Игорь Цагоев
Судьба человечка
Вот уже много лет «лица кавказской национальности» беспокоят весь остальной российский люд своим зачастую неадекватным поведением, вызывая законное недовольство и протесты сограждан. Увы, вина «диких кавказцев» отнюдь не в какой-то особо преступной ментальности, а в том, что в них вот уже многие годы целенаправленно взращивается неуважение к Закону. Добиться справедливости законным путем здесь уже практически невозможно. Единая коррумпированная система, сформировавшаяся из сотрудников правоохранительных, следственных и судебных органов для защиты интересов власть- и деньгоимущих, почти не оставляет рядовому обывателю шансов на защиту собственных прав и свобод. «Дети гор» уже просто не верят в действенность законов, а потому не считают нужным их соблюдать...
…Ломали не по-детски и, судя по мастерству – «достижение максимального эффекта при видимом отсутствии телесных повреждений», – работали тоже не дети. Лет 10 назад в Дагестане, после террористического акта на Параде Победы в Каспийске, один такой «специалист» бахвалился своими «эксклюзивными» методами дознания и закрепления информации, после которых кто-то из подозреваемых в организации подрыва становился полным идиотом, кто-то вешался прямо на спинке камерной «шконки», кто-то, не выдержав пыток, сознавался в массовом убийстве стариков и детей и сдавал «подельников» – ВСЕХ, НА КОГО УКАЗЫВАЛИ ПАЛАЧИ…
Дилетанты! Они еще не знали, что такое проверка живого человеческого организма на «электропроводность». Хотя и я узнал об этом значительно позже, когда меня самого обвинили в жестоком убийстве старика...
«В ночь с 14 на 15 апреля 2013 г. в Нальчике было совершено жестокое преступление – 90-летнего ветерана Великой Отечественной войны грабители забили до смерти, требуя денег.
– Мне еще ночью неспокойно как-то стало, – дочь Людмила словно оцепенела, перебирая пожелтевшие фронтовые снимки. – Утром сразу поехала к отцу, смотрю, калитка не заперта… Окликнула, в дом вошла, а он в комнате, на полу…
Войдя в комнату, Людмила обнаружила тело отца. Руки и ноги старика были связаны, причем руки скручены за спиной – судя по следам борьбы, ветеран и в этот, свой последний бой, не собирался сдаваться на милость врага.
Согласно результатам экспертизы, смерть Могилко Г.П. наступила в результате множественных телесных повреждений».
Меня «прихватили» в дачном поселке на окраине Нальчика, где мы с коллегами собирались отмечать юбилей подруги. Визгливо вынырнув из-за поворота, дорогу мне перегородила коричневая «девятка». Вывалившись из салона буквально на ходу, трое-четверо бойцов в армейских камуфляжах и масках отработанными движениями воткнули меня мордой в землю: «Лежать! Работает ФСБ!» В считаные мгновения лицо «занавесил» черный пакет, руки крепко стянуты за спиной скотчем, голова втиснута между передними сиденьями машины. Я все еще пытался сопротивляться, возмущался, объяснял, что это какая-то ошибка, но несколько чувствительных тычков пистолетом в затылок заставили заткнуться.
Ехали минут десять-пятнадцать. Где-то за городом несколько пар рук без особых церемоний выволокли меня из машины и швырнули на землю. Один из налетчиков поудобнее уселся на моей спине, второй зафиксировал ноги. Большие пальцы скрученных за спиною рук опоясали «многожилкой» и задали первый вопрос: «Как убивал деда?!»…
Вопрос был настолько ошеломляющим, что, даже задыхаясь в облепившей лицо пленке, я сумел выдавить из себя полукрик-полустон: «Какого деда?!! Не убивал никого!!!»
Мозг мгновенно пронзила острая нечеловеческая боль, мышцы, сведенные судорогой мощного электрического разряда, выгнули тело дугой, с треском выворачивая руки из плечевых суставов…
– Ответ неверный! Как убивал деда?! Где пистолет?!!
– Не убива-а-ал!!! –Ээлектрический разряд длился, казалось, целую вечность. Невыразимая боль, ярость, возмущение чудовищным обвинением слились в глухой рев: – Ссу-у-ки, за что-о-о?!!
