Сергей Ходорович

Люди Русского фонда

Журнал «Неволя» предложил опубликовать мой доклад, на что я с благодарностью согласился. К докладу приложен список имен людей, принимавших участие в работе Фонда.

Я прошу прощения у каждого из этого списка за то, что не мог оповестить заранее и получить согласие на публикацию.

Ваш С.Ходорович.

(Доклад был прочитан в Италии в Милане в декабре 2003 года на конференции «Праведники в ГУЛаге»)

В 1974 году русский писатель Александр Исаевич Солженицын учредил «Русский Общественный Фонд помощи узникам совести и их семьям», на что пожертвовал все существовавшие на то время и все будущие гонорары за «Архипелаг ГУЛАГ». Это было время, которое теперь называют застойным. Чтобы понять, как функционировал Фонд, и представить себе волонтеров Фонда, необходимо обернуться и взглянуть на годы подкоммунистического существования страны.

В феврале 1917 года в России произошла революция. Царь отрекся от трона, создано Временное правительство, продекларированы все мыслимые гражданские свободы, но в стране нарастал хаос. Непрекращающийся кризис власти закончился тем, что вооруженным путем ее захватили коммунисты и держали семьдесят лет. Режим, установленный в стране коммунистами, не имеет аналогии во всей предыдущей истории человечества. Конечная его цель – построение коммунизма во всем мире. Они никогда не упускали ее из вида и для начала принялись строить его в России. Ленин указал своим соратникам, что главный вопрос – это вопрос власти. Это указание вождя было усвоено, и от первого дня до последнего коммунисты уничтожали всех, кто, по их мнению, мог угрожать абсолютности их власти. Но количество убитых и замученных в лагерях (по различным подсчетам, приводятся цифры от 30 до 60 миллионов жертв) однозначно показывает, что только для сохранения и укрепления власти, убитых слишком много. Очевидно, что должна была быть и другая причина. И эта причина была. Коммунисты определили, что для построения коммунистического общества, необходимо переделать самого человека, создать нового человека, годного быть членом, этого самого коммунистического общества. Новый человек должен был быть безрелигиозным, безнациональным и не иметь представления о частной собственности. Задача «создать нового человека» выглядит откровенно дьявольской, и именно от этой задачи коммунисты не отступались никогда, пока держали власть, пока не покинула их дьявольская сила и пока они не рухнули, в три дня превратившись в труху. Тех, кто переделке не поддавался, они уничтожали. Были определены, по социальному признаку преимущественно, категории людей, не пригодных для построения коммунизма, переделке не подлежащие, – эти люди были обречены и безжалостно уничтожались.

Коммунисты победили в Гражданской войне и к середине двадцатых годов в стране не осталось сил, которые могли бы угрожать их абсолютной власти. После Гражданской войны причиной репрессий, массового уничтожения людей была не борьба за власть, а формирование нового человека. Сначала оказалось необходимым разрушить человека, вытравить из него Божественное начало, а уже потом... Впрочем, что потом, было не совсем ясно.

Всякий, кто помогал родным репрессированного, поддерживал с ними дружеские отношения, сам подвергался репрессиям. Сочувствие, сострадание, милосердие были осуждаемы как порок, достойный наказания. От друзей, сотрудников репрессированного требовали его публичного осуждения. Принуждали детей отрекаться от родителей. Естественно, люди сопротивлялись, и это ожесточало террор коммунистов против народа. Наибольшую стойкость проявили люди верующие, и они-то подвергались особым репрессиям все годы советской власти. В этот период христианских, прославленных Церковью святых мучеников за веру Христову в России оказалось больше чем за всю ее предыдущую историю.

Тогда же, в двадцатые годы, запрещена всякая благотворительная деятельность. Были уничтожены комитет помощи голодающим (ПОМГОЛ), Фонд помощи политическим заключенным, который возглавляла Екатерина Пешкова, Церкви запретили заниматься благотворительностью. Мрак сгущался. Люди уже только в одиночку могли сопротивляться растлению. Силы были не равны, и большинство не выдерживало и сдавалось. Тем большее впечатление производят случаи, когда люди выдерживали и оставались самими собой.

