Александр Маланкин

В государевых тюрьмах

Развитие института содержания под стражей в дореволюционной России

Заключительная часть статьи. Начало см. "Неволя" N 4.

А.Н. Маланкин - полковник внутренней службы, заместитель начальника отдела по соблюдению прав человека в УИС управления социальной, психологической и воспитательной работы с осужденными ФСИН России.

Первое, за что взялось новое подразделение министерства (Главное тюремное управление, созданное в 1879 г. - Ред.) - надлежащее устройство тюремных помещений. В связи с тем, что денег, выделяемых правительством на эти цели, явно недоставало, сооружение новых тюремных зданий было ограничено крайней необходимостью, а упор был сделан на приспособление под тюремные помещения уже существующих строений. За время с 1879 по 1889 гг. на новые постройки было потрачено более 3 млн рублей (в том числе 1,4 млн рублей на сооружение Санкт-Петербургской одиночной тюрьмы), а на приспособление и переустройство существующих зданий - до 4,4 млн рублей. Для удешевления построек подрядная система во многих случаях заменялась хозяйственной и, где представлялось возможным, применялся труд арестантов.

К 1890 г. вновь было отстроено 11 тюремных зданий и перестроено или подверглось капитальному ремонту 57 зданий. На 27% увеличилось количество тюремных надзирателей (с 4478 человек в 1879 г. до 5684 в 1899 г.). В 1888 г. на одного надзирателя приходилось 13,7 арестантов. Улучшилось материальное положение тюремных служащих. Среднегодовой оклад надзирателя, например, увеличился до 151 рубля. Несколько улучшилось также снабжение заключенных одеждой, была установлена норма пищевой раскладки.

Представители ведомства поддерживали тесные контакты с западноевропейскими коллегами, принимали участие в международных пенитенциарных конгрессах, на которых обсуждались вопросы тюремной политики, вырабатывались согласованные решения [1]. Международные контакты оказывали значительное влияние как на организационно-практическую, так и на законотворческую деятельность.

Важным шагом по дальнейшей гуманизации тюремной системы явилась передача Главного тюремного управления в ведение Министерства юстиции.

В 1890 г. был утвержден новый Свод учреждений и уставов о содержащихся под стражей, который учитывал достигнутый к тому времени прогресс в области понимания особого правового статуса подследственных арестантов [2].

Подследственные арестанты должны были содержаться в помещениях для лиц, подвергнутых аресту, арестантских помещениях при полиции, а также в тюрьмах и в Санкт-Петербургском Доме предварительного заключения. К военному ведомству были отнесены гауптвахты и крепости.

Во всех тюрьмах и арестантских помещениях, находившихся при полиции, предусматривалось выделение камер для одиночного содержания подследственных, а при отсутствии такой возможности предлагалось нанимать и оборудовать соответствующим образом частные дома.

Разделение арестантов осуществлялось по половому, возрастному (малолетние и несовершеннолетние отдельно от взрослых) и сословному признакам. Осужденные содержались отдельно от лиц, состоявших под следствием и судом. Лица, проходившие по одному делу, размещались раздельно.

Содержащиеся в арестантском помещении при полиции носили собственную одежду, белье и обувь. А если они оставались в помещении более трех дней, то им при необходимости выдавалось сменное белье. В тюрьмах ношение казенной одежды и обуви было обязательным только для подследственных, обвиняемых в бродяжничестве. Остальным лицам казенная одежда выдавалась лишь в случае отсутствия или неприличного вида собственной одежды.

Постельные принадлежности выдавались всем подследственным, кроме обвиняемых в бродяжничестве. В некоторых тюрьмах, где это было возможно, арестантам разрешалось иметь свою постель.

Для питания арестантов за основу брался солдатский паек, включавший хлеб, крупу и муку. Мясо, рыба и прочие продукты относились к улучшенной пище и предоставлялись за счет пожертвований от благотворителей. Во время постов полагалось говеть. Беременным и кормящим женщинам предоставлялась улучшенная пища. Желающим разрешалось иметь свой собственный стол.

В соответствии с установленной для подследственных арестантов нормой суточного довольствия, в 1889 г. они должны были получать на завтрак чай и кашу (гороховую, пшенную и другие), на обед - суп или борщ с мясом, кашу или овощное рагу, на ужин суп рыбный. Хлеб выдавался в завтрак на весь день.

Заключенным предоставлялась ежедневная прогулка в пределах двора или сада.

Содержащиеся под стражей лица во время следствия и суда, вплоть до обращения приговоров к исполнению, не подлежали обязательному занятию работой в местах заключения, однако по желанию они могли принимать участие в работах при местах заключения, за что получали денежное вознаграждение [3].

Чтение газет и журналов подследственным политическим арестантам было запрещено. Допускалось лишь чтение книг серьезного и научного содержания, разрешенных прокурорским надзором. Другим подследственным разрешалось чтение газет и журналов при условии, что они должны иметь образовательное и воспитательное значение и не затрагивать вопросы текущей общественной жизни.

Холостым арестантам запрещалось вступать в брак за время заключения под стражу.

В случае смерти или болезни близкого родственника по письменному распоряжению попечителя или суда подвергнутые задержанию обвиняемые могли быть отпущены домой.