– Деда-ветерана как убивал? Пистолет куда дел?!
Вопросов в тот день было много… Поначалу «маски» явно демонстрировали свою причастность к диверсиям последних лет, «косили» под ваххабитов, убеждая отдать им пистолет, похищенные у Могилко деньги, расстрелять «взятого в плен» милиционера. Потом, уже не скрывая свою принадлежность к «органам», предлагали покаяться во всех грехах, всякий раз сопровождая вопрос затяжными электрическими «инъекциями». Контакты переместили на мизинцы и добавили в обвинение еще один эпизод, «разбой» в 2000 году.
– Рассказывай, как грабил женщину? Где пистолет?! Где доллары?!! Кто был с тобой у деда?!!!
Сил не было не только говорить, но даже орать – любой протест, любой ответ или молчание вызывали новый, еще более длительный поток боли. Я уже не молился, я молил дать мне сдохнуть, но допрос продолжался, казалось, до бесконечности…
Лишь спустя три месяца, после ознакомления с материалами уголовного дела, я, сопоставив время моего похищения и доставки в отдел полиции, смог понять, что «электрошоковая терапия» продолжалась более двух часов...
Затем меня «выгрузили» у одного из полицейских отделов:
– Мы из спецслужб! Заведите его! – и уехали.
Как сказано в рапорте дежурного по отделу: «08.05.2013 г. в д/ч УМВД РФ по г. Нальчик поступил анонимный звонок от неизвестного лица, в котором сообщалось, что мужчина, которого заводят в здание УМВД России по г. Нальчик, совершил разбойное нападение, имевшее место в г. Нальчике в январе месяце 2000 года и что также он может быть причастен к убийству ветерана Великой Отечественной войны Могилко, имевшему место в апреле месяце 2013 г.
После чего была установлена личность данного гражданина, им оказался гражданин Цагоев Игорь Александрович, 1968 г.р., после чего для проведения мероприятий он был передан в ОП № 1 г. Нальчика».
В этом самом «ОП» меня, судя по всему, уже ждали:
– Ну что, сознаваться будем или как?
– Воды! Пожалуйста…
Высокие, как впоследствии выяснилось, милицейские чины в «гражданке» понимающе переглянулись:
– Лучше пока не пей!.. Так что там за история с убийством?
– Я не убивал! – зажав между одеревеневшими кистями пластиковый стаканчик, поднес его к губам и, стараясь поменьше пролить, сделал пару судорожных глотков. – Я журналист, я писал про него, про это убийство!!!
– Про свои разбои ты, падла, тоже писал?! Ничего, теперь тебе уже недолго писать осталось! Я тебе всю твою писанину через жопу выверну! Увести!
Уже на следующий день на сайте МВД по Кабардино-Балкарии появилось официальное сообщение пресс-службы ведомства, сопровождаемое моей фотографией:
«В Кабардино-Балкарии полицией по подозрению в совершении разбойного нападения задержан в прошлом известный региональный журналист
Сотрудниками УМВД РФ по г. Нальчик и управления уголовного розыска МВД по КБР по подозрению в совершении разбойного нападения задержан ранее судимый, в прошлом известный региональный журналист И.А. Цагоев 1968 г.р.
Имея при себе предмет, похожий на пистолет, подозреваемый проник в одну из квартир по ул. Калмыкова, где, угрожая оружием и применив насилие, опасное для жизни и здоровья, в отношении хозяйки квартиры (нанесение 8 ударов в область головы железной рукояткой пистолета сопровождалось попыткой удушения), открыто похитил денежные средства в сумме 1950 долларов США.
В ходе санкционированного обследования жилища задержанного обнаружено четыре металлических предмета цилиндрической формы, предположительно сигнальные мины, и четыре взрывателя к ним. Изъят также металлический предмет похожий на пистолет неустановленного образца.
В отношении задержанного избрана мера пресечения – содержание под стражей. Возбуждено уголовное дело по ст. 162 УК РФ (разбой).
МВД по КБР обращается к гражданам, пострадавшим от преступных действий указанного лица с просьбой незамедлительно сообщить об этом по телефонам 40-49-10, 02 или обратиться в ближайшее отделение полиции.