В пятидесятых годах казалось, что в стране достигнуто полное единогласие. Не то чтобы сопротивление, но даже открыто высказанное идеологическое несогласие режиму случались крайне редко. Страна накопила огромный военный потенциал, лагерь коммунистических стран неуклонно расширялся, «призрак коммунизма» бродил уже не только по Европе, но и по остальным странам мира. Тем не менее, несмотря на успехи и достижения, начался закат режима. Со второй половины пятидесятых годов стали появляться отдельные люди и группы несогласных, которые отваживались требовать от режима изменений, а то и просто не признавали права на существование коммунистического режима. Власти, как всегда, отвечали репрессиями. Но теперь репрессии порождали новых протестантов, и находились люди, которые не шарахались от репрессированных, но продолжали поддерживать с ними дружеские отношения, поддерживали, как могли, их семьи. То есть в обществе стали появляться слабые дуновения свежести, стали просачиваться чистые роднички... Это время получило название «хрущевская оттепель».

В шестидесятые годы инакомыслие в СССР стало фактом общественной жизни. Для огромной страны количество инакомыслящих было ничтожно мало, но их требования становились известны по всей стране, за ними наблюдали, их слушали, и имена многих из них были известны людям во многих странах остального мира. Власти никогда не вступали с ними в диалог, но избавиться от них не могли. С 1965 года власти начинают «закручивать гайки», ужесточают законодательство, устраивают «громкие процессы» над инакомыслящими. Но репрессии уже не дают прежнего результата, инакомыслие набирает силу, сокращая годы существования противоестественного, абсурдного коммунистического режима. Теперь мы знаем, что сроку этому режиму оставалось двадцать лет. Для истории – это не срок, но для человека...

Время, конечно, было другое, и семьи арестованных не оказывались в вакууме, как ранее, им помогали, но, напоминаю, что по-прежнему тот, кто продолжал общаться с преследуемым, хотя уже и не рисковал сам быть арестованным, но оказывался в поле зрения чекистов и также мог лишиться работы, не получить жилплощадь, быть отчисленным из университета и т. д. Иначе говоря, те, кто не боялся помогать, как правило, сами нуждались в помощи. Деньги нужны были на адвоката, на передачи, посылки заключенным. При огромных расстояниях в нашей стране особенно дорого обходились поездки родственников на свидания с заключенными. Были энтузиасты, которые регулярно проводили сборы среди знакомых, но денег постоянно не хватало.

В 1974 году произошло событие, которое трудно переоценить. Александр Исаевич Солженицын – человек, жизнь которого впрямую оказала зримое влияние на историю второй половины двадцатого века, не только СССР, но и всего мира, который называет себя писателем, но явно не вмещается в это определение и этим названием не исчерпывается. Все гонорары за книгу «Архипелаг ГУЛАГ» он пожертвовал на помощь гонимым, учредив для распределения этих средств Русский Общественный Фонд Помощи узникам совести и их семьям. Но даже этих значительных средств было недостаточно для обеспечения нормальной жизни гонимым и их семьям. И продекларированной задачей Фонда было «помочь физически выжить», большее Фонд гарантировать не мог. С момента образования Фонда и до настоящего времени его президентом является Наталья Дмитриевна Солженицына, человек с ясным умом, очень эмоциональный, с крепкими не по-женски нервами, наделенная огромной энергией и работоспособностью. Без такой опоры в жизни А.И. Солженицыну едва ли удалось бы сделать то, что он сделал. В 1974 году Александр Исаевич Солженицын был арестован, лишен гражданства и под охраной вывезен из страны. Наталья Дмитриевна с четырьмя детьми и своей матерью уехала вслед за ним. И первым распорядителем Фонда на территории СССР стал еще один человек-легенда, Александр Гинзбург. На него легла, казалось бы, непосильная задача – сделать функционирование Фонда реальностью. Нужно было, чтобы помощь реально доходила до тех, кому она предназначалась. Александр Гинзбург справился со всеми сложностями – помощь нуждающимся доходила регулярно. При нем сложилась структура Фонда, от которой затем не отступали следующие распорядители (до распада СССР распорядителями поочередно были семь человек: Александр Гинзбург, Мальва Ланда, Татьяна Ходорович, Кронид Любарский, Арина Гинзбург, Сергей Ходорович и Андрей Кистяковский).

