Главная страница

Неволя

НЕВОЛЯ

<Оглавление номера>>

Альбина Скрипник

Как в капле воды…

Владимир Константинович Буковский недавно рассказал журналистам [ www.kasparov.ru «Тенденция, однако»; www.archdomjour.ru «Случай с Ларисой Арап – не единственное свидетельство возрождения карательной психиатрии». ] о некоем совещании в МВД, состоявшемся несколько месяцев назад. Якобы на нем «было рекомендовано шире применять к оппозиционерам такие приемы, как обвинение в умственной невменяемости, а также статьи УК РФ о наркотиках».

Очень не хотелось бы, чтобы это было правдой.… Однако вот уже и сам Буковский назван психопатом, и не где-нибудь в кулуарах, а в британской газете «Daily Mail”, напечатавшей 13 августа интервью с представителем Государственного научного центра социальной и судебной психиатрии им. Сербского, того самого учреждения, где в середине 60-х нынешний кандидат в президенты, бывший диссидент Владимир Буковский проходил психиатрическую экспертизу. Вот уже заточен в психушку краснодарский журналист Евгений Новожилов, много писавший о войне в Чечне. Поводом для его госпитализации стали не только статьи о Чечне, но и попытка разоблачить воспитателей-педофилов, калечащих детей в приюте. От «лечения» в психушке его спас только скандал, устроенный демократической прессой, радио-«голосами» и правозащитниками.

Но самый большой скандал разгорелся вокруг маленькой женщины из города Мурманска. Может быть, потому, что она оказалась хоть и рядовым, но все же членом партии – Объединенного гражданского фронта (ОГФ), а скоро выборы… Однако сути дела это обстоятельство не меняет, наоборот, благодаря широкой огласке известны многие подробности этой госпитализации, по которым можно судить о закономерностях существования и тенденциях развития отечественной психиатрии.

О недобровольной госпитализации мурманской правозащитницы Ларисы Ивановны Арап в психиатрическую больницу этим летом писали газеты и журналы США, Великобритании, Германии. Парижская «Liberation» в номере от 1 августа опубликовала статью «Возвращение принудительного помещения в психбольницу в России». Международный комитет защиты свободы и гражданского общества выпустил специальное заявление, в котором говорится, что «использование методов карательной психиатрии не имеет ничего общего с общепринятым в цивилизованном мире поведением». А президент российской Независимой психиатрической ассоциации Юрий Савенко сказал: «Мы на пороге масштабного использования психиатрии в немедицинских целях».

Началась мурманская история еще в 2004 году. У нас есть возможность узнать ее суть от самой потерпевшей.

– В 2003 году, – рассказала Лариса Арап корреспонденту газеты мурманского отделения ОГФ «Марш несогласных», – в нашем жилищно-строительном кооперативе были вскрыты серьезные финансовые махинации. Мы провели собрание жильцов, и те избрали меня новым председателем… Я и не могла предположить, что за такое своеволие (бывшее) руководство ТСЖ начнет травлю против меня и моей семьи. Цепь дальнейших событий не поддается описанию. То нападение в подъезде, то звонки по телефону с угрозами убийства, то взломанная дверь в квартиру. Я писала в милицию и прокуратуру, но отовсюду получила отписки. Тогда я обратилась в ФСБ. Трижды сотрудники ФСБ вызывали меня к себе и предлагали молчать о финансовых нарушениях шефа нашего кооператива.

С накопившимся стрессом женщина обратилась за помощью в военную поликлинику Северного флота по месту работы, а там уже ждала разнарядка врачам: в психушку! Было это в середине мая 2004 года.

– Мой муж нанял адвоката, пытаясь освободить меня оттуда. Два судебных слушания по рассмотрению моего дела состоялись спустя лишь два месяца после моего «ареста». Через три дня после суда меня выпустили из больницы. Но и сейчас продолжаются угрозы…

Тогда Ларисе повезло: суд, в который дважды (!) обращались психиатры с требованием держать ее в больнице в недобровольном порядке, им в их требованиях отказал. Что, знаете ли, случается совсем не часто. Гораздо чаще судьи решают дело так, как хотят психиатры, полностью доверяя их мнению. Но, видно, на этот раз доктора не смогли даже толком обосновать, зачем с медицинской точки зрения нужно держать в больнице новоиспеченного председателя ТСЖ. В то время госпитализация Ларисы Арап была типичным случаем.

