Макс Махмаг
Книги, Ленин и кино
Вы должны твердо помнить, что из всех искусств для нас важнейшим является кино.
В.И. Ленин (Журнал «Советское кино». 1933. № 1–2. С. 10)
– И фуфан, и матрас, и все постельное свое сразу неси на прожарку. – Дневальный Боря давал мне указания, забирая с ШИЗО после 15 суток изоляции. – Завшивел ты в БУРе, и нечего эту заразу в отряд нести.
– И где сегодня прожаривают?
– Прямо за столовой, в кочегарке. Объяснишь откуда, они все шмотки прожарят.
Я пошел к кочегарке, неся свернутый матрас с постельными принадлежностями внутри него. Был конец февраля, кочегарка работала по всей программе, и быть там кочегаром мечтали все мужики на этой «краснознаменной» зоне, особенно зимой. Потому это козырное место нужно было заслужить у администрации колонии. Заслуживали кто как умел: кто стуком на сотоварищей, кто богатыми подношениями различных яств и сигарет со своих посылок, за кого «кучерявая» родня взгревала «хозяина», а кого и сама администрация пристраивала на эту теплую должность по доброте душевной. Последний вариант являлся маловероятным, но возможным.
Подойдя к кочегарке, я остановился, не веря глазам своим. Перед кочегаркой высилась черная («как душа стукача») гора угля, и это было понятно. Но рядом с ней переливалась всеми цветами радуги пестрая (а потому казавшаяся много большей в размере) гора книг и журналов.
– Принимай на прожарку! – я протиснулся с матрасом в двери кочегарки. – А что за книги при входе?
В кочегарке были двое: сам кочегар Витька Фикса и его земляк и шнырь по совместительству Вадик Чистый. Фикса был коренастым, степенным мужиком в расцвете 35–40 лет. На воле был он крутым бизнесменом, а «за забор» попал за убийство жены по ревности и по пьянке. Дали ему восемь, пять он уже отсидел, и «грел» он хозяина через свою родню, надеясь получить заветное УДО. Вадику было лет 20–25, был он худой, услужливый и очень чистоплотный: в день раз 10–15 мыл руки с мылом, которое носил с собой. На воле был он щипачом и наркоманом, и срок у него был небольшой: «Треху дали за карман. Да если б я был не вдутый, хрен бы меня кто поймал!»
Пока я раздевался и загружал свой матрас и другие вещи в прожарочный шкаф, Чистый рассказал мне, что городской комбинат, шефствующий над зоной, решил избавиться от своей библиотеки.
– Помещение это они решили сдать в аренду каким-то барыгам. Вот и привезли они дня два назад на зону цельный автобус со связками книг и журналов. В торжественной обстановке, с корреспондентами и телевидением, состоялась передача книг, за что руководство зоны было комбинату благодарно, а хозяин даже речь толкнул корреспондентам – за заботу и духовное просвещение заключенных. Так и сказал под аплодисменты, – рассказывал мне Чистый с усмешками, запаривая чифир. Он знал, как надо встречать вернувшегося с БУРа каторжанина.
Но после отъезда комбинатских и телевидения книги, не занося в клуб, где и располагалась библиотека, было приказано отнести к кочегарке и сжечь как можно быстрее.
Дело в том, что библиотека УИН располагалась в одной маленькой комнате, большую часть которой занимало три деревянных стеллажа и стол библиотекаря, на котором он часто спал. Стеллажи библиотеки давно уже были заполнены чистыми, опрятными, подобранными по размеру и цвету книгами, которых заключенным никто и не думал давать читать. «Эти персонажи читать не умеют, им книги нужны на туалет или табак закручивать». Это наставление от замначальника по воспитательной работе майора Владимирова слышал каждый библиотекарь, заступая на эту козырную должность. Потому служила библиотека больше для показухи перед комиссиями и для блатной должности библиотекаря, на которую администрация периодически устраивала аукцион между «кучерявыми» осужденными.