Власти не сразу отреагировали на появление Фонда. Ничего подобного их Уголовным кодексом предусмотрено не было, и ни под одну статью Фонд не подходил. А. Гинзбурга арестовали только в феврале 1977 года, и хотя ему не инкриминировали впрямую работу Фонда, но отношение властей к Фонду сложилось, и в прессе Фонд стал квалифицироваться как незаконная организация, существующая на деньги западных спецслужб с целью борьбы с советской властью. Такая формулировка угрожала каждому, кто принимал участие в работе Фонда, с применением к нему статьи Уголовного кодекса, предусматривавшей наказание вплоть до смертной казни. В дальнейшем следователи широко пользовались, ведя допросы подследственных, угрозой применения этой статьи, и в двух случаях она была инкриминирована волонтерам Фонда, но, слава Богу, без смертной казни.

Я принимал непосредственное участие в работе Фонда довольно длительное время, и далее я буду говорить как свидетель его деятельности. Забот у Фонда было непомерно много, под его опеку попадали подследственные, отбывающие срок в тюрьмах, лагерях и ссылках, поднадзорные, узники психиатрических лечебниц и оставшиеся малолетние дети, престарелые родители всех этих категорий репрессированных.

Кроме Русского Общественного Фонда Помощи узникам совести и их семьям, который оказывал помощь всем на территории СССР, кто преследовался по разным вариантам инакомыслия, по политическим, а то и просто непонятным мотивам, независимо от их национальной, религиозной принадлежности, от их политических взглядов и места проживания, были фонды и группы-центры помощи гонимым с более узкими рамками. Например, Фонд помощи узникам Сиона, который брался помогать людям, репрессированным за попытки выехать в Израиль. В СССР было много различных религиозных сект и, как правило, в каждой секте были фонды для поддержания узников из своих единоверцев. Наш Фонд постоянно согласовывал с ними свои действия.

Известную сложность представляло слежение за тем, чтобы помощь доходила до каждого подопечного, чтобы кто-то не выпал из нашего поля зрения и не остался без помощи. Каждого вновь обнаруженного гонимого нужно было закрепить за кем-либо, кто будет оказывать ему помощь. Нужно было иметь список всех подопечных и регулярно вносить в него изменения. Естественно, что этот список не должен был попасть в руки властей. Нужно было составлять списки необходимых лекарств, добывать эти лекарства, хранить и доставлять тем, кому они предназначались. Те же хлопоты с продуктами для передач и посылок заключенным, для снабжения едущих на свидание родственников. Нужно было находить и оплачивать адвокатов, доставать билеты на поезда, самолеты и пароходы едущим на свидание. Особо важно было помогать зацепиться за жизнь тем, кто, отбыв срок заключения, освобождался и по приговору не имел права жить в больших городах. Как правило, нужно было кому-то сопровождать женщин, едущих на свидание с детьми, пожилых родителей. Фонд практиковал посылки к праздникам Рождества и Пасхи всем детям своих подопечных, и это было непросто делать. Все это осложнялось вообще крайне низким уровнем жизни и негодным бытом в нашей стране, а главное, неудовольствием властей и их карательных органов деятельностью Фонда. Однако все это делалось. Делалось самоотверженными, абсолютно бескорыстными усилиями многих людей. Напомню, что работа в Фонде, которой участники его отдавали все свои силы, никак не оплачивалась, не было ни одной оплачиваемой должности, включая распорядителя Фонда. Впрочем, и должностей-то никаких не было. Распорядитель Фонда был выделен из прочих своим названием главным образом для того, чтобы Фонд не был безликим, чтобы было к кому обращаться тем, кто нуждался в помощи. Ну, и координировать довольно разнообразную деятельность Фонда должен был конкретный человек. Это было братство, скрепленное родством душ и невыносимыми обстоятельствами жизни в тоталитарном государстве.

