрящих подвинули – за нерасторопность. Других воров в области нет, а Тайга – хоть не вор, но в авторитете.
– Выходит, вор под бродягой ходит? Нехорошая тема. Но меня она мало чешет. Лучше скажи, кто меня со спины ушатал?
– Башкир, человек Омара. Взяли их на месте преступления и, выходит, по твоей милости. Так что за спиной следи. Я тут Серегу оставлю на карауле, сам смотаюсь в реанимацию БСМП, туда мадаловских быков доставили, над которыми ты зверски надругался.
– Богат ваш городок на реанимации...
– Он и на морги не беден.
По следу Синей Бороды
Коля Тайга шпилил в шахматы с верным адъютантом, осетином Алиханом Джичоевым, он же Князь.
В комнату ввалился верзила Валера Битюг.
– Что вынюхал? – коротко бросил Тайга.
– Непонятки, Николай Палыч, – загрохотал Валера. – Короче, пытались похитить дочку этого... ну, коммерс известный, по строительному делу.
– Ящик кипишный [ Телевизор. ] не пересказывай. Выяснил, кто? Они или?..
– Они, суки! Бульдоги мадаловские! На месте их хлопнули. Говорят, сработала система «Безопасный город». Но хрен бы менты успели, если бы какой-то бичегон [ Бичегон, бич – бродяга, опустившийся человек. ] за халяву [ Халява – здесь: девушка, а не дармовщинка. В уголовном языке существуют даже особые женские, «халявные» татуировки. ] не вписался...
– Это как? – удивился Тайга. – Про бича в ящике ни слова...
– Спал он тихо в закутке на садке [ Садка – остановка общественного транспорта. ], а как эти твари девку в тачку кинули, такую мясню замутил – полджипа снес на хрен!
– Он что, с РПГ в обнимку дремал? – удивился Алихан.
– За РПГ не знаю. Вроде у него только пивная бутылка была.
– Герой майдана? С «коктейлем Молотова»?
– Не в курсах я...
– Халява хоть живая?
– Девка в порядке, а уродов из джипа «скорая» увезла на крест [ Крест – больница. ].
– И где этот поджигатель? – хмуро спросил Тайга.
– В реанимации ЦГБ.
– Он что, сам себя подорвал?
– Не знаю...
– Твою медь... – Тайга дошел до белого каления. – Как с вами, дятлами, работать?!
Действовать надо было быстро. Но что делать? Идти не знаю куда и творить не знамо что?
Николай Палыч давно жил на нервах. С той поры, как к нему в однокомнатную хрущевку наведались гости высокого сословия: Аршак Арарат, Андрюша Сазанок и Сережа Гомельский. Оглядев таежную заимку, воры сильно опечалились.
– Дядя Коля, у тебя на зоне по сравнению с этой хаткой президентские палаты были, – покачал головой Гомельский.
– Назад приглашаешь?
– Что ты, что ты...
– Тогда не будем тянуть кота за бейцы [ Бейцы – мужские яички (иврит). ]. Базар, я так понимаю, не за мои апартаменты...
– Правильно понимаешь, – вклинился Арарат. – Неспокойно тут у вас, Тайга. Обстановка нервная.
Паханск и впрямь стоял на ушах. Началось с похищений молодых девчушек середь бела дня. Идет одинокая студенточка, размышляет насчет коллоквиума по инфузориям. Вдруг тормозит тачка и подруга уже внутри, мявкнуть не успела. Тачка растворяется, и с тех пор о студенточке ни слуху ни духу.
Первое похищение прошло как нетипичное. Второе встряхнуло обывателей. Потом – третье, четвертое... А серийные преступления сильно возбуждают ментов всех мастей. Начались «маски-шоу»: планы-перехваты, шмоны-перематы, рейды-налеты ОМОНов, СОБРов и прочей доброй нечисти.
В те поры за Паханском смотрел Тавро – Тенгиз Чантурия, 46-летний грузинский вор с тремя ходками. После пятого похищения прикатила смотрящему предъява от «братьев»: Тавро, дорогой, что-то у тебя медвежатники мохнатые [ Лохматый медвежатник – насильник; взлом лохматого (мохнатого) сейфа – изнасилование. ] распоясались. Не справляешься, кинто [ Кинто – то же, что и кент: друг, приятель. ]. Гляди, пристроим тебя в шапито, за макаками сранки подчищать. Или головы отчаянных парнишек предоставь нам по-любому.
Похищения прекратились. Видно, Тавро провел серьезную работу среди местного криминала. Но исполнителей так и не нашел. Зато мусора отыскали тела двух девиц в лесополосе: одно зарыто, другое сожжено. Город снова всколыхнулся. А с ним – и воровская верхушка.
– Нехорошо получается, Тайга, – пояснил Арарат. – Вопросов много... После нашего базара с Тавро девок перестали красть, но негодяи так и не наказаны.
– А он только отмазы строит, – подхватил Сазанок. – Типа, гастролеры накуролесили. Пусть гастролеры. Но этим гаденышам где-то жить надо, кушать, тачки угонять... Слишком долго эта погребень тянется. Что за смотрящий, если у него ни глаз, ни ушей?
– Я тут с какого боку? – пожал плечами Тайга. – Я давно затихарился. С сеструхой хату продали, бабла чуть перепало. С ребятней вожусь в шахматном клубе: городские соревнования взяли, на области выступили удачно...
– Щас разрыдаюсь, – не выдержал Гомельский. – А как же твое казино, катран тихушный [ Катран – место для азартных игр; катран тихушный – подпольное казино. ], где Алихан исполняет с лохами такие вольты, что в цирк ходить не надо? Чему ты детишек научишь – подумать страшно. Это ж, итит, поколение, ему наше будущее строить...
– Короче – что из-под меня надо? – поморщился Тайга.
– Прогон мы тебе доставили воровской, – сообщил Сержик. – С нынешнего дня ты – смотрящий за городом. Вместо Тавро.
– Не, я в эти игры...
– Кто б тебя спрашивал, дядя Коля, – перебил Гомельский. – Все, убитый рамс [ Разговор окончен, тема закрыта. ]. Внизу пацаны ждут, отвезут тебя в новую резиденцию. Их немного, дальше сам подберешь.
– Нам в городе ментовской кипиш [ Тревога, возмущение. ] не нужен, – завершил беседу Аршак. – Нам нужны эти твари. В собственном соку. Дохлые, живые – без разницы. Желательно – немножко живых. Чтобы потешиться. Короче, теперь ты – воровской положенец [ Уголовник, наделенный правами вора и подотчетный ворам. ]. Но учти, дело не терпит...
И Тайга, казалось, все учел. Вплоть до припадков Тавро. На того быстро с верхов угомон нашли. А тем временем нарыл Палыч информаторов среди братвы. Живем не в стране глухих. Скоро Тайга уже знал, что похищения девиц странно совпали с отъездом Омарчикова племянника Бобрика, он же Омарчик-малый – пузатый 22-летний парень, бывший борец, дурковатый и отмороженный на все поломанные уши.
Совпадение? Но тут один из «мадаловских» цинканул [ Цинканул – просигналил. ], что против Тайги готовят поганую замуть. Надо ожидать новых похищений. Жертвы – юные дочурки крупных городских «шишек». Паханск решили «взорвать» по-полной, чтобы показать, что с приходом Коли бардак только усилился. Но кто они, эти папины дочки? Кого обрекли на заклание? И главное, когда именно и в каком порядке? Этого источник не ведал. А с таким багажом на Тавро не наедешь.