Пресс-служба МВД по Кабардино-Балкарской Республике».
* * *
– Что, пытали? – Тщедушный сокамерник, с нарочитым сочувствием потрепав по плечу, «успокоил»: – И это, поверь моему опыту, только начало!
Голова гудела, сердце гулко колотило кровью в виски, опухшие пальцы отказывались слушаться, а тут еще этот… нудила на букву «м»…
– Нет, ты послушай! Я уже не первый раз «чалюсь», так что дело тебе говорю! – раскинув узловатые пальцы веером, просвещал меня опытный сиделец. – Если «приняли», то по-любому уже не отпустят, будут выбивать признание. А у них ведь не только «тапики» (армейский полевой телефон ТА-57, ныне нередко применяемый в «допросах с пристрастием» в качестве источника электрического тока. – Прим. авт.) есть или шокеры. Ну, сам подумай – они у тебя все здоровье отнимут, калекой сделают, а сознаться все равно заставят! Так какой смысл в «несознанку» идти? Сейчас такая «маза» есть – сговор со следствием. Даешь явку с повинной – и все: завтра уже под подписку выпустят – на волю обратно пойдешь. А суд будет «делюгу» твою в особом порядке рассматривать – там больше чем половинка от срока по санкции дать не могут, я тебе отвечаю! Ты там, у деда, взял что-нибудь или так, «порожняком», сходил? С ментами если поделиться, то и следак может нормально дело повернуть, чтоб квалификация «грамотная» была!
– Я не был у деда! НЕ БЫЛ, херово понимаешь?!
– Нет, ну это понятно! – хитро подмигнув, парень вновь взгромоздился на «шконарь» и потом, уже сквозь сон, битых два часа убеждал меня в необходимости заработать особый порядок рассмотрения:
– И завтра уже на воле, я тебе отвечаю!
…Больше меня не пытали и «наседок», во всяком случае столь явных, не подсаживали. Коллеги, узнавшие из полицейского пресс-релиза, что их «в прошлом известный» товарищ оказался за решеткой по подозрению в совершении двух особо тяжких преступлений, подняли шумиху. Спровоцированный их публикациями и обращениями к прокурору республики общественный резонанс лишил следствие главного козыря – возможности пытками вынудить меня признаться в инкриминируемых мне преступлениях.
Спустя два с половиной месяца личности истинных убийц Григория Петровича Могилко все же были установлены (сотрудниками другого, «стороннего» подразделения). Их задержали. Как сообщил в ответ на официальный запрос МВД республики следователь Следственного комитета:
«В ходе расследования уголовного дела по факту убийства Могилко Г.П., сопряженного с разбойным нападением, причастность Цагоева И.А. к указанному преступлению не установлена. Следственные действия с Цагоевым И.А. не проводились».
Итак, «повесить» на меня убийство не получилось, а разбойное нападение 13-летней давности упорно не хотело доказываться. После нелицеприятной беседы с прокурорским начальством руководитель республиканского полицейского следствия спешно созвал оперативное совещание, выводы по результатам которого были впоследствии приобщены к материалам дела:
«Изучение материалов уголовного дела показало, что наступательность расследования не соответствует имеющемуся большому общественному резонансу в связи с задержанием и заключением под стражу обвиняемого в совершении преступления Цагоева И.А.».
Далее шли прямые указания, как «наступать», в каком направлении и с какой скоростью. Следствию во что бы то ни стало нужно было доказать мою виновность в разбое, причем именно по 3-й «особо тяжкой» части – срок давности привлечения к уголовной ответственности по 1-й и 2-й уже давно истек, а я все сижу… Молодого, еще не испорченного службой следователя, не обеспечившего должной «наступательности», а проще говоря, отказавшегося «шить» мне разбой, отправили в краткосрочный отпуск, поручив защиту чести мундира многоопытному служаке…
* * *
Благодаря шумихе, поднятой московскими и местными коллегами, в СИЗО особо не прессовали.
– Мы, конечно, дружим с ментами, сотрудничаем со следствием, но не в ущерб же себе! А тут за тебя каждый день газеты пишут, фотографии твои печатают… Сам понимаешь, нам такая «слава» ни к чему! – как-то после очередного «шмона» признался тюремный опер. – Так что сиди тихо, не «газуй», и все нормально будет!