Я знал этих людей. Время, когда я был среди них, – лучшее время моей жизни. Часть активных волонтеров Фонда были как бы понуждаемы обстоятельствами к участию в его работе, это были родственники репрессированных и сами репрессированные, отбывшие свои сроки, но ожидающие следующих. Это обстоятельство конечно же нисколько не умаляет их стремления сострадать и помогать гонимым. Но уж абсолютное восхищение вызывают те – а их было большинство – у кого не было этих побудительных мотивов, и все же они рисковали своей свободой и жизнью. Их имена не были известны общественности в свободных странах, откуда приходила моральная поддержка преследуемым. От всевозможных внесудебных преследований они были абсолютно не защищены. А преследования велись широко: лишение работы, избиение «неизвестными» во дворах и на улицах, зачастую третирование их детей в школах и многое другое. Очень любили органы рассылать угрозы от «неизвестных» письмами и по телефону Но самой излюбленной мерой воздействия была имитация попытки изнасилования девушек и женщин, как правило, сопровождавшаяся избиением. Ни в одном из многих и многих таких случаев преступники не были обнаружены милицией.

К этому своему рассказу я прилагаю список имен людей, которые принимали участие в работе Фонда. Естественно, никакого формального «членства» в Фонде не существовало, и список, составленный уже теперь, никак не может быть исчерпывающим. Я надеюсь, что интерес к этому историческому времени, к людям, которые жили в нем, не угаснет, и список будет дополняться.

Люди все эти разные, нет какого-либо признака, который был бы общим для всех. Были среди них люди глубоко верующие, церковные, но были такие, которые отваживались аттестовать себя неверующими. Вот такой была филолог по образованию, кандидат наук, Лина Туманова. Ей было более сорока лет. Она была одинока и больна базедовой болезнью. Невозможно себе представить, до какой степени она была погружена в дела и жизнь тех, кто нуждался в помощи. Кроме подопечных, которые были закреплены за ней от Фонда, она постоянно находила еще кого-то, кому помогала. Она жила в Москве, а все пути в нашей стране проходят через Москву, и ее квартира была заполнена едущими на свидание (они обязательно на день-два и больше останавливались в Москве, где им активно помогали экипироваться для дальней дороги) или приехавшими в Москву с хлопотами о своих репрессированных близких. Лина ходила с ними по разным учреждениям и, магазинам, кормила их, ездила с некоторыми на свидания. Сколько я ее помню, она всегда основательно, с полной самоотдачей кому-то помогала. Когда у нее случались затруднения, она делилась ими с фондовцами, и в ее глазах всегда была как бы простодушная уверенность, что ей конечно же помогут выйти из встретившегося затруднения. Никакого следа позы, претензий на что-либо, а также растерянности, испуга, просто сомнений в ней не было вовсе. Она была человек естественный и милый. Ее арестовали в 1984 году. В тюрьме у нее обнаружили рак, болезнь быстро прогрессировала, и власти сочли за лучшее выпустить ее до суда на свободу. Она умерла в течение нескольких месяцев после освобождения, в возрасте 45 лет.

Разумеется, у Фонда не было своего помещения, официального адреса, где бы в шкафу помещались документы картотеки, отчеты и т. д. Все это рассеянно хранилось у разных людей, а если учесть, что телефоны у всех прослушивались, то по телефону о делах Фонда говорить было невозможно. Встречи были необходимы, встречались у кого-либо на квартире на импровизированных вечеринках. Я помню две такие квартиры, то есть я помню их значительно больше, но особенный след оставили две. Семья Подъяпольских. Григорий Сергеевич и Мария Гавриловна – геофизики, жизнь их была полностью погружена в стихию правозащитной деятельности. Григорий Сергеевич был членом Инициативной группы защиты прав человека, образованной в 60-х годах. Они регулярно, на протяжении многих лет, по средам устраивали в своей квартире чаепитие с пирогами. На этих «средах» собиралось каждый раз по нескольку десятков человек. Всегда был кто-нибудь, кто ехал со свидания или на свидания, освободившиеся из заключения обязательно появлялись там. Наверное, трудно отыскать кого-либо из московских инакомыслящих, кто не бывал бы на этих «средах».

