Борис Пантелеев

Игры памяти, или Парадоксы воспитания

Размышляя о проведенных в тюрьме днях и годах, ловлю себя на мысли о том, что вспоминаются и оживают все мелочи быта, бесконечные диалоги с персоналом, жалобы и протесты, а не мысли об инквизиционном правосудии. Может быть, потому, что суд промелькнул, а заключение - это длинная череда дней и событий, потому что время, выстраиваясь в бесконечный ряд безликих дней, не оставляет зэка без событий вообще. Ну а события - это люди.

И в тюрьме люди как люди: ноги, руки, голова, со многими, возможно, мы встречались до тюрьмы. С некоторыми мы теперь, когда я оказался за решеткой, по разные стороны дверей, но это мало что меняет. И они, персонал, и я - все мы находимся в тюрьме. Я был в ней некоторое время, персонал постоянно. Они добровольно надели камуфляж и пошли работать в тюрьму - это их работа. Меня, как и других заключенных, тщательно отбирали. Их же взяли на работу всех, без разбора или с очень специфическим отбором. Парадокс в том, что именно они, волею случая занявшие должности прокуроров, тюремных воспитателей, оперов и начальников отрядов, "перековывают" нас. Просто по должности.

Тюремщики призваны законом воспитать у зэков уважительное отношение к труду, человеку, обществу. Вполне естественно, что они начинают с воспитания уважения к самому себе, и это, в общем-то, по-человечески понятно. Правда, злые языки утверждают, что многие воспитатели этим и ограничиваются.

* * *

Зона только на первый взгляд terra incognita. Приглядевшись, можно увидеть все давно знакомое: кадры, структура, планирование, методы, формы, взаимоотношения, людская психология, контроль и учет - все, как на воле. Больше всего зона напоминает структуру учреждений системы образования. В зоне, как и в школе, во главу угла поставлена воспитательная работа. Есть планирование, есть воспитатели, есть система мероприятий, поощрений и наказаний, есть проверки и отчетность.

Задачами учреждений и органов, исполняющих наказания являются: исполнение приговора, обеспечение процесса исправления осужденных и предупреждение преступлений. Всё - список исчерпывающий.

На мой взгляд, он нуждается в корректировке в сторону сокращения числа задач. Хорошо бы ФСИНу оставить только исполнение приговора. Тем более что с остальными задачами они справятся нескоро, поскольку исправление и предупреждение - это задача для всего общества. Не их это дело. Нет и не может быть у ФСИНа стопроцентной возможности "исправить" и "предупредить". Ну разве что предупредить преступления в самой зоне, которые чаще всего являются результатом деятельности самих воспитателей.

А чтобы предупредить, надо быть в курсе всего, что происходит в этой зоне. Добиться этого можно несколькими способами: или самому воспитателю быть в гуще событий, или иметь там свои "глаза и уши". Высшим пилотажем воспитания считается создание самоуправляемого коллектива, в котором происходит саморегуляция. Как случилось однажды, 40 лет назад, в одной из иркутских зон.

Там покойный Александр Любославский (в девяностые - известный правозащитник, а тогда простой зэк) смог сделать то, что не удается всей нынешней пенитенциарной системе. Возглавив все самодеятельные организации колонии в Ангарлаге, он поставил их работу таким образом, что деятельность этих секций устраивала обе стороны "баррикад". Это был первый опыт создания общественной организации в условиях колонии, причем инициированный снизу, самими колонистами. Совет колонии, во главе с Любославским, проверял нормы вложений продуктов на пищеблоке, распределял наряды на ежедневную работу вне зоны (строительство Ангарской ТЭЦ), следил за медицинским обслуживанием. Колонисты выпускали газету и делали радиопередачи. И все это при том, что это не была пресловутая секция дисциплины и порядка или досуга. То есть реально работающее общественное объединение (некая микромодель местного самоуправления в зоне), созданное не по инициативе администрации и преследующее ту же цель, что прописана в законе, но несколько иными методами. Полагаю, что директору ФСИН Юрию Калинину есть с чего брать пример...

* * *

Командуют в зоне опера. Можно прописать в должностных инструкциях воспитателей все, что захочется, все равно на первом месте была, есть и будет оперативная работа по сбору (в первую очередь и главным образом по сбору), а также и "вбросу" информации.

