Фима Жиганец
Полосатый крысолов
Замутилась эта история вовсе не тогда, когда в шестом отряде завелась поганая крыса. Если бы мне доверили двинуть кратенькую речугу, я бы начал с той субботы, когда Аркаше Симкину пришло с воли письмецо на идише от его мамы. Но речугу мне двинуть никто не даст. Потому как не мастак я речи говорить. И вообще говорить не мастак. За что и перекроил арестантский народ мою гордую дворянскую фамилию Маевский на погоняло Мумуевский. Зато, когда вижу листок бумаги и огрызок карандаша, нападает на меня словесный понос. Так что случай про зоновского крысолова я вам изложу во всех красках. Однако по глубокому секрету…
Короче, субботним солнечным деньком сидел я в отрядной локалке и мирно лепил из хлебного мякиша прикольную фигурку одной американской соски из забугорного журнала, который дал мне на время Саня Жук. Саня сказал, что журнал – про кроликов, но не иначе как сбрехал. Ни одного кролика я там не увидал, зато полно было голых баб в мудреных позах. И про девку эту тоже, видать, фазана мне Жук пустил: что зовут ее типа Помело и она дочка известного сказочника Андерсена, какой сочинил сказку за Буратину.
За хлебную куколку обещал Жук плаху чая и блок сигарет. Все-таки хорошей специальности обучил меня татарин Фаридка. Нынче он уже откинулся (в смысле на волю вышел, а не крякнул). Говорят, на таких болванчиках большие бабки рубит. А я на зоне его промыслом перебиваюсь: леплю чебурашек, как папа Карло.
Корячился я над сказочной метелкой часа два. Сиськи вышли удачно. Знатные дойки: соски острые, торчат, как зенитки! Вылитая буренка-несушка с молочно отоваренной фермы. Морда тоже славная: шнифты выпучены и губы рабочие распухли от трудов праведных. Не давалась только мохнатка. Живости в ней не было. А какая мохнатка без живости? Надо так изобразить, чтобы хотелось прикормить ее с руки. Только протяни ладошку – и весело зачавкает! Наконец дотумкал, чтобы украсить метелкин срам настоящей шевелюрой. Хотел было со своей старой макитры состричь. Но сразу возникает вопрос: с каких ужасов у молодой бабы мокрощелка так поседела, что не идет ни в какой тон с ее природным волосом? Выходит голимая абстракция. А за абстракцию Саня если чего отстегнет, так только хрена лысого.
Пошел я в барак к Володе Афонину. Он уже приличные патлы отрастил, а отрядный на это дело глаза закрывает, потому как Володе все равно скоро на волю выламываться. Что Афоня, не может по-братски клок волос отчекрыжить на алтарь искусства?
Афоню в отряде я не нашел, зато услыхал, как шарага сидельцев гогочет, собравшись вокруг Блудного Сына. Блудным Сыном кличут Аркашу Симкина. У него промысел на воле: выдавать себя за родственника знаменитостей и на этом грести лавэ. Сперва мы его обозвали Сыном Лейтенанта Шмидта, но в четвертом отряде начальником как раз лейтенант Шмидт Анатолий Маркович, так что непонятка выходит. Вот и перекрестили в Блудного Сына (а некоторые уточняют – Блудный Сукин Сын).
Аркаша получил письмо от мамани. Зная пристрастия сыночка к хохмам, мама Ида вложила в конверт со своей малявой розовую листовочку – рекламу магазина «Приколись!». С товарами из этого лабаза Блудный Сын и знакомил любопытный народ:
– Секи, братва! «Ручки с исчезающими чернилами», «туалетная бумага в виде долларов», «часы с обратным ходом»…
– Это как понимать? – спросил дневальный Кузнецов, детина с пудовыми кулаками.
– Деревня ты, Кузнец, – хмыкнул Аркаша. – Стрелки крутятся в обратную сторону, и цифры расположены справа налево.
– А как же по ним время узнавать? – не понял Кузнец.
