Трибунал Фуко

В 1960-х годах оформилось движение "антипсихиатрия", в основе которого лежало убеждение, что психиатрические больные не страдают "душевными болезнями", но, по сути, являются индивидами, которые не признают традиционную систему верований или представления о реальности, разделяемые большинством людей в их конкретной культуре. Сторонники этого движения иногда упоминают "миф о душевной болезни", пользуясь при этом названием книги психиатра, профессора Томаса Саса "Миф о душевной болезни", положившей начало острой дискуссии о существе и состоянии психиатрии.

В 1998 году Т. Сас и его единомышленники провели в Берлине "Трибунал Фуко о состоянии психиатрии" (названный в честь философа Мишеля Фуко, который в "Истории безумия в классическую эпоху" (1961) и других книгах развил понятие безумия как социальной конструкции, навязывающей такую дефиницию нормальности, которая в высшей степени полезна для отправления власти над телами граждан.

Можно было бы назвать этот трибунал общественными слушаниями, однако проводился он в соответствии с общепринятой судебной процедурой. Мы публикуем в сокращении часть документов этого трибунала.

Цель трибунала

заключается в протесте против насильственного помещения в психиатрические лечебницы и лечения и против общепринятого медицинского определения безумия, в силу которого индивиды лишаются их самоопределения и самой сущности их достоинства медицинскими работниками, которые имеют свой особенный взгляд на общество и которые в осуществлении своих профессиональных обязанностей преследуют своекорыстные интересы. Рука об руку с этими медицинскими работниками действует система правосудия как их пособник и как легализующий орган. В результате психиатрия оказывается крупным сегментом общества, выведенным из-под всякого общественного контроля, которому обыкновенно подчинен любой орган исполнительной власти в демократическом конституционном государстве.

Психиатрия в конце концов не является карательным институтом, но тем не менее она допускает произвол врачей, обладающих такой нецивилизованной властью как физическое наказание (например, привязывание пациента к кровати) и использование психотропных средств. Все это диаметрально противоположно свободопорождающим функциям современного демократического государства.

В таких условиях необходимо выработать новую концепцию безумия, которая способствовала бы изменению сложившейся ситуации и удовлетворяла бы интерпретации безумия, предложенной Фуко.

Формирование трибунала

Истцы:
Проф. Томас С. Сас (Сиракьюз, Нью-Йорк), проф. социологии Гербург Тройч-Дитер, юрист и политолог проф. В.-Д. Нарр.

Требования истцов:

создание должности профессора безумия в Институте философии при берлинском "Свободном университете", кандидаты для которой будут отбираться центром Вернера-Фусса;

прекращение всех попыток отыскать генетические причины безумия или попыток их "лечить";

уравнение в статусе безумия с такими явлениями, как гомосексуализм;

переобучение психиатров в консультантов для наркоманов в рамках программы трудотерапии;

отмена законов о принуждении для душевнобольных (Psychisch Kranken Gesetze);

прекращение оказания любых обязательных услуг "фондами больных" с таким пониманием, что вместо этого застрахованное лицо должно иметь свободу выбора по вопросу личного страхования для оказания ему психиатрических услуг;

принятие закона, признающего "законы об унаследованном здоровье" незаконным нацистским законодательством;

исключение из списка ВОЗ следующих видов заболеваний (в том числе и всех сопутствующих понятий): шизофрения, маниакально-депрессивный психоз, пограничное состояние.

Ответчики:
Проф. Крукенберг (медицинский инспектор, Бремен) и другие лица по его выбору.

Жюри:
Лица, ставшие жертвами насилия в психиатрии, отобранные редакцией "Irren-Offensive" [Журнал "антипсихиатров", издаваемый Свободный университетом Берлина.] или подготовительной группой трибунала, в частности Кейт Милле.

Судебный пристав: философ проф. Дитмар Кампер

Томас Сас

Дело против психиатрического принуждения

Для совершения насильственных или неправедных деяний правительству не достаточно обладать волей или даже властью, в этих деяниях должны непременно проявиться привычки, идеи и страсти эпохи.
Алексис де Токвиль

<...> Политическая история по большей части представляет собой рассказ о властителях, совершающих насильственные или неправедные действия против своего народа. Примеров не счесть: на ум тут же приходят восточный деспотизм, инквизиция, советский ГУЛаг и нацистские лагеря смерти. Принудительная психиатрия относится к этой же категории.