Заключенным запрещалось употребление вина, курение табака, игры в карты, кости, шашки и другие увеселения, а также драться, воровать и шуметь.

В качестве наказания за невыполнение установленных правил в помещениях при полиции виновные по решению попечителя подвергались взысканию в виде денежного штрафа, выговора или заключения в комнаты без света на время не свыше суток.

За проступки, совершенные в тюрьме, применялись следующие наказания:

1) уменьшение нормы пищи до того, чтобы оставить только на хлебе и воде;

2) запрещение разговаривать;

3) обращение к содержащимся под стражей чиновным лицам только по имени, а не по отчеству;

4) заключение в комнату уединения с небольшим светом от одних суток и до недели включительно;

5) заключение в темную комнату уединения от одних суток до трех суток включительно.

Для предупреждения побегов допускалось заковывание лиц мужского пола в кандалы (исключая малолетних и ряд других категорий лиц) [4].

"Временными правилами о дисциплинарной ответственности лиц, содержащихся под стражей"? объявленными Законом от 23 мая 1901 г. в тюрьмах были введены следующие виды наказания арестованных:

1) объявление выговора наедине или в присутствии других арестантов;

2) лишение права чтения литературы, кроме книг духовного содержания? на срок до 1 месяца;

3) лишение права переписки на срок до одного месяца;

4) лишение свиданий на срок до одного месяца (кроме свиданий с защитниками);

5) запрещение приобретения на собственные средства продуктов питания и других допускаемых в местах заключения предметов на срок до одного месяца;

6) лишение права распоряжаться половиной заработанных денег на срок до одного месяца;

7) лишение заработка за отработанное время на срок до одного месяца, а в более серьезных случаях - до двух месяцев;

8) уменьшение нормы выдаваемой пищи до оставления только на хлебе и воде на срок до трех дней;

9) арест в карцере со светом на срок не свыше одной недели;

10) арест в темном карцере на срок не свыше одной недели с переводом в карцер со светом и с разрешением прогулки через три дня на четвертый.

Начальник места заключения имел право применять своей властью наказание к подследственным в виде выговора наедине или в присутствии других арестантов. Все прочие взыскания он мог налагать с согласия наблюдающего за тюрьмой лица прокурорского надзора [5].

Уголовный закон от 22 марта 1903 г. установил преимущественное содержание как осужденных, так и подследственных арестантов в одиночном заключении, допуская содержание их в общих камерах при отсутствии достаточного числа одиночных камер [6].

Одновременно закон устанавливал факультативный зачет осужденным в срок отбывания наказания срок предварительного заключения, предусмотрел сокращение срока тюремного заключения за некоторые виды преступлений и более широкое применение условного осуждения.

Тюремное ведомство возлагало большие надежды на то, что в результате применения нового закона количество осужденных в тюрьмах резко сократится и это позволит постепенно перейти к более прогрессивному одиночному содержанию [7].

Этим надеждам, однако, не суждено было сбыться из-за нового обострения политической ситуации в стране и увеличения количества политических заключенных.

Если на 1 января 1902 г. во всех местах заключения России находилось 88 тысяч арестантов, из них около 25 тысяч подследственных [8], то к 1911 г. тюремное население увеличилось вдвое и составило 177 017 человек, из которых подследственные составляли одну треть. Наибольший рост отмечен после поражения революции 1905 г.

В начале века революция в стране только назревала и арестованных революционеров было мало по сравнению с уголовными. Как вспоминал один из них - А. Локерман, оказавшийся в 1901 г. в тюрьме г. Ростова-на-Дону, - тюремные надзиратели проявляли недоумение и непонимание того, что это еще за новая порода арестанта? Из-за чего они бьются? Какую выгоду в этом находят? В бескорыстие революционеров не верили, а все пытались докопаться, нет ли за их громкими фразами каких-либо материальных пружин.

В той же ростовской тюрьме обитатели одиночных камер (в которых, кстати, сидели и по двое, и по трое из-за отсутствия мест) целые дни проводили у окон, общаясь с родственниками, а вечерами пели хором [9].

Что касается бытовых условий, то они, по воспоминаниям автора, в одиночках были вполне сносными и терпимыми, если не принимать во внимание плохой воздух.

Видя, что режим в тюрьмах ослабевает и ситуация выходит из-под контроля администрации, Министерство юстиции, в ведении которого с 1895 г. находились указанные места лишения свободы, в 1904 г. утвердило "Правила о порядке содержания в тюрьмах гражданского ведомства политических арестантов".

Находившиеся в предварительном заключении политические арестанты должны были содержаться в местах заключения на основаниях, установленных для соответствующих категорий общеуголовных арестантов, с изъятиями, изложенными в указанных Правилах.

Во время проведения дознания или следствия политические арестанты должны были содержаться в особых камерах по одному и, по возможности, изолироваться от других категорий на прогулке, в церкви, комнатах для свиданий и т. д.

Политическим арестантам дозволялось носить собственную одежду, белье, обувь и пользоваться собственными постельными принадлежностями. В личном распоряжении указанных лиц мог находиться лишь один комплект собственной одежды, белья, обуви и постельных принадлежностей, соответствующих времени года и местным условиям.