– К зеркалу поднесешь – и всех делов! – разъяснил шнырь Гоша Деловой.
– Так что же мне, трюмо с собой таскать? – не унимался Кузнец.
– А чего с тобой станется? – ехидно заметил Гоша. – Сунул в карман – и всех делов!
– Я серьезно… – надулся Кузнец.
– А если серьезно, ты их вверх ногами надень – и всех делов! – снова посоветовал деловой Гоша.
– Откудова у часов ноги? – буркнул Кузнец и недовольно отошел.
Аркаша тем временем продолжал:
– «Подушки-пердушки», «быки-стриптизеры»…
– Так это наш Костя Муха! – радостно встрял Гоша. – Он без всяких подушек пердит, когда штаны снимает. Пердун-стриптизер! Аркаша, глянь, может, в этом смешном лабазе противогазы продаются?
– Привяжи шемело! – цыкнул на шныря дагестанец Шамиль Гелоев (если кто не в курсе, шемело – та же метла, только вид сбоку). Шамиль взорвал в машине знатного нефтяного «короля» и жаловался, что за это надо не сажать, а награждать. Ведь в закромах родины сэкономлены миллионы тонн «черного золота», которое стопудово прилипло бы к шаловливым ручкам бизнесмена. – Блудный, давай дальше…
– Давай-давай хреном подавился, – сообщил для справки Аркаша и продолжил свой скорбный список. Кроме уже названных штуковин там значились: карманный самогонный аппарат, трусы «коротко о себе», червячки, которые в воде растут и превращаются в гадюк, пьяные ослы и другие веселые поганки, которые пацанов уже не возбуждали.
Тут внезапно нарисовался смотрящий отряда Коля Тайга и предупредил, что в направлении барака движется с кислой мордой замполит Лимон (в миру – майор Ширко Андрей Юрьевич), который жаждет всех поиметь лекцией о международном положении. Лимона после выжранной «паленки» всегда пробивало на политику, и он шлялся со своим положением по зоне, сея вокруг сонный ужас. Безразмерное брюхо замполита наводило сидельцев на мысль о том, что положение это вдул ему при очередном разносе «хозяин» зоны Илья Ильич Загайло, и теперь Ширко все никак не может разродиться.
А крысу в отряде обнаружили аккурат через неделю после занимательного чтения. Сперва рюхнулся Саня Жук: у него неизвестная падла насунула тот самый блок сигарет, какой он мне обещал за американскую телку-помело. Если бы пропала пачка тарочек (тарочки по-русски – это сигареты), он, может, кипиш и не поднял бы. У Сани в мозгу дыра, он сам не помнит, чего куда сунул. Но тут – такой нагляк!
Коля Тайга собрал всех «пассажиров» и предупредил конкретно:
– Народ, зарисуйте себе на лбу: грызунов я в отряде не потерплю. Вы все в курсах, что пришел я с полосатого режима, а на особняке таких фирулей не понимают. Сходу в очко лом загоняют, а во время интимного процесса заставляют крысятника петь гимн России. Ну, чтоб одним чохом научить эту блядь настоящему патриотизму. Хотя, если подумать, в морге патриотизм без надобности. А втираю я вам это к тому, что сегодня блок ежиковых сигарет должен лежать у меня на столе. Или я буду очень нервничать и начну поиски. Для справки: я большой спец по дератизации…
– Куда-чего в рот? – не понял Шамиль Гилоев. – Коля, я такой мамой еще не загибал.
– Дератизация – это когда всякую паскудную шушару давят, – пояснил смотрящий. – И в этом деле я – лучший полосатый крысолов. Поимейте в виду.