Тайга подключил всех, кого мог. Но опоздал... Хорошо, бомж помог. Откуда он взялся? Тайга склонялся к тому, что тут не без «свояков» [ Так воры называют друг друга. Обозначая свой статус, воры говорят нередко «При своих». ]. Может, подстраховали? Могли бы курсануть [ Курсануть – поставить в известность. ] для верности.
Бродяга вздохнул и нажал на кнопку пульта телевизора.
«...лось достать запись с камер уличного слежения, – сообщил телевизор. – Наши зрители будут первыми, кто увидит, как все происходило!»
Смотрящий прибавил звук.
Некоторое время Тайга, Алихан и Битюг, распахнув очи, наблюдали за событиями на экране. Вдруг геройский бомж развернулся в сторону камеры перекошенной геройской рожей.
– Стоп! – грохнул Тайга. – Останови!
– Прямая передача, Палыч, – развел руками осетин. – Не кинушка же.
– Мля... – протянул смотрящий. – Привет с ростовского базара...
«Неизвестный заступник в бессознательном состоянии доставлен в реанимационное отделение Центральной городской больницы», – сообщил комментатор и скорчил скорбную физиономию.
– Князь, Битюг – вперед, шеметом [ Шеметом – быстро. ]! – рявкнул Тайга. – Пару надежных пацанов зацепите. Доставить мне этого пассажира в целости. Не дай бог с ним что случится!
– Там наверняка мусорня. Как с ними?
– Нежно. Никаких безобразий. Еще с ментами проблем не хватало. Только без человечка этого даже не кажите сюда глаз.
Князь уже выскакивал в дверь, но Тайга тормознул его:
– Сперва сам пробей, а там – действуй по обстоятельствам. И аккуратнее с пациентом.
– Ты его знаешь, Николай Палыч?
– Шарик тесный, – неопределенно ответил Тайга. – Погоди, есть у меня кое-что... На случай непоняток.
Не все скальпели одинаково полезны
Врача Серега не нашел. Зато, окинув хищным взором медицинскую «поляну», охотно взял на себя роль бомжацкого телохранителя. Костанов обещал вскоре прислать подмену.
– На хрен она нужна? – отмахнулся Степцов. – За русским инвалидом я и сам пригляжу, а полиционеры – они, суки, прожорливые...
– Это еще тот паралимпиец, – предупредил Костя. – Ты же видел, что он натворил.
– Так он в отключке, его же отбуцкали.
– Такого отбуцкаешь. Полбутылки коньяка выжрал, не поморщился.
– Скотина, – согласился опер. – Но у меня пушка всегда расчехлена. А он что, сдернуть собирается?
– Не исключаю. Мутный тип. Так что не расслабляйся. И еще загвоздка. Полицаи его сюда как полутруп сбросили, но кое-кто за ним будет охотиться. Те, кого он забил, как мамонтов, – мадаловские ребята...
– Знаю. Но их же всех приняли: и из джипа, и бурятов с Бобриком.
– Скоро отпустят.
– Как – отпустят?!
– А что им предъявить? Ехали мимо, увидели драку. Вмешались, остановили кровопролитие. Все.
– Да на них оперативных данных туева хуча! А прокрутить записи с мониторов, всю гоп-компанию вместе можно отследить! Из обеих машин...
– И что? Бобрик и буряты в похищении не участвовали. Подкатили позже, вступились за знакомцев. Хотя ясно, племяш с этим делом связан. Потому и личность бомжа ему ох как интересна. Случайно этот герой забрел на остановку или кто послал? А если послал, то кто? Через адвокатов Бобрик уже мог со своими бойцами связаться и пустить их по следу.
– Так почему здесь пост не выставили?! Это же азбука. Бомж все-таки фигурант. Хотя бы и полудохлый.
– Да, за такие проколы надо пороть нагайкой. Но тут, Серега, стечение обстоятельств. По делу работает особая следственная группа. Прибыли на место, а этого кузьму увозят в клиническом виде. Они на бандюков кинулись, доходягу нам оставили, районным бобикам. Ковыряйтесь и несите ответственность.
– Вызывай полицаев! Я в конвойники не нанимался!
– Не психуй. По дороге звякну, подгоню тебе на смену доберманов. А сам пока мотнусь к терпилам-громилам. Ночка обещает быть веселой.
Не доверяя Косте, после его отъезда Степцов сам позвонил в родной райотдел и попросил подмоги. Однако ЦГБ находилась не в Советском районе, а в Октябрьском. В Октябрьском заявили, что охрана бешеных бомжей – головняк городского УВД, раз дело о похищениях расследует особая группа. Никого из группы Степцов так и не вызвонил – она же, плять, особая... Аппетит пропал, опер мрачно потребовал от медсестер запереть дверь, а по надобности отлучаться лишь с его дозволения. Ответ был очевиден, и опер прижух, заняв позицию напротив двери – за койкой самопердящего старика Калобухина.
Подмога явилась, когда Серега уже расслабился и пускал сигаретный дым во мглу на приступках лестницы бокового входа (главный вход в приемник реанимации находился за углом). Полицаи подкатили на белой «дэу» с мигалкой. Двое потопали к входу, водитель остался в салоне.
– Наконец-то! – шагнул навстречу Серега и сходу получил короткий удар в печень, а затем добавку по затылку. Злобные полицаи оттащили обмякшее тело опера в машину. Затем бравая парочка вбежала по ступеням, прошла по коридору и ввалилась в реанимацию. Служивые сообщили персоналу, что прибыли забрать свидетеля по делу о сегодняшнем похищении.
– Как – забрать? – нахмурилась Валя. – Здесь вам больница, а не шарашкина контора. И вообще, свидетель под охраной...
– Заткнись, сука, – тихо цыкнул полисмен. – Защелкни клюв.
– Это у меня – клюв?! – ощетинилась медсестра. – Ах ты, свинья...
Здоровяк огромной ладонью залепил Вале по лицу, сестричка порхнула через койку, смахнув с постели древнюю ветераншу ленинградской блокады. Из перебитого клюва на блокадное тело хлынула кровь.
– Где бомжара? – спросил сестричку Лену полицейский-свинья. Та в ужасе ткнула в направлении дальней койки.
Свинорыл проследовал к кровати. Бомж мирно дремал, скукожившись под одеяльцем.
– Хорошо отделали, – обратился полицай к напарнику. – А от него бухлом несет...
– Это моча! – вдруг вскрикнул бомж и, сбросив одеяло, плеснул какую-то жидкость в лицо амбалу. Тот отпрянул, зацепился за столик на колесах и чуть не загремел на пол. Ничтенка был уже на ногах.
– Ах ты, сука помойная! – заревел полицай. – Да это же коньяк... – принюхавшись, растерянно протянул он.
– Вдыхни перед смертью, – разрешил Санек и замахнулся на верзилу скальпелем, зажатым в левой руке.
«Толстолобик» гоготнул. В десантуре он когда-то почти сдал на «краповый берет».
– Дед, хорош народ смешить...
Но случилось невероятное. Ничтенка сделал шаг вперед правой ногой, вертанулся на ней и оказался спиной вплотную к «полицаю». Скальпель нырнул сверху вниз и вынырнул снизу вверх. Острая боль пронзила левое бедро бандита, тут же он получил от Ничтенки удар затылком в лицо, впечатался в стену и стал медленно по ней сползать. Бомж выдернул скальпель из лжеполицейской ноги и, развернувшись в обратку, всадил его сверху в помутневшее бандитское око.
