Людмила Алексеева
"Наличие политически мотивированных репрессий - позор для страны"
Скоро выяснилось, что мы тогда ничего о советских местах лишения свободы не знали. После того как в хрущевские времена на свободу вышли политические заключенные, осужденные при Сталине, мы считали, что в нашей стране политзаключенных больше нет. Но очень скоро благодаря этим двум лагерникам - Синявскому и Даниэлю - их друзья узнали, что в Мордовии, куда их направили, находится целый комплекс политических лагерей и тысячи политзэков.
Потом наши возможности познакомиться с обитателями этих лагерей сильно расширились, так как стали сажать правозащитников, и в каждом лагере кто-то из них сидел. Через них и через их родственников мы постепенно узнавали о составе политических заключенных. Правозащитники составляли там ничтожное меньшинство. Там были участники подпольных марксистских и ленинских кружков; распространители листовок с критикой советской власти; авторы, распространители и даже просто читатели самиздата, но больше всего - участники национальных движений - из Украины, Литвы, Латвии и Эстонии, из Армении и Грузии, а также верующие разных конфессий - протестанты, католики и даже православные. Мы не только узнали о составе политзаключенных, но через их родственников познакомились с остававшимися на свободе их единомышленниками и стали поддерживать с ними постоянную связь. Они сообщали нам о фактах преследований, об акциях сопротивления этим преследованиям. Все это становилось содержанием "Хроники текущих событий" (информационный бюллетень московских правозащитников, выходивший в самиздате с 1968 по 1984 год).
Через "Хронику" сведения об этих движениях и о судьбах их участников расходились по всей стране. "Хроника", несмотря на очень трудоемкий процесс изготовления (на пишущих машинках), распространялась довольно широко. Во всяком случае, на обысках ее экземпляры находили по всей стране - от Калининграда и Риги до Владивостока и Хабаровска. А кроме того, "Хронику" путем всяческих ухищрений передавали на Запад, и ее транслировали зарубежные радиостанции, вещавшие на нашу страну. Эти радиостанции слушали миллионы наших сограждан, и таким образом через это издание правозащитников становилось известно и о самих правозащитниках, и о политзаключенных, и о движениях, за участие в которых они лишились свободы.
Не только в Москве, но и в других городах нашлось немало сочувствующих, стали происходить сборы средств на нужды политзаключенных. Нередко деньги давали тайно, прося, чтобы никто об этом не знал, так как это грозило серьезными неприятностями, вплоть до исключения из партии и увольнения с работы. На собранные таким образом деньги правозащитники оплачивали адвокатов для вновь арестованных, подписку на газеты и журналы в политлагеря, оплачивали поездки родственников на свидания в места заключения и продуктовые посылки политзэкам - среди них было немало таких, у семей которых после ареста кормильца средств на это не было.
Информационная работа правозащитников и их помощь политзаключенным очень способствовала объединению и взаимопониманию между политзаключенными с разными взглядами. В политических лагерях довольно распространенными стали совместные акции протеста - например, против стеснений в переписке или в защиту кого-то из узников. А со временем общим стало требование признать за ними статус политических заключенных. В этих совместных акциях участвовали и правозащитники, и различные подпольщики, и, что особенно интересно, активисты национальных движений, подчас не очень-то симпатизировавших друг другу - например, русские националисты и сионисты, прибалты, армяне, сторонники независимости Украины и т. д. О протестных акциях в лагерях всякими способами сообщалось заранее на волю, и правозащитники распространяли эту информацию, благодаря чему эти акции не оставались без внимания и нередко достигали успеха. Это поднимало настроение политзэков, они ощущали поддержку и свою значимость для тех, кто на воле. Самой яркой совместной акцией политзаключенных и правозащитников в Москве, пожалуй, стало объявление Дня политического заключенного СССР.
Идею подал политзэк-правозащитник Кронид Любарский. Его предложение было передано во все политические лагеря и на волю. Были отправлены заранее приготовленные письма с требованиями политзэков. Впервые День политзаключенного отмечался 30 октября 1974 года в Москве пресс-конференцией с участием А.Д. Сахарова и членов первой правозащитной организации - Инициативной группы защиты прав человека в СССР. А в лагерях для политических прошли массовые голодовки с теми же требованиями, которые были озвучены в Москве на пресс-конференции. С тех пор, несмотря на все противодействие карательных служб, День политического заключенного отмечался таким же образом ежегодно. В 1991 году этот день был узаконен указом президента Б. Ельцина как День памяти жертв политических репрессий. Он отмечается ежегодно у Соловецкого камня на Лубянской площади. Во многих других городах собрание и возложение цветов происходит на местах расстрела политзаключенных в сталинские времена.
Солидарность политзэков разных убеждений способствовала сближению разнородных общественных движений, прежде никак не сообщавшихся. Этопроявилось уже во второй половине 70-х годов, в хельсинкский период.