Однако крыса Колины слова в виду не поимела. Через два дня она тайно слопала карамель, которая лежала в «гараже» (тумбочка по-нашему) у Вити Кошмарика. Кошмарик поднял по всему бараку такой гай-гуй и вопли-сопли, что дело дошло до начальника отряда капитана Семенова с погремухой Старпер. Прозвище приклеилось к Семенову еще когда он три срока проторчал в старших лейтенантах за бескорыстную любовь к «зеленому змию». Капитаном он тоже бродил лет семь, но предавать свою любовь не собирался. В отряде Старпер появлялся редко, все больше гонял нарды с инженером в цехе тарных ящиков. По ходу дела у меня вопрос: неужто фанерный ящик нельзя сколотить без инженера?
Короче, Семенов вызвал к себе в кабинет отрядного старшину Леху Савелкина и отодрал его, как хрустьянин – липку. А на другой день неведомый крысеныш спер у Мыколы Закощука с далекой бандеровщины крем для бритья. Мыкола прибыл к москалям на гастроли (показывал фокусы с кошельками, исчезающими из карманов) и задержался по случаю на пьять рокив дюже строгого режима. Теперь лопоухие жертвы хохляцкого кармаша были отомщены.
Но Коля Тайга рассердился не на шутку. Он поклялся на зуб, что поганый воришка будет разоблачен. И в тот же вечер пригласил к себе на чаек Блудного Сукина Сына…
Даже после страшной клятвы смотрящего крыса не угомонилась. У пацанов то и дело что-то пропадало. Но длилось это безобразие недолго. Коля Тайга умел держать слово.
Как-то вечером я случайно ухватил обрывок разговора Коли с Аркашей Симкиным.
– Точно на кукане? – спрашивал Тайга Аркашу.
– Базаров нет, – радостно отрапортовал тот. – Серьезно захватил, с проглотом. Теперь только надо не упустить, как поплавок дернется.
– На все повелся? – не унимался смотрящий.
Аркаша что-то пошептал ему на ухо, и Тайга довольно ухмыльнулся.
А утро началось с чудес на промке. Есть у нас в рабочей зоне участок по изготовлению мягкой мебели. Когда-то там мандячили кресла в салон самолета ИЛ-86, а потом перешли на офисные диваны. Работа престижная, по зоновским меркам, можно срубить хорошие тити-мити. Но подбирают на этот участок работяг сперва по гнилости нутра, а потом уж по мастеровитости. С нашего отряда пахали там несколько «красноперых», то есть зэков на побегушках у администрации. Да еще новичок Вова Коржик. Он к нам в отряд прибыл с этапа дня через четыре после того, как Аркаша Блудный зачитал письмецо от своей мамхен. Коржик в активе не состоял и даже пытался жужжать вокруг «отрицаловки». А свой фарт с козырным участком объяснил тем, что по воле вкалывал на мебельной фабрике. Повелись на этот отмаз не все, но, как говорится, не пойман – не сука.
Короче, в то чудное утрецо случилась на промке какая-то непонятка. Глядим: офицерье бегает, как в попу шилом ткнутое. Руками машут, носы зажимают… Че за дела, в натуре? Оказалось, мебельную лавочку срочно пришлось прикрыть! Почему такое? Да по кочану: какая-то падла завоняла весь участок так, что нормальному человеку продыхнуть нельзя! «Главкум» Дима Кутков носится по всей зоне с красивым баллончиком типа «черемухи» и орет во всю глотку:
– Твари гнойные! Животные! Я вам покажу дезодорант «Лунная ночь»! Я вас, паскуды, лунной ночью на «колючке» за яйца перевешаю! Я вам, гниды сучеглазые, все бараки этой сранью опрыскаю и окна заколочу!
Дальше кумовка бросилась по отрядам сеять разумное, доброе, вечное кованым сапогом и добрым матерным словом. Тогда мы и узнали, что неизвестный партизан распылил на участке офисной мебели вонючую заразу, по сравнению с которой тухлые газы обосравшегося скунса проканают под аромат духов «Красная Москва».
Начальство сходу заподозрило вражескую диверсию. А «черные» тут же распустили слух, будто поносная атака является героической операцией «блаткомитета» на предмет дезинфекции зоны от красной арестантской сволочи. Между тем Коля Тайга затеял довольное «жу-жу-жу» в курилке с Блудным Сыном и осетинским громилой Алиханом Джичоевым, в простонародье известным как Князь. Я навострил локаторы, но уловил только отдельные обрывки насчет того, что «круг сузился». Какой круг и с каких делов он сузился, я тогда не понял.