Когда Токвиль писал о "неправедных деяниях", он говорил как сторонний наблюдатель, рассматривавший санкционированное государством насилие как лицо незаинтересованное. С точки же зрения инсайдера, санкционированное государством насилие является, по определению, справедливым. Конституция Соединенных Штатов признает принудительные каторжные работы справедливой и гуманной экономической политикой. Во всем цивилизованном мире люди в настоящее время признают принудительную психиатрию справедливой и гуманной терапевтической политикой. Прибегая к модной правозащитной риторике, один видный психиатр называет включение "права на лечение" - изящный эвфемизм для принудительного лечения наркотиками и так называемого "участия в пациенте помимо его санкции" - в систему социальных обязательств "политикой, более реалистически и гуманно уравнивающей право на болезнь с правом на спасение".

В современной западной медицине утвердился моральный и правовой принцип, гласящий, что тело индивида является его собственностью и что медицинское вмешательство без разрешения пациента равносильно физическому насилию и нанесению побоев. Часто цитируемое решение Верховного суда США от 1891 года определяет, что "никакое право не является более священным или более тщательно охраняемым, в рамках общего права, чем право каждого индивида на владение и контроль над своей личностью, свободной от всякого ограничения или вмешательства со стороны других индивидов... Право на свою личность, можно сказать, является правом полного иммунитета, то есть правом быть предоставленным самому себе".

В 1928 году судья Верховного суда Луис Д. Брандайс повторил эту знаменитую формулу. Он заявил: "Творцы нашей Конституции стремились дать американцам защиту для их верований, мыслей, эмоций и чувств. Они даровали нам, в защиту от правительства, право быть предоставленным самому себе - право всеобъемлющее и наиболее ценимое цивилизованными людьми".

Трудно примирить эти мнения с практикой принудительной психиатрии, если только не признать, что диагноз душевной болезни автоматически исключает "пациента" из категории человеческих существ, обозначаемых термином "личность". Однако такая интерпретация становится несостоятельной в свете мнения, сформулированного в 1964 году Главным судьей Верховного суда (тогда окружным судьей) Уорреном Бергером, что право быть предоставленным самому себе приложимо к "иррациональным" психическим больным не менее, чем ко всем прочим. <...>

Недавнее судебное решение, утвердившее право на отказ от лечения непсихиатрических болезней, служит в поддержку моего утверждения, что такое право распространяется также и на отказ от лечения психиатрических заболеваний. В 1993 году тюремный врач в Калифорнии "инициировал ex parte [В интересах одной стороны и в ущерб другой (лат.). ] судебное разбирательство с целью добиться права использовать хирургический катетер для кормления и лечения полностью парализованного заключенного, отказывавшегося от подобного лечения". Суд постановил: "Право на отказ от медицинского лечения является "основополагающим и фундаментальным", равно как и неотъемлемым от понятия информированного согласия. Право лица на личное независимое решение отказаться от медицинского лечения не противоречит здравомыслию, то есть медицинской рациональности... Поскольку решения в области здравоохранения сущностно связаны с субъективным ощущением благосостояния, государство не придерживается безоговорочного и унифицированного принципа сохранения жизни ценой личной автономии. Как утверждение общего характера, заявление о том, что индивид существует ради блага государства, разумеется, противоречит нашему фундаментальному тезису о том, что роль государства состоит в обеспечении максимальной личной свободы, или выбора, или поведения".

Данное решение знаменательно по двум причинам. Во-первых, потому что физическое состояние, которое врач предложил лечить, заключалось в отказе пациента от пищи, что само по себе не является в чистом виде болезнью, и потому что вмешательство в состояние пациента, которого добивался врач, заключалось в питании этого пациента, что не является в чистом виде формой медицинского лечения. Во-вторых, потому что в данном случае суд недвусмысленно предоставил индивиду принципиальное право на иррациональный отказ от лечения. Эта конкретизация была чересчур запоздалой и мы ее игнорируем на свой страх и риск. Врач подвергает сомнению рациональность поведения и компетентность своего пациента только лишь в случае, когда пациент не согласен с решением врача предпринять некие действия в отношении пациента или непосредственно с пациентом. А как же иначе? Как же может врач подвергать сомнению рациональность поведения и компетентность пациента, если тот соглашается с ним, не оспаривая разумность своего поведения? Следовательно, если иррационально действующий заключенный имеет право не подвергаться принудительным действиям со стороны врача, то на каком основании можно отказать в таком же праве незаключенному, обладающему правом считаться разумно действующим индивидом? <...>