С сокамерниками тоже особых проблем не было: я уже бывал здесь, и, хотя за 20 лет, минувших с «лихих девяностых», многое изменилось в этой системе, основные требования остались прежними – не «сучь», не подличай, не «косячь», да и нос свой старайся в чужие дела не совать. Здоровьем Бог меня не обидел, мозгов тоже пока хватает, а регулярно поступающие «дачки» да деньги на отоварку в местном ларьке уже традиционно прибавляют обладателю вышеозначенных материальных благ уважения со стороны сокамерников.
Так что жаловаться на какие-то совершенно невыносимые условия пребывания в СИЗО мне не приходилось. Житейских проблем, конечно, хватало, куда без них. Как-то раз, аккурат после поимки убийц Григория Могилко, меня вывозили для проведения следственных действий в Нальчикский ИВС. Вернули в «дом родной» вечером следующего дня и ближе к отбою повели из «отстойника» в камеру. Чужую. «Коридорные» незнакомые и направляются прямиком к «хате», в которой сидят «молящиеся». К слову сказать, таковых в нашем СИЗО день ото дня все больше. Поначалу сидели участники вооруженного нападения на Нальчик в октябре 2005 года – 57 человек по одному уголовному делу, для них прямо на территории тюрьмы даже отдельный суд построили, чтобы не вывозить. Потом к ним начали прибавляться «состатейники» – кто за участие в незаконных вооруженных формированиях, кто за оружие, кто за пособничество. Реальных «мусликов» здесь единицы (их в последнее время практически не задерживают, предпочитая «уничтожать при оказании сопротивления»), зато приобщившихся к исламу прямо в тюрьме уже больше трети сидельцев. Тех двоих, что старика-ветерана запытали до смерти, я потом на этапе встречал: молодые парни по 20–25 лет, внешне на злодеев совсем не похожи. Как люди рассказывали, забрали у деда две с копейками тысячи рублей и три золотые коронки, а деда добили из «травмата». Так эти «джентльмены удачи» уже через неделю «на коврик спрыгнули» – теперь Коран усердно учат, намаз пятикратный делают, все чин чином...
Ну вот, гляжу, к таким соседям меня и ведут. Я набычился, требую поместить меня в прежнюю «хату», а они ни в какую: «В той камере полный комплект. Будешь сидеть там, куда посадят!» Я доступно объяснил, что меня к «ним» нельзя, журналист, мол, давно борюсь с радикальным исламом, и они меня за это не шибко любят, приговор вынесли – да все без толку: «Или сюда, или в ''под крышу''!». Пришлось требовать водворения в карцер, пока в моей или в любой другой «братской» камере место не освободится:
– Слышь, начальник, я ждать не буду, пока они меня толпой запрессуют? – вскроюсь прямо на пороге хаты и будут у вас проблемы! Тебе оно надо?
– Да вскрывайся! – неожиданно легко согласился лейтенант. – Мне матрас зассанный сложнее списать, чем тебя!
Спешить, однако же, не стал, вернул в «отстойник», пошел куда-то совещаться. Минут через сорок меня наконец доставили по назначению – в свою «хату». Как рассказали сокамерники, приходил «начальник режима», шумел чего-то на «продоле», обещал всех на вахту выставить (на въезде в СИЗО у них двигатель сгорел, так тяжеленные сдвижные ворота перед каждой машиной надо вручную открывать). В конце концов новичка перевели в другую камеру, а меня в свою.
– Ну что, с возвращением, братан! Чифирнем?