Второй полицай на миг оцепенел. Затем схватился за рукоять пистолета, торчавшего из-под мышки.
Но, как справедливо заметил убывший следак Костанов, ночка выдалась веселой. Беда пришла, откуда не ждали. Звали беду баба Шура – та самая блокадница, сухонькое существо девяноста с лишком лет, уже больше недели недвижно лежавшее в постели. Кровавый фонтан из носа Валентины оказал на Шуру чудесное воздействие. Она очнулась и поднялась, а, когда бандюк почти вытащил «пушку», со всего маху обрушила на него сосуд, известный под пернатым названием «утка». Удар вышел слабенький, но на сей раз «полицая» окатило явно не коньяком.
Боец оторопел от такого сеанса уринотерапии. Тем моментом бомж успел выдернуть скальпель из глазницы первого негодяя и, почти не целясь, метнул его в окрещенного мочой налетчика. Скальпель вошел точно в ямочку под кадыком. Бандит упал на колени, аки тать перед иконой, затем грохнулся ничком на пол.
– Глянь, нет еще кого в коридоре, – приказал убивец сестричке Оле.
Оля опасливо выглянула и отпрянула назад:
– Есть!
– Сколько? – спросил грозный пациент – уже с пистолем наперевес.
– Один... Доктор Байдаков!
– Дура! – хором выдохнули медсестры в унисон Ничтенке.
Тут же в дверях возник доктор.
– Какого черта у вас происходит?! – сходу зарычал он. – По какому поводу пьянка? Валентина, я тебя пре?..
Тут он наконец заметил, что халат старшей медсестры залит кровью, да и на лице ее, говоря поэтически, есть особый отпечаток.
– А что происходит? – испуганно повторил доктор.
– Раздевайся, Бардаков, – бросил бомж.
– Как это – раздевайся? – не понял доктор.
– Шустро, до труселей.
Байдаков хотел было возразить, но на него в упор смотрел ствол тульского «Токарева», из которого с двух метров по байдаковым еще никто не промахивался.
– Раздевайтесь, Вениамин Семенович, – ласково попросила Оля. – Мы отвернемся...
Дима Семин прибился к бригаде Вовы Колошматого около года назад. Сперва выколачивал с пацанами долги из мелких торгашей, выезжал с шарагой на «стрелки» – «жути нагнать». Но сегодня Вова впервые пристрочил его к серьезному делу – пока как водилу, а там... Дима хотел поучаствовать, но Вова рыкнул:
– Твое дело телячье: насрал – и в закут!
Что-то они подзадержались. Вдруг на ментов напоролись? Ага, выходит кто-то. Нет, это доктор, в халате. Покурить выскочил. Сигарету пинцетом зажал, в правой руке. Спросить у него, что ли? А че спрашивать? Типа – никто не стрелял, трупов не оставил?
Дима поднялся по ступеням. Да, точно доктор. На руке – резиновая перчатка.
– Добрый вечер, – поздоровался Дима и улыбнулся. – А что, разве курить не вредно?
– Нюхать вредно, – пояснил врач и ударил Диму скальпелем с левой руки в печень. Дима сполз на ступени и умер.
Доктор прислонил его к металлическим перилам. Казалось, Дима присел отдохнуть. Затем врач спустился и подошел к машине. В салоне горел свет. Злой доктор заглянул внутрь. На заднем сиденье лежало недвижное тело Сереги Степцова, перемотанное скотчем. На месте водителя валялся томик карманного формата – «Три мушкетера».
– Хорошие книжки читал, – мрачно одобрил врач. – Жаль, не узнает, чем дело закончилось.
– Плохо закончилось, Степан Леонидович, – сообщил тихий голос за спиной. – Жизнь, она для всех плохо кончается.
– Ты что, по мою душу? – с легким напряжением в голосе спросил доктор Ничтенка, не оборачиваясь.
– По вашу душу архангел снизойдет, – заметил голос. – Но хотелось бы верить, что не сегодня. А то Николай Палыч с меня семь шкур сдерет.
– Так ты от Коли? – облегченно выдохнул Ничтенка и обернулся. Перед ним во мгле смутно обрисовалась крепкая спортивная фигура.
– Вы бы «пушку» убрали, Степан Леонидыч, – продолжая именовать Ничтенку неизвестным именем-отчеством, попросила фигура.
– Откуда мне знать, что тебя Коля прислал? – спросил бомж. – Может, ты из этих.
– Да бросьте...
– Значит, втроем меня брать приехали, волки тряпошные, – расстроился липовый доктор. – Такого даже настоящие менты себе не позволяли.
– Это они погорячились, – согласилась фигура. – Я бы на их месте БТР подогнал. И систему «Град».
– Привяжи метлу [ Привяжи метлу – умолкни. ]. Чем докажешь, что ты – от Тайги?
Незнакомец медленно поднял руку, держа двумя пальцами светлую тряпицу:
– Как говорил Конфуций, чем острее заточка, тем вернее дружба.
Сентенция явно не числилась за китайским мудрецом, но почему-то убедила бомжа.
– Давай сюда «марочку» [ Марочка – носовой платок, который арестанты расписывают уголовными и иными сюжетами и обычно дарят друзьям-приятелям. ], – потребовал он. – Не тебе писано.
Фигура разжала пальцы, и носовой платок спарашютировал на ладонь Ничтенки.
– На этой, что ли, поедем? – кивнул в сторону «дэу» старый зэк.
– Что вы... Там уже пригрелся пассажир. Не ваш знакомец, случаем?
– Еще чего. Это опер, у него своя ария.
– Тогда прошу за мной. Карета неподалеку.
Закройных дел мастер
Тайга и бомж стояли друг против друга посреди гостиной с дорогой мебелью, мраморным камином и прочей пафосной требухой.
– А я тебя уже похоронить успел, – прорвал тишину Тайга.
– Поторопился, – отозвался гость.
– Тогда прошу на поляну, – пригласил Тайга.
Когда беглец, уже успевший по дороге скинуть болотный халат, последовал к накрытому журнальному столу, Тайга неожиданно шагнул к нему и крепко обнял.
– Живой, бродяга... Уже и вмазать успел.
– Это мы со следаком, – похвалился Степа, бывший Санек. – На крест прикатил – меня раскручивать. Ну, я ему и натележил. А коньячок медсестры поднесли, у старшей день рождения.
– Что за следачок? – полюбопытствовал Тайга.
– Костанов, майор. Знаешь такого?
Легкая тень скользнула по лицу смотрящего.
– Как не знать... Этот если цапнет, то не мимо горла.
– Кого ты лечишь? Меня в «дурке» не смогли залечить...
– Тогда вздрогнем? Потом обскажешь.
– Мне бы, Коля, сейчас музычки [ Музыка – чай. ], а то меня малость повело с коньячка французского.
– Тебе «чиф» [ Чиф – чифир. ] или как?
– Я свое отчифирил, просто «купчика» [ Купчик, купец, купеческий – крепко заваренный чай отличного качества. ] понежнее.
– Смастырим.
Вскоре «купчик» подоспел, и беседа потекла.
– Вот, Алихан, корешок мой старинный, Степа Наумов, – представил друга Тайга. – С Ростова... Родаки наши вместе пахали на обувной фабрике имени товарища Микояна. А жили в Рабочем городке. Там мы с Закройщиком и закорешевали.