<...> С учетом всей истории психиатрии, опыт Холокоста предлагает нам один урок, который мы до сих пор обходили своим вниманием. Урок заключается в том, что аберрации национал-социалистической медицины, которые мы все единодушно осуждаем, представляют собой гипертрофированный вариант такой стратегии решения конфликтов, к которой склонны все современные государства, а именно стратегии, которая ищет медицинско-терапевтические решения для своих морально-социальных проблем (терапевтические государства). Германия и Соединенные Штаты - и многие другие современные государства - удовлетворяют данному критерию. <...>

Систематически применяемое мошенничество и принуждение требует легитимизации. Ранее эту функцию исполняли церковь и государство, представлявшие и осуществлявшие проект Бога для праведной жизни. В наше время ту же функцию выполняют медицина и государство. Поэт У. Х. Оден выразил эту ситуацию так: "Отличие и новизна нашей эпохи состоит в том, что первостепенная цель политики любого развитого общества не является, строго говоря, политической по своей сути, что сегодня к человеческим существам относятся не как к личностям и гражданам, но как к человеческим телам... Сегодня во всех технологически развитых странах, какой бы политический ярлык они на себя ни навешивали, политика в основном преследует ту же цель: гарантировать каждому члену общества, как психофизическому организму, право на физическое и душевное здоровье".

Пока идея душевной болезни продолжает служить способом легитимизации психиатрического мошенничества и принуждения, психиатрия, объединяющая целый комплекс описываемых медицинским языком актов принуждения и их обоснований, - не может быть реформирована, а тем более отменена. Поэтому для тех, кто выступает против психиатрического принуждения и его обоснований, принципиальным противником является медицинская моральная и политическая легитимизация психиатрии, которая для нее является важнейшим источником власти.

Власть есть способность добиваться подчинения. Ее источником является насилие сверху и зависимость снизу. Под принуждением я понимаю правовую и/или физическую способность лишать другого человека жизни, свободы и собственности или угрожать подобным "наказанием". Под зависимостью я понимаю желание или потребность иметь защитника или благодетеля.

Парадигматическое применение психиатрического принуждения является осуществлением мнимого диагностического или терапевтического вмешательства в жизнь индивида против его воли, санкционированное государством как способ защиты индивида от безумия и защиты общества от безумца. Отсюда вытекает, что основным источником психиатрического господства является физическая сила. Другим его источником является зависимость, то есть потребность безвластного индивида в обеспечении его комфортом и заботой теми, кто облечен властью. Принудительное психиатрическое вмешательство основано на насилии, добровольно санкционированное психиатрическое вмешательство - на подчинении. Уравнивать или смешивать эти два типа психиатрических отношений столь же абсурдно, как уравнивать или смешивать изнасилование и секс по взаимному согласию. Я являюсь противником принудительного психиатрического вмешательства отнюдь не потому, что считаю их безусловно "пагубными" для пациентов, но потому, что я протестую против применения государственного аппарата принуждения с целью вовлечения индивидов в психиатрические отношения против их воли. Точно так же я поддерживаю добровольно санкционированное психиатрическое вмешательство вовсе не потому, что я полагаю безусловно "благими" для пациентов, но потому, что я возражаю против использования власти государства для вмешательства в договорные отношения между желающими вступить в такие отношения совершеннолетними гражданами.

Когда кошмарный образ мира в оруэлловском "1984 годе" выявляет всю свою жуткую очевидность, О'Брайен так объясняет Уинстону функциональную анатомию власти:

Никто не захватывает власть с намерением потом ее отдать. Власть - это не средство, а цель. Никто не устанавливает диктатуру с целью защитить революцию, революцию совершают с целью установить диктатуру. Предметом преследования является само преследование. Предметом пытки - пытка. Предметом власти - власть. Теперь ты начинаешь меня понимать?

Империя психиатрической власти существует уже более трехсот лет и она ежедневно становится все более всеобъемлющей. Но мы пока еще даже не начали отдавать себе отчет в ее существовании, и еще меньше - понимать ее роль в нашем обществе.

