Наум Ним
Человек создает тюрьму. Тюрьма создает общество...
Именно поэтому можно утверждать, что острова репрессий (и тюрьма как наиболее распространенная зона репрессий) являются наиболее чистыми образцами, демонстрирующими истинное отношение власти и к своим гражданам, и к желаемому порядку управления ими.
Одна из особенностей нашей тюрьмы в том, что ее обитатели, как правило, ничем не отличаются от разгуливающих на свободе граждан. Грабители, убийцы, случайные пассажиры - все они там примерно в той же пропорции, что и оставшиеся на воле. Выловите какой-то сетью полсотни человек на улице и впрессуйте их в тюремную камеру, и уже через несколько дней никто не найдет никаких различий между ними и арестантами соседней камеры, выловленными в результате специальных оперативно-следственных мероприятий. А если закрутить против них уголовные дела и оставить их там до суда, то и суд никаких различий не найдет.
Так что там точно такие же люди, как и те, что окружают нас повседневно. Ничем не хуже. Правда, и - не лучше...
И российская тюрьма - это примерно миллион обычных наших соотечественников (не самых лучших, включая и самых худших), впрессованных в пространство чистого государственного насилия. Своеобразные нормы и обычаи тюрьмы перераспределяют давление этого насилия, превращая саму тюрьму в экстремальный концентрат всего нашего общества (разбавь в отношении 1:150, перемешай и - любуйся!).
Модели жизни и модели выживания, которые вырабатывает и принимает (по крайней мере - не отторгает) тюрьма, становятся образцом общественного поведения, не очень заметным на воле, где люди - в защите какого-то личного пространства безопасности, но явным и очевидным при любой (даже и кажущейся) угрозе благополучию, положению, планам или даже надеждам...
Модели жизни и модели выживания совпадают, если во всем обществе (и тюрьме) жизнь является главной ценностью, и эти же модели поведения могут сильно отличаться, если в жизни людей есть какие-то ценности, которые важнее и самой жизни. Но все эти модели нам вырабатывает тюрьма.
Тюрьма - это инерционный маховик, крутящий нормы общественной жизни орбитой своих обычаев. Эффект гироскопа...
Хочешь изменить общество - измени тюрьму...
Я понимаю, что изложенная точка зрения на взаимодействие тюрьмы и общества может показаться несколько экстравагантной. Не буду на ней настаивать. Но именно тюрьма вполне успешно обкатывает и предлагает нам расчеловечивающие модели выживания. Они и принимаются, так как прошли эффективную практическую проверку в экстремальных условиях тюрьмы. И именно для этого надо стараться менять тюрьму.
Прошлый наш опыт говорит об успешности такого воздействия, хотя никто, конечно, и не держал в уме подобную схему. Удачно совпали обретенные человеческие нормы поведения и существовавшая в то время форма поведения, одобряемая тюрьмой: форма во многом голая, без позитивного содержания, наиболее точно выраженная термином "отрицалово" - то есть полное и абсолютное неприятие любых административных требований.
Мы жили тогда в практически совершенной системе тотального контроля...
Убеждающая правота совковых резонов была всего лишь нашим очевидным бессилием... И нашим страхом - таким простительным и таким понятным. И что мы можем - слабосильные и напуганные прежде рождения?
"А мы можем - всё!, но сами себе лжём, чтобы себя успокоить. Никакие не "они" во всём виноваты - мы сами, только мы! <...>
И здесь-то лежит пренебрегаемый нами, самый простой, самый доступный ключ к нашему освобождению: личное неучастие во лжи! Пусть ложь всё покрыла, пусть ложь всем владеет, но в самом малом упрёмся: пусть владеет не через меня!
И это - прорез во мнимом кольце нашего бездействия! - самый лёгкий для нас и самый разрушительный для лжи. Ибо когда люди отшатываются ото лжи - она просто перестаёт существовать. Как зараза, она может существовать только на людях".
Именно эта, предложенная Солженицыным и воспринятая в обществе модель поведения, эта норма жизни вместе с ее носителями проникла в тюрьму.
