Эммануил Гушанский

Из записок судебного психиатра

Э. Гушанский - врач-психиатр, кандидат медицинских наук. Участвует в работе "Мемориала", "Гражданского содействия", является психиатром-экспертом в Бюро независимой экспертизы "Версия".

<...> Безмотивных поступков и безмотивных преступлений не бывает - всегда человек в своих действиях руководствуется либо осознанными, либо неосознанными мотивами, находит оправдание своим поступкам или ссылается на их чуждость и непонятность, если мотивы с его точки зрения постыдны.

Умение осознать мотивы своих поступков связано с рефлексией, способностью осознать и превратить в феномены свои переживания. Так как мы осознаем себя только в зеркале других, лучший способ контролировать свои мотивы и "властвовать собой" - это способность к осознанию и пониманию мотивов других людей, то сочувствие, которое "дается нам как благодать". То, что женщины на порядок реже совершают криминальные агрессивные действия, наверное, связано с прирожденной женской способностью анализировать поведение других, пусть даже такой анализ основан на нарциссизме и эгоцентризме. Маскулинизация женщин, их отрыв от привычной зависимости от отношений и обретение других (в том числе наркотических) зависимостей приводит, в частности, к росту криминальных действий.

Осознание мотивов своих поступков и отношений находится в связи с ответственностью, так как включает в себя общественную оценку, а, следовательно, совместимость с правовыми и моральными нормами. Неспособность понимать свои и чужие мотивы сопровождается отсутствием эмоциональных связей и несет в себе скрытую опасность.

Л. всегда отличался живостью, не имел устойчивых интересов, был доброжелателен с товарищами, легко вовлекался в совместное времяпрепровождение с ними, занимался игровым спортом (футбол, хоккей), но не стремился к высоким достижениям. Семья жила в достатке, отец - работник ГАИ, мать - владелец небольшого магазина, обеспечивали детей всем необходимым и приучили Л. к мысли о том, что деньги никому не достаются "честным" путем и за деньги можно купить все. В последнее годы отец Л. злоупотреблял алкоголем, из-за чего между родителями возникали ссоры, но пьянство отца, который любил рассказывать своим сыновьям о продажности женщин и своих сексуальных успехах, не отражалось на благосостоянии семьи. Учился Л. посредственно, после окончания 9 классов приобрел специальность автомеханика и устроился на работу в должности милиционера патрульно-постовой службы. В свободное от работы время он, установив по мобильной связи контакты с девушками, договаривался о встречах, разъезжал с ними на своей машине, вступал с ними в связи, за соответствующую плату и доплату "экспериментировал" с ними в технике половых сношений. Длительных привязанностей у него не было; он вел специальный дневник с записями телефонов и физических особенностей девушек и гордился своими успехами у них. С помощью мобильного телефона он установил связь с К., который предложил ему "расширить свой кругозор" и заняться коллективным сексом. Они встретились, К. предложил Л. сесть в его машину и "отправиться по одному адресу". Предварительно они выпили по банке пива. В салоне машины К. стал хватать Л. за колени, обнял его и пытался поцеловать, предложил "попробовать" вступить с ним в гомосексуальную связь. Л. охватило омерзение, он стал сопротивляться и, когда К., приставив к горлу Л. нож, пытаясь его изнасиловать, Л. вырвал у него нож и нанес К. этим ножом несколько десятков ранений, большинство из которых оказались смертельными. Он не помнит о своих действиях и действиях К., не помнит, сколько ранений нанес ему, испытывал чувство отвращения, озлобленности, обиды за то, что К. принял его за "продажную тварь", страх за свою жизнь, воспринимал К. как опасного и реального врага. Подробностей происшествия он не помнит, считает, что на некоторое время "потерял контроль за своими действиями", "очнувшись", увидел, что они с К. во время борьбы вывалились из машины и он лежит в луже крови рядом с К., и попытался оказать ему помощь, но, убедившись, что "уже поздно", поехал на машине К. домой и там уснул. На следующий день он явился с повинной в милицию.

Очевидно, что "немотивированные" и неадекватные действия Л. связаны с отсутствием у него привязанностей и эмоциональных связей, неспособностью анализировать и понимать собственные побуждения и мотивы поступков других, чувством обиды и униженности за то, что его приняли за такую же "продажную тварь", каких он и за людей-то не принимал, и проецированием своего оскорбления и унижения на К., который для него олицетворял образ врага, реально угрожающего его жизни. Подсознание мобилизовало сознание и организовало преступные действия, которые Л. расценивает как защитные.

Вместе с тем наличие у Л. неосознанных мотивов вовсе не свидетельствует о том, что он совершил "умышленное" убийство, предполагающее заранее обдуманный замысел, планирование, подготовку, адекватное переживаемой угрозе жизни использование средств защиты. Подсознательные мотивы нашли свое выражение в аффективно-импульсивных действиях, при которых, согласно С.Л. Рубинштейну, "разрядка определяется не целью, а только причинами, ее порождающими, и поводом, ее вызывающим".

Л. был осужден за умышленное убийство.

* * *

Криминальный конфликт при совершении умышленных, осознанных действий возникает на пересечении интересов сторон, глубоко убежденных в правильности и обоснованности своих поступков.

