Александр Муленко

Колечко

Однажды Андрюша попросил у Юры колечко. Маленький мельхиоровый перстенек, на котором алел отшлифованный камушек, кажется, яшма: сочная; яркая, словно вишенка, покрытая для свежести лаком; ею когда-то были богаты склоны гор, окружающих наш город.

− Дай мне его поиграть до конца уроков.

Получив согласие, совсем размечтался:

− Миша, а в самом деле пускай я немного побуду вашим князем, хотя бы на часок. Ты не возражаешь?

С такими словами он обратился ко мне и покраснел от возвышенной, неожиданной роли. Недавно учительница истории рассказывала нам о том, как визировали важные документы цари и падишахи; какую имели могучую силу их грамоты, скрепленные печаткой. Приводила примеры из древности, где «добро попирало зло во всех проявлениях». Экскурс в историю не остался в тени ребячьих фантазий. Вот Юра и принес из дома в школу колечко − похвастаться перед нами. Оно тут же пошло по рукам. Это сокровище примеряли на пальцы, пожалуй, все мальчишки, а Андрюша, самый слабый и добрый из них, последним. Дешевая Юркина печатка не имела ничего общего с перстнями сильных. Недорогая поделка. В наше базарное время такими обильно украшены прилавки лотошников, а тогда, для мальчишки семидесятых годов, это было сказочное богатство, услаждающее его общение с другими детьми, не имеющими оригинальных игрушек. Раритет.

Шел урок труда. Я был заика, а мои одноклассники Володя и Андрюша болели шизофренией. К учебе в столярке нас троих не допускали, опасаясь, что мы не управимся с режущим инструментом. Осенью мы убирали листья на школьном дворе, зимою − снег. Наставники виновато лукавили, объясняя, что это более важное дело, нежели строгание древесины, но неумелая ложь была прозрачной, хотелось правды. Ставший на два часа нашим князем, Андрюша построил в сугробе сказочный город – столицу справедливой страны. Чтобы закрепить остроконечные шпили его домов, правитель накрошил на них осколки вчерашних елочных украшений и закрепил их корочкой изо льда, поливая водой из старой бесхозной кружки. Рукавички намокли, ладони окоченели, зато архитектурный ансамбль получился на славу. Мы его украсили мишурой и водрузили на башенки тряпочные флажки.

Однако творческие восторги прошли. Возвратить колечко Андрюша не смог. Палец, на который он его надел, безнадежно распух. Шмыгая носом, более от страха, нежели от боли, мальчишка обратился за помощью к школьной медицинской сестре. Ее усилия были тщетны: ни снег, ни мыло не помогали расстаться со злополучной печаткой. Палец начал синеть и нарывать. В срочном порядке Андрюшу отвели в городскую травматологию, где равнодушный хирург поломал колечко щипцами; его обломки исчезли в мусорном баке.

Назавтра Юра потребовал вернуть «печатку» назад, но отдавать было нечего. Об этом узнал Сережа Зуев из пятого «Б» класса, самый авторитетный задира в школе. После уроков он затеял разборки.

− Ты брал колечко?.. – спросил Сережа.

− Брал, – понуро ответил Андрюша.

− Надо его вернуть…

Незадачливый должник испугался и в оправдание взволнованно рассказал о действиях врача во время проведения операции по спасению пальца, но неумолимые взрослые пацаны не захотели его понять.

− Надо набить ему морду, − предложил кто-то из них.

− Пускай он заплатит убытки, − добавил другой.

− У меня не бывает денег, − захныкал Андрюша.

− Ты попросишь у мамки.

− Она накажет, поставит надолго в угол, а папка даст ремня…

− Тогда иди и шкабай их у салаг, у первоклашек…

− Это нехорошо.

− Найди работу и старайся на совесть, − изгалялись юнцы, − научись воровать или торгуй.

− Я еще маленький, − сопротивлялся мальчишка.

Все рассмеялись. Уже показалось, что разборки зашли в тупик, но, подливая масла в огонь остывающей вражды, Сережа коварно заметил Юрке:

− Ты будешь лохом, если ему простишь.

Так и доныне презрительно называют людей, обманутых ожиданием лучшей доли. Не желая оставаться глупцом среди старших товарищей, Юра рассвирепел и ударил Андрюшу в лицо за беспечность, допущенную в больнице.

«До крови, − заулюлюкали пацаны, – избей его до крови, разукрась его морду».

Сережа вынес вердикт:

− Три дня тебе сроку, чтобы нашел печатку и вернул ее Юрке, иначе объявим гадом.

Скорый суд состоялся. Гада обижали все, даже первоклашки.