А еще Нина Петровна Лисовская – всегда спокойная, с ясным взглядом, не очень молодая. Очень основательный работник Фонда. Под ее опекой, естественно, со многими помощниками, были все те, кто находился в ссылках. Она знала про них все и чуть ли не со всеми, хотя это трудно представить, вела переписку. В ее довольно просторной квартире по пятницам тоже были чаепития. Но это были строгие чаепития. Особо ничего не готовилось, чай был и то, что приносили с собой гости. Но главное отличие было в том, что у нее по пятницам собирались только работники Фонда и еще всегда кто-либо из подопечных Фонда. Здесь тоже атмосфера была непринужденная, но с явным уклоном в деловую сторону. Народа собиралось поменьше, чем на «средах», но здесь обсуждались все проблемы Фонда, и затягивались эти чаепития до глубокой ночи, а то и до раннего утра. Нина Петровна очень эффективно проводила опеку ссыльных, но делала это настолько спокойно, неброско, что не давала властям никакой зацепки для уголовного преследования, и она не подверглась аресту. Естественно, обыски у нее проводили, на допросы ее вызывали, но так, чего-то и не добрали, и дела уголовного не получилось. Однажды недалеко от станции метро ее избили неизвестные, так и оставшиеся неизвестными. Она перенесла это спокойно, как само собой могущее быть, и продолжала все так же скрупулезно заботиться о своих подопечных.

На протяжении семидесятых годов власти ужесточали борьбу с инакомыслием. Волонтеры в основном ко всему были готовы. Иногда все-таки были случаи, когда некуда было деться от собственного бессилия. Так, однажды совсем молодую девушку, имитируя попытку изнасилования, избили. Били по голове, повредили мозг, она осталась инвалидом. И ничего мы не могли поделать.

Обо всех рассказать невозможно, но еще одного человека, из многих и многих необычных людей, я успею назвать, поскольку это уж впрямую меня лично касается. Это Иван Монигетти и его жена Таня. Я не был с ними знаком до своего ареста в 1983 году. Это было время, когда коммунисты, уже подступив к краю, делали последние безумные усилия добить инакомыслие. Страшноватое андроповское время. Иван и Таня – молодые музыканты. Иван – виолончелист, ученик Ростроповича, он уже проявился как необычайно талантливый исполнитель. Карьера его была впереди, но молодому музыканту необходимы концерты. В СССР концерты, особенно заграничные, могли давать только проверенные, не запятнанные сомнительными знакомствами люди. Но Иван и Таня познакомились с моей женой после моего ареста. Нашему сыну тогда было 10 лет, и всякая дружеская поддержка была нелишней. Иван и Таня, уезжая на каникулы, брали его с собой. И до конца коммунистического режима Ивана не выпускали за границу. Но режим рухнул, и Иван Монигетти стал виолончелистом с мировым именем.

Можно, конечно, сказать, что это обычная порядочность. Да, конечно, но у нас в стране обычные человеческие качества сделались большой редкостью. Именно с этим-то и боролись коммунисты, сея смерть и ужас страха. Они далеко продвинулись на этом поприще, достигли больших результатов, калеча души людей, но, как показывают приведенные примеры, не победили.

Фонд продолжает существовать. Семья Солженицыных вернулась на родину, и Наталья Димитриевна продолжает быть его президентом. Фонд расширил поле своей деятельности и, кроме материальной помощи отдельным людям (постоянную помощь от Фонда получают около трех тысяч бывших узников совести ГУЛАГа в России и странах СНГ), оказывает помощь церковным приходам, помогает изданию религиозных и мемуарных книг, выделяет гранты для работы архивистов по программе «Мартиролог», присуждает литературную премию.

Фонд учредил и оплачивает обширную Программу помощи библиотекам, которая является сейчас единственной в России. В 2002 году по этой программе несколько тысяч библиотек в России и странах СНГ безвозмездно получили более 60 000 книг.

Сейчас Фонд под названием «Русский Общественный Фонд Александра Солженицына», работает легально и заботы его доходят до тысяч людей, обездоленных, искалеченных немыслимым «социальным экспериментом», который коммунисты проделали с нашей страной.

Мы, свидетели и участники прошедших дней, должны озаботиться, чтобы наше время не стало провалом в памяти людей. Но новые события и грозные проблемы наполняют мир, и вновь и вновь нужно противостоять злу. Чтобы всегда делать правильный выбор, давно известен рецепт, который выглядит предельно простым, но следовать ему крайне трудно – нужно думать о Царствии Божием, и остальное приложится. Необходимо культивировать в себе Страх Божий. Если же, противостоя злу, мы не увидим ценности выше, чем свобода личности и Права Человека, мир не выстоит.