Лица, относящиеся к привилегированным сословиям, могли получать пищу за счет своих собственных средств, остальные питались за счет казны пищей, приготовленной для общеуголовных арестантов.

В определенные дни, но не более одного раза в неделю, за счет собственных средств политические арестанты могли приобретать продукты и предметы обихода, которые разрешалось иметь в тюрьме: чайники, миски, мыло, гребешки, щетки, бумагу и т. д.

Курение разрешалось начальником тюрьмы и только тем арестантам, которым по заключению врача прекращение курения вредило состоянию их здоровья. Это разрешение аннулировалось, если арестант был уличен в нарушении установленного порядка.

На хозяйственные работы по тюрьме политические арестанты не назначались, но они были обязаны сами поддерживать чистоту и порядок в камерах и убирать постель.

Политическим арестантам по разрешению начальника тюрьмы предоставлялось право заниматься в камерах или в специальных отведенных для этого помещениях письменными работами или ремесленным трудом.

Вся личная переписка политических арестантов направлялась на предварительное рассмотрение надзирающему прокурору.

Политические арестанты могли читать книги, газеты и журналы, за исключением запрещенных к обращению в публичных библиотеках, а также газет и журналов, вышедших в течение последних 12 месяцев. Если книги и другие издания поступали к арестантам извне, то они возвращались обратно лишь после освобождения лица из-под стражи.

Свидания с супругами и ближайшими родственниками, к числу которых относились родители, дети, родные братья и сестры, а в особо уважительных случаях и с другими лицами, разрешались начальником тюрьмы с согласия лица прокурорского надзора или лица, проводившего дознание. Количество свиданий - не более двух в неделю в дни и часы, определенные начальником тюрьмы. Помещения для свиданий оборудовались разделительной решеткой.

Выбор старост, устройство общей кассы и передача друг другу денег и вещей политическим арестантам запрещались.

Таким образом, "Правила" предусматривали более строгую изоляцию для политических арестантов по сравнению с уголовными, однако до 1907-1908 гг. администрация тюрем была не в состоянии обеспечить их выполнение.

Так, в одесской тюрьме в 1907 г. заключенные, пользуясь самодельными отмычками, свободно открывали двери камер, посещали друг друга и даже оставались на ночевку в других камерах. В тюрьме действовала общественная комиссия из представителей всех партий [10].

В этот же период времени московская центральная пересыльная тюрьма ("Бутырка"), где также содержались подследственные, была открыта для межкамерных контактов. С утра до вечера заключенные вели переговоры друг с другом через окна, свободно получали известия с воли, издавали свой собственный журнал. Свидания имели без решеток и с кем угодно [11].

Такое положение являлось результатом борьбы политических арестантов за свои права, проявляемой ими при этом идейной стойкостью, организованностью и взаимопомощью, а также активной поддержкой с воли.

Количество политических заключенных в тюрьмах постепенно превысило количество уголовных, и, хотя между их общинами было мало общего, уголовные нередко выступали на стороне политических в борьбе за права заключенных.

Тюремная администрация пыталась любыми путями противостоять беззаконию, обеспечить соблюдение требований нормативных актов.

Так, например, в марте 1908 г. генерал-губернатор Тифлисской губернии и Закавказского округа поручил начальнику губернского жандармского управления выработать детальный проект экстренных мер по вопросу об охране тифлисских тюрем для предупреждения побегов арестантов и прекращения преступных деяний со стороны.

Среди предложенных мер выделяются следующие, характеризующие обстановку в тифлисских тюрьмах на тот период и представления администрации о путях ее нормализации:

1) назначить соответствующих начальников тюрем, похлопотать об увеличении им жалования;

2) производить ежедневный обыск и осмотр арестованных;

3) завести агентуру среди арестованных;

4) увеличить число надзирателей и жалование им;

5) завести внутренних часовых;

6) сократить до минимума свидания (допускать только в первой степени родства - по инструкции) и совершенно воспретить хождение на свидания невест и женихов, требовать от пришедших на свидания их документы, адрес и разрешительную записку от жандармского управления и прокурорского надзора;

7) обыскивать всех лиц, приходящих на свидания;

8) разобщить уголовных арестантов и политических;

9) ввести в полной мере инструкцию по содержанию политических арестованных;

10) комнату для свиданий устроить соответствующим образом (с двумя решетками);

11) запереть камеры, чтобы не было хождения по коридорам;

12) просить Главное тюремное управление о переводе излишних арестантов в другие тюрьмы, дабы избегнуть переполнения, или приобрести новое здание для приспособления под тюрьму;

13) выпускать в комнату для свидания отдельно арестованных и отдельно пришедших на свидания в количестве, не превышающем числа лиц тюремной администрации и караула, присутствующих на свидании;

14) закрыть все окна, выходящие на улицу, заслонами, дабы лишить арестантов возможности переговариваться с посторонними;

15) запретить свидания в тюрьмах с политическими арестованными в не назначенные для того дни;

16) вменить в обязанность начальнику тюрьмы ежедневно обходить все помещения тюрьмы и присутствовать при осмотрах и обысках;

17) завести карету для перевозки арестованных;

18) не допускать посторонних врачей, особенно зубных, без разрешения лиц, производящих дознание. При обходе врачом арестованных присутствовать начальнику тюрьмы или его помощнику;

19) отделить в тюрьме комнату для допросов, чтобы не проводить арестованных через толпу и не допрашивать в толпе арестованных, которые свободно ходят в канцелярию даже толпами;

20) производить не менее одного раза в неделю осмотры подвальных помещений и дворов, соседних с тюрьмами, с целью обнаружения подкопов;

21) тюремным надзирательницам дать форму, чтобы часовые не смешивали их с арестованными женщинами [12].