Конечно, все это не самоцель и каждое действие персонала имеет какое-то значимое для всех них ощущение правильности. Большинство из работников учреждений ФСИН, как кажется заключенным, занимается оперативной или воспитательной работой, не будучи ни оперативниками, ни воспитателями. Поэтому все их действия будут носить "пожарный" характер, и они почти всегда вынуждены идти по следам событий и не могут предвосхитить их. Бунты заключенных - это прямая недоработка персонала. Впрочем, читая материалы о бунтах, понимаешь, что ФСИН тоже считает бунты своей недоработкой, но вкладывает в понятие "недоработка" совсем другой смысл. Говорят, например, о плохой агентурной работе, а совсем не о моральной атмосфере в зоне.

Может быть, это из-за того, что сотрудники мешают друг другу? Противостояние воспитателей с оперативниками - одна из таких помех. Может быть, психологи могли бы примирить эти две команды и обеспечить их методическими материалами на основе наблюдений и опросов контингента, но самих психологов бы кто защитил...

Оперативники обязаны осуществлять в местах заключения свою работу и добиваться, чтобы зэки стучали друг на друга (и делали бы это как можно чаще). Характерна и показательна незатейливо-циничная наглядная агитация, используемая в некоторых "командировках": "Запомни сам и передай другому: дорога в штаб - дорога к дому!".

Воспитатели, в идеале, должны быть против таких методов выявления и пресечения правонарушений и преступлений. Выявлять и пресекать, возможно, и нужно, но вопрос в том, какой ценой? Умный аналитик составит картину из простого общения, без доносительства, а непрофессионалу нужны факты, имена, пароли, явки. Сам додумать он ничего не сможет. И никогда не задумается об истинных причинах беспорядков, в коих может быть повинна и система.

Сейчас действует Федеральный закон "Об оперативно-розыскной деятельности". По нему "лицам, содействующим органам" по контракту, уже гарантируются правовая защита государства, защита жизни, здоровья и имущества их и членов их семей. И даже освобождение от уголовной ответственности за нетяжкое преступление. Полученные агентами вознаграждения не облагаются налогами и не указываются в декларациях о доходах. Период сотрудничества по контракту включается в трудовой стаж, и по нему начисляется пенсия. А если агент погибнет во время "оперативно-розыскного мероприятия", его семье и иждивенцам заплатят пособие в размере 10-летнего денежного содержания и назначат пенсию по потере кормильца.

В царской России, в Санкт-Петербурге, существовал Пажеский корпус - элитная школа русского офицерства. Одним из важнейших критериев при прохождении "вступительного экзамена" была проверка "абитуриентов" на недоносительство. Прошедший ее мог считать себя наполовину зачисленным в это престижное заведение!

Но это опять-таки идеальные формы. Вряд ли удивлю кого-то, если скажу, что жизнь и сложнее и проще одновременно. Любой начальник отряда (по определению - воспитатель) должен быть заинтересован в нормальном психологическом микроклимате в отряде. Однако на каждой планерке отрядники проходят соответствующую накачку от начальников оперотделов и отделов по безопасности и режиму (с требованием, например, явок с повинной)... О профилактической работе им думать, как правило, не дают, требуя результат "здесь и сейчас".

А здесь и сейчас протекает реальная жизнь зоны, в которой сосуществуют с двух сторон люди, наладившие взаимовыгодное сотрудничество и давно научившиеся обходить суровость и расплывчатость российских законов.

Ну а суровость российских законов, как всегда, уравновешивается их неисполнением. И довольно часто даже внимательный наблюдатель не сможет заметить разницу между персоналом (особенно если персонал не в форме) и заключенными. Даже сами надзиратели знают, что 90% преступлений, совершенных или не совершенных их подопечными, оформлены настолько бездоказательно и с таким пренебрежением к формально действующему в стране закону, что в большинство преступлений никто, в том числе из персонала, не верит. И относится персонал к зэкам не как к преступникам, а как к зависимым от себя партнерам.

Ну, есть, конечно, исключения. Отморозков в стране хватает, и если такому попадешь в руки, то выйдешь уже калекой. Издеваться будут просто так, без нужды. Не выпустят в туалет, разденут на морозе, будут куражиться, соврут что-нибудь приехавшей старушке-матери, отказывая ей в свидании, подвесят на дыбе, наденут полиэтиленовый мешок, изнасилуют.. Но это все-таки тайно, без особой гласности.