Напомню, что советские руководители всегда (начиная с Ленина) использовали психиатрию в карательных целях. За это в 1983 году наших психиатров исключили из Всемирной психиатрической ассоциации (то, что они якобы сами вышли, узнав, что на VII Всемирном конгрессе им готовится обструкция, – типичное советское лукавство). А в 1989 году их снова приняли в ВПА на том основании, что Россия стала демократической страной. Н-да. Но психиатры остались те же. И в постсоветские времена, когда разнарядок сверху не поступало (во всяком случае, мы об этом не знаем), многие из них охотно брали заказы со стороны и госпитализировали тех, кто мешал преступникам красть общественные или государственные деньги, являлся свидетелем преступления, которое надо скрыть, или просто имел квартиру, на которую претендуют мошенники.

Таких «больных» в психушках довольно много, и Лариса Арап была одной из них. Она пробыла в психиатрической больнице два месяца. А впечатления от увиденного в таких учреждениях всегда рождают у нормальных людей желание что-то изменить и защитить права содержащихся там людей. Поэтому она без колебаний согласилась дать интервью газете «Марш несогласных», когда журналисты попросили рассказать об условиях содержания пациентов в психбольнице.

Статья под названием «Дурдом» появилась в газете 8 июня 2007 года. В ней приводился рассказ Ларисы Арап, очевидца описываемых событий:

Там, в больнице, я увидела разных людей, и была удивлена, что среди них много нормальных, но… как с ними обращались: кричали, избивали, привязывая к кроватям, ставили капельницы, после которых люди становились как зомби; насиловали, уводя по ночам в неизвестность, а утром возвращали в палаты истерзанными.

Встретилась в больнице с девушкой Аней. Она побывала в Апатитах. В больницу попала после того, как у нее на глазах был убит родной брат. Следствие не желало раскрыть преступление. Свидетельницу направили в психбольницу.

Женщина из Полярного, владелица большой недвижимости, попала в психбольницу по требованию неизвестных людей, которым теперь позволено управлять ее собственностью… Однажды, когда она попыталась дозвониться до адвоката, ее скрутили, куда-то увели. Вернули в палату неузнаваемой. Сколько мы ни просили ее рассказать, что с ней делали, она сказала только одну фразу: «Пригрозили, если расскажу, то разберут на органы, как некоторых других». Во сне несколько ночей подряд она стонала, кого-то молила о пощаде…

Маленькую девочку изнасиловали какие-то подонки в школе во время занятий. Мать прибежала в школу к директору. Но элитной школе не нужны такие скандалы. Была вызвана «скорая», и мама пострадавшей была закрыта в психушке...

Как только был напечатан тираж, 800 экземпляров газеты с этим интервью редакция разослала чиновникам областной администрации. Но ответом было гробовое молчание властей, только прокуратура начала интересоваться… личностями журналистов, написавших статью.

А 5 июля Лариса Арап поехала в Североморск, в поликлинику по месту своей регистрации, чтобы получить копию заключения медицинской комиссии для переоформления водительских прав. За месяц до этого она полностью прошла медкомиссию, и была признана здоровой всеми врачами, в том числе и психиатром. Когда Лариса зашла в кабинет психиатра Марины Рекиш, та спросила:

– Это вы написали статью «Дурдом»?

Лариса кивнула.

– Подождите немного в коридоре, – сказала психиатр и куда-то убежала.

Потом она объясняла, что была вынуждена вызвать милицию и санитаров, потому что Лариса Арап буйствовала (разбросала у нее на столе бумажки и пыталась сорвать занавески) и чрезвычайно опасна для окружающих. Странно только, что доктор отправила столь буйную даму в коридор, где было полно людей.

Почему принято верить, как гласу Божьему, всему, что говорят психиатры? Я вообще не верю в эту историю с занавесками. Потому что однажды читала историю болезни женщины, которой поставили тяжелый психиатрический диагноз и лишили дееспособности. Сначала я недоумевала: «На каком основании?» Описание личности и поведения больной базировалось на житейских сплетнях соседок и родственников, с которыми у женщины был затяжной конфликт. Но потом увидела фразу: «Говорит, что слышит какие-то голоса». «Ну, все, – подумала я, – тут ничего не исправишь. „Голоса“ для психиатра – это чистая шизофрения». И спросила ее:

– А какие вы слышите голоса?