Из содержания указанных предложений видно, что политические арестанты в тифлисской тюрьме в тот период также пользовались значительными вольностями, требования инструкции о порядке их содержания не соблюдались, а персонал тюрьмы не справлялся со своими обязанностями.

В то время как в одних регионах только обсуждали пути нормализации обстановки в тюрьмах, в других устанавливали жесткий режим, основанный на избиении, издевательствах над арестованными, применении строгих взысканий.

Например, в Пермской губернии в 1907 г. в отдалении от центра в глухой тайге функционировала Николаевская тюрьма, куда "на исправление" отправляли наиболее активных подследственных политических заключенных. Администрация тюрьмы делила всех политических на три категории.

Прибывшим из пермской тюрьмы разрешалось носить свое платье и обувь, их не заставляли ложиться спать в 6 часов после вечерней поверки.

Прибывшим из екатеринбургской тюрьмы выдавались арестантское платье и лапти, наравне с уголовными их укладывали спать в 6 часов вечера. Спящим запрещалось поднимать голову с подушки. За нарушение полагался карцер.

Третью категорию составляли политические, которых полиция задерживала в районе тюрьмы и ближайших приисков. Их сразу избивали и бросали в карцеры.

Несмотря на то, что двери камер были решетчатые, по вечерам и ночам в тюрьме стояла зловещая тишина, и только из карцеров доносились стоны избиваемых.

По дороге в карцер надзиратели выстраивались по обеим сторонам лестницы и избивали арестованных. Наказанных водворяли в карцеры в одном белье и без обуви, хотя помещения не отапливались и вода в них замерзала. Меньше чем на две недели в карцер не сажали.

Поверх дощатого пола в карцерах были прибиты круглые жерди. Из-за этого заключенным некуда было поставить босые ноги, они не могли ни сидеть, ни лежать на полу.

Избиение арестованных продолжалось и днем, и ночью - кулаками, плетьми, тюремными ключами, ногами. Лишенные поддержки извне заключенные вынуждены были подчиняться требованиям администрации [13].

По мере ослабления революционного движения после поражения революции 1905 г. тюрьмы стали вновь переходить под контроль администрации, которая стремилась всеми силами восстановить требуемый режим, содержания под стражей. Однако значительное переполнение тюрем не позволяло достичь этого в полном объеме.

В журнале "Каторга и ссылка" за 1921 г. были опубликованы относящиеся к концу 1907 г. - началу 1908 г. воспоминания бывшего узника калишской подследственной тюрьмы.

Тюрьма в основном состояла из крошечных одиночных камер - келий размером три с половиной метра в длину, чуть больше двух метров в ширину и около шести с половиной метров в высоту.

Водопровода в тюрьме не было, и воду приносили со двора, причем нерегулярно. Питьевой воды также приносили только один чайник в сутки, хотя в одноместной камере размещалось шесть человек. Было очень тесно, на койке спали по очереди, а остальные устраивались на кишащих паразитами тюфяках, расстеленных на мокром асфальтовом полу. Причем тюфяков давали только три.

Обращение администрации с заключенными было скверным. Однажды камеру залило водой из засорившейся канализации. На просьбы о помощи надзиратель грубо ответил: "Вы уже провоняли, так воняйте до утра", а начальник тюрьмы на вызов не явился. Утром всех свели в баню. Дали казенную одежду и за ночной стук в дверь водворили в карцеры. В этой тюрьме карцеры были темные и трех размеров: на высокий, средний и низкий рост, но при этом каждый на несколько сантиметров ниже человеческого роста. В таком карцере автор просидел пять дней. На прогулку заключенных выводили через день на 15 минут. Как-то во время свидания автор сообщил об этом сестре. Она дала взятку смотрителю тюрьмы, чтобы увеличить время пребывания на свежем воздухе. В результате автора воспоминаний прикрепили к команде, работавшей на крупомолке. Восемь заключенных, заменяя четырех лошадей и работая в три смены по четыре часа в день, крутили жернова. На этой работе он получил геморроидальное кровотечение и туберкулез.

Не лучше были и условия содержания арестованных в арестантских помещениях полицейских участков.

В полутемной камере одного из таких участков в Киеве, грязной, сырой и холодной, на голых нарах, изобиловавших клопами и вшами, без полотенца, без мыла, без подушки, одеяла и всякой посуды провел 10 суток А. Локерман. Горячей пищи не было. Участок ежедневно выдавал арестованным на пропитание по 7 копеек и сверх того по три раза в сутки кипяток [14].