Правда, и на глазах телекамер уже особо не стесняются. Кто не видел, как вышедших из автозака тут же сажают на корточки, заламывают руки до хруста костей, заставляют бежать, подгоняя палками и прикладами. А демонстрация, чуть ли не со сладострастием, по центральным телеканалам так называемой позы КУ (опять-таки незаконной!), которую охранники заставляют принимать пожизненно осужденных? Любой конвоир скажет, что это вызвано необходимостью и иначе нельзя. Чушь! Весь этот беспредел вызван непрофессионализмом конвоя, расплывчатостью (не осознанного ли?!) законодательства и безнаказанностью - только этим...

* * *

Весь опыт правозащитников позволяет утверждать - настоящих профи среди персонала нет, или почти нет! Большинство из работающих в тюремных заведениях - вольнонаемные (есть и настоящие семейные династии). Достаточно попытаться выписать пропуск в учреждение, и сразу можно поймать равнодушный, а то и просто тупой взгляд какой-то бабы в полуформе, лениво цедящей слова и смотрящей мимо тебя. Она будет читать вслух твои документы и комментировать их при всех, ей никто не сказал, что этого нельзя делать. Вы будете стучаться в окно выдачи доверенностей, а окажется, что сотрудник болен и никто его не заменяет. А в бюро передач начальство будет заставлять молодых девчонок работать и по выходным, провоцируя у тех накапливающееся озлобление, которое будет выплескиваться на посетителей. В спецчасти никто не найдет жалобу заключенного, которую просто выбросили. Никто не организует нормальный прием этих жалоб у зэков, вынужденных отдавать их дежурным без всяких уведомлений. А что делается внутри, невидимо для всех нас?..

Для объективности замечу - многие отрядные взваливают на себя ношу оперскую без особых угрызений совести. Имея поддержку оперчасти, "гораздо проще управлять толпой" [Выражение одного начальника отряда мурманской колонии]. Если кто-то из зэков, скажем, встал не вовремя по подъему или вышел во время летней жары в тапочках в локалку, то гораздо проще в таких случаях "упрятать в чулан" [Водворить в ШИЗО] "злостного нарушителя". А воспитательные беседы - это для любителей кино и романов, а не для современных отцов-командиров. Кстати, многие из воспитателей уходят на "повышение" именно в оперотделы...

Среди несовершеннолетних система стукачества внедряется и действует в полной мере, что уж наверняка не содействует тому воспитательному процессу, о котором любят повторять везде и всюду лагерные макаренки и сухомлинские.

Впрочем, большинство современных последователей Антона Макаренко в зоне озабочены проблемами куда как более земными.

Например, частенько от региональных управлений не доходят средства, отпускаемые для ИК на ремонт бараков. И отрядники вынуждены заниматься вымогательством у осужденных (через осужденных у их семей) стройматериалов, канцтоваров, обещая взамен зэку то, что ему и по закону положено - свиданку, "телефонный звонок другу", УДО и т. д.

Многие входят во вкус и начинают "заниматься вымогаловом" уже в свою пользу. Например, стеклами, привезенными родственниками для нужд отряда, можно остеклить собственную теплицу с огурчиками-помидорчиками. Некоторые из них, наиболее хитромудрые, заставляют посетителей-дарителей при сдаче "шефской помощи" представлять и товарно-кассовые чеки на привезенную "гуманитарку". (По этому поводу есть лишь одно предположение - это делается в тех случаях, когда деньги, предназначенные для ремонта из управлений исполнения наказаний, в колонии все же поступают. Такая схемка позволяет легально прикарманить бюджетные средства, приобщая эти чеки к отчетам о проведенных ремонтах.)

А ведь еще кому-то приходится участвовать в совместных с операми экзекуциях-избиениях по "перевоспитанию обнаглевших тварей". Как это было, например, в одной из питерских колоний [Учр. УС - 20/5, пос. Металлострой, начальник - Шипитько И.Б.].

Сотрудники колонии, грубо нарушая закон, наделяют членов самодеятельных организаций своими полномочиями. Вот еще один отрывок из заявления бывшего осужденного: "...дают им дубинки, чтобы они также беспредельничали в адрес осужденных. Лично я видел, как заместитель начальника колонии Никонов давал дубинки активистам и говорил им: "Бейте их до посинения" - и они начинали нас избивать".