* * *
Завтрак, утренняя проверка, прогулка, обед, вечерняя проверка, ужин, отбой – день за днем унылой чередой тянулись долгие месяцы высиживания свободы. Народ в хате менялся нечасто, но за четыре месяца я все же успел пересоседствовать с десятком арестантов. Саня Шест приезжал за «добавкой»: отмотав пятнадцать лет из девятнадцати («за три ''жмура'' еще легко отделался – могли под вышак подвести…»), вышел на «поселуху», ждал проплаченного родственниками условно-досрочного освобождения, да не дождался. Раздобыв водки, выпили с приятелем «за скорейшее освобождение» и рванули в близлежащее село «до девчат». Через 5 дней его задержали, добавили год за побег и вернули в зону…
Анзорик «заехал» по 111-й, ч. 4 – тяжкие телесные, повлекшие смерть потерпевшего. Выпивали с приятелем, тому в угаре что-то не понравилось, кинулся драться. Упав, ударился затылком о кафель и спустя несколько часов преставился. Почти два месяца Анзор просидел в камере безвылазно – ни следователя, ни адвоката. Потом три ночи подряд вскрывался – горло, сонная артерия, яремная вена… Выжил, и следствие про него вдруг «вспомнило»…
Килю привезли в Нальчик со Ставрополья. Парень увел из соседнего хозяйства сотню овец с ягнятами, а на следующий день, подвыпив, – еще одну. На реализации второй партии его и накрыли – с вертолетов засекли неучтенную отару.
– Мне менты даже подельника отыскали, соседа моего, чтоб, по ходу, одному не так скучно было! – веселился незадачливый «овцекрад». – Его в отделе так пинали, что пацан взял на себя все кражи в районе за последние три года. Потом выяснилось, что он в это время где-то на Севере срок тянул…
Здоровяк Валера Туча на поверку оказался мягким незлобивым парнем, к тому же астматиком. От приевшихся уже шуток сокамерников – «Мы тебя «перекрестим», теперь ты у нас не Туча, а Тайсон будешь!» – лишь устало отмахивался. Свою «трешку» Валера получил за мочку уха, откушенную по пьяной лавочке у бывшего следователя. «Три года и сто тысяч ущерба! Да ему новое ухо и то дешевле обойдется! Или че, ментовские уши дороже стоят?!»
Вован оказался на нарах за колбасу. Отдыхал у соседа, пока хозяйка не выпроводила подгулявших гостей. Дома – ни хлебной корочки, а водки немерено. Сосед надоумил: «Сбегай ко мне, там же еще полный стол!» Чтобы не злить соседку неурочным визитом, залез в окно, набрал снеди со стола, но тут проявилась хозяйка. Пришлось гаркнуть на нее побасовитее, чтоб не вякала, да, пока не схватилась за скалку, ретироваться с добычей. В результате раскрутился на три с половиной года за разбойное нападение…
– Это что ж получается? – резюмировал пересказанные истории седой 60-летний «ветеран» преступного мира Муха. – Фактически вся хата за бухло «чалится»? Не камера, блин, а прям общество анонимных алкоголиков!
Сам Муха был задержан за несколько «махалок» конопли, добытых где-то в придорожных дебрях. Дали 9 месяцев за «хранение»…
* * *
Весь вечер стирал и развешивал по камере парадное шмотье – утром надо было выглядеть поприличнее. Прения завершились несколько дней назад и, несмотря на то что, как оказалось, все обвинение в «разбое» строилось лишь на показаниях самой потерпевшей, противоречащих друг другу практически по всем обстоятельствам рассматриваемого дела и опровергаемых свидетелями, судье потребовалась целая неделя на постановление приговора. Ладно, 4 месяца терпел, а тут… Последнее слово сказано, завтра приговор: «за отсутствием инкриминируемого состава преступления» – и «на свободу с чистой совестью»! Менты «наехали» круто («Дописался, щелкопер?!), но неумно – дело развалилось практически само…
Ночь прошла в тревожном ожидании. «Дорожники», попрятав «коней», уже мирно посапывали на шконках, когда я крадучись пробрался к умывальнику и принялся с особым тщанием выбривать лицо. Обмылся тут же в тазике, переоделся, посмаковал («наверное, в последний раз здесь…») устоявшегося «купца» и принялся размеренно «тусоваться» в ожидании конвоя. Как правило, на этап выводили незадолго до утренней проверки, часов в восемь, и эти последние минуты заключения, последние мгновения до оправдательного приговора тянулись, как… Подобрать соответствующее сравнение этому мучительно-тревожному ожиданию я не могу и сейчас, спустя месяц после освобождения.
Надрывный стон открываемого дверного замка прозвучал непривычно громко. «Братва» торопливо повскакивала с матрасов: «Ну что, ты поехал?»