Рон Лайфер, д-р медицины

Критика психиатрии и приглашение к диалогу

Медицинская модель является доминирующей парадигмой психиатрии. За последние сорок лет она стала мишенью нарастающей критики. Что такое медицинская модель? Почему она стала объектом критики? Медицинская модель не является научной концепцией или теорией. Ее нельзя подтвердить или опровергнуть фактами. Модель есть концептуально-лингвистическая конструкция, метафора. Деревянная модель самолета - метафора настоящего самолета. Это не настоящий самолет. Это отображение, подчеркивающее сходство и игнорирующее различия. В глазах может вспыхнуть огонь, но он не обжигает. Медицинская модель есть метафора, которая описывает психиатрию, психиатров и психиатрических пациентов языком медицины. Медицине не требуется медицинская модель. Это стандарт, по образу которого психиатрия себя моделирует, --точно такой же, каким настоящий самолет является для игрушечного. Медицинская модель проецирует метафоры заболевания на пациента и метафоры медицины на психиатра. <...>

2. Медицинская модель как идеология

Идеология есть набор идей, которые акцентируют факты, способствующие утверждению определенных общественных интересов, и затушевывают факты, им противоречащие. Медицинская модель выдает себя за научную категорию, но функционирует как идеология. Это идеология, потому что она акцентирует сходство между болезнью как медицинским фактом и душевным заболеванием, а именно утверждает, что и то другое подразумевает страдания и недееспособность. И она затушевывает их различия, а именно то, что страдания и недееспособность больных с медицинской точки зрения проистекает из ярко выраженных изменений телесного характера, в то время как страдания и недееспособность душевнобольных не имеют ярко выраженных телесных проявлений, а выражаются в речи, ощущениях и общественном поведении. Перевод дискуссии о человеческих страданиях в русло мозговых проблем и характеризует медицинскую модель психиатрии именно как идеологию. <...>

5. Медицинская модель как основа профессиональной идентичности психиатров

<...> Идеологии поддерживают и упрочивают общественные интересы и, в свою очередь, поддерживаются и упрочиваются этими интересами. Медицинская модель служит обществу как идеология, которая оправдывает скрытый общественный контроль. Она также служит интересам психиатров, поддерживая их профессиональную идентичность как врачей. Медицинская модель служит для обеспечения личных, профессиональных и экономических интересов психиатров. Не будь медицинской модели, не было бы и медицинской психиатрии. Если душевная болезнь и впрямь "существует", тогда психиатры являются полноправными членами медицинского братства. Если же душевная болезнь не "существует", если сам этот термин не более чем метафора, использующая язык медицины для оценки и описания мыслей, чувств и поведения, тогда психиатров нельзя считать "настоящими врачами". Медицинская модель служит личным интересам психиатров, а те, в свою очередь, пропагандируют медицинскую модель. Критики медицинской модели угрожают идентичности психиатров и по этой причине ими игнорируются, замалчиваются и преследуются

6. Принудительно-медицинская психиатрия делает и распространяет ложные выводы

Психиатры заявляют, что так называемые "душевные заболевания", например шизофрения, депрессия и биполярная болезнь, имеют нейрохимические или генетические причины. В журнальных статьях и частных беседах, однако, они допускают, что эмпирические данные носят "предположительный, а не очевидный характер". Для психиатров эти данные являются предположительными, потому что в их интересах так их трактовать. Для нейтральных же наблюдателей их заявления вовсе не являются научно верифицируемыми. Критики подвергали сомнению психиатрическую методологию, заявления и выводы, но высказанные ими мнения заглушаются, преследуются и игнорируются. Например, психиатры заявляют, что "причиной" депрессии является низкий уровень серотонина в мозгу, печально известный "биохимический дисбаланс". В качестве доказательства этого заявления обычно приводится реакция на определенную разновидность медикаментов, так называемых антидепрессантов. Антидепрессанты являются стимуляторами. Называть их "антидепрессантами" все равно что называть фонарик "антизатемняющим инструментом". Если отвлечься от того факта, что роль серотонина и других синаптических переносчиков все еще до конца не выяснена, и даже если согласиться с утверждением, что уровень серотонина понижается в состоянии депрессии, нужно задать вопрос: это причина или следствие? Существует масса эмпирических данных о том, что душевные события могут изменять мозговые события. Почему же эта проблема оставлена без внимания?

Смерть любимого человека обычно вызывает чувство депрессии, которое называется скорбью. Эта депрессия вызвана низким уровнем серотонина или утратой? Увлекательное спортивное состязание может повысить уровень катехоламина у массы зрителей. Тогда чем же вызвано это массовое возбуждение - повышением уровня катехоламина или драматизмом состязания? "Антипсихозная" таблетка может ограничить способности музыканта к игре на фортепьяно, но точно так же она может ограничить "шизофренические" нетрадиционные мыслительные структуры. Означает ли это непременно, что игра на фортепьяно и мышление есть результат действия нейрохимических реакций?