И тюремное "отрицалово" тут же приобрело содержание и смысл. Поэтому тюремными законниками сразу была оказана максимальная поддержка диссидентскому сопротивлению. Они не очень вдумывались в правозащитные резоны диссидентов, точно и по большому счету верно переименовав правозащитников в ПРАВДОзащитников.
Правда стала ценностью, которая утверждалась точной и ясной моделью жизни (увы - не совпадающей с моделью выживания). Эта модель выдерживала тюремное испытание, более того, была одобрена тюрьмой, завоевала там высокую репутацию (даже среди тех обитателей тюрьмы, которые не только не следовали таким нормам, но и - кто вынужденно, а кто и старательно - пытались ее уничтожить).
А уж после такой обкатки подобная же модель начала достаточно стремительно воспроизводиться в обществе.
Это можно сравнить с процессом кристаллизации. Модели достойного поведения воспроизводились сами. Организационные формы (Фонд или издательство "Хроники") способствовали этому, но не определяли полностью этот процесс структурирования. Поэтому даже после разгрома этих организаций такое структурирование подавить не удавалось. Ценности правды и справедливости структурировали советское общество благодаря найденным моделям достойной жизни. Главное же, что такая кристаллизация наиболее явно выявляла ложь и несправедливость советского мироустройства. А наиболее убедительно (и оглушительно) эти ложь и несправедливость демонстрировала тюрьма. И такая правда о тюрьме проявлялась тоже именно на фоне подобной же кристаллизации тюремного быта.
Тюремная модель достойной жизни становилась не только образцом для вольных граждан, но и служила неоспоримом аргументом правильности такого выбора - была фундаментом внутренней правоты.
Эти нормы становились не просто уделом каких-то оголтелых социальных самоубийц, а вполне возможными параметрами жизни, непротиворечивой ценностям правды и справедливости. И пусть по этому поводу велись нескончаемые споры, но любой знал где точно царствуют невыносимая ложь и лютая несправедливость. Таким местом была тюрьма...
Сегодняшние модели общественного поведения тоже успешно отработаны сегодняшней тюрьмой. И там, и на воле единственным мерилом жизни царит достижение максимально возможного личного благополучия. Любым способом. Чаще всего для этого приходится устроить какую-то "мутку" с гражданами-начальниками (читай по-вольному: реализовать совместный с начальством проект). Но в тюрьме любого (даже очень относительного) благополучия можно достичь только за счет своего ближнего (в прямом смысле - ближнего). Вот тюрьма и обкатывает нам гнусные модели жизни и выживания, которые опять практически совпадают.
Выгода, как единственно стоящая ценность, не может стать структурой общества и сообщества - она, наоборот, содействует одному лишь разложению.
А сама тюрьма, как главный источник болотного разложения, становится все более закрытой для нашего воздействия.
Но пока еще все не безнадежно. Тюремные фасады отстраиваются в современных европейских декорациях. А это все-таки дает возможность противостоять закрытости тюрьмы и вносить туда нормы жизни, препятствующие расчеловечиванию.
Самая угрожающая тенденция сегодняшней тюрьмы - это практика передачи властных репрессивных полномочий из рук администрации в руки заключенных-активистов. Это - группы штурмовиков, поощряемые ленивой администрацией. И такой путь создает самые гнусные модели жизни и выживания в тюрьме.
А попробуйте представить, как к этим моделям в качестве содержательного наполнения добавятся убеждения каких-то целеустремленных ксенофобов (непримиримых и оголтелых), которые начали сейчас попадать в тюрьму?..
Обкатанные тюрьмой эти модели могут страшным образом начать воспроизводиться в нашем обществе...
Впрочем, пока все еще не безнадежно. По крайней мере пока у каждого есть возможность читать, писать и говорить, что угодно и без опаски наказаний. И если кто-то посетует: "А что я могу сделать? Такова жизнь...", если только вздохнет мимолетно о своем бессилии изменить заоградный тюремный и заоконный вольный мир, то, может быть, он вспомнит давнее:
"А мы можем - всё!, но сами себе лжём, чтобы себя успокоить. Никакие не "они" во всём виноваты - мы сами, только мы!".