Люди, участвовавшие в деятельности Фонда:

Абрамкин Валерий

Абрамкина Екатерина

Алексеева Лиза

Алексеева Людмила

Альбрехт Владимир

Аман Ив (Hamant Yves)

Бабёнышев Александр

Бабёнышева Сарра

Бабёнышева Инна

Арманд Елена

Баева Татьяна

Бахмин Вячеслав

Бахмина Татьяна

Блехер Леонид

Богораз Лариса

Бойцова Людмила

Боннер Елена

Борисов Вадим

Ботвинник Ноэми

Бухарина Надежда

Великанова Ксения

Великанова Татьяна

Вильчинская Зинаида

Винс Петр

Гаенко Вадим

Галецкий Ростислав

Гаяускас Балис

Генкин Сергей

Гинзбург Александр

Гинзбург Арина

Горбаль Микола

Гривнина Ирина

Григорьянц Тамара

Гримм Юрий

Гримм Софья

Давыдов Егор

Давыдова Валерия

Даниель Александр

Дашкевич Ярослав

Дзядко Виктор

Зайцева Любовь

Зайцева Ольга

Закс Юлия

Закс Сарра

Закс Борис

Зелендинова Вера

Зиман Лев

Зисельс Ирена

Зисельс Иосиф

Иванова Татьяна

Игрунов Вячеслав

Иофе Вениамин

Иофе Лидия

Йофе Надежда

Йофе Ольга

Калугина Оксана

Каллистратова Софья

Каледа Анна

Каплун Ирина

Киселев Юрий

Кистяковский Андрей

Ковалев Иван

Коваль Белла

Коган Вера

Коган Игорь

Корсунская Ирина

Костерина Елена

Кравченко Наталия

Красивская Алена

Красивский Зиновий

Кристи Ирина

Лавут Александр

Лавут Сима

Ланда Мальва

Лашкова Вера

Лебедева Татьяна

Леденёва Татьяна

Леонтьев Дмитрий

Лисовая Вера

Лисовская Нина

Литвинова Флора

Любарский Кронид

Любич Татьяна

Медведовский Леонид

Медведовская Марина

Мешко Оксана

Милетич Николай

Михайлов Борис

Михайлова Наталия

Молдовер Валерий

Мурженко Любовь

Некипелов Виктор

Некипелова Нина

Орлова Анна

Орлова Раиса

Орлов Александр

Осипова Татьяна

Печуро Евгения

Плетнева Татьяна

Плющ Татьяна

Подрабинек Александр

Подрабинек Алла

Подрабинек Сусанна

Подъяпольская Анастасия

Подъяпольская Мария

Попов Кирилл

Пореш Татьяна

Прокофьева Анна

Проценко Павел

Репин Валерий

Репина Елена

Романова Августа

Ронкина Ирина

Руденко Раиса

Румшиская Марина

Румшиский Борис

Рыжов Алексей

Салова Галина

Санникова Елена

Сахаров Андрей

Светов Феликс

Светова Зоя

Сиротенко Елена

Смирнов Алексей

Смирнова Любовь

Смолкин Валерий

Смушкевич Борис

Солдатова Людмила

Солженицын Александр

Солженицына Наталья

Сорокина Соня

Стасив Олена

Столярова Наталия

Таненгольц Церина

Таненгольц Лев

Татищев Степан

Твердохлебов Андрей

Терновская Людмила

Терновская Ольга

Тимачёв Виктор

Трусова Татьяна

Туманова Лина

Федорова Наталия

Фёдорова Полина

Федякина Роза

Филатова Ирина

Ходорович Михаил

Ходорович Татьяна

Ходорович Сергей

Цитовская Елизавета

Чапковский Игорь

Чердынцев Иван

Шабан Эльдар

Шемаханская Марина

Шиханович Екатерина

Шиханович Юрий

Шиханович Аля

Шрагин Борис

Эпштейн Марианна

Якир Ирина

Ярым-Агаев Юрий