В связи с этим помимо официальной библиотеки образовались на зоне неофициальные библиофонды: на ШИЗО–ПКТ, в отрядах, в сидорах осужденных. Книги заезжали на зону как с воли в передачах и посылках, так и из СИЗО, тюрем и других зон. Чтение и работа – эти два занятия отвлекали от серости проживаемых в неволе дней и от раздумий о перспективах дальнейшей жизни, если у кого таковые перспективы еще имелись.
– Вот со вчерашнего дня и грузим книги в топку. Хотя какой с них жар, горят они плохо – отсырели все. Видать, и на комбинате библиотеку не отапливали, – объяснял мне Фикса, тыкая ногой в несколько стопок книг и журналов, лежащих на бетонном полу кочегарки.
– А не жалко книг-то? – Я в трусах и в ботиках на босу ногу рассматривал названия книг из этой кучи.
– Жалко, конечно. Здесь такие книги попадаются, которые я даже на воле не мог найти. Помнишь? Дефицит был – все за книгами гонялись. А теперь вот все в топку грузим!
Книги были разные: и работы классиков марксизма-ленинизма, и собрания сочинений известных писателей, и приключенческие альманахи, и детективы, и учебники, и задачники, и многое другое.
– Да здесь от Баха до Фейербаха, и от Владимира Ильича до Леонида Ильича! – блеснул своими познаниями Вадик.
– А можно я пару-тройку возьму в отряд – почитаю? – спросил я Фиксу.
– Да бери, конечно. Что жечь, что раздать – лишь бы польза с них была.
Чифирнув с Витьком и Вадиком, я оделся в свои пышущие жаром, горячие вещи. Порывшись в книжной куче, я отобрал четыре художественные книги в твердых, добротных переплетах, отпечатанных на хорошей, не желтеющей бумаге: «Избранное» О’Генри, альманах «Мир приключений», сборники Эрнеста Хемингуэя и Жюля Верна. Книги были почти новые – только клеймо библиотеки комбината на первой и семнадцатой страницах. Во всех книгах даже страницы остались неразрезанными, видно, не читал их никто.
– Судя по книгам, библиотека на комбинате тоже для показухи собиралась. Что 30-х годов, что современные – все новые, – удивлялся Фикса. – И чего комбинат их в продажу не пихнул?
– Так библиотечные нельзя, – разъяснил Вадик. – Помню я пацаном еще пару книг хороших в школьной библиотеке спер. Так не приняли их в букинистическом! С печатью, говорят, не положено. Еле-еле на пузырь самопальной водки махнулся. Больше с книгами не связывался. И водка та тоже противная была.
Придя в отряд и раскинув свой матрас с постелью на шконке, я сложил книги на подоконнике. От их вида наш проходняк [ Проходняк, или купе – проход между двухъярусными кроватями, где стоит тумбочка. ] вдруг приобрел уютный, интеллигентный вид.
Часть нашей бригады, та, что работала в ночную смену, была в КВР [ КВР – комната воспитательной работы, где зэкам обычно читают лекции или показывают телевизор. ]. Народ, приветствуя меня, начал интересоваться, откуда книги: «В БУРе, что ли, на память выдают?» Я объяснил, что книги из котельной и что там их много. Народ сначала думал, что я их разыгрываю, а потом начал просить завхоза и дневального, чтобы повели их к котельной за книгами, «пока их не сожгли или другие отряды не разобрали». Набралась человек десять-пятнадцать желающих.
– Боря! Да отведи их. Пусть книги выберут, пока их не пожгли. Лучше пусть читают и просвещаются, чем без толку в КВРе сидеть, – сказал завхоз дневальному. – Мне тоже пару детективов зацепите.
Дневальный и сам интересовался книгами, а потому с радостью повел желающих за добычей. Через полчаса все вернулись гружеными. В основном принесли художественную литературу. Народ начал подтягиваться и с интересом рассматривать принесенные книги. Пришедшие хвалили их, как будто собирались их продавать. К вечеру, когда с промки вернулись все бригады, Боре пришлось сводить к котельной еще один отряд книголюбов, теперь их было значительно больше: «Пойдем, наберем книг на халяву».