Отрядных «мебельщиков» мы в барак не пустили, хотя они и драили себя в бане часа полтора разными душистыми прибамбасами – у кого что нашлось. Однако злоскребучий запах не поддавался никаким мылам и шампуням.
– Который же из вас такую вонючесть запустил? – поинтересовался Тайга у работяг, прикрывая нос огромным клетчатым платком.
Никто не признался. А Вова Коржик вовсе заявил, что лично он никакого духана не чувствует, потому что у него насморк и нос напрочь забит.
«Мебельщикам» еще свезло, что дело было летом. Они скорбно оккупировали беседочку в отрядной локалке. Сидят и ждут, когда их вызовут на допрос к «куму». Сами-то друг к дружке уже принюхались.
Где-то через полчаса по-новой слышим слоновий рев с теми же поминаниями животных, гнид и прочих тварей знойных. Но голосок явно не кума Куткова. Дмитрий Сергеич ревет, как олень, которому яйца дверью прищемило, а этот – визгливый и припадочный. Пацаны высыпали в локалку, глядь – гэцает в центре внимания Вова Коржик, вроде как исполняет босиком ритуальный танец на раскаленных углях. И при этом плюется во все стороны.
– О бля, Коржик шаманит! – тоненько захихикал якутский дедушка Тыгын Тускунов.
Дедушку хлопнули в наших краях с мешочком алмазов. Их скиздили с прииска два Тускунова племяша, а он решил сбагрить «слезки» через своих людишек на Большой Земле. На зоне дед сперва получил погоняло Тускун-Потаскун. Потому как спалился он на дорогой шалаве-«маргаритке», которую не удовлетворил его вялый моржовый хрен. Когда «маргаритка» по нетрезвому делу вякнула за это Тыгыну, дедка оскорбился и настучал ей по репке. Короче, намотали болезному полную катушку по самые некуда.
– Ты чего, дед, попутался? – удивился шнырь Гоша. – С каких это Коржик шаманит? За шамана здесь вроде как я…
«Шаманить» на зоновской мове значит в хате прибираться.
– Дык он в натуре шаманит! – растолковал Потаскун. – Ты на метле летаешь, а он злых духов скликает…
– Я ему, блядь, поскликаю! – сурово пригрозил Коля Тайга. – Эй, Коржик, захлопни помойку! Чего орешь, как халява потерпевшая?
Вова тут же прекратил вертеться юлой и харкать верблюдом.
– Я чего? – жалобно заскулил он. – Я ничего… Тайга, ты сам погляди! Не, вот если бы тебе такую подлянку втюрили?!
Вова неожиданно присел и начал скакать на манер лягушки, одновременно шаря по асфальту пухлыми ручонками. Наконец, что-то отыскал и радостно сунул под нос смотрящему так резво, что тот едва успел отшатнуться.
– Что ты мне за дрэк в нюх суешь? – недовольно отмахнулся Тайга.
– Гляди, какие нынче на воле рандолики лепят! – заныл Коржик, и братва увидала на его грязной ладошке огрызок карамельки. – Не смотрят, падлы, что суют!
Действительно, из конфеты торчала часть жирного тельца черного таракана.
– И как, вкусно? – поинтересовался Тайга.
– Тебе хорошо шутить! – возмутился Коржик и всхлипнул. – Попробовал бы сам, тогда узнал бы…
- Ты у нас сейчас и не то попробуешь, – вкрадчивым ласковым голосом пообещал Вове смотрящий и сделал знак своему подручному Алихану.
- Коржик растерянно захлопал глазами, но тут неожиданно в локалку ввалился председатель СДП Сема Панько со своими «лохмачами». СДП – это секция дисциплины и правопорядка, проще говоря, лагерная полиция из арестантов.