В больнице, куда Андрюша отправился тот же час, про него забыли.

− Какое тебе колечко, мальчик? – удивился хирург.

− Вы у меня лечили вчера вот этот палец.

- Да-а, он все еще синий, я вижу… Зайди-ка в перевязочную, малыш, пускай его тебе продезинфицируют и намажут мазью Вишневского.

− Дяденька, а колечко?.. Его вы выбросили в железную урну.

− Каждые два часа ее содержимое мы выносим на улицу в мусорный ящик…

− Может, быть оно еще там?

− Наверное… Но я тебе не советую ковыряться в медицинских отходах, это небезопасно. Если ты получишь инфекцию, то палец мы отрежем раз и навсегда.

− Мне нужно найти колечко, дядя.

− Дайте ему перчатки…

Мусорный ящик был пуст.

Назавтра Андрюша не пришел на уроки. Я соврал учительнице, будто бы он болеет, а между тем причина отсутствия была другая. Мой приятель отправился на свалку в «долину ядовитого дыма». Так называли то нехорошее место, куда вывозили мусор со всех помоек и сжигали его, спасая город от эпидемий. Мальчишка все еще надеялся найти осколки того колечка, надеялся их собрать и склеить эпоксидной смолой. Но из похода он принес на двор только старый пластмассовый пароходик с поломанными колесами да кусок вишневого камня величиной с кулачок.

− Где же колечко? – спросил я.

− Там его никогда не отыскать… Но один беззубый старикан подсказал, что такие вещицы делают зэки. Он и сам был когда-то зэком, долго сидел в тюрьме, томился, а сейчас живет в вагончике около той свалки и собирает бутылки, чтобы обменять их на деньги. Старикан подарил мне вот этот камень – яшму, ее можно распилить и отполировать до блеска, только я еще не знаю, как это сделать.

− Ты не боишься зэка?.. Он же может убить!

В городе и доныне две режимные зоны. В них отбывают наказание преступники, которые плохо учились в школе: не слушались старших, воровали или, не желая честно работать, грабили слабых, как мы, людей. На пушечный выстрел было запрещено подходить к заборам, покрытым «егозой» и колючкой. Ослушника ожидали ремень и лишение улицы на долгое время.

− Еще старикан подсказал, что за пачку чая зэки подкинут колечко, отполированное до блеска. Нужно только договориться с ними о сделке заранее и перекинуть эту пачку на стройку, куда они приезжают рано утром отбывать наказание общества нелегким трудом. Около старого трамвайного кольца есть одна новенькая пятиэтажка. Там зэки остекляют пустые окна и штукатурят.

В город осужденных возили под конвоем и стерегли от побега. Объекты были надежно окружены запретной зоной, внутри которой выпускали собак.

− Да как же с ними договориться? Там же заборы!

− Я уже был на стройке и нашел нужного зэка. Только ты не рассказывай никому, куда я ходил.

− Могила, − заверил я.

Пообещавший Андрюше колечко человек убирал лопатой снег около вагончика, где солдаты прятались от мороза.

− Завтра до обеда мой зэк будет работать на том же месте. Но поменяться нужно так, чтобы охранники ничего не увидели. Иначе меня прогонят, а колечко и чай отнимут себе.

− На что ты купишь чай?..

− Я возьму его дома.

− Тебя накажут…

− Мамка не заметит пропажу.

− А как ты перекинешь его зэку через заборы?

− Полезу на дерево… Но оно очень толстое, и я боюсь, что мне не дотянуться до первой ветки, а дальше бы я поднялся сам и перебросил бы чай с высоты. Оттуда легче докинуть…

− Я помогу тебе подняться.

− Ты хочешь пойти со мной?

Словно бельма, белели новые оконные стекла в пятиэтажке, куда мы отправились утром. Ощетинились инеем колючие проволоки периметра и немногие деревья, нависающие лапами над забором запретной зоны. Парило изо всех теплушек, ото всех теплотрасс. На территорию стройки заехали две зарешеченные машины. Черные, словно вороны, невольники нелепо выпрыгивали из них на снег и, подгоняемые прикладами, строились в две шеренги. Надрывались собаки, стремясь броситься на этих людей, но кинологи их держали на поводке, дальше лая травля не шла. Солдаты пересчитали зэков, развели на работу. Когда последний осужденный исчез в новом доме, пустые машины уехали, стихло. Въездные ворота закрыли на замок, ответственные дежурные разошлись по теплушкам. На какое-то время прилегающая к объекту территория опустела. Из подъезда вышел знакомый Андрюше зэк и отправился в нашу сторону. На плече у него лежала фанерная лопата. Воровато оглядываясь, он подошел к запретной зоне, остановился напротив нас. Я подсадил Андрюшку на дерево. Тот быстро поднялся на ветку, потом еще на одну… Окликнул мужчину.