Началась цепная реакция – люди набирали книги не потому, что они им были нужны, а потому что и «другие набрали уже». Многие «колхозаны», не разбираясь в художественной литературе, выбирали книги с добротным твердым переплетом: для видухи и солидности.
К отбою отряд был затарен книгами под завязку: на всех тумбочках, подоконниках, полках и даже под матрасами лежали спасенные от сожжения книги. Многие даже хвастались, что у них, мол, в проходняке книг больше или они покрасивше.
Пришедший на следующее утро наш отрядный, майор Анулькин Николай Герасимович, был крайне удивлен такой любовью вверенного ему спецконтингента к книгам.
– Чего же это вы в школе-то плохо учились? На зоне решили наверстать? Ну, читайте, только это… чтобы с книгами аккуратно: не рвать, и ничего другого из них не делать. Боря, проследи.
Без ценных указаний Герасим не мог, это была его радость, и все это знали.
Но народ не просто хранил и бахвалился книгами, книги начали читать. Телевизор в КВР включали не более чем на два часа, а книги можно было читать без команды и везде: и в отряде, и на промке, и в локалке, и даже на проверке – в задних рядах. Читать стало привычным делом, и как следствие народ начал обсуждать прочитанное и спорить, какой автор или произведение лучше. Возникли даже группы по интересам: одни любили читать детективы, другие – исторические романы, третьи – «про жизнь», а некоторые даже любили читать и спорить по произведениям марксизма-ленинизма. Даже в «семейники» начали брать с учетом – какие книги человек читает.
Количество прочитанных книг начало приводить к качественным изменениям в поведении человека. Если раньше после еды или после двадцатой партии в нарды или домино человек поднимал на тебя тупой устало-осоловевший взгляд, то теперь, оторвавшись от чтения, человек смотрел на окружающий его мир задумчивым и интересующимся взглядом. Если раньше в «семейных» разговорах обсуждали, кому что прислали в посылке или как лучше нужно было отдуплиться в домино, то теперь все больше обсуждали прочитанное, сравнивая с аналогичными случаями из прошлой «вольнячей» жизни. Народ даже перестал просить дневального включить телевизор в КВР, а иногда даже наоборот – требовали выключить его: «Эта порожняковая пурга читать нам мешает!»
Задумчиво-одухотворенные взгляды и связанные с этим изменения в поведении осужденных не остались без внимания администрации УИН. В отряд зачастил зам по БОР [ Зам по БОР – заместитель начальника колонии по безопасности и оперативной работе. ] колонии подполковник Семенов Семен Иванович. Он беседовал с отрядной «козлотой», смотрел и нюхал обстановку.
– Чего они все время у тебя читают? Здесь что – зона или читальня? – полушутливо, полунастороженно спрашивал он то отрядного Герасима, то завхоза.
– Ну а разве плохо, что читают? Все в рамках распорядка. Даже нарушений меньше стало, – недоумевал Гера, ища поддержки у завхоза.
Завхоз кивал и поддакивал.
– Слишком грамотные станут – права начнут качать. Революционеры-то тоже сначала только книжки читали, а уже потом их на бунт потянуло, – озадачивал Сема своими рассуждениями нашего Геру. – Смотри сам! Отвечать-то тебе.
Дошли слухи и до хозяина. Полковник Шульц был человеком образованным и дружелюбным. Но донесения Семена его насторожили. И дело было не в книгах, а дело было в том, что уже давно Сема мечтал стать хозяином на зоне. И искал он всяческие нарушения в режиме, и стучал не только ему, Шульцу, но и другим, более высоким начальникам тоже.
– Надо же было им завезти эти списанные книги на зону. Сожгли бы у себя на комбинате: и им теплее, и нам спокойнее, – рассуждал Шульц, беседуя с нашим отрядным Герасимом. – Ты это… кончай этот балаган с книгами. Есть у нас библиотека в клубе, вот и хватит. А много книг чревато пожаром и антисанитарией. Потом нам отвечать. Потому давай, потихоньку верни книги в кочегарку.
