Людмила Карнозова

К модели восстановительной ювенальной юстиции

Л. Карнозова - кандидат психологических наук, ведущий научный сотрудник Института государства и права РАН, член коллегии Центра "Судебно-правовая реформа".

Восстановительное правосудие и ювенальная юстиция

Восстановительный подход к реагированию на преступления в своем сегодняшнем виде пришел к нам из-за рубежа. И хотя быстрое и повсеместное его распространение в мире можно объяснить тем обстоятельством, что в его ядре лежат глубинные архетипы миротворчества, характерные для всех народов ("худой мир лучше доброй ссоры"), базовые модели, которые служат прототипами применяемых нами программ, сложились в Канаде и США (программы примирения правонарушителя и жертвы) и Новой Зеландии (семейные конференции).

Основной областью применения восстановительного подхода стало правосудие по делам несовершеннолетних. На Западе эта область отделена от общеуголовной и оформилась в форме ювенальной юстиции как специфического вида судопроизводства и социальной практики со своими ориентирами, целями, принципами и технологиями, которые при всем разнообразии национальных систем ювенальной юстиции являются достаточно общими. Как правовой институт ювенальная юстиция основана на философии возрастной защиты [В краткой форме этот принцип выражен в Международном пакте о гражданских и политических правах: "В отношении несовершеннолетних процесс должен быть таков, чтобы учитывались их возраст и желательность содействия их перевоспитанию" (п. 4 ст. 14) // Международные нормы о правах человека и применение их судами Российской Федерации. М., 1996. С. 247.], ее целевая установка в отношении правонарушителя состоит не в наказании, а в достижении благополучия ребенка (Конвенция ООН о правах ребенка, Минимальные стандартные правила ООН, касающиеся отправления правосудия в отношении несовершеннолетних (Пекинские правила) и пр.) К числу основных принципов ювенальной юстиции относятся ее преимущественно охранительная направленность (ориентация в первую очередь на защиту прав ребенка)и индивидуализация обращения. Перечисленные ориентиры не могут быть воплощены исключительно в рамках юридической системы, и лишь с опорой на гуманитарные структуры, специализирующиеся на работе с детьми, до-стигаются поставленные цели. Это обстоятельство получило закрепление в виде еще одного принципа ювенальной юстиции - социальной насыщенности, указывающего на необходимость взаимодействия судов по делам несовершеннолетних с органами социