Роман Дих

Хозяин

Кот проснулся: вначале открылись зелено-желтые наглые глаза, немного полежал – глаза так и стригут по углам комнаты; не торопясь поднялся, потянулся всласть. Прошел в уголок, отведенный под его столовую, – лениво ступая, как истинный хозяин... да он и есть теперь хозяин этой квартиры. В уголке блюдце с гранулами сухого корма и две мисочки – с водой и молоком. Погрыз гранулы, нюхнул молоко – прокисло, брезгливо похлебал водицы. Покончив с трапезой, уселся умываться, усиленно натирая лапой мордочку – хозяйка б умилилась: «Гостей намывает!»

Гости вчера были: племянничек хозяйки, двадцатидвухлетний детина, который не любил кота, норовил гаркнуть и пнуть, и кот его ненавидел, шипел и пытался кинуться, отчего детина робел и ретировался; кот чуял его трусливую душонку и прыгал вперед, грозно воя, но хозяйка хватала любимца на руки и оглаживала по вздыбленной на загривке шерстке: «Тише, маленький, ну!..»  – и не шутя кричала на племянника: «Недоумок, не трожь кота!» Кот, злобно урча, постепенно успокаивался.

Но вчера племянник не один пришел к тетке – привел товарища своего, худого парня в черном пуховике: короткая стрижка, ввалившиеся серые глаза из глубины черепа хищно смотрят на мир; во рту, когда говорит или улыбается, видны зубы – желтые пеньки, чередующиеся с блеклыми рандолевыми фиксами. И запах от него... Коты лучше людей знают, кто чем пахнет, – запах его породил в сознании кота вид колонны людей, одинаково одетых и куда-то идущих, и кружку с черным чем-то вонючим, вроде того, что хозяйка пила несколько раз за день, но только гаже, – а этот человек с другими хлебал эту поганую жижу для увеселения, ибо его терзали лютая тоска и злоба всю жизнь. И той злобы запах учуял кот тоже и понял, что это запах человечьего хищника – мелкого, но опасного.

А этот хищник ничего в коте не учуял, с нетерпением поглядывал на небогатый старушечий стол, что накрывала хозяйка, добавляя к двум бутылкам с прозрачной жидкостью, гостями принесенной, картошку вареную, грибки в банке, сало с прослойкой... Племянник хозяйкин гыгыкал, тоже в нетерпении, пока не принял запотевшую стопку и первый тост сказал: «Ну, за братухино освобождение!» Кот сидел с хозяйкой рядом, на диванчике, та от сала отрезала мясные кусочки и ему давала.

Пришелец-хищник потянул было к нему руку худую, с одной стороны всю в каких-то разводах-рисунках, – кот отпрянул, зашипев. «Ну что ты?» – удивился гость. «Да не тронь его, дурака!» – это племянник сказал. «Ты сам дурак!» – осердилась захмелевшая хозяйка. «Ну ладно, мамка! – пришелец примирительно сказал. – Не в кипиш, кошак у тебя серьезный!»

И потекла беседа дальше. Кот не понимал ее смысла, но если бы и понял, она бы ему скучной показалась. Он поедал мясные кусочки – и звериным своим нутром чуял, как что-то неминуемое надвигается. А потом и услышал, и увидел: гости у хозяйки давай требовать чего-то, видно, хотели еще этой вонючей воды, что они выпили уже всю; а хозяйка, старуха захмелевшая, вскочив из-за стола, ну поносить и племянника, и его друга. А друг-хищник тоже поднялся, медленно, глаза бесовским огнем загорелись. «Ты че, старая, попутала?» – зашипел, и резко выбросил кулак в лицо хозяйки.

И когда хозяйка подлетела на диване – и об стенку головой, и сползла по этой стенке, – кот прыгнул. Вцепился, грозно воя, в морду худую пришельца, передними лапами вцепился в ненавистную – и ну когтями задних лап пластать ее, и грызть что ни попадя острыми своими зубами; и обладатель ненавистной рожи закружился по комнате, раскинув руки нелепо – точно пугало ожившее, и ревел-выл почти в унисон с котом. А племянник хозяйки, по-бабьи как-то повизгивая, – боком-боком в дверь.

Кот почуял, что враг наказан – отцепил когти, плюхнулся на ковер – и под диван. И оттуда уж наблюдал, как враг, посрамленный, присев в углу, застонал было, а потом завыл отчаянно: из-под узорчатых кистей рук, которыми он лицо прикрывал, струилась кровь вперемешку с чем-то белесым, запах в комнате коту напомнил другой запах – когда хозяйкины родственники ей мяса парного привезли как-то, много мяса парного; оно тогда лежало на столе кухни некоторое время, и нетерпеливый кот крутился рядом, призывно мяукая, впрыгнул было на стол, чтоб в аппетитный шмат вгрызться, но был отогнан хозяйкой: «Потерпи, ишь какой!»

Потом кот увидел, как комната заполняется новыми людьми, и предусмотрительно подался назад, не теряя при этом возможности обзора. Одни пришедшие были белые, и от них нестерпимо мерзко пахло, они сразу направились к хозяйке на диване, та застонала, плохо пахнущие люди вдвоем подняли ее под локти и повели из дома.

Другие люди были в сером, и от них тоже плохо пахло, как пахнет от машин на улице, но слабее. Один из них подошел к сидящему у стенки воющему гостю, склонился над ним, охнул, позвал вернувшихся уже людей в белом. Двое серых подняли, почти так же под локти, как и хозяйку, рыдающего врага кота. Когда его вели на выход, внимательный кот разглядел, что у врага нет правого глаза – дыра вместо него, вся морда исполосована, а кусок нижней губы оторван и торчит в сторону.

Где-то через полчаса после того, как серый человек, разложив листы бумаги, разговаривал с племянником-детиной, а тот трусливо ему отвечал (кот чуял, что разговор идет о побежденном враге и о нем, о коте), – все стали расходиться.

Через некоторое время кот вылез из своего укрытия, вспрыгнул на постель хозяйки, разместился где обычно – в головах – и уснул.

...А теперь он сидел, тщательно намываясь и вылизываясь – только вражью заскорузлую кровь отчистить пока не в силах. Она на левом боку, ближе к спине, и коту туда не дотянуться, но он старался.

На полу в солнечных лучах из окна кружились мелкие веселые пылинки – когда кот был еще котенком, он их часто пытался поймать.