Хозяин дал приказание, а исправный майор Анулькин приказы всегда исполнял, за что и был ценим начальством.
– Внимание сюда! Здесь скоро комиссия должна пожаловать, потому порядок в отряде надо навести. – На утреннем разводе Гера давал очередные ценные указания. – Убраться надо в отряде, и книги надо сдать дневальному. А потому, что могут придраться к нарушению пожарной безопасности, да и пыль от них. Дневальный и бригадиры, займитесь этим делом. И ты проследи, что бы не захламляли отряд. – Это Гера сказал уже завхозу.
Народ понял, что, придя с промки, они могут не найти свои книги на полках, подоконниках и тумбочках. Многим это, конечно, не понравилось, но воевать с начальством из-за книг большинство не собиралось. Более того, некоторые сами отнесли свои книги дневальному, демонстрируя свою лояльность и исполнительность.
«По закону имею право на 30 кило личных вещей». Так говорили упорные книголюбы, пряча книги в сидорах, в тумбочках или в личных ячейках каптерки. Приказ Герасима о сдаче книг они считали беспределом. Отказ сдать книги был неким актом протеста как против тех условий, в которых они сейчас находились, так и против того беспредела при фабрикации дел, в результате которого эти книголюбы сюда и попали.
«По закону имеем право!» Этот лозунг быстро расколол народ на два полярных лагеря.
«Да ты много каких прав имеешь по Конституции. Ну и что? Даже на воле не получал положнякового, а здесь-то тем более не получишь. И не надо из-за каких-то книг портить отношения с начальством и подставлять весь отряд». Это была философия одного лагеря – «соглашателей». С ними трудно было спорить, ибо их железная логика была основана на главном инстинкте – инстинкте самосохранения.
«Сегодня у нас заберут положняковые книги, а завтра заберут другое положенное нам по закону и уже более жизненно необходимое. Потому нельзя давать себя нагнуть и сдавать книги. Мы закон не нарушаем. Нам книги нужны для чтения, а не карты из них делать». Это была философия другого лагеря – «непримиримых». Лагерь этот был числом поменьше первого, но люди здесь были более упертые.
Была и третья группа – ненадежная бесхребетная «промежность» – это те, кто, не имея своего твердого мнения, метался от одного лагеря к другому, не зная, чью сторону принять. Они слушают, кивают и выжидают – кто победит, «на чью лошадь поставить», чтобы потом, когда все страсти улягутся, обсуждать в стане победителей, как они дружно отстаивали именно эту, победившую, точку зрения.
Но заставить осужденного «добровольно» сдать на уничтожение свои книги администрация не могла. На воле могли не так понять. Поэтому была задействована «пятая колонна»: стукачи, провокаторы и члены СДП [ СДП – секция дисциплины и порядка. Члены СДП носят красные повязки на рукаве и докладывают администрации о нарушениях режима осужденными. ], готовые за лишнюю послабуху или УДО сотворить все, что прикажут.
Книги начали исчезать из тумбочек и из личных ячеек в каптерках. Книги брали почитать, а потом они «терялись». Говорили, что «с БУРа просили путевых книг подогнать». Собранные книги уходили из отряда, но до БУРа, как потом выяснялось, не доходили.
Но главное – исказили историю появления книг на зоне. Уже не говорили, что это была шефская помощь комбината, которую сожгли в котельной. Упорно насаждалась история о том, что книги в зону загнал какой-то барыга с воли. «Он должен был отстегнуть бабки на общак и обещал взгреть зону. Но вместо того чтобы отгрузить на зону чай – сахар – сигареты, он загрузил книги и отчитался перед братвой этим товаром. Он, барыга, видите ли, решил, что книги для нас будут полезнее ништяков. А история с комбинатом – это прикрытие: надо же было как-то завезти груз на зону». Именно так токовали члены СДП историю появления книг.
– Да на хер эти книги нужны! – так отзывались на эту историю полуголодные слушатели.