– Так в том-то и дело! – заволновалась она. – Никаких голосов я сроду не слыхала! И не говорила ничего такого! А они написали, и все. Теперь я сумасшедшая, кто мне поверит?

И заплакала…

В ожидании врача Лариса, чтобы скоротать время, позвонила с мобильного телефона своему риэлтору, занимающемуся обменом ее квартиры, потом мужу. В этот момент к ней кинулись милиционеры, заломили руки и потащили в машину «скорой помощи». Сквозь треск вырываемого из рук мобильника муж Ларисы, Дмитрий Терешин, услышал крики и шум борьбы. Совершенно потрясенный, Дмитрий помчался на машине в поликлинику Североморска. Но Ларисы там уже не было. Тогда он позвонил в Мурманск дочери Таисии и рассказал о похищении матери. Тая вместе с мужем бросились в приемный покой городского психдиспансера, куда отвезли мать. Но и там ее не застали. Ларису уже увели в палату.

Таисия рассказывает, что они стали расспрашивать дежурного врача Юлию Игоревну Копыйю, на каком основании госпитализирована их мать. Но врач сказала, что не намерена ни перед кем отчитываться, а если Таисия и ее муж будут настаивать, то она очень легко и им оформит принудительную госпитализацию. Тут вдруг Юлия Игоревна швырнула в лицо Таисии газету со статьей «Дурдом» и разгневанно воскликнула, что таких вещей, как эта статья, быть не должно, что это не-нор-маль-но! Копыйя кричала:

– Никто не имеет права писать о том, что происходит в психбольницах! Это наши внутренние взаимоотношения с больными! За эту статью ваша мать долго будет здесь лежать, а, может быть, вообще никогда не выйдет…

Тогда Таисия села писать заявление с просьбой сообщить диагноз и причины насильственной госпитализации матери. Копыйя тут же написала на нем своей рукой, что разглашать врачебную тайну не намерена. Таисия спросила:

– С каких это пор близким родственникам запрещено знать о диагнозах своих родных?

Но врач молча удалилась.

Таисия не могла понять: где она находится? В больнице? Тогда почему ей не разрешают увидеть мать, состояние которой, как говорят врачи, «удовлетворительное»? В какой больнице станут насильно держать пациента, если он отказывается от лечения и родственники требуют отпустить его домой? Ведь врачи не имеют права удерживать человека, даже если отказ от лечения или операции грозит ему смертью. Ему подробно расскажут о последствиях его отказа, попросят расписаться и – отпустят! Потому что он имеет право распоряжаться собственной жизнью. (Замечу, что человек, у которого подозревают психическое заболевание и даже действительно больной, должен иметь те же права, пока он не лишен дееспособности.)

А может быть, это особая разновидность тюрьмы? Но и тюремщик не станет орать на родственников заключенного, пришедших его навестить: «Будешь задавать много вопросов, открою пустую камеру и посажу!» Не станет, потому что знает – закон не позволит ему этого сделать. А психиатрам, получается, закон позволяет лишать людей свободы по своему усмотрению, орать на посетителей, ругаться матом, избивать больных, издеваться над ними?

Таисия была права в том, что закон действительно дает психиатрам очень большие права, позволяя многие вопросы решать по своему усмотрению. К сожалению, те, кто писал этот закон, не учли, что в психиатрических больницах работает много безнравственных людей. Просто в силу того, что здесь им предоставлена масса возможностей для проявления патологических свойств характера, таких как садизм и жажда власти. Если же у человека нет абсолютно никаких нравственных установок, он и издевательства над больными будет называть «нашими внутренними взаимоотношениями с пациентами».

То, что сказала Таисии Копыйя, вовсе не новое слово в психиатрии. В США и странах Западной Европы прошло немало судебных процессов, на которых психиатров судили за издевательства над пациентами и сексуальное насилие. И они пытались уверить судей, что насилие над детьми или женщинами, перенесшими тяжелую психологическую травму, это… разновидность психотерапии.