– С каким закройщиком? – не понял Алихан.
– Меня так называют, – уточнил Наумов. – Еще по детству.
– Вы что, тоже на фабрике пахали?
– Господь миловал. Насчет имени – меня чаще Наумом кличут. А закройщик... Ты «марочку» видел?
Князь вспомнил картинку на носовом платке, который передал Науму: два скрещенных странных черных ножика. И подпись: «Чем острее заточка, тем вернее дружба. Коляну от Степана». Значит, заточки? Но заточка обычно ребристая (типа шабера) или круглая, а эти – плоские и длинные, на одном конце – короткий срез– клинок.
– Закройные ножи, – пояснил Наум. – Родаки их таскали с фабрики. Вообще– то не нож, а полотно. Оно в специальную ручку вставляется и сбоку закрепляется винтиком. Клинок с лезвием – только на конце, так сподручнее работать – с нажимом. А какие острые! Мы, пацанва, эти ножички подтаскивали – без рукоятки, только полотно. Что резать, что метать – одно удовольствие. Родичи весь день на фабрике, а мы тренируемся – и так, и этак, и с разворота...
– Степке равных не было, – признал Тайга. – Как-то он сеструхину куклу во двор вынес, у которой глаза открывались-закрывались. И метров с трех ей прямо в переносье засадил! Глазенки – брык внутрь...
– Случайно вышло, – поскромничал Закройщик. – Но с тех пор я только закройные ножи уважаю. Сегодня пришлось скальпель попробовать. Тоже удобно.
– Да, начудил ты, братка... Значит, хватка осталась.
– Что ты; ростовский удар уже не тот. Помнишь, как я исполнял? С разворотом, снизу – и в кендюх [ Кендюх – живот, брюхо. ]! А сегодня одному дурню в бедро засадил. Может, от коньяка, может, в дурке обдолбали всяким дреком [ Дрек – дерьмо (из немецк.). ].
– Чего тебя на подвиги фронтовые потянуло? – спросил Тайга. – Лучше бы в берлоге отлежался. Искали тебя тут несколько месяцев назад. Меня мурыжили, потом отвязались. Нынче по-новой налетят. Ты же теперь звезда экрана.
– Да я следаку фазана пустил [ Фазан – ложь, деза; фазана пустить – сообщить ложную информацию. ], – успокоил Закройщик. – С недельку назад встретил в Заграйске Санька Ничкаева, он только что откинулся от хозяина. Я под него сухарнулся [ Сухарнуться – выдать себя за другого. ].
– Костанова на это не купишь. Небось уже за ниточку тянет. Того гляди нагрянет.
– Так мне что, свалить? – подозрительно уточнил Степан.
– Не бзди горохом. Успеешь при случае. Лучше поведай, каким ветром тебя в Паханск занесло и зачем ты тут бойню захороводил.
И Степа поведал.
Началось с того, что Закройщик освободился из сибирской зоны и отправился в родные края к сеструхе, несчастную куклу которой ослепил в глубоком детстве. Накупил подарков, а праздника не случилось. Прибыл Наумов на похороны: двух Степиных племянниц-погодков, 15-летнюю Соню и 16-летнюю Стелу, нашли изнасилованными и убитыми на заброшенной стройке. Взяли местную гопоту [ Гопота, гопники – молодые хулиганы, туповатые уличные преступники. ], но до суда не дошло: родители подсуетились, улик не хватило, свидетели изменили показания – развалилось дело.
Степа обожал племяшек. Его переклинило, все могло окончиться новым сроком. Сестрица от греха подальше укрыла его в «дом хи-хи». Но там лекари всерьез принялись вправлять Науму мозги. Правда, не долечили из-за пожара. Сгорело три пациента да получила ожог второй степени отважная санитарка Дарья Ивановна, а Закройщик сбежал под сурдинку.
Вскоре в городе пыхнуло еще несколько аутодафе, жертвами стали те самые гопники, которые соскочили со срока. О добровольном уходе речи не шло: редко встретишь самоубийцу, который перед сожжением обрубает себе пальцы рук, а затем отрезает уши и член.
Наума объявили во всероссийский розыск. Городок, где жила Степина сестра, находился далеко от Паханска, но докопались до старинной дружбы Коляна и Степана. Однако Наумов к Ермишину не заглядывал, помурыжили – и отвяли.
А Наум, помаявшись по притонам родимой страны, решил-таки завернуть свои раколовки [ Так когда-то назывались мужские сандалии. ] в сторону паханского кореша. Нет, с финансами у опытного ширмача-писаки [ Карманный вор, который выуживает добычу, разрезая («расписывая») карманы или сумки жертв остро отточенным предметом – «пиской». ] проблем не наблюдалось. Справил он себе и липовый паспорт. И все же пару раз его чуть не хлопнули при проверке документов. Тут и вспомнил бродяга о приятеле.
Прибыв в Паханск, решил Степа повтыкать [ Втыкать – совершать карманные кражи. ] на местном рынке. Здесь его и схватил за руку Толик Вышня, с которым Наум чалился на последней зоне. Толик освободился года за два до Степы и теперь обрадовался старому знакомцу. Хотя что у них общего? Наум считался пацаном [ Пацан – уважительная характеристика «достойного арестанта», независимо от возраста. ] серьезным, а Вышня – сгоняй, подай, пшел на хрен, не мешай.
Степан делиться своими делами с Толиком не спешил. И правильно сделал. Зато Вышня затащил Закройщика на хату, которую снимал в гордом одиночестве, угостил от пуза и со старта стал хлестаться, как классно ему живется в мадаловской группировке.
– А я из дурдома сбежал, – сурово отрезал Степа, чтобы пригасить энтузиазм радушного хозяина.
– Гонишь?! И как ты туда загремел?
Степа не стал рассказывать о трагедии с племянницами. И это был очередной интуитивно правильный выбор. Наум пояснил, что объявлен в розыск за тройное убийство. Хотя на Степе висело четыре трупа, он предпочел не давить на собеседника былыми заслугами.
Толик возбудился. Он потирал руки, метался по комнате и твердил «это что надо». Что и кому надо, Вышня не объяснил, но заявил, что хочет познакомить Степана с «хорошими людьми», которые помогут «поднять кучу бабла». Хотя Степа держал Толика за пыль среди звезд, но на людей повелся. Так он оказался в центре интриги Тавро и Омарчика.
Жертвы вечерние
– О похищении девки речь зашла сходу, – заявил Степа Тайге. – Меня это напрягло: с чего вдруг весь расклад вываливать психу? Слишком серьезная делюга, а тут – душа нараспашку...
– Как у козла жопа, – завершил Тайга. – Кто с тобой базарил – Омарчик или Тавро?
– Не, какой-то молодой грузиняка с толстой харей...
– Бобрик, племянник Омаров, – предположил Алихан.
– Погоди, – остановил кореша Тайга. – Там что, никто не знал за нашу с тобой кентовку?
– Ну как же... Первым апсом [ Первым апсом – первым делом (апс – круг в карточной игре стос). ] пробили: типа, ты не к Коле Тайге курсуешь [ Курсовать – направляться (в данном случае). ]? Но Вышня, дотман [ Дотман – дурень. ], мне еще раньше по пьяни ситуевину нарисовал. Я и шланганул [ Шлангануть, прикинуться шлангом – изобразить глуповатого простачка. ]. Хотя бы, говорю. Они мне – что, дружбана повидать? Я им: таких друзей за хрен да в музей...