Мне как частнопрактикующему психиатру часто звонят люди с просьбой вылечить их от "биохимического дисбаланса". Я спрашиваю их, проходили ли они тест, выявляющий этот дисбаланс. Обычно следует ответ "нет" - потому что такого теста просто не существует. Тогда я спрашиваю их, знают ли они, какие именно химические составляющие разбалансированы. Обычно они понятия об этом не имеют. Тогда я спрашиваю, откуда они знают, что у них химический дисбаланс. И они говорят, что либо им об этом сообщил лечащий врач, либо им страдает, по ее словам, их тетушка, либо они видели передачу по телевизору. Так называемый "биохимический дисбаланс" - единственная известная мне болезнь, передающаяся посредством слухов. Утверждение, что депрессия является болезнью, - это пропаганда, распространяемая психиатрией и государством и продаваемая фармацевтическими компаниями, которые объединились в государственно-научный альянс.

7. Принудительно-медицинская психиатрия вступила в сговор с фармацевтическими компаниями и страховым бизнесом для продвижения медицинской модели

Медицинская модель служит интересам фармацевтической промышленности, провозглашая, что душевные заболевания являются болезнями мозга, поддающимися лечению с помощью таблеток, которые производят, рекламируют и продают фармацевтические компании. Фармацевтическая промышленность, в свою очередь, финансирует исследования, обучение, образование и профессиональные журналы, обеспечивающие поддержку медицинской модели. Основой развития психиатрических теорий являются таблетки. Фармацевтическая промышленность выделяет миллионы долларов психиатрам на исследования психотропного воздействия таблеток, от чего выигрывает фармацевтическая промышленность. За счет ее рекламы финансируется выпуск психиатрической периодики, в которой публикуются положительные результаты таких исследований. Она дает деньги на обучение психиатров в научных центрах и на повышение квалификации психиатров на конференциях и семинарах, которые ратуют за употребление психотропных таблеток. Фармацевтические компании тратят от восьми до тринадцати тысяч долларов на каждого врача в нашей стране на подарки, питание, гонорары за лекции, гонорары за консультации, проезд первым классом на конференции и бесплатные образцы своей продукции. В подобных случаях обычно говорят, что деньги покупают влияние. Но психиатры отрицают, что деньги, получаемые ими от фармацевтической промышленности, влияют на их мышление и практику.

Компании по уходу за недееспособными также поддерживают применение медицинской модели в психиатрической практике и вносят свой вклад в медицинизацию человеческих проблем. Ведь задачей таких компаний является прием оплаты за психиатрические услуги. Это означает, что каждый пациент, которого наблюдает психиатр, участвующий в программах ухода за недееспособными, должен получить психиатрический диагноз. Тем самым жизненные проблемы пациента сразу же переводятся в медицинскую плоскость и рассматриваются как болезнь. Часто компании по уходу за недееспособными заставляют практикующих психиатров применять психотропные медикаменты, которые, по их мнению, экономят время и деньги. Психотерапевтов, не признающих медицинскую модель и вместо применения психотропных таблеток обучающих пациентов преодолевать свои трудности путем анализа жизненных проблем, наказывают - исключая их из программ профессионального страхования от врачебных ошибок.

Фармацевтическая промышленность и индустрия помощи недееспособным образуют мощный тандем в поддержку медицинской модели. Государство, выступающее за применение медицинской модели, потому что она оправдывает скрытый общественный контроль, является еще одним партнером этого союза единомышленников. Национальный институт психического здоровья, поддерживающий медицинскую модель, является научно-исследовательским инструментом государства. Государство финансирует общественные психиатрические лечебницы, где пациенты содержатся принудительно. Системы здравоохранения "Медикейр" и "Медикэйд" свято верят в истину психиатрических диагнозов. Очень плохо, что психиатрия, государство и частная промышленность объединили свои усилия в поддержке медицинской модели. Но еще хуже, если говорить о будущем нашего общества, что эти сложные взаимоотношения до сих пор не изучены должным образом. <...>

8. Медицинская модель размывает понятие персональной ответственности

<...> Когда человек кончает с собой, чаще всего это объясняют тем, что он страдал от депрессии, вызванной химическим дисбалансом. Таким образом, самоубийство из моральной проблемы становится проблемой медицинской. Список обусловленных (и, соответственно, извинительных) мыслей, настроений и поведенческих особенностей длинен и быстро удлиняется. Сюда входит тревожность, угнетенное состояние, самоубийство, убийство, гнев и агрессия, фобии, навязчивые состояния, булимия, анорексия, сексуальные отклонения, сексуальное воздержание, разного рода зависимости, различные формы ухода от жизни и навязчивость, болтливость, стыдливость, возбуждение, лень, бессонница, сонливость, гедонизм, ангедония, эгоизм, ненависть к себе, бунт и конформизм. Чем больший спектр мыслей, эмоций и поведенческих особенностей объясняется с помощью медицинской модели, тем больше размывается в обществе понятие о личной ответственности. А чем большей эрозии подверглась этика личной ответственности, тем сильнее должно быть государство для контроля за отклоняющимся поведением. Таким образом, эрозия личной ответственности с неизбежностью ведет к тоталитаризму.