– Вонючки – на выход! – громыхнул Панько и нетерпеливым жестом пригласил «мебельщиков» к калитке.
– Слышь, Пенек, ты нам Коржика оставь на полчаса, – спокойно и вальяжно попросил Тайга председателя СДП приказным тоном. – У меня к нему базар есть.
Обычно с Колей «красные» вязаться не любят. Он все ж таки на бродяжьем ходу и в большом авторитете. Так что вякать поперек – себе дороже. Да и Сема – мужик средней подлючести, с ним договориться можно. Но в этот раз он оказался непокобелим и на предложение Тайги ответил жестким отлупом:
– Не в падлу, Тайга, но к нему базар не только у тебя. Этих чудаков сам кум желает помытарить. Так что придется потерпеть маленько.
– Ну что ж, потерпим, – согласился смотрящий. – Господь терпел и нам советовал.
Так примерно через четверть часика после Коржиковых шаманских плясок Старпер отправил нас с Кошмариком на промзону спионерить фанерный щит для стенгазеты «Светлый путь». Путь наш светлый пролегал мимо «хитрого домика», где обитают опера. Едва мы поравнялись с этой обителью скорби и слез, как в кабинете «кума» Димы Куткова раздался громкий хлопок, а следом – серенада бешеных макак на два голоса. Солировал трубный рык «кума», а ему звонко подвизгивал наш Коржик. Затем распахнулась дверь, и ударной волной наружу выбросило тело несчастного Вовы. «Кумовская» комната расположена на втором этаже, куда ведет железная лестница. Вова слетел с нее, не коснувшись перил, и приземлился носом в асфальт – прямо у ног работяг из мебельного цеха, ожидавших своей очереди на допрос с пристрастием. Работяги шуганулись во все стороны, а Вова остался лежать. Наверно, ему было больно.
Коржик еще не коснулся асфальта, а на пороге уже возник капитан Кутков собственной персоной. Рожа персоны была черной – вроде как в саже или в грязи.
– Ах ты, блядво тунгусское! – заорал «кум», обращаясь к Вове, который тщетно пытался заключить мать сыру землю в сыновьи объятия. – Ах ты, муджахед сраный! Ах ты, террорист недорезанный! Волоките его назад! – приказал Кутков своим подчиненным, которые высыпали на крики, как бомжи – на приглашение к бесплатной похлебке. – Я этому уроду сейчас хрен на пятаки порублю!
Кошмарик в ужасе спрятался за мою спину. А я подгреб поближе, чтобы узнать подробности. Но за любопытство получил дубиналом по спиняке от прапорщика Пилипко и ускоренной рысью унесся вместе с Кошмариком в сторону «промки».
Лишь значительно позднее удалось выяснить детали происшествия в «хитром домике». Оказалось, Коржика «кум» вызвал на задушевную беседу одним из первых. Вова стоял перед Дмитрием Сергеичем навытяжку, руки у него тряслись, голосок вибрировал. Вскоре «кума» это дело стало раздражать.
– Ну ты, трясогузка! – зарычал он. – Я тебя сюда позвал не чечетку сбацать! У нас для плясунов клуб есть. Че мандражируешь? Чуешь, падло, что пришел твой смертный час?
После таких ободряющих слов уши Коржика похолодели, а кости застучали в такт зубам.
– Отставить бздо! – грозно приказал «кум». – Можешь закурить. А то мы так с тобой ни хера и за час не продвинемся.
Дрожащими ручонками Вова достал из кармана пачку сигарет и попытался вставить одну из них в отверстие между пухлыми пересохшими губами.
– Ну-ка, ну-ка! – заинтересовался яркой пачкой Кутков. – Дай глянуть. Ишь ты! Я таких не видал. Че написано? «Файерболл», что ли… Угостишь начальника оперчасти?
Не дожидаясь ответа, Кутков сунул сигарету в рот, щелкнул зажигалкой, затянулся.