− Вы принесли колечко?

− Да-а, вот оно… вот здесь, пацан, колечко, − отрывисто гаркнул зэк, потряхивая перчаткой, в которой лежало что-то тяжелое. – Видишь, куда я его положил... Только вначале чай.

Брошенная пачка чая перелетала через забор легко, прямо в руки осужденного, а вот его рукавичка нелепо взметнулась к нам навстречу и… упала в запретной зоне.

− Как мне ее достать? – закричал Андрюша.

− Вечером достанешь… Когда никого не будет на стройке, пацан, расшатаешь в заборе доску. Ты юркий… И заберешь колечко себе, а мне нельзя, пацан, на запретку, меня накажут.

− Там же собаки?..

− Ты возьми колбасы… Покормишь, они не тронут…

Зэк спрятал чай в карман и возвратился в пятиэтажку.

Дома я был наказан. Позвонили из школы. Мама узнала, что я пропустил уроки утром.

− Вот приедет из командировки отец и выпорет тебя, как сидорову козу, ремнем. За что ты его позоришь?

Весь этот вечер я томился в углу. Врал, что попало, надеясь на прощение – кривил душой. Но мои небылицы были бездарны. Андрюше тоже досталось по самое не хочу. Когда он пришел ко мне в гости, чтобы позвать на улицу да отправиться на стройку повторно, матушка отругала его, заметив, что мы плохо кончим на своем веку, если будем якшаться друг с другом. Он пошел один.

Зэков уже увезли обратно в лагерь. В сторожке было темно. Ее хозяин уснул. Доски в заборе шатались. Одну из них, более слабую, Андрюша оторвал и втиснулся в запретную зону. Злополучная рукавичка лежала на месте. В ней находились осколки кафельной плитки. Растерянный мальчишка их перебрал, но обещанного колечка не нашел. Усомнившись не в зэке, а в себе, машинально начал разглядывать эти осколки снова, но никаких декоративных поделок среди них так и не увидел – меняла его обманул. Появилась овчарка, за ней − вторая. Мальчишка спрятал рукавицу за пазуху, достал колбасу и протянул ее... А это была ошибка: собака взметнулась вверх и сбила Андрюшу с ног.

На следующий день в школе появились сотрудники милиции и кинолог. Нас собрали в актовом зале на лекцию о служебном собаководстве и рассказали, как обучают тюремных овчарок бросаться на человека, предлагающего пищу из рук.

− Вчера поздно вечером ученик четвертого класса Андрей Сургунчиков был задержан немецкой овчаркой Альмой на запретной территории стройки, где в дневное время работает контингент людей, осужденных за особо тяжкие преступления перед обществом. Это насильники и убийцы, общение с которыми строго запрещено. В ходе дознания мы выяснили, что Сургунчиков отправился на стройку в надежде обменять пачку чая на ножик…

Я не знаю, почему Андрюша не сказал в милиции правду. Скорее всего, он боялся, что слово за слово из него вытянут всю подноготную этой некрасивой истории и пострадает Юрка – хозяин колечка. Чувство вины за утраченное чужое добро было сильнее обиды за физическую расправу, нанесенную мальчишками.

Выступавшая после кинолога женщина − инспектор по делам несовершеннолетних − добавила, что Сургунчиков взят на учет в детскую комнату милиции, где, помимо него, состоят другие дети из неблагополучных семей, среди которых Сережа Зуев. Она попросила дирекцию школы выявить круг друзей этих отъявленных хулиганов и посерьезнее относиться к вопросам профилактики правонарушений.

В тот же день староста нашего класса Марина Шкурко собрала внеочередной совет пионерской дружины. Она попросила меня рассказать о причине пропуска занятий в школе.

− Вы коротали уроки на пару с Андреем, я знаю.

− Я помогал ему дома по геометрии, он кашляет…

− Ты врешь, Иванушкин. Сургунчиков заболел сегодня. Я уже узнала об этом. Собаки порвали ему зубами лицо, оно стало страшным, как ободранные обои, а врачи приписали ему пятьдесят уколов в живот от бешенства. Ваша дружба становится криминальной. Это не нравится мне и пионерам из нашего класса. Вам хватит общаться… Чего молчишь?

− Я буду с ним дружить, даже если собаки его порвут на мелкие части.

Я покинул это представление, так и не досказав ребятам самого главного − что товарищей не бросают в беде одних.