А ведь были и более "тонкие" методы. Например, в тюремной оперативно-воспитательной политике советского розлива нередко применялся метод: собирали в ленинской комнате только что прибывших для службы в роте охраны солдат-новобранцев, и какой-нибудь замполит, взяв в спецотделе десяток дел зэков (десяток в любой зоне можно наскрести), осужденных за убийство с отягчающими, приносил их и говорил: "Вот, смотрите, ребята - кого вы будете охранять!" Молодые, неопытные пацаны с ужасом смотрели и начинали бояться всех заключенных. Затем следовало обязательное объявление - за каждого подстреленного на контрольно-следовой полосе зека 10 суток отпуска. За подобной "воспитательной работой" как-то забывалось, что все взаимосвязано, и поэтому только дилетант-проверяющий мог не поверить, если узнавал, что одуревший от казарменной муштры и дедовщины охранник выманивал зэка на КСП водкой или чаем и хладнокровно - чего жалеть подонков! - его расстреливал.

Может быть, такие "технологии" остались в прошлом, но мне с трудом верится в то, что менталитет "воспитателей", пользовавшихся такими методиками, существенно изменился. Использовала же оперчасть ГУ ФСИН по Курской области некоторых курских блатных авторитетов для того, чтобы после известных льговских событий заставить несколько сотен зэков забрать свои заявления о привлечении к уголовной ответственности избивавших их сотрудников.

* * *

Систематически нарушается один из важнейших принципов уголовно-исполнительного законодательства - равенство всех перед законом. Все зэки видят, как при поддержке администрации создается некая элита "более равных среди равных" из красноповязочников и блатных авторитетов. А тех, кто сопротивляется такому порядку, подвергают взысканиям (ШИЗО-ПКТ-СУС). То есть людей с обостренным осознанием своего достоинства делают злостными нарушителями.

Про следственные изоляторы уж и не говорю. Там абсолютный простор для экспериментов оперчасти. Допустим, какому-то оперу нужно оказать давление на особо несговорчивого арестанта. Минимум, если такого бедолагу начинают "кидать по хатам" (безосновательно переводить из камеры в камеру по нескольку раз в неделю, а то и на дню). А перевод из камеры в камеру - это сильнейший психологический стресс...

В питерском следственном изоляторе N 4 (ул. Лебедева, д. 39) был такой режимник П.П. Подтерецкий. Так вот Павел Павлович очень не любил камерных сексотов (правда, лишь оперских, а не своих) и при любом удобном случае "засвечивал" их перед братвой, прекрасно осознавая последствия своих действий.

В той же "Лебедевке" царствовал начальник изолятора Константин Тюрин. Он бывал в зарубежных командировках, где знакомился с мировым опытом своих коллег. Подчиненные Тюрина пересказывали, как он делился впечатлениями от поездки. Там он, разумеется, разглагольствовал о своей гуманности и милости к падшим. При этом, обходя однажды свои владения, на жалобу о перегоревшей лампочке ответил: "Какой вам свет? Вы же подонки и негодяи и должны сидеть в темноте, по колено в воде!"

* * *

Моя собственная тюремная жизнь тоже была полна экспериментами оперативников. Например, ко мне подсаживали стукачей, рядившихся под воров в законе. Один из них предлагал мне то пойти с ним в побег, то взять в заложники одного из вертухаев. А однажды, "затянув в хату" баклажку спирта, пригласил выпить. Я отказался, а через полчаса нашу камеру посетили все высшие чины "Лебедевки". Убедившись, что провокация не удалась, офицеры удалились, не скрывая досады.

Бывало, камеру, в которой я находился, превращали в интернациональную, переводя ко мне одновременно негра, араба, вьетнамца, литовца и эстонца и т. д.

Надо заметить, что подобными воспитательными методиками пользовались не только опера. В конце августа 1994 года, в преддверии отопительного сезона, медчасть тоже решила проявить заботу о зэках "Лебедевки". Были застеклены все окна в камерах. При этом окна были застеклены наглухо и намертво - без форточек, а за попытку "расстеклить" следовало немедленное и жестокое наказание. Тут же распорядились включить отопление на полную мощность.