Н. Гейне проанализировал сроки содержания арестованных в полицейских участках и в тюрьме до суда в 1906 - 1907 гг.

Оказалось, что в полицейском участке в среднем арестованный находился 7 дней до того, как его переводили в тюрьму, но отдельные лица находились там более одного - полутора месяцев. Средняя же продолжительность содержания под стражей подследственных до передачи дел в суды составляла 5 месяцев 12 дней, а максимальная доходила до 15 месяцев [15].

Любопытные исследования выписки продуктов питания и некоторых предметов первой необходимости подследственными политическими арестантами в Бутырской тюрьме в 1907-1909 гг. провел Ядов.

Как он пишет, казенная пища в тюрьме в этот период не была слишком плохой, но страдала однообразием.

Передача продуктов во время свидания разрешалась до апреля 1907 г., когда после покушения на начальника тюрьмы была запрещена.

В то же время подследственные могли выписывать на свои деньги раз в неделю продуктов и предметов на два с половиной рубля и, кроме этого, ежедневно не более двух бутылок молока и на 20 копеек белого хлеба. Лица, относившиеся к привилегированным сословиям, за определенную доплату ежедневно получали больничный или дворянский обед. В этом случае им не выдавалась общеарестантская пища и хлеб.

Из 107 подследственных мужчин и 37 женщин в мае 1908 г. выписки продуктов и предметов сделали соответственно 59 и 27.

Заключенные выписывали себе продукты питания: колбасу, грудинку, сало, селедку, сыр, масло, творог, хлеб, баранки, яйца, чай, кофе, какао, сахар, огурцы, чеснок, горчицу, яблоки, конфеты, шоколад, печенье; табачные изделия и курительные принадлежности: махорку, табак, курительную бумагу, мундштуки, спички; письменные принадлежности: бумагу писчую и почтовую, тетради, карандаши, чернила, грифели, перья, грифельные доски и почтовые марки с конвертами; предметы гигиены: мыло, мочалки, зубной порошок, зубные щетки; хозяйственные предметы: иголки, нитки, пуговицы, стаканы, кружки, тарелки, блюдца, расчески, гребенки, носовые платки, носки, чулки, ложки, ножи, вилки (ножи и вилки разрешалось выписывать лицам из привилегированных сословий, выдавали их только на обед для резки продуктов).

Мужчины выписывали больше чаю, кофе, табачных изделий, письменных принадлежностей, предметов гигиены.

Женщины предпочитали сладости [16].

Подробное описание санитарного состояния тюрем в 1909 г. дал Н. Гурьев. Он указал на однообразие пищи арестантов, недостаточную калорийность их суточного рациона. Только в небольшом количестве из обследованных им тюрем имелся достаточный запас белья, позволявший производить его еженедельную смену. В других тюрьмах этот срок удлинялся до десяти дней и больше.

Как признак анахронизма автор оценил наличие в камерах нар для лежания арестантов. Прогрессивным на тот период считалось оборудование откидных коек с парусиновым ложем, не требующих тюфяков, которые часто становились обиталищем паразитов.

Среди других недостатков Н. Гурьев отметил произвольное сокращение администрацией времени прогулок арестантов и даже полную их отмену, наличие клопов в камерах, плохое медицинское обслуживание, особенно в плане обеспечения гигиенических условий. Результатом неблагоприятных условий являлось развитие у многих арестантов туберкулеза легких [17].

Выступая в 1911 г. на заседании Государственного Совета, начальник Главного тюремного управления С.С. Хрулев в ответ на упреки в том, что арестанты всегда едят мясо, которое не видит русский крестьянин, указал, что в огромном большинстве губернских тюрем, а в уездных повсеместно, мясо совершенно не дается, за исключением праздничных дней, а приправа супа делается с помощью только сала. Исключением являлись тюрьмы Санкт-Петербурга и Москвы, где были установлены другие нормы. Чай и сахар арестантам также не давался, стоимость питания в день составляла 4,5-6 копеек.

В 1909 г. стоимость содержания в год одного арестанта в России была ниже, чем в других странах Европы, в том числе по сравнению с Англией - в 2 раза.

Плохо в тюрьмах было и с библиотеками. По данным М.Н. Гернета, в трети из общего числа тюрем, откуда в 1904 г. поступили сведения, библиотеки полностью отсутствовали [18].

Условия содержания под стражей в тюрьмах Российской империи неоднократно подвергались критике в зарубежной печати. Отвечая на упреки в притеснении заключенных в русских тюрьмах, безымянный автор на страницах журнала "Тюремный вестник" писал, что режим в тюрьмах России во многих отношениях представляется менее суровым, чем в других государствах Европы, где сравнительное благоустройство и правильное оборудование мест заключения дают возможность систематического и неуклонного соблюдения строгих требований тюремного режима, тогда как в России подобные требования нередко представляются неосуществимыми за отсутствием необходимых приспособлений (достаточного числа одиночных камер, карцеров, решеток для разъединения арестантов от посетителей во время свиданий и проч.). В качестве аргумента приводилась и свойственная русским незлобливость характера, традиционный взгляд на преступника не как на врага, а как на "несчастного человека" [19].