Не только дочери Ларисы угрожали психиатры. Руководитель мурманского ОГФ и доверенное лицо Ларисы Арап Елена Васильева рассказала, как «бушевал» Евгений Николаевич Зенин, главный врач областной психбольницы (находящейся в Апатитах), куда позже перевели Ларису:

– Елена Борисовна, я требую публично подтвердить факты тех истязаний детей, которые были отражены на страницах вашего издания! Вы должны извиниться за публикацию и признать, что они не подтвердились.

Странно, ей-богу! Прокурорская проверка еще не проведена, а журналистские расследования показали, что факты как раз подтвердились! Почему же Евгений Николаевич требует извинений «за ложь»? На том простом основании, что у него в заложниках находится Лариса Арап?

Он абсолютно уверен, что официальные проверки факты не подтвердят. Юристы говорят: «Если бы прокуратура всех так проверяла, как проверяет психиатров, тюрьмы стояли бы пустые. Они приходили бы к преступнику и спрашивали: „Ты убил?“ – „Не-е“. И писали бы: „Проверка показала, что факты не подтвердились“». Как правило, проверяющие из прокуратуры не опрашивают пострадавших, потому что те – сумасшедшие, и не слушают журналистов, раскопавших компромат, потому что из журналиста в нужный момент тоже можно сделать психа невменяемого. Они интересуются обстоятельствами дела только у «авторитетных» психиатров, которые, как правило, и виноваты в злоупотреблениях.

6 июля, на следующий день после госпитализации, Ларису осмотрела врачебная комиссия. К этому времени женщина была так заколота неизвестными ей препаратами, что увидела подошедших к ней врачей как бы сквозь густую пелену тумана. Они молча постояли и ушли. Потом оказалось, что это было освидетельствование. Врачи написали, что пациентку необходимо лечить в недобровольном порядке.

Позже Лариса рассказала, что вечером ее избили санитары. Потом ее раздели догола, положили на клеенчатый матрац и туго привязали к кровати – руки и ноги врозь. В таком положении женщину держали больше суток, хотя родственники предупреждали врачей, что у Ларисы серьезное заболевание позвоночника. Эта пытка называется «фиксация». До привязанного никому нет дела: никто не даст ему попить, не подложит судно, если только не найдется поблизости сердобольный человек из больных. Страдальцев сумасшедшего дома могут «фиксировать» не только на сутки, но на недели, и даже на месяцы!

7 июля обеспокоенные родственники потребовали встречи с Ларисой. Тогда ее сняли с «вязки» и вывели показать родным. Женщина была в синяках, не могла стоять и с трудом говорила. Чтобы не мучить ее, муж взял Ларису на руки, отнес в постель и потребовал прекратить накачивать жену разной дрянью до решения суда о недобровольной госпитализации.

По закону оставить «лечиться» в психушке насильно можно только по решению суда. Кавычки здесь потому, что насильно невозможно вылечить человека и сделать его счастливым. Разве это не очевидно? Оказывается, нет. Ведь принимаются законы о насильственном лечении, отвлекаются от дела судьи, выезжая в психушки, чтобы судить людей, которые никаких преступлений не совершали. И даже наоборот – преступления были совершены в отношении многих из них.

По закону заседание суда о недобровольной госпитализации должно состояться в течение восьми суток после поступления человека в больницу. Суд над Ларисой Арап состоялся только через двенадцать суток. Ее друзья и родственники говорят, что, судя по поведению врачей, его бы и вовсе не было, если бы не их протестующие крики. Но даже определенные законом восемь суток – это очень много! И сутки много. Мне рассказывали люди, которых по разным причинам кто-то решил закатать в психушку, что там их сразу же начинали колоть и давать таблетки, доводили до невменяемости, а потом демонстрировали суду. «За трое суток меня так закололи, – рассказывала одна из этих жертв, – что, когда привели на суд, я волочила ноги, все было, как в тумане, язык вываливался изо рта, как ни старалась я держать его на месте».