На улице потеплело, снег немного размяк. Стал податливым, липким. Мне захотелось увидеть город, построенный Андреем, столицу справедливой страны. Внести свою лепту в созидательную игру. Но он весь, до последней постройки был разрушен. Кто-то прошелся ногами по куполам, сжег пластмассовый пароходик. Его уцелевший, покрытый сажей нос, нелепо торчал из снега, словно во время кораблекрушения в море, в ожидании последней волны, несущей погибель. Среди руин лежали порванные флажки, валялись окурки. Я попробовал было поправить центральную башню кремля, но скоро промок, и дело остановилось. Вот здесь и отыскали меня ребята из пятого «Б» класса. Они напомнили, что завтра оканчивается срок, отведенный Андрюше для возращения долга: «Ты ему передай, он будет гадом, а ты − его другом. Мы будем чуханить вас вместе». Я возвращался домой с тяжелыми думами − удрученный, уставший, мокрый, пытаясь представить, как выглядит израненный собаками человек, как неприятно должно быть и больно, когда тебе в живот делают уколы от бешенства.

− Папка приехал, − весело сказала мама, едва я переступил порог квартиры. – Он привез тебе апельсины. Ты поди-ка и расскажи ему, как отбился от рук.

Мой папка был лучшим монтажником в мире. Ему поручали ответственные работы в Москве. Он всегда привозил оттуда гостинцы. Я с нетерпением ожидал его возвращения домой и бросался на шею с порога, не скрывая восторга. Но в тот тяжелый зимний день я испугался предстоящей расправы. «Мамка ему уже, наверное, сама доложила о прогулах, − подумал я, − и отец сердит не на шутку». Он никогда не филонил в жизни, непримиримый боец с человеческой ленью.

− Что с тобою случилось, Миша?.. Ты какой-то не свой? Она рассказала правду?

− Прости меня, папка…

Я заплакал. Не захныкал лукаво, не захлюздил в испуге от наказания, не забился в истерике от бессилия оправдаться. И через слезы, как на духу, рассказал про колечко; про затравленного собаками друга; про город, построенный им из снега, – столицу справедливой страны, разрушенную ногами; про страхи, которые мы испытали, меняясь с зэком, и про обман, а также, какими несправедливыми оказались Сережа Зуев и Марина Шкурко.

− Сегодня я попробую решить все ваши вопросы, – обнадежил отец. − У меня есть пропуск на эту стройку. Там моя лебедка…

Ближе к вечеру он принес перстенек. В тяжелой оправе горела не яшма, а многогранный фиолетовый минерал – аметист.

− Его называют «благословенным». Этот камень, Миша, приносит удачу и улаживает распри между людьми.

− Ты нашел того зэка и забрал у него колечко?

– Что ты, Миша, я видел других осужденных. Они узнали эту историю от охранника, задержавшего Андрюшу. Я им досказал ее подноготную, а эту печатку… вам подарил самый авторитетный зэк на стройке. Пообещал, что накажет обманщика, спросит за обман… По-своему, жестко…

− Тогда я пойду к Андрюше домой и отнесу ее…

− Возьми апельсины…

Валил беспокойный снег, накрывая дороги, деревья, заглаживая морщины талого мира, грязь... Около каждого фонаря я доставал из кармана свое богатство и зачаровано глядел на маленький мерцающий камушек – теплый, красивый − в предчувствии скорой его утраты. Но дружба сильнее грусти.

Андрюша лечился под одеялом. Он был несказанно рад удаче, гостинцам, рассказам о школе, где не был аж целых три дня, и осудил Марину за небылицы:

− Несет что попало… Ей пообещали путевку в Артек, вот она и старается, а собака была в наморднике, она не могла меня ободрать, как обои. Просто я очень долго лежал на снегу в ожидании охранника и простыл. Милицейские собаки не бешеные, а злые по долгу службы. В бытовке, когда меня выспрашивали, мне дважды удалось их погладить по голове…

И доныне я вспоминаю эту историю всякий раз, проходя около неприметного дома из силикатного кирпича, давно уже потерявшего свежесть и белизну. Лучше всего никогда не иметь долгов. Ни перед кем… а если они случились, то отдавать их надо в полном объеме и срочно, несмотря на обиды. Все бы, казалось, к лучшему: Юрка забрал печатку, был очень рад и даже извинился за мордобой. Наши страхи прошли, гадами мы не стали, в мире воцарился порядок. Только в субботу в газете появилась маленькая заметка. «Вчера во время обильного снегопада на стройплощадке, около трамвайного кольца, произошел несчастный случай. С крыши новой пятиэтажки упал и разбился насмерть осужденный Сергеев, 34 года. Предполагается, что он грубо нарушил требования охраны труда, но проверяются версии суицида и насильственной смерти».