Особое внимание следует уделить положению несовершеннолетних в тюрьмах. По законодательству Российской империи несовершеннолетними, подлежащими судебному преследованию, признавались лица в возрасте от 10 до 17 лет, учинившие преступное деяние с разумением.

Длительное время в местах лишения свободы царской России практиковалось совместное содержание несовершеннолетних и взрослых арестантов. С начала XIX века тюремные власти прилагали усилия к введению их раздельного содержания.

В 1821 г. Петербургский Комитет Общества попечительного о тюрьмах перевел всех детей, содержавшихся в городской тюрьме, в отдельный флигель, ввел для них обучение грамотности.

Посетивший в 1828 г. псковский острог император Николай I увидел там несовершеннолетних, сидевших вместе со взрослыми, и повелел малолетних бродяг, не достигших 17-летнего возраста, не держать в тюрьмах, а сдавать в военно-сиротские отделения.

В 1843 г. при петербургском тюремном замке было учреждено малолетнее отделение для осужденных и подследственных, на которых распространялись одинаковые правила содержания. Однако на местах подростки по-прежнему содержались со взрослыми, что наносило им огромный моральный ущерб. Кроме того, нередко они становились жертвами преступных посягательств со стороны взрослых.

По закону дела несовершеннолетних рассматривались так называемыми "совестными судами", призванными разбирать дела, следуя не столько закону, сколько моральным правилам "человеколюбия" [20]. Суды рассматривали дела очень медленно, все это время несовершеннолетние содержались под стражей.

В 1850 г. председатель Санкт-Петербургского Комитета Общества попечительного о тюрьмах С.С. Ланской направил Президенту Общества графу Орлову подробную записку с изложением негативных последствий такого положения. Так, из 893 человек, дела которых рассматривались в 1846-1848 гг. в совестных судах, умерло до вынесения приговора 72 несовершеннолетних и малолетних арестанта. Из них 37 человек содержались под стражей около года, а четверо свыше двух лет. Кроме того, во время предварительного заключения, по мнению автора записки, несовершеннолетние заражались духом разврата от общения с преступниками.

Ланской предложил изменить законодательство о подсудимости малолетних и несовершеннолетних и, в частности, все дела о маловажных преступлениях предоставить полицейскому разбору.

Записка была доложена царю, затем рассмотрена Государственным Советом, который оставил подсудимость малолетних и несовершеннолетних за совестными судами, но для ускорения рассмотрения дел некоторые дела взрослых подсудимых передал в ведение уголовной и гражданской палаты.

В 1861 г. в циркуляре Министерства внутренних дел отмечалось, что требование разделения арестантов по званию, полу, возрасту, а также отделения осужденных от обвиняемых во многих губерниях не выполняется.

Прогрессивная общественность постоянно искала пути для облегчения участи малолетних правонарушителей, изоляции их от разлагающего влияния взрослых, водворения в условия, максимально приближенные к детским воспитательным учреждениям. С этой целью с середины ХIХ века начали создаваться исправительные приюты для малолетних преступников, главным образом на благотворительные средства.

Первым таким учреждением стал Рукавишниковский приют в Москве, основанный в 1864 г. для отбывания наказания и исправления малолетних преступников.

Столкнувшись с негативным влиянием на несовершеннолетних условий содержания в помещениях при полиции и тюрьмах, устроители приюта настояли на открытии при нем отделения для малолетних подследственных (1884 г.).

Опыт Рукавишниковского приюта оказался вполне удачным, и закон от 8 февраля 1893 г. установил направление подследственных несовершеннолетних в особые учреждения, названные впоследствии воспитательно-исправительными.

Однако рост числа таких специализированных учреждений шел очень медленно из-за постоянно испытываемого недостатка благотворительных пожертвований. Некоторые учреждения, функционировавшие какое-то время, были закрыты из-за отсутствия пожертвований. Правительство субсидировало менее половины затрат приютов. В 1914 г. действовало только 60 таких заведений, в них содержалось менее 30% от общего числа несовершеннолетних правонарушителей. Что касается подследственных, то большинство их по-прежнему проходило через тюрьмы.

В декабре 1915 г. министром юстиции была утверждена Общая тюремная инструкция, в которой подробно регламентировался порядок исполнения предварительного заключения под стражу и исполнения наказания в отношении различных категорий арестантов. Эта инструкция с определенными исключениями действовала и в первые годы Советской власти. Она оказала заметное влияние на содержание соответствующих нормативных документов, подготовленных после октября 1917 г.

Инструкция предусматривала раздельное содержание лиц, состоявших под следствием и судом, и других арестантов, а также обвиняемых по одному и тому же делу. Указанные лица должны были, по возможности, содержаться в одиночном заключении.

Если врач давал заключение о том, что содержание арестанта в одиночной камере угрожало его здоровью, то арестант подлежал переводу в общую камеру с согласия прокурора или следственных властей.

Арестанты, состоящие под следствием или судом, должны были подвергаться лишь таким запретам и ограничениям, которые вызывались необходимостью предупреждения их уклонения от ответственности, обеспечения правильного хода следствия или дознания и поддержания порядка, необходимого в местах заключения.