– Ниче себе нихерасики! – вскинулся Коля. – Это с какого перепугу?!
– По-другому я бы от них живьем не выполз! У меня, гоню, до Коли свои предъявы. Сегодня он смотрящий, а завтра только нюхающий...
– Ты совсем вахту с баней попутал?! – Тайга даже вскочил с дивана.
– А че я должен был сказать? – спросил Закройщик. – Что пришел с тобой в десны коцаться? Ну, прокатил под злыдня. Дальше слушай.
А дальше «злыдню» посоветовали никому о разладе с Тайгой не распространяться. Приставили к нему Толика Вышню и какого-то Рамзана, которым было велено Наума без крайней надобности никуда не выпускать. Степе объяснили, что так безопаснее. А как дело завершат, он и с Тайгой поквитается, и с баблом сдрыснет на все четыре стороны.
– Видать, ты им здорово дятла изобразил, раз они тебе такую залепуху повесили, – наконец одобрил Коля. – Ясно, что после первой делюги они бы тебя не выпустили. Один труп – это так, на растопку. Они целую поленницу готовили...
– И в оконцовке пошел бы Степан Леонидыч за «кабанчика» [ Кабанчик (уголовный «новояз») – подставное лицо, исполнитель преступлений, которого затем убивают заказчики, обрубая все концы. Особо популярно в бизнесе, когда через «зиц-председателя» фирмы отмывают деньги и получают наличные, а затем его устраняют. Связано с гулаговским «корова» – арестант, которого брали с собою в побег, чтобы забить и съесть. ], – продолжил Алихан. – Он бы и девок кончал, и в девок кончал. Потом Тавро его завалил бы как «благородный мститель». И списал все на «двинутого» врага Николай Палыча. Или на друга. По обстоятельствам.
– Вестимо, – кивнул Закройщик. – А чтобы без сюрпризов с моей стороны, решили меня к похищениям не допускать, вывозить прямо на место для бойни. Но я опасался, как бы история с племяшечками моими не всплыла. Тогда бы до этих псов дошло, кому они дело доверили. Порешили бы бродягу втихаря. Элементом [ Элементарно, просто. ] могли пробить. Но поленились. Так их, видать, порадовало, что я с Колей на разборки приехал, да жмуров на мне куча, да в розыске... Но все равно эти дни я на измене сидел.
– Предупредить не мог? – буркнул Тайга. – Все проще бы решили.
– Коля, меня же на поводу держали. А если по чесноку: у меня на этот счет были свои расклады. Перед глазами все время Сонечка и Стеллочка стояли...
Подвела заговорщиков беспечность. План захвата они вырабатывали тайно, без Наума. Но Вышня уже участвовал в подобных операциях, поэтому, придя домой, увлеченно обсуждал «неверные решения» начальства и пояснял Степе, как надо бы сделать «по уму».
Накануне операции было почему-то решено, что Наум, Вышня и Рамзан не будут ждать «бойцов» и похищенную девицу на месте расправы, а появятся в последний момент.
– До конца не доверяли, – предположил Степан Леонидович.
– А ты знал, что это – дочь Пушенко? – спросил Тайга.
– Сперва был в курсе только за балетную школу и когда папа дочку забирает. А утром Толик сказал, что на сегодня назначено. Пришлось торопиться. Повезло, что у Вышни из нутряка [ Нутряк – внутренний карман. ] фотку девахи выудил...
– Рисковый ты парень, – заметил Тайга. – А ежели бы Вышня щекотнулся [ Щекотнулся – дернулся в момент кражи. ]? Или Рамзан?
– Они к тому времени уже дощекотались...
– Ну, Наум, скоро нас выдернут. Не мандражишь? – Толик довольно подошел к окну – глянуть на панораму. – Эх, хорошо в стране Совейской жить...
– Не тебе, – отрезал Закройщик.
– Поч...
Завершить вопрос Вышня не успел. Тонкое лезвие вошло ему точно за ухо. Пейзаж за окном померк, Наум подхватил тело и прислонил его к батарее, затем быстро подошел к двери туалета. За нею покряхтывал Рамзан. Послышался шум воды в бачке. Дверь раскрылась, и Рамзан столкнулся с Наумом.
– Ты чего? – удивленно спросил Рамзан.
И тут же получил удар в пах, попятился, снова шлепнулся на унитаз. Нож Закройщика обрушился сверху в Рамзаново темя...
Степа прибыл к балетной школе минут за двадцать до часа «Ч». За девчушками разных годков уже подкатывали разнокалиберные «тачки» – от иномарок до «шестерок». Некоторые балеринки, сбившись в стайки, телепали пешком. Вышла и та, кого он пас: лет шестнадцати, тоненькая, немного на Стеллу похожа. Подождала, позвонила по телефону, повела плечиками – зябко... Сейчас зайдет в здание, будет папу ждать.
Но балеринка неожиданно направилась к остановке. «Работяга» пошаркал следом, с недопитой бутылкой «Балтики» присел на скамейку крытого павильона. На остановке их было трое: сам Наум под видом бомжа; девчушка, которую он сопровождал; женщина неизвестных лет и скандального вида. Звали ее Маруся Викторовна, о чем Наум узнал позже от следака. Марусе очень хотелось поговорить (лучше – поцапаться), но выбор оказался небогатым. Алкаш в углу исключался, одуванчик на тощих стебельках – жертва слишком убогая. Чего она тут забыла, лахудра с дорогой спортивной сумкой? Может, террористка. Или ждет, когда ее дорогое авто подхватит.
– Не страна, а... – Маруся Викторовна вздохнула, не найдя цензурного определения. – Вот для чего опять покрытие меняют? Третий раз уже! – Она ткнула пальцем в развороченные плитки, сваленные перед павильоном. – Сволочи, деньги народные отмывают...
Здесь Марусина речь была прервана непотребным образом. Рядом с девчушкой в светлом плаще вдруг резко тормознул черный джип. Из салона вылетели два амбала, подхватили девицу под белы руки и швырнули на заднее сиденье джипа. Оттуда донесся полный ужаса крик, но прыгнувшие следом качки тут же его заглушили.
– Караул! – подхватила Маруся Викторовна. – Вы что делаете, бандюги? Отпустите девочку! Я ваш номер запомнила!
Последняя фраза была лишней. Рванувший было с места джип резко остановился. Маруся испуганно пискнула: «Ой!» И не зря: возможно, шумной Марусиной семье пришлось бы вскоре скидываться на скромную железную гробничку.
Но тут ситуация приобрела новый оборот. Алкаш-оборванец, не выпуская из левой руки пивную бутыль, правой клешней загреб лежавшую рядом плитку и со всей дури швырнул ее в лобовое стекло джипа – туда, где находился водитель. Стекло лопнуло и покрылось паутиной трещин. Сработали подушки безопасности. Вторая плитка полетела в стекло со стороны пассажира. Пока здоровяк справа от водителя выбирался наружу, Наум подскочил к распахнувшейся дверце и врезал ему в висок пивной бутылкой. Брызнуло бутылочное стекло, в руке босяка осталась «розочка» – горлышко вместо рукояти и торчащие из него острые осколки. Здоровяк обмяк.
На заднем ряду салона один из «бойцов» неудачно обо что-то треснулся и отключился. Но второй бугай с трудом вылез наружу. И тут же получил в горло «розочкой».