– Всем выйти на проверку! – по-уставному строгий голос старшего дневной караульной смены вернул меня на землю. – Построиться перед камерой!
– А этап? – как-то даже заискивающе переспросил я. – У меня суд сегодня в одиннадцать.
– Фамилия?
– Цагоев…
– Ца-го-ев… Так на тебя заявки на этапирование нет!
– Как нет?..
– Каком кверху! Построиться!
…Несколько часов я пролежал на «шконке», не подавая признаков жизни. Не понимая, что происходит, народ не решался донимать меня расспросами – себе дороже.
После обеда меня все же вызвали из камеры: «На следствие!» Наталья – моя любимая и мой общественный защитник, это она фактически защищала меня в суде, обеспечивала связь с внешним миром и время от времени усмиряла не в меру ретивых коллег (порой такое выдавали в эфир, что уже жить не хотелось) – выглядела расстроенной, но старательно бодрилась:
– Все собрались, но помощник судье заявил, что тебя не доставили из СИЗО, конвоя не хватило. Суд отложили на завтра, на 10.30. Ты уж потерпи, милый!
Еще сутки… Шакалы! В камере я едва не в кровь сбил кулаки, молотя по смягченной свитером стенке. Ничего, я доживу до суда, чего бы мне это ни стоило!
Эти сутки прошли как во сне. Я автоматически повторял то, что делал все эти долгие месяцы: ходил, ложился, вставал, перепаянной целлофаном ложкой напихивался пресной перловкой, снова стирался, развешивал, наводил «дороги», отправлял «бондяки» и «малявы». Час, еще час, еще час… Утро в конце концов наступило, и ключ вновь заскрежетал в дверном замке:
– Всем выйти на проверку, построиться перед камерой!
– Я в списках на этап есть?
– Опять Цагоев? Нет, тебя сегодня тоже не заявляли! Извини…
Сокамерники начали недоуменно переглядываться, перешептываться:
– Брат, может суд отложили? Судья заболел, или еще чего…
– Ну да, отложили! – небрежно вырвав из тетради чистый листок, я уселся за стол. – Щаз!
«Начальнику ФКУ СИЗО-1…
Ввиду того, что... я расцениваю эти действия… провокация со стороны правоохранительных и судебных органов… ОБЪЯВЛЯЮ ГОЛОДОВКУ!»
– Вот теперь пусть откладывают хоть до Страшного суда!
Минут через сорок дверь камеры распахнулась в очередной раз:
– Цагоев, хватит дрыхнуть! У тебя суд через 20 минут! Давай активней!
* * *
– Встать, суд идет!
Весь зал встал, все, кроме меня, – проблемы с позвоночником не позволяли мне долго сидеть, и я простоял практически все судебные заседания.
– Постановляется приговор! Именем Российской Федерации…
Слушал я вполуха, вглядываясь в ставшие вдруг такими родными лица коллег. Все это время они долгими часами сидели на процессе, слушая весь тот бред, который следствие умудрилось запихать в дело. Скоро я вновь буду с ними, буду среди них, буду как они… Но эти лица, еще мгновение назад такие светлые, даже озорные, вдруг начали хмуриться, насупливать брови, опускать глаза… Все в этом освещенном зале как-то неуловимо изменилось… Что происходит?
Смысл приговора начал медленно, с трудом доходить до моего сознания… Да, по мнению суда, разбойного нападения не было, но это не значит, что преступления не было вовсе – его надо просто иначе квалифицировать. Несмотря на имеющиеся в деле противоречия, суд считает представленные обвинением доказательства достаточными. Когда подсудимый доставал деньги из бара, потерпевшая видела это. Но, так как обвиняемый, похищая деньги, не подозревал, что хозяйка квартиры стоит на пороге комнаты и наблюдает за ним, следовательно, он совершал тайное хищение и его действия следует квалифицировать как «кражу» и освободить от наказания ввиду истечения срока давности.
– Подсудимый, вам понятен приговор?
– Да, ваша честь, теперь мне ВСЕ понятно…
Р.S. Когда верстался номер, стало известно, что апелляционная жалоба Цагоева И.А. на приговор Нальчикского городского суда принята к производству Коллегией по уголовным делам Верховного суда Кабардино-Балкарской Республики.