9. Психиатрия вносит свою лепту в подавление и сужение горизонтов сознания

<...> Психиатрия вносит свою лепту в подавление и сужение горизонтов сознания, интерпретируя человеческое поведение как следствие мозговой деятельности, тем самым закрывая глаза на мир души и смысла. Если все человеческие мысли, чувства и поведение могут быть сведены к мозговым процессам и телесным функциям, что же тогда произойдет с личностью? Что произойдет с выбором и целью? Амбицией и надеждой? Трагедией и комедией? Воображением и любовью? Законом и этикой? Если наши мысли, чувства и поступки есть не более чем нейрохимические возмущения, тогда мы утратили свою человеческую сущность. Все наши предания обессмыслены. Мы отбросили возможность познать себя. И утратили способность себя излечить.

Перевод с английского Олега Алякринского

Вердикт трибунала Фуко

Мы считаем, что психиатрия - не желая отказываться от использования насилия и принуждения - виновна в преступлениях против человечности: преднамеренном унижении достоинства, лишении свободы и жизни. Чаще всего это делается посредством юридической категории "психически больной", что позволяет полностью нарушать права человека, гражданские права и законы естественной справедливости.

Далее, психиатрия не может претендовать на звание искусства врачевания, так как она нарушила клятву Гиппократа, применяя вредные химические препараты, которые вызвали, в частности, всемирную эпидемию тардивной дискинезии, а также другие вмешательства, которые мы считаем пытками: принудительное лишение свободы, насильственное введение препаратов, привязывание к койке, электрошок, все формы психохирургии, амбулаторный надзор.

Такая практика и идеология во время эры нацизма позволила психиатрам прийти к систематическим массовым убийствам пациентов-заключенных под предлогом "лечения".

Психиатрия не только не желает отказаться от влияния, которое она получила от государства в ходе истории, но даже принимает на себя роль высокооплачиваемого и уважаемого средства контроля над обществом - роль международной полицейской силы, силы подавления политических и социальных разногласий.

Мы признаем психиатрию виновной в сочетании насилия и неподотчетности; это - классическое определение тоталитарных систем. Мы требуем отмены законов о "психически больных", что станет первым шагом к тому, чтобы сделать психиатрию подотчетной обществу. С этой целью должна быть осуществлена компенсация за тот вред, который она причинила. Также должны быть созданы общественные организации как гуманная и достойная альтернатива психиатрии.

Основания для вердикта

Защита говорит о терапевтической необходимости в применении психиатрического принуждения, и, если необходимо, физической силы. Однако защита признаёт, что в "хороших психиатрических учреждениях" принуждение используется как можно меньше. Очевидно, что принуждение не является терапевтическим средством - скорее, оно зависит от типа используемой психиатрии. Мы осуждаем все формы психиатрического принуждения как нарушение прав человека.

Законы о "психически больных" предписывают психиатрическое принуждение в случае опасности для самого больного или для окружающих. На практике это широко нарушается. Вопрос этот - всего лишь вопрос оценки опасности, ведь не было совершено никакого преступления. Это значит, что применяется лишение свободы в превентивных целях.

Защита характеризует пациента как "психически больного", потому что его способность помочь самому себе снижена. Она считает, что такой человек должен быть лишен определенных социальных прав из-за ослабления его способности чувствовать и вести себя так, как ожидает от него общество.

Мы считаем, что общепринятое определение болезни неудовлетворительно. В этом случае такое учреждение как "психиатрическая больница" не может предложить никакой помощи.

Мы считаем, что медицинское лечение должно проводиться только на добровольной основе.

Особенно опасно то, что многие судьи имеют предубеждения и соглашаются с экспертными оценками психиатров.

Пациенты, пережившие психиатрическое "лечение", имеют право требовать материальную компенсацию за причиненные им боль и страдания.

Берлин, 2 мая 1998 года

Перевод Вердикта опубликован на сайте www.foucault.de