На пустынной улице Москвы глубокой ночью скучали сотрудники патрульно-постовой службы. Они изнывали от предгрозовой духоты, расстегнули мундиры, сняли головные уборы. На повороте показалась машина, следовавшая с превышением скорости. Водитель машины Д. не отреагировал на требование остановиться. Милиционеры сели в машину, преградили путь, а когда Д. остановился, выволокли его из машины, бросили на землю и стали избивать ногами. Убедившись, что Д. не оказывает сопротивления и голова его залита кровью, милиционеры решили направить его на медицинское освидетельствование для установления факта алкогольного опьянения. Врачу, проводившему освидетельствование, они сказали, что Д. управлял машиной в нетрезвом виде. Врач не расспрашивал Д. о происшествии, констатировал у него "шаткость походки", "запах алкоголя изо рта", заторможенность, учащение пульса и расширение зрачков. Какие-либо клинические признаки опьянения у Д. в акте медицинского освидетельствования описаны не были. Исследование алкоголя в выдыхаемом воздухе с помощью аппарата "Алкометр" выявило содержание алкоголя, соответствующее легкой степени опьянения, причем через 20 минут при повторном исследовании содержание алкоголя оставалось тем же (существуют закономерности снижения содержания алкоголя в крови, о котором врач не знал и которое не выявил "Алкометр", недостаточно чувствительный и, видимо, неисправный). Через два часа после медицинского освидетельствования милиционеры составили протокол о том, что Д. превысил скорость и оказал сопротивление при задержании. Об избиении в протоколе не упоминается. Утром следующего дня Д. обратился в травмпункт, где у него констатировали телесные повреждения на голове, лице, туловище и конечностях. В тот же день в районной поликлинике ему выдают больничный лист в связи с легким сотрясением мозга и последствиями побоев. Д. обратился в суд с требованием прекратить против него административное расследование и жалобой на причинение ему сотрудниками милиции телесных повреждений. Суд отклонил жалобу, так как не мог "рассматривать жалобу до вынесения решения об административном нарушении". В течение трех недель Д. лечился по поводу последствий травмы головы и по прошествии трех месяцев продолжает жаловаться на головные боли, головокружение, особенно при перемене погоды, утомляемость и плохой сон (долго не засыпает, вспоминая о перенесенном унижении, кошмарные сновидения, в которых воспроизводятся сцены задержания и унижения). Через два месяца после происшествия суд вынес решение об административном правонарушении и на полтора года лишил Д. права управлять автомашиной. Во время судебного заседания милиционер постовой службы отрицал факт избиения Д., уверял, что Д. был пьян, как "почти все, кто нарушает правила движения", и ссылался на данные медицинского освидетельствования. Врач, допрошенный в суде, не помнил о данном факте и утверждал, что "если так написано в акте, значит, так оно и было".

Двадцатилетний Д. ранее в пьянстве замечен не был. Он отличался тихим нравом, пассивностью, внушаемостью, неумением отстаивать свои интересы. Ранее он работал милиционером в службе по охране метрополитена, но после условного осуждения за участие в коллективном угоне автомобиля (без цели хищения) уволился по собственному желанию, работал дворником и "подрабатывал", развозя пассажиров на своей автомашине. В день происшествия он спиртные напитки не употреблял, лишь за 12-14 часов до этого выпил дома бокал пива. Ночью у его жены начались родовые схватки, он повез ее в роддом. Схватки оказались ложными, но ее оставили в роддоме, а ему рекомендовали не волноваться и ехать домой. Он спешил, так как хотелось хоть немного поспать, а на работу нужно было поспеть к восьми утра. Человек, преградивший ему дорогу, был без форменной фуражки и жезла, а форма из-за темноты была неразличима, поэтому он обогнул его и продолжал движение. Когда он остановился перед преградившей путь милицейской машиной, его вытащили из салона, бросили на землю, били ногами по лицу, голове и туловищу и повезли, как оказалось, на медицинское освидетельствование. Он не сразу сообразил, что с ним говорит врач, который его ни о чем не спрашивал, не проводил телесный осмотр, лишь пощупал пульс и предложил подышать в трубку.

Д. смирился с приговором, у него много забот в связи с рождением ребенка. Он надеется в будущем работать в милиции. Последствия травмы головы и стрессового психического расстройства со временем пройдут. Д. надеется в будущем работать в ГАИ - там можно хорошо заработать.

В данном случае обе стороны действовали умышленно и осознанно. Сотрудники ГАИ уверены в том, что каждый "нарушитель" или задержанный ими "по подозрению" пьян и, если он не настроен на дачу взятки, должен быть наказан. Акт опьянения и отсутствие свидетелей при избиении задержанного - гарантия их безнаказанности. Врачи, которые в течение рабочего дня сталкиваются с сотнями случаев опьянения, всегда на стороне милиции, ибо для них существует "презумпция опьянения" и им "некогда" заниматься конкретным выяснением обстоятельств.