Мы называем этот период "хельсинкским" потому, что объединение произошло вокруг Общественной группы содействия соблюдению Хельсинкских соглашений в СССР, которую чаще называют просто Московской Хельсинкской группой. Несмотря на то, что по численности участников правозащитное движение не могло сравниться с религиозными, а тем более национальными движениями, объединение произошло на базе правозащитной идеологии. Организационно это выразилось в создании Украинской, Литовской, Грузинской и Армянской хельсинкских групп, а также Комитета защиты прав верующих в СССР в Москве и Католического комитета защиты прав верующих в Литве. Еврейское движение за выезд из СССР не создало какой-либо аналогичной организации, но активисты этого движения Виталий Рубин, Анатолий Щаранский, Владимир Слепак, Натан Мейман сами вошли в Московскую Хельсинкскую группу и с энтузиазмом там работали.
Думаю, что общим для этого объединения был отказ от насильственных способов достижения своих целей. Кроме того, и национальные, и религиозные движения переняли от правозащитников опору на конституцию, законы, международные договоренности в области прав человек и стремление отойти от подпольной деятельности в пользу деятельности открытой. Несмотря на опасность открытости при советском режиме, она, как показывал пример правозащитников, была более эффективной, чем подполье, и максимально способствовала формированию психологии свободных людей пусть и в несвободной стране.
Объединение всех протестных движений в СССР в хельсинкский период сыграло огромную роль в привлечении внимания общественности, а затем и политических деятелей стран Запада, к проблемам нарушения прав личности в Советском Союзе, дискриминации по признакам национальности и по вероисповеданию. Возрос общий интерес стран Запада к происходящему в СССР, их лидеры более смело стали предъявлять претензии Советскому Союзу и его сателлитам по поводу невыполнения гуманитарных статей Хельсинкских соглашений. Именно это давление с Запада обеспечило беспрецедентное заявление главы советской делегации на Венской конференции (это был декабрь 1988 года) стран - партнеров по Хельсинкским соглашениям о том, что советское правительство приняло решение освободить всех осужденных по политическим обвинениям. В феврале 1987 года началось это освобождение и к началу 1988 года в СССР не осталось политических заключенных.
Сейчас правозащитникам работать в местах заключения хоть и нелегко, но гораздо легче, чем в советское время. Во-первых, - и это очень важно - потому, что за правозащитную деятельность сейчас, как правило, не сажают. Во-вторых, гораздо легче стало получать информацию из мест заключения, хотя и сейчас ее утечки стремятся избежать те, кто этими местами руководит.
Сейчас в России, как и в других цивилизованных странах, проводится мониторинг мест заключения. Не скажу, что условия для этого благоприятные - таковыми они были в начале 90-х годов, а потом наши возможности проводить мониторинг почти сошли на нет, за исключением отдельных регионов, где правозащитникам удалось наладить отношения с соответствующим начальством. Тем не менее и в эти годы мы знали о положении в местах заключения вполне достаточно - и об ужасающей скученности в следственных изоляторах, и об аварийном состоянии многих тюремных зданий, и об отсутствии работы у заключенных, и об эпидемии туберкулеза в местах заключения.
Мы били тревогу, и приезжали посланцы от Совета Европы, от ООН, еще откуда-то. Выходили соответствующие доклады. И все это помогало улучшить условия содержания в местах заключения.
В настоящее время перенаселенность следственных изоляторов уменьшилась, туберкулезных стали лечить, в тюрьмах и в лагерях появились социальные работники и психологи. Это не значит, что у нас все в порядке, нет, конечно, но условия улучшились. Однако сегодня система исполнения наказания снова закрывается от воздействия правозащитников. Нас публично обвиняют в том, что мы якобы по наущению криминала устраиваем волнения в местах заключения. Нам не удается провести через Государственную Думу закон об общественном контроле за местами заключения. Но самое горькое в сегодняшней ситуации, что у нас снова появились политические заключенные, которых не было с конца 1980-х годов. Правда, нынешние российские политзэки не похожи на политзэков советского времени. Их точнее было бы называть не политзаключенными, а жертвами политических репрессий.
Жертвами политических репрессий являются Михаил Ходорковский, Михаил Трепашкин, верующие мусульмане или просто молодые чеченские парни, без каких-либо доказательств обвиненные в терроризме, члены национал-большевистской партии (НБП) - участники протестных акций.
Жертв политических репрессий у нас не очень много - десятки, может быть, сотни на почти миллион заключенных. Но мы знаем далеко не всех таких зэков. А еще меньше знают о них наши соотечественники. Открытая информация об этом - не менее важная задача, чем улучшение условий содержания заключенных, так как наличие сегодня политически мотивированных репрессий - позор для страны.