Начальник медчасти изолятора Ильичев делает обход. На мое предложение перезастеклить нормально окна или отключить отопление, пока не наступят холода, отвечает: "Есть два путя решения этого вопроса. Первый путя - заложить батареи матрацами. Второй путя - налить на пол воды. Ну что вас учить, Борис Еремеевич, вы же сами все знаете!" На мое напоминание о данной им когда-то клятве Гиппократу - "Ну я же ее Гиппократу давал, Борис Еремеевич, а не вам!" И глаза такие добрые, добрые...

Сотрудники, отвечающие за производственную зону, тоже вносят свою посильную лепту в создание невыносимых условий существования. Вот отрывок из письма заключенного Черникова (ИК-17, Р. Мордовия): "...кто на воле будет "плужить" (примечание: работать) за сто рублей в месяц за швейной машинкой? А тут катит, еще и в две смены остаются. Лишь бы только в "жилку" не идти, потому, что там настоящий дурдом. А в УИКе прописано - зарплата, как в соответствующей отрасли на воле. За условия труда и говорить нечего. Какой душ, какая вентиляция, какие наушники от шума?".

Кто осмелится протестовать? Только отдельные строптивцы, которые тут же зачисляются в "злостные нарушители". Остальным выгоднее потерпеть и притерпеться. Так можно даже дождаться УДО...

* * *

УДО (условно-досрочное освобождение) в зоне это не правовая форма воспитания осужденных, а дубинка, вгоняющая в безропотную покорность. Этим инструментом "воспитатели" кромсают личные дела и судьбы осужденных, сводя на нет замыселзаконодателя.

Недаром же в тюремном фольклоре появилось выражение - "лакированное УДО". Имеется в виду широко распространенное выкачивание с осужденных материальных средств. Родственники привозят начальнику краску, лак, стройматериалы и т. д., а за это осужденный получает призрачный шанс на условно-досрочное освобождение. Торговля процветает повсеместно [Из сообщений информационного агентства "За права человека": "К осужденному Будцову Николаю Ивановичу (отбывает наказание в учр. ОН - 55/10, пос. Металлистов, Тверской области, 16 отряд) обратился в ноябре 2004 года начальник 14 отряда ст. л-нт вн. сл. Энгелейков А. Н. Он предложил Будцову перевести на счет колонии полторы тысячи рублей для благоустройства колонии. За это Энгелейков твердо пообещал беспрепятственное прохождение Будцова на условно-досрочное освобождение. Надо отметить, что на момент этого предложения у Николая не было ни единого нарушения, более того был ряд поощрений (он работал электриком в промзоне). И соответственно, он имел право на УДО и без этих пожертвований. Но требуемую сумму он все же перечислил"].

В этой связи нелепо и смешно слышать выступления некоторых высокопоставленных чиновников ФСИН, в которых они совершенно серьезно заявляют о снижении или увеличении рецидива преступлений среди бывших своих подопечных.

Вот еще одна цитата из "Металлки".

"...Документы подготовленные к рассмотрению на УДО могут лежать в суде по несколько месяцев. Но для желающих обойти эту бюрократическую процедуру существует такса: $ 700 - и ты на свободе!"

Так и хочется сказать - ну что за деньги за свободу! Правда, вручая указанную сумму, по укоренившейся негласной практике, зэк должен быть раболепен, угодлив и желательно, чтобы ранее он постукивал на своих собратьев или хотя бы не мешал операм. Как будто им можно помешать?

Воспитатели и оперативники, соперничая друг с другом, иногда заключают взаимовыгодные "альянсы". Так, в одной из колоний сотрудник воспитательного отдела оформил своего знакомого дилером известной фирмы сотовой связи. И теперь - "все в шоколаде". Зэки довольны - вся зона завалена мобильниками. Воспитатели довольны - поддерживаются социально-родственные связи заключенных и семейные бюджеты сотрудников. Оперчасть тоже не в накладе - информационный поток огромный...

* * *

Здесь остановимся, потому, что время мало что изменило. Все, о чем здесь сказано, ежедневно происходит в той или иной степени в любой российской зоне. И будет происходить, пока зона остается закрытой от общества. Дело даже не в контроле, а в постоянном взаимодействии. Продолжать бессмысленно - в каждом веке есть свое средневековье, когда еретиками признаются непохожие. Ату их... зона исправит.

А начинается все одинаково. В любом первом классе перед учительницей сидят как будущие надзиратели, так и их будущие жертвы. Они читают одни учебники и поют одни песни, но думают уже о разном. Задуматься бы - почему...