Алексей Смирнов
"Правозащитное движение страшно размыто"
Я до сих пор связан с политическими заключенными бывшего Советского Союза, с грузинами, армянами, прибалтами и, конечно, с украинцами, которые спасли мне жизнь в лагере. На месте, где я сидел, в 36-й пермской зоне, сейчас создан музей ГУЛАГа всего СССР. В нашей империи зла была действительно центральная точка зла - 36-я зона.
Меня арестовали за то, что сейчас называется мониторингом. Я вел списки политзаключенных вместе с сыном Сергея Адамовича Ковалева Иваном. Это была подпольная работа, тяжелая, вели мы ее, в том числе, на квартире Андрея Дмитриевича Сахарова.
Немножко статистики: ближе к смерти Брежнева, когда стало понятно, что в СССР что-то сдвинется, насчитывалось около тысячи человек (плюс-минус сто), которых мы относили к политическим заключенным. И тогда был вопрос: добиваться ли гуманизации содержания только для политзаключенных или для всех зэков вместе? Этический, в общем-то, вопрос. Когда я работал еще до ареста, было само собой ясно, кто политзаключенный, а кто нет. Арестован человек по определенным статьям, связанным с политикой, антисоветской агитацией и пропагандой, как я, например, - ясно, что он политический. А вдруг он арестован случайно, он жертва, его подставили, подбросили ему какую-то литературу, тот же самый "Архипелаг ГУЛАГ"? Кто он - политический? жертва?
Эта тысяча человек на весь СССР сидела в уголовных лагерях по всему СССР, политических спецлагерях (их было четыре и одна тюрьма), а также в психбольницах.
Тогда все было ясно. Более того, в послесталинское время политзаключенные активно обсуждали условия своего содержания, даже выработали собственный статус, статус политзаключенных. То есть была предпринята попытка поиска юридической дефиниции: кто конкретно называется политзаключенным? В отличие от статуса "Международной Амнистии" - "узники совести" - наши политзеки хотели выработать свое понятие.
И сейчас нам очень мешает, что до сих пор неясно: кто такие политзаключенные? есть ли сейчас они или нет? Более того, этот вопрос вообще табуирован. Уже важен не сам термин, а важны причины, по которым вообще вся тема поиска определения замалчивается. Сейчас политзаключенным называют кого угодно - арестуют Бен Ладена и тоже назовут политзаключенным...
В моем лагере перед перестройкой, когда я там сидел, было около ста человек. Половина из них - так называемые "полицаи", сотрудничавшие с немцами во время войны. Я никогда не думал, что увижу их, видел до того только в кино. Это были пожилые люди, "старики", как мы их называли, которых повторно осудили и, на мой взгляд, в большинстве случаев - несправедливо. Из оставшихся пятидесяти половина были так называемые "шпионы", то есть люди, осужденные за шпионаж. На самом деле ни о каком шпионаже речи не было, был переход границы или попытка сфотографировать, например, секретный объект и тому подобное. По этим статьям садились молодые мальчишки, зачастую КГБ искусственно создавало эти дела, чтобы получать свои награды.
Итак, остается двадцать пять так называемых "политических". Из них половина - "стукачи". Так что на зоне было человек двенадцать, с которыми можно говорить.
Когда я освободился, все ходили, митинговали, и я пришел на какое-то большое собрание. Меня спросили: "А вы кто?" Я сказал. Меня тогда попросили посидеть, подождать, пока они закончат. Люди обсуждали будущее страны и демократии, в том числе и реформу пенитенциарной системы. Когда я пытался сказать, что уже все есть, все придумано, что мы могли бы выступить в качестве экспертов - никто не слушал.
Все наше правозащитное движение страшно размыто, нет координации, нет желания объединяться, но мы не сможем добиться результатов, если у нас не будет каких-то форм объединения. Коллективизм вообще присущ русским, и здесь он особенно важен. Мы должны искать эти формы.