– Ничего, – одобрил он. – Хоть вонь отобьет. Тяжелая у меня все-таки работа. Надо, наверно, всю вашу сволоту на дворе пытать. А то кабинет за неделю не выветрится…
На этом месте кумовских размышлений огонек сигареты дрогнул, затем брызнула вспышка – и что-то грохнуло! Когда дымок рассеялся, первое, что в ужасе увидел Вова Коржик – закопченную физиономию «кума» с серыми плошками безумных глаз. Хлебальник Куткова был широко распахнут, в углу его прилипла злосчастная сигарета, ствол которой так разворотило, что он напоминал головку диковинного цветка с лепестками вразлет. Дальнейшее вам известно…
Коржика с тех пор никто не встречал. Поговаривали, что после долгого лечения в больничке для зэков его загнали этапом на далекую инвалидную командировку. Ходила еще параша, будто Вове вмандячили ко всем прелестям жизни еще то ли 205-ю как потомственному террористу, не то 317-ю за покушение на жизнь мента – и отправили в бессрочку на остров Огненный. Но это, по-моему, звиздеж и провокация. Рылом Коржик не вышел для пожизненной зоны. Да и чего тому «куму» сделалось? Харю вымыл – и опять сверкает, как новый гривенник.
После исчезновения Вовы Коржика в отряде перестали исчезать и вещи. Отчего сидельцы сделали вывод, что Коржик эта самая крыса и есть.
– Бог шельму метит, – сурово заметил Егор Андронов, он же Соломон Каторжный. Егор на зоне числился церковным старостой и считался жутко набожным. Что не мешало ему колошматить на катране, приговаривая: «И Христос играл в стос!»
На том вроде как все закончилось. А меня не покидали смутные подозрения насчет духов-вонючек, конфет с тараканами и заминированной сигареты. Неспроста это все, ох, неспроста… Тем паче опера через день после покушения на Диму Куткова прибегали в наш отряд и устроили грандиозный шмон. Чего искали, непонятно. Пострадал только Саня Жук: у него мусора замылили пулеметную ленту гондонов в пестреньких упаковках. А потом долго мурыжили Саню, на какой предмет он эти гондоны приобрел.– Да вот на этот предмет! – зло огрызался Саня и тыкал пальцем в мотню. – Хотите, при вас примеряю!
Короче, положенные звиздюлины Жуку отвесили, на этом весь базар и прикрыли.
А я выждал с недельку и заглянул в каптерку, где расположился Коля Тайга. Коля задумчиво сидел у шахматной доски и решал какую-то мудреную задачку.
– Ну, чего тебе? – недовольно поморщился он. – Герасим восемь на семь… Мычи уже, раз зашел.
Я изобразил, будто курю сигарету (сам-то я некурящий), набрал в рот воздуха и пыхнул навроде Винни-Пуха. Затем погрозил Коле пальцем.
– Это что за пантомима? – удивился смотрящий.
В ответ я громко втянул носом воздух, поморщился и покачал головой типа «ай-ай-ай».
– Еще кисляка смандячь и плеваться начни, – ухмыльнулся Тайга. – Догадливый ты… Я удивляюсь, как другие не просекли.
Я развернул невидимую бумажку, пробежался по ней глазами и скорчил недоуменную рожу. Затем перекрестил указательные пальцы и пожал плечами.
– Точно, в рекламке не было про эти штукуевины указано, – подтвердил мою догадку Тайга. – Это уж мама Ида на свой вкус подобрала – по Аркашиной просьбе. Загнала все через вольняшку Толика с третьей автобазы – и спрей-вонючку, и конфеты с тараканами, и сигареты-взрывалки. А что, лихо вышло, да?
Я растянул рот в довольной улыбке и закивал.
– Только, Мумуевский, ты язык-то прикуси, – предупредил смотрящий. – Дойдет до оперов – мало не покажется. «Кумовка» таких шуток не любит. Сечешь поляну?
Потом внимательно поглядел на меня и махнул рукой:
– Хотя кому я это говорю…