Книги уже вызывали отвращение у зэков, ибо это уже был тот предмет, с помощью которого их «лоханул барыга». Книги, когда-то спасенные зэками от сожжения, теперь валялись в туалете, их использовали для чего угодно, но уже не читали. Это стало «непутевым делом».
– Что, читать любишь? Вот из-за таких, как ты, книголюбов и лоханули зону книгами, – так докалывались эсдэпэшники к тем, кто читал книгу, даже если она была и не из «котельных».
И если раньше зэки просили родню прислать им какие-то новые книги, то теперь такие просьбы уже не практиковались.
Администрация была довольна: «книжный бунт» был подавлен в зародыше и без ЧП.
– Вот здесь некоторые из вас возмущались, что администрация изымала книги. Но, граждане осужденные, двадцать первый век на носу. Сейчас уже книга сходит со сцены как источник информации и просвещения. Сейчас есть радио, телевидение, кино, наконец. И еще Ленин говорил, что на современном этапе важнейшим из искусств является кино. А книги что? Пыль от них, да и нарушают ведь они пожарную безопасность. Сами-то как думаете – прав был Ленин? – так закруглял свою лекцию в КВРе зам по «воспиталке» майор Владимиров, человек образованный и интеллигентный, никогда не переходивший в общении с зэками на «ты», всегда уважительно, спокойно, на «будьте любезны».
– А вот это уже не верно! Не говорил Ленин такого.
Все встрепенулись, проснулись и обернулись на Вадика Чистого, ибо это именно он встал и посмел возразить Владлену.
– Этой фразы об кино в работах Ленина нет. Она возникла уже после смерти Ленина. И возникла из воспоминаний Луначарского о беседе с Лениным. Но воспоминания эти ненадежны, ибо пересказывались своими словами по памяти, – сказал Чистый уверенно.
– Так вы считаете, что кино не является более прогрессивным искусством, нежели художественная литература? – спросил Владимиров, с интересом вглядываясь то в глаза, то в бирку [ Бирка – паспорт заключенного, где указывались его ФИО, статьи УК, срок, начало и конец срока. Носится на левой стороне груди. ] Вадика.
– Чтение развивает образное мышление, дает возможность анализировать и обдумывать информацию. А кино приучает воспринимать информацию поверхностно, не давая времени на анализ. Поэтому в приведенной вами фразе о кино изначально указано, что кино важнейшее искусство для безграмотного народа.
– Ну что же, я рад, что в вашем отряде есть люди, хорошо знающие произведения Ленина. Если что, теперь знаю с кем консультироваться, – полушутливо разрядил обстановку майор.
К вечеру в отряд пожаловал подполковник Семенов и ДПНК [ ДПНК – дежурный помощник начальника колонии. ] с двумя «цветными». Ими был произведен шмон всех вещей Вадика. Под матрасом были обнаружены четыре книги Ленина и кем-то подкинутый самодельный нож.
– Что, Чистый, на революцию потянуло? Власть решил взять вооруженным путем? – спрашивал Семен Вадика, держа в одной руке книгу, а в другой нож.
– Нет, Семен Иванович, это не наш путь. Книги мои, а нож – сами знаете, что подкинули.
– Вот и пойдешь ты другим путем на пятнадцать суток в ШИЗО. А там посмотрим.
Вадик озадаченно удивлялся: «За что?»
– А не хрена было поперек Владлена переть и весь отряд подставлять, – доходчиво объяснил ему дневальный Боря, когда начальники ушли. – Давай теперь собирай вещи.
– Так я ж ему правду сказал, как оно есть на самом деле.
– А нужна начальству твоя правда? Начальству нужно кино и цирк. Чтоб ты перед ним как клоун на цырлах прыгал. Головой думать надо, а не Ленина читать. Ну, пошли. Давай, шевели батонами. – Боря повел Чистого в ШИЗО.
Изъятые книги Ленина не сожгли, ибо было уже лето и кочегарка не работала. Потому книги пустили «на бытовые нужды».