Когда человек совершает преступление, находясь не в своем уме, вместо тюрьмы его отправляют в психбольницу, и это называется принудительным лечением. А если он никаких преступлений не совершал, то его решением суда приговаривают к недобровольному лечению. Разные слова нужны юристам, чтобы отличить преступника от невинного страдальца. Но, по сути, и то, и другое «лечение» носит карательный характер и является заключением, а не лечением.

Для того чтобы судьи действительно видели, кого они приговаривают к заключению в психушке (а это обычно хуже тюрьмы), «обвиняемый» до суда вообще не должен попадать в руки к психиатрам. Если он действительно буйный – не проблема, пусть посидит в милицейском «обезьяннике». Такое правило могло бы гарантировать, что во время суда у здоровых людей язык не будет вываливаться изо рта.

Лариса в знак протеста объявила голодовку. С одной стороны, это был удачный ход: в течение пяти дней голодовки никакими препаратами ее не кололи и даже два раза дали позвонить домой. Но с другой… психиатры расценили голодовку как еще одно доказательство психического заболевания и подвергли Ларису принудительному кормлению.

Пока Лариса мучилась в психушке, ее товарищи буквально весь мир подняли на уши. В кабинетах мурманских чиновников трезвонили междугородние и международные звонки, и разные люди требовали от них отчета, в городе что-то вынюхивали немецкие, американские, скандинавские журналисты, питерские правозащитники терпеливо объясняли мурманским чиновникам и администрации психбольницы, сколько раз они нарушили закон в отношении Ларисы Арап. Главврач областной больницы Е.Н. Зенин был несказанно удивлен такими претензиями и поделился с Еленой Васильевой, что «такого у них еще не было» (имея в виду жалобы на незаконность их действий) и госпитализации проходили «по накатанной колее, без всяких там прав пациентов».

Прибыла группа московских психиатров под руководством президента Независимой психиатрической ассоциации Юрия Савенко. Они приехали по просьбе Уполномоченного по правам человека в РФ Владимира Лукина для того, чтобы провести независимую экспертизу. Осмотрев Ларису Арап, они сообщили:

– Да, Лариса серьезно больна. У нее тяжелый невроз, который развился во время пребывания в психиатрической больнице. Заболевание может быть вылечено за пять-шесть дней, проведенных в домашней обстановке, в окружении близких. Поэтому Лариса не только не нуждается в недобровольном продолжении лечения, но лечение в стационаре только ухудшит ее состояние. И уж конечно, она не представляет никакой угрозы для себя и окружающих.

Но суд проигнорировал это заключение. Это был уже второй суд. Первый приговорил Ларису Арап к «лечению» в мурманском ПНД на том основании, что она якобы «опасна для себя и окружающих» (статья 29, пункт «а» Закона РФ «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании»). А второй суд вынудили провести правозащитники в областной больнице, куда позднее перевели Ларису из ПНД. Скандал к тому времени был уже в самом разгаре, и психиатры решили быть осторожнее, прося согласия суда госпитализировать Арап в недобровольном порядке по пункту «в» (состояние здоровья больного ухудшится, если он будет оставлен без психиатрической помощи). Такое утверждение, согласитесь, довольно трудно опровергнуть. И хотя столичная комиссия сумела это сделать и даже доказала обратное, судья принял сторону местных психиатров.

Как ни уверяла Лариса, что понимает, что ей надо лечиться после перенесенных стрессов и что будет строго следовать указаниям докторов, – суд был непреклонен. А ведь в законе определенно сказано: «...если человек готов получать амбулаторное лечение по месту жительства, основания для лечения в стационаре по ст. 29 „в“ отпадают»! Но Ларису Арап не хотели выпускать на волю: оставалась еще одна опасность – опасность появления еще какой-нибудь публикации, вроде той статьи «Дурдом».

20 августа психиатры все же отпустили возмутительницу спокойствия мурманских болот. Они сохранили лицо и, преисполненные достоинства, сказали все еще стоящей на ушах мировой общественности:

– Ну, вот теперь, когда мы ее хорошо подлечили, она может продолжать лечение амбулаторно.

Так удалось спасти от невменяемости, до которой ее непременно долечили бы в психушке, одну маленькую женщину. Но я все продолжаю думать о той злополучной статье «Дурдом». Кто спасет остальных узников?

<Содержание номераОглавление номера>>
Главная страницу