Д. был взволнован, стремился как можно скорее возвратиться домой, не отреагировал на требование остановиться, так как принял милиционера за хулигана, который может отнять машину и избить его. Действия обеих сторон конфликта были умышленными. Разнонаправленность интересов заключается в неумении и нежелании обладающей силой и властью стороны понять поведение слабой стороны, которая не умеет и не может отстоять свои права и защитить свои интересы.

* * *

Психологическая зависимость является компенсаторным механизмом тревоги, неопределенности, неспособности принять решение и нести ответственность за свои поступки. Обратной стороной зависимости как формы несвободы является стремление к свободе, попытка хотя бы на время "отвязаться" от своей связанности и рабства. Лучшим и надежным способом такого иллюзорного обретения свободы является алкогольное или наркотическое опьянение, дающее ощущение независимости и разрешающее тягостные проблемы. Фактически лучшим способом лечения алкогольной или иной наркотической зависимости является опьянение, когда на время зависимость исчезает, становится эфемерной. Всякий наркоман или алкоголик мечтает избавиться от рабства и "вылечиться", прибегая при этом к методу "подобное подобным". Всякая зависимая личность стремится избавиться от тягостной и унижающей его связи и доказывает свою "самостоятельность" во время конфликтов с психологически доминирующим партнером, получая при этом мазохистское "удовольствие" и усиливая свою зависимость. Иногда это плохо кончается.

Т. рос слабым, запуганным (отца раздражала его пугливость, он часто его бил, издевался над его тупостью, несообразительностью, привязанностью к матери, неумением "постоять за себя"). Учился он плохо - трудно было сосредоточиться, не было устойчивых интересов. С подросткового возраста стал выполнять поручения лидеров, ябедничал, приносил им украденные дома деньги, спиртные напитки, "травку". С 15 лет стал в компании сверстников курить анашу, одурманивание ею вызывало легкость, чувство свободы и "приобщенности к коллективу". С 17 лет стал употреблять героин. Дважды привлекался к ответственности за "распространение" наркотиков, ему назначалось принудительное лечение от наркомании в местах лишения свободы. После последней "отсидки" устроился на работу грузчиком в продовольственный магазин, общался с алкоголиками, которым приносил по их просьбе вино и бутылки. Они его "надоумили" заменить наркотики водкой, но алкогольное опьянение, к которому он стал прибегать все чаще, не давало такого чувства легкости и беззаботности, как героин. "Друзья" познакомили его с Р., ставшей его "любовницей". Он привязался к ней, выполнял все ее причуды, своим родственникам говорил, что "сильно ее любит", отдавал ей заработанные деньги и страдал от "тягостности" их отношений. Она пила почти ежедневно, в состоянии опьянения становилась грубой, требовала, чтобы он вступал с нею в половую связь, была "ненасытной", обзывала его "импотентом". Иногда между ними возникали пьяные драки. Т. стал жить у Р., отдавал ей заработанные деньги, терпел ее издевательства и страдал от "тягостности" этой связи. Однажды Р. пришла домой вечером в небольшом "подпитии" и послала Т. за водкой. Она пила до поздней ночи и требовала, чтобы Т. составил ей компанию, но он "нанюхался" героина (после принудительного лечения он опасался вводить героин внутривенно) и пил мало и неохотно. Будучи совсем пьяной, она стала требовать, чтобы Т. вступил с нею в связь. "Связь" не удалась, она обзывала его импотентом, кляла, пыталась избить, стала одеваться, чтобы уйти к соседям от "плохого любовника". С этого момента Т. стал не вполне четко воспринимать происходящее - черты лица Р. изменились, стали стертыми и страшными, рот искривился, губы стали странно шевелиться, голос стал дребезжащим, будто "не от нее исходил". Он почувствовал, что "лицо как иголками колет", "жар прилил к голове, сердце колотилось, в голове пульсировала кровь, время пошло странно". Помнит, как схватил нож, "в голове все плыло". О нанесенных Р. множественных ударах ножом Т. не помнит. "Очнувшись", Т. увидел, что Р. лежит на полу в луже крови, рядом с нею - нож. Он "почувствовал небывалое облегчение", у него возникла слабость, он дошел до комнаты, упал на кровать и "отключился". Проснувшись, Т. позвонил соседке и попросил ее прийти к ним, потому что Р. "стало плохо". Соседка увидела, что Р. мертва, и вызвала милицию. Т. попросил соседку "забрать нож, так как я мог им убить скорее всего" и попросил ее принести ему "бутылку пива и четвертинку водки, так как меня всего трясет".

В крови трупа Р. был обнаружен этиловый спирт, концентрация которого соответствовала "тяжелой алкогольной интоксикации у живых лиц". Выявленные у Т. следы алкоголя в крови свидетельствовали о том, что в момент убийства он находился в состоянии легкого алкогольного опьянения и наркотического одурманивания.

Ключевыми для понимания состояния Р. в момент убийства были его слова об "облегчении" от "тягостного" чувствазависимости и услужливость подсознательных механизмов сознания, которые снизили четкость его восприятий, вызвали явления дереализации, деперсонализации и частичного запамятования своих действий и переключили восприятие на субъективные ощущения. Убийство Р. стало апофеозом освобождения Т. от зависимости. <...>