– Ты что, ссука, творишь?! – услышал бывалый сиделец за спиной и мгновенно развернулся. К нему спешил мощный водила с бейсбольной битой, которой намеревался раскроить череп оборзевшему животному.
Но животное то же самое решило сделать с бейсболистом. Когда водила широко размахнулся битой, чтобы сбить на хрен тыкву с бомжацких плеч, Степа швырнул бандиту в морду груду мелочи, которую успел выудить из своего кармана. Ошеломленный водила опустил биту, получил удар ногой в промежность и присел на корточки. Бита выпала из его лап. Наум подобрал тяжелую гладкую дубину, примерился – и от всей щедрой души врезал качку по загривку.
Оставался поганец внутри салона. Закройщик приготовился расправиться и с ним, но не успел. Бродяга вдруг почувствовал в затылке болезненный укус, что– то вспыхнуло, погасло – и очнулся бывший зэк уже в мчавшейся карете «скорой помощи».
В боевой запарке Степа не обратил внимания на то, что бандитских машин было две. Правда, стального цвета «мерседес» проскочил мимо и остановился в паре сотен метров от места сражения, дожидаясь, когда его догонит черный сотоварищ. Но джип замешкался, мерседесовцы в количестве трех организмов издали разглядели нехорошую возню и мигом прилетели на помощь.
Бурят-старший выхватил стреляющий электрошокер и всадил в бомжа заряд . Затем к Буряту-старшему присоединился Бурят-младший, и они по-семейному бросились буцкать наглого бичару.
Но не зря губернатор Оселедцев долго выбивал у Москвы финансы под систему уличного видеонаблюдения «Безопасный город». Она сработала четко и оперативно. Ближайшие полицейские экипажи, получив сигнал, блокировали место преступления и положили мордами в асфальт всех, кроме верещавшей Маруси Викторовны.
Увы, этого Закройщик видеть уже не мог.
Два визита, три звоночка
Смотрящему доложили об очередном госте.
– Барыга прикатил, – сообщил Князь. – Это за его дочку Степан Леонидыч сегодня впрягся.
– Не след вам тут нюх в нюх тереться, – сказал Степе Тайга.
Князь с Наумом испарились, и в гостиную влетел Павел Петрович Пушенко – глава строительного концерна и депутат заксобрания.
– Здравствуйте, Николай Павлович! – с порога возопил он. – Что же такое творится!..
– Базло захлопни! – Кулак Тайги грохнул о журнальный столик. – Ты не в солдатском борделе! Вкурил? Можешь выдохнуть.
Костюм от «Армани» скукожился, щеки гостя впали, под глазами обозначились темные мешки.
– Другое дело, – одобрил Тайга. – Присаживайся, Павел Петрович.
Пушенко покорно присел.
– В другой момент за такой выход тебя бы зарыли, – пояснил Тайга. – Но мы ж не звери лютые. Иногда. Знаю, в каком ты беспамятстве.
– Николай Палыч, как же так? – щеки Пушенко студенисто задрожали. – Мы же на вас надеялись...
– А на кого вам еще надеяться? На ментов? Много они вам помогли?
– А вы? – сорвалось у Пушенко.
– Цыц! Ты кто такое, чтобы мне предъявы кидать?! А касаемо нашей темы... Карась уже на кукане. Рыбалкой не балуешь? Я тоже. Но на крюк сажать умею!
– То есть виновных вы знаете? – в глазах коммерса вспыхнула радость лисицы у курятника. – Позвольте мне! Я лично хочу...
– Хотелка не отросла, народный мститель.
– Николай Павлович, умоляю... за дочь...
– За дочь, за Родину, за Сталина... Понимаю. Землю жрать не буду, но коли срастется, по твоему верному номеру имя негодяйское скажу. Но времени будет в обрез, охочие уже в очередь строятся. Да и сможешь ли? Тут чисто надо работнуть.
– Уж тут не сомневайтесь!
– Дай-то Бог. И поимей в виду – за тобой должок будет висеть. Я к тебе по-христиански, ты ко мне по-человечески.
– Да Николай Павлович! Да разве ж я...
На лестнице, ведущей на второй этаж, возник Алихан и возвел глаза под высь. Тайга кивнул.
– Час добрый, Павел Петрович, – попрощался он с Пушенко. – Жди.
Алихан спустился и протянул Тайге мобилу.
– И тебе не болеть, Сережа, – откликнулся смотрящий на пожелание из трубки. – И всему братскому кругу. Погодь маленько, все обскажу.
Он поднялся на второй этаж и закрылся вместе с Алиханом в одной из комнат. Обсуждение «по громкой» в «братском кругу» заняло полчаса и было прервано явлением нового персонажа. Смотрящему сообщили, что прикатил майор Костанов.
– Быстро докопались, – беспокойно отозвался из мобильника голос с кавказским акцентом. – Надо торопиться.
– Это да, – согласился Тайга. – Мусора расколют Мадала с его лютыми головастиками до самой жопы, пока мы тут вопросы открываем да закрываем.
– Так поспеши, дарагой! Вдруг кто-то из негодяев сдернет, потом играй с ними в жмурки-ловитки...
– Стало быть, даете «зеленую»?
– Тебе что, нужна письменная лицензия на промысел сохатых? – вклинился другой незримый собеседник. – Сказали же: команда «фас!».
Смотрящий с Князем спустился в бильярдную, где Наум гонял шары суровым кием, и кратко обрисовал гостю ситуацию.
– Я так мыслю, ты за этим майором не дюже тоскуешь, – предположил Тайга. – А он по тебе измаялся. Я говорил: этот бультерьер если цапнул, то не выпустит. Теперь тебе точно дергать надо.
– Не вопрос. А ты мне маякни насчет адресочка, где Тенгиз с Омаром вместе кушают.
– Тенгиз – не твоего помета птаха. А насчет омаров и бурятов подмогну по старой дружбе. Волыны и прочий бутор тебе обеспечим.
– Оставь инвентарь своим бугаям. Мне бы с Каролиной Ивановной поручкаться...
– Нашел время! Какая Каролина Ивановна?!
– А то ты забыл! Я же просил тебя о ней позаботиться. Не уберег? – В голосе Степы прорезались скорбные нотки.
– Да в порядке твоя Каролина, – отмахнулся Тайга. – Носишься с нею, как дите малое...
Палыч провел Наума в свой кабинет, а через несколько минут передал старого «бродягу» Алихану, который вывел гостя тайным ходом за пределы усадьбы, где того подхватил на неброском «опеле» Битюг. Осетин вернулся в дом, размышляя, кто такая есть Каролина Павловна. Старая любовь, решил он.
А Тайга уже встречал следователя Костанова.
– Здравствуй, Константин Константинович, – приветствовал он следака. – Рад встрече.
Он говорил искренне. Когда-то Костанов оказал Тайге неоценимую услугу, хотя и сделал это по долгу службы. Но ведь мог и не делать... На стол молодому следователю районной прокуратуры легло дело о тройном убийстве, где фигурировал особо опасный рецидивист Николай Ермишин. Улики железные, оформляй – и в суд. Но Костя был въедливым и до отвращения порядочным. В оконцовке реальным убийцей оказался другой человек, причем родич «шишки» из обладминистрации. Полыхнул скандал, но следак довел все до конца. Правда, уже действовал мораторий на смертную казнь, но вряд ли «бессрочка» [ Бессрочка – пожизненное заключение. ] на «Черном дельфине» [ Известная колония для пожизненно осужденных. ] – большое утешение...