Лицам, содержащимся в одиночных камерах, во время прогулки запрещалось разговаривать. Они должны были ходить ровным шагом на расстоянии пяти шагов друг от друга.

В отличие от других арестантов у подследственных и подсудимых прическа, усы и борода не могли быть изменены без согласия представителя прокурорского надзора.

Указанные лица пользовались правом получать за свой счет или от родственников и иных лиц пищу. Им разрешалось за установленную плату приготовление пищи в отдельной кухне. Помимо этого, им разрешалось приобретение продуктов питания как из денег, заработанных в местах лишения свободы, так и из собственных средств.

При этом на них не распространялись ограничения в расходовании таких сумм, существовавшие для осужденных арестантов, но воспрещалось выписывать больше, чем было необходимо для личного потребления.

В то время как для осужденных передачи принимались только от близких родственников, на состоящих под следствием и судом это ограничение не распространялось.

Последним не вменялось в обязанность носить казенную одежду. Количество собственной одежды в камере ограничивалось одним комплектом верхнего платья и обуви, соответствующих времени года, а также одной сменой чистого белья, как нательного, так и постельного, помимо той, что находилась в пользовании. Женщинам дозволялось иметь две смены белья. Смена собственного белья производилась не чаще смены казенного, но не реже чем через 10 дней. Стирка и сушка осуществлялись в тюремных прачечных за умеренную плату.

Лица, состоящие под следствием и судом, не входили в число арестантов, подлежащих обязательному занятию работой по распоряжению тюремного начальства. Однако арестанты, которые прежде отбывали наказание за определенные преступления, в случае повторного привлечения к ответственности за аналогичные преступления были обязаны работать, но освобождались от этой обязанности на время, которое было необходимо для приготовления к защите на следствии и в суде. Вместе с тем тюремной администрации вменялось заботиться о привлечении к работам желающих трудиться подследственных лиц.

В свободное от работы время для всех арестантов устраивались общие чтения, на которые привлекались только те подследственные, относительно которых имелось согласие прокурора. Те же требования распространялись и на привлечение арестантов к общеобразовательному обучению в тюремной школе [21].

Свидания указанным лицам предоставлялись только с разрешения представителя прокурорского надзора, судебных и административных властей. В отличие от осужденных, которым свидания разрешались один раз в неделю с близкими родственниками, подследственным они могли быть разрешены два раза в неделю, причем не только с родственниками, но и посторонними лицами. Однако личное свидание без разделяющей сетки допускалось только с согласия вышеуказанных инстанций.

Лица, состоящие под следствием и судом, могли писать и отправлять прошения по делам в любое время, тогда как осужденным арестантам разрешалось это делать преимущественно в праздничные дни.

Для наложения на подследственных и подсудимых любых взысканий, кроме выговора, требовалось согласие прокурора.

Таким образом, Инструкция устанавливала и регламентировала различное правовое положение осужденных и лиц, состоящих под следствием и судом. Принцип презумпции невиновности подследственных и подсудимых реализовывался посредством таких норм, как неприменение принудительного труда; разрешение иметь собственную одежду, постель и стол; отсутствие ограничений в расходовании сумм денег, на которые они могли производить закупки; большее число свиданий; отсутствие ограничений в написании и отправлении прошений; ограничения на наложение тюремной администрацией взысканий; неприменение к ним телесных наказаний и взысканий в виде ареста в карцере.

Вместе с тем интересы следствия диктовали ряд дополнительных ограничений прав подследственных и подсудимых по сравнению с осужденными. В частности, они должны были содержаться преимущественно в одноместных камерах, ограничивались общение с другими заключенными, пользование книгами тюремной библиотеки, обучение в школе и их участие в общих тюремных мероприятиях, устанавливались ограничения и в свиданиях.

Каждому историческому периоду развития дореволюционной России соответствовала своя система содержания под стражей обвиняемых в совершении преступлений.

Для общинной разобщенности характерна была система "отдачи на поруки". Для набиравшего силу государства - "отдача за пристава". Для окрепшего централизованного государства - тюремное заключение.

В ХVIII-ХIХ веках было построено много тюрем, был законодательно урегулирован единый для всех мест лишения свободы порядок содержания под стражей. В своем стремлении не отстать от Европы Россия сделала ряд прогрессивных шагов, направленных на обеспечение дифференцированного подхода к подследственному и срочному заключению, установление режима подследственного заключения, отвечающего принципу презумпции невиновности. Реальным их воплощением стал Дом предварительного заключения в Санкт-Петербурге - наглядный образец того, как трансформируются на национальной почве идеи, позаимствованные на Западе.

В немалой степени достигнутым прогрессом Россия была обязана монаршему интересу к развитию уголовно-исполнительной системы, а также ее открытому характеру для контроля и влияния со стороны общественности. Однако тяжелое экономическое положение и нестабильная политическая обстановка не позволили закрепить и расширить прогрессивные изменения.

В начале ХIХ века иностранец Венинг описал картину состояния российских мест содержания под стражей. В начале ХХ века другой иностранец - Кеннан - также был поражен увиденным и поделился следующими впечатлениями.