Короче, Тайга был у Костанова в долгу. Чисто по людским понятиям, в разумных пределах.
– Цель визита не объясняю, – сказал следователь. – Тем более уже и Пушенко к вам заезжал...
– Откуда знаешь?
– Земля слухом полнится. Если не секрет, что ему надо?
– Какие секреты? Просил найтить и покарать.
– Личную помощь в покарании не предлагал?
– Что ты, Константин, – Ермишин изобразил на лице оскорбленную невинность. – Мы таких непотребств не допускаем.
– Второй вопрос: где Наумов?
– Это кто такое? – удивленно соврал Тайга.
– Николай Палыч, только без балета...
– Лады, – согласился Тайга. – Насчет Наума врать не буду...
«Будешь», – подумал Костя.
«Буду, конечно, – подумал Тайга. – А как без этого?»
– Степа здесь был, – признался он. – Но я к его геройствам отношения не имею. Ни на садке, ни на кресте.
– А откуда вы про бойню в ЦГБ знаете? – навострился Костанов. – Это нигде не проходило.
– Я, как Наума признал по ящику, людишек своих кинул на больничку. Ежу было ясно, что мадаловские ему не простят. Степа мне друг с мальства, а к вашей мусорской охранке у меня доверия нема.
– Вам и про мадаловских известно?
– Костя, я за городом смотрю! Мне много чего известно. Но не под протокол.
– Само собой.
– Мой человечек подкатил и подобрал Степу, когда тот ЦГБ уже зачистил. Наума ты по клепикам [ Клепики – отпечатки пальцев. ] выкупил [ Выкупить – разоблачить. ]?
– Конечно. Бином Ньютона... А дальше все дороги к вам ведут. Так где Наумов?
– Мне его держать не резон. Помог чем мог, а дальше – мир широкий.
– Хотелось бы с людьми побеседовать, которые его сюда привезли.
– Какие люди? – изумился Тайга. – Кого вывозили?
– Проехали. Другой вопрос. Выходит, Николай Палыч, ты узнал о Наумове, только когда увидел его на экране?
– Точно так.
– Слабо верится. Друг ваш сердешный давно в бегах, нынче здесь засветился. Вывод: он скрывался тут и действовал по вашему заказу.
– Не глумись над старцем. Я до сего дня не ведал, что Степа в Паханске. А касаемо разборок: ты же в курсах, за что Наума в розыск объявили. Увидел случайно, как девчушку крадут, вспомнил племяшек, переклинило...
– Я в такие случайности не верю. Наверняка он точно знал, где и когда произойдет похищение. Кто-то его навел.
– Но не я. Жизнью клянусь...
Майор понял, что смотрящий не врет.
– Ты в натуре думаешь, что мои люди так работают? – продолжил Тайга. – Чтобы я послал одного человека с бутылкой пива на танк... У нас так дела не делаются.
– Боюсь даже спрашивать, как они у вас делаются.
– Лучше мадаловских бойцов спроси. Вы же их на месте хлопнули.
– Мы и Мадала успели перехватить. Почти ушел, задержали за городом. Только он молчит. И с похитителями не все просто. Вот если бы ваш приятель бил аккуратнее...
– А Омарчик-малый и буряты косорылые?
– Выпустить пришлось.
– Как так? – удивился Тайга.
– Нет против них ничего конкретного. Подержать бы подольше, да адвокаты у них сильные.
– Бабло у них сильное, – зло отрубил Тайга. – Эх, Костя, и как ты в этой блядской своре уживаешься?
– У меня к вам тот же вопрос. До свидания, Николай Палыч. Надеюсь, до скорого.
– Это угроза?
– Это надежда...
Проводив Костанова, Тайга звякнул по сотовому:
– Каролина Ивановна? Добрый час, веселая минутка...
Затем набрал другой номер и бросил в трубку одно слово: «Тавро».
Наконец, выпил крепкого чаю и позвонил в третий раз:
– Здравствуй, Тенгиз. Какой тут сон... Я насчет нынешних событий. Вот именно, ты правильно понял. Подъезжай, надобно обтолковать. Нет, дело не терпит. Я со старшими братьями уже перетер, это их слово. Да, Омарчику с Бобриком маякни. Пусть тоже подтягиваются. Нет, мне их некогда вызванивать. Жду. С нетерпением.
На последнее слово Коля сделал особый нажим.
Долг платежом красен
Амирам Дзания, он же Омарчик Горийский, обреченно метался по квартире. Он и прежде попадал в непролазный блуд. Потерял воровское звание, но сохранил голову. А теперь понял: это – финал.
Кроме него в комнате находились Гурам Бобрик и Бурят-младший.
– Сволочь! – рыкнул Омарчик, резко тормознул и влепил племяннику затрещину. – Тварь!
Пухлый Гурам только хлопнул глазами. Голова даже не дернулась.
– Ччерт, руку отбил! – вскрикнул Омарчик и ругнулся.
Племянник получил очередную оплеуху и запричитал по-грузински. Амираму полегчало.
– Дергаем отсюда, – бросил он. – Тавро звонил, Тайга к себе вызывает. Тенгиз сказал, по голосу ясно – кранты.
– Поторопимся, – тревожно откликнулся Бурят. – Может, Тайга уже своих псов сюда выслал. Для верности.
Он связался с кем-то по сотовому:
– Чиж, что у тебя?
– Нормально. Спускайтесь, – ответила трубка.
Троица покинула квартиру. Они дождались грузового лифта и спустились на первый этаж. Двери лифта расползлись в стороны, и бегунцы узрели перед собой невысокого седого типа. Это был явно не Чиж. Фигура выбросила вперед обе руки. Из рукавов вылетели стремительные черны вороны и ударили в физиономии Омарчика и Бурята-младшего. Развенчанный вор и его охранник грохнулись на пол. Гурам-Бобрик распахнул губастый рот и замер. Черны вороны порхнули назад, в руки седого. Незнакомец ногой перекрыл обратный ход дверце лифта.
– Привет, кальмар омарович, – глухо произнес незнакомец. – Здоровья не желаю, оно тебе не понадобится.
Черны вороны снова выпорхнули из его рук...
Закончив работу, незнакомец седой направился к выходу, по пути перешагнув через труп Чижа.
Выйдя на улицу, седой в двух шагах перед собой узрел Бурята-старшего.
– Закройщик? – растерянно выдохнул Бурят.
– А ты кого ждал? – спросил седой.
Бурят потянулся рукой за спину.
– Не успеешь, – сказал Закройщик.
Но Бурят успел. Он выстрелил на миг раньше, чем Наум выпустил черного ворона. Пуля ужалила бродягу в правое плечо. От атаки из рукава Бурят тоже попытался уклониться: удар лишь по касательной задел его челюсть. Однако пистолет боец все же выронил и слегка присел, ухватившись за скулу. Тут же последовал удар сзади в висок от верзилы, который нежданно вынырнул из темноты.
Витя Битюг сделал контрольный тюк ногой по бурятскому телу и с изумлением уставился на Закройщика. Наум стоял на ногах, но его руки свисали, как у Пьеро. Из рукавов тянулись две веревочки, привязанные на концах к черным гирькам, лежавшим на асфальте: так несмышленому мальчонке родители закрепляют на тесемочках рукавички.
– Чего стоишь? – цыкнул Наум. – Помоги...
Уже в «опеле», накручивая версты, Витя спросил:
– Это что такое было? Вот эти гирьки...
– Силен бурят, сучье рыло, – бурчал тем временем Наум, трогая перевязанную рану. – Как успел?
– Его в спецназе ГРУ натаскали, – пояснил Витя. – Фирма веников не вяжет, фирма делает гробы. Вы про гирьки расскажите.
– Гирьки – древние века... Ростовский кистень называется. В рукаве держишь, при нужде швыряешь. Метров до трех бивали... Промахнулся – за веревочку дерг, и снова в руке.
– Суровый народ в Ростове, – заметил Битюг. – У нас проще – пушка или перо.
– Баловство, конечно. Меня Сизарь покойный натаскал, я мальцом с ним бегал. Вроде как штамп ростовский. Привет от Каролины Ивановны.
– От кого?
– Кистень-то этот не в Ростове придуман. Сизаря папаша учил, а того – дед... Гирьки еще при царском режиме уркаганы носили. Называли Каролина Ивановна. Меня били-колотили в три кола, в четыре гири... – протянул Наум. – Пора бы на покой, на дно залечь. Да только нету в жизни моей ни дна, ни покрышки...
Начальник следственного отдела Советского района полковник юстиции Виталий Смирнов был доволен. В управлении отметили работу его подразделения и особо следователя Костанова. Именно он после попытки похищения Веры Пушенко вышел на квартиру с двумя трупами бойцов из группировки Мадала – Анатолия Вишневского и Рамзана Чигаева, а также помог расколоть самого Мавлана Мадалова. Тот держался крепко, пока за дело не взялся майор Костя.
– Мавлан, не томи мою хрупкую душу, – обратился Костя к Мадалову после того, как обломались следаки из особой группы. – Потянешь все паровозом, а это – пожизненное...
– Чего – «паровозом»?! Вы докажите!
– Я по-узбекски объяснить не могу, языками не владею, – извинился следак. – А по-русски ты слабо понимаешь. Амирам с племяшом своим Бобриком уже ничего не скажут. Машину Тавро кто-то расстрелял на трассе. Ты один остаешься.
– Да я не при делах!
– А я о чем? Сдай тех, кто при делах.
– Тавро и Омарчик прижмурились, на них и вешайте.
– Нам доказательства нужны. Тела, места преступления, показания.
– Сами ищите.
– Боишься, узбэк... Тебе не нас бояться надо. Прикинь: на месте преступления задержали ребят из твоей группировки. Для обвинения больше ничего не требуется. Вопрос техники. Мы десяток твоих людей закрыли, они на тебя укажут, когда уголовка нажмет. А там умеют.
Мавлан невесело хмыкнул. Там умеют...
– Было, не было, пацаны тебя назовут. И пойдет по хатам воровской прогон... До суда не доживешь. Ты не нам, ты ИМ должен свою невинность доказывать.
Мадалов обреченно вздохнул:
– Твоя правда, начальник. Подставили меня эти козлы... Ну не знал я, клянусь!
– Не надо детсада, – поморщился Костя. – Не мог ты не знать. По крайней мере, догадывался.
– Догадывался. Но ведь это только говорят «мадаловские» то, «мадаловские» се... – Узбек скорбно вздохнул. – Имя мое, а рулили Тавро с Омарчиком. Девушек на улицах хватать – совсем дрянь. Пацаны, которых вы в джипе хлопнули, не на меня работали. Тенгиз и Амирам свою команду имели, отдельную. Часто моих ребят к себе брали. А пацанов на старое место тянет, ко мне: шу-шу, вася-вася [ Вася-вася, вась-вась – доверительные, тесные отношения между людьми. От старого обращения воров друг к другу – «вася». Существует также поговорка – «где вась-вась, а где кусь-кусь». ]... Так я краем узнал, что Бобрик сильно замарался. Потом менты стали таскать, я вижу, у ребят моих бывших лицо такое, знаешь... нехорошее. Не в себе. А они парни тертые. Но тут у них поломалось что-то внутри. Вот кое-кто по старой памяти...
– Рассказали, значит?
Мавлан напрягся. Лицо его потемнело.
– Наш базар пишется, – глухо выдавил он. – Ничего не скажу.
– Понял, – кивнул следователь.
Остальное узбек сказал в другом месте, где «базар не писался»: назвал двух ребят, у которых «что-то поломалось», припомнил, что они ему рассказывали. Этого оказалось достаточно, чтобы раскрутить клубок – с гарантией, что самого Мавлана к делу не пристегнут.
– Одного не могу понять, – удивлялся Серега Степцов, сидючи с Костановым в кабинете патологоанатома Алика Сутрапьянца и приняв на грудь медицинского спирта. – Откуда ты выудил подробности насчет этого Наума? Как его Бобрик вербовал, убийство Вишни-Черешни... Вроде сам там присутствовал. Если не сказать – организовал.
– Голосую за последнюю версию, – вклинился Алик Сутрапьянц – самый трезвый из троицы.
– Дуборезу не наливать, – приказал Костанов.
– Это я вам наливаю! – возмутился дуборез.
– Не важно, – отмахнулся майор Костя. – А насчет моих способностей, Серега... Мы же не первый год в связке работаем.
– Потому и спрашиваю. Дурень дурнем, а тут развернулся, как гармонь на ярмарке.
– Отвечаю на грязные инсинуации. Я получил информацию из своих оперативных источников.
– Оперативные источники должны быть у оперов, а не у следаков! – огрызнулся Степцов.
– Вот это верно. Но у тебя же их нет! Работаю за двоих...
– А я знаю, – высказал версию Серега. – Тебе Наумов все в больнице рассказал. И ты его за это выпустил.
– Угадал, – признался Костя. – Я спецом оставил его под твоей охраной. Это все равно что двери настежь распахнуть.
– Я, между прочим, пострадал при исполнении, – возмутился Серега. – Колись!
Но колоться Костя не стал. Иначе ему бы пришлось рассказать, зачем он во второй раз, уже после убийства Омарчика с племяшом, возвратился в дом смотрящего и что рассказал ему Коля Тайга. Дословно не ведаем этого и мы. Знаем одно: долг платежом красен.
Куда исчез Закройщик, тоже неизвестно никому. Хотя… кое-кому да известно.
Как-то вечером Павел Петрович Пушенко зашел в комнату дочери.
– Это тебе, Вера, – он протянул девушке небольшую фотографию. – Рамочку подбери и храни, как икону.
Девушка взглянула на фото. Два паренька лет по двенадцать стояли в обнимку возле барака. На одном – кепка-восьмиклинка, на другом – тюбетейка. У стены облезлая дворовая псина обнюхивала брошенную кем-то куклу.
– Кто это? – удивленно спросила Вера.
– Этот, – указал Павел Петрович на паренька в тюбетейке, – Николай-Угодник. А другой – твой спаситель. Что на остановке...
Вера внимательно принялась разглядывать пацаненка.
– Старое... Довоенное?
– Нет, уже после. Когда точно, не знаю. Только прошу: никому ни слова... Ни намека. Ты понимаешь?
– Я же не маленькая. А что с ним сейчас?
– С ним все хорошо. Поверь мне.
Вера еще раз вгляделась в фотографию.
– Какие у него глаза добрые... – сказала она и улыбнулась.
– Что есть, то есть, – согласился отец. – Спокойной ночи.
2014