"Во всей империи 884 тюрьмы. Номинально все они находятся под одним управлением и подлежат одним и тем же законам и правилам, и между тем трудно было бы найти двадцати тюрем, которые бы управлялись одинаковым образом в продолжении трех лет. Те права, которыми пользуются заключенные в одной тюрьме, не существуют в другой; в одной строгость есть общее правило, в другой - только исключение; иных заключенных закармливают, другие содержатся впроголодь; в одном месте нарушение правил не влечет за собой ничего, кроме выговора, тогда как в другом подобное же нарушение наказывается двадцатью ударами розог по обнаженному телу. Везде беспорядок, противозаконные действия, произвол и более или менее полное отсутствие всякой системы. Причин этого положения дел много, но самые главные следующие: во-первых, самые законы чрезвычайно трудноприменимы на практике и полны противоречий; во-вторых, управление тюрем распределено между громадным количеством лиц и административных органов, отношение которых друг к другу не организовано правильно; в-третьих, многие русские административные лица склонны решать дела и поступать согласно не с законом, а с тем, что они считают лучшим в данное время или наиболее соответствующим видам высшего начальства; и в-четвертых, крайне низкий уровень административных способностей и нравственности громадного большинства лиц тюремной администрации, в которую невозможно привлечь более порядочных людей при том ничтожном окладе, который они получают" [22].

Весьма точное наблюдение, свидетельствующее о том, что вплоть до своего падения царский режим так и не смог создать эффективную и гуманную систему функционирования мест содержания под стражей, совершенную нормативную базу и обеспечить соответствующие условия для ее реализации.

Примечания

[1] Люблинский П.И. Международные съезды по вопросам уголовного права. Петроград, 1915. С. 69-342.

[2] "Свод учреждений и уставов о содержащихся под стражей" (СЗ, 1890, т. ХIV)

[3] В виде исключения из общего правила Законом от 6 января 1886 г. была установлена обязательная работа в тюрьме для обвиняемых в преступлениях против собственности, если они ранее осуждались за преступления имущественного характера. Для работ арестантов рекомендовалось ткацкое производство, плетение из ниток и соломы, изготовление щеток, проволочных корзинок, пуговиц и др.

[4] Кандалы и наручники могли налагаться только на подследственных, обвинявшихся в тяжких преступлениях, за которые в законе были предусмотрены наказания, связанные с лишением прав состояния, и при условии, что эти лица не были до их осуждения освобождены от телесных наказаний.

[5] Следует заметить, что закон от 23 мая 1901 г. вызвал всеобщее неодобрение тюремной администрации вследствие существенного ограничения ее прав в наказании подследственных. Чтобы обойти запрет на применение карцера к подследственным, их помещали в тот же карцер, но под предлогом отделения от прочих заключенных для предупреждения конфликтов или беспорядков, а не в наказание за совершенные проступки.

[6] В этот период из 70 тысяч арестантских мест только 6 тысяч приходилось на одиночные камеры.

[7] См.: Лучинский Н.Ф. Основы тюремного дела. СПб., 1904. С. 51.

[8] См. Лучинский Н. К вопросу о мерах для поддержания тюремной дисциплины // Тюремный вестник. 1904. N 6. С. 436.

[9] Локерман А. По царским тюрьмам // Каторга и ссылка. 1926. N 1 (22). С. 163-182.

[10] Витязев П. Памяти Н.Д. Шишмарева. Из воспоминаний // Каторга и ссылка. 1923. N 6. С. 249-261.

[11] Ядов // Каторга и ссылка. 1923. N 6. С. 154-166.

[12] Акромед С.Т. Красный террор на Кавказе и охранное отделение // Каторга и ссылка. 1924. N 6 (13). С. 71-83.

[13] Гольдман Л И. Николаевский застенок // Каторга и ссылка. 1925. N 2 (15). С. 224-230.

[14] Локерман А. По Киевским тюрьмам в 1904 - 1905 гг. // Каторга и ссылка. 1925. N 6. С. 177-195.

[15] Гейне Н. Политические в "Лукьяновке" // Каторга и ссылка. 1926. N 4 (25). С. 202-218.

[16] Ядов. Тюремные сидельцы // Каторга и ссылка. 1923. N 5. С. 214-229.

[17] Гурьев Н. Санитарное состояние наших тюрем // Тюремный вестник. 1910. N 1. С. 65.

[18] Гернет М.Н. История царской тюрьмы. М., 1951. Т. 3. С. 374.

[19] Мнимые притеснения заключенных в русских тюрьмах // Тюремный вестник. 1910. N 4. С. 551.

[20] Омельченко О. Учреждения для управления губерний Всероссийской Империи // Человек и закон. 1996. N 7. С. 94-102.

[21] Организация тюремных школ для обучения как осужденных, так и подследственных была рекомендована 5-м Международным тюремным конгрессом (1895 г.), в решениях которого записано, что эти школы должны быть предназначены не только для неграмотных, но и для имеющих низкое образование. При этом обучение в школе должно было не только давать арестантам недостающие им знания, но и внушать правила, способные укрепить их нравственность.

[22] Кеннан Ж. Жизнь политических арестантов в русских тюрьмах. СПб., 1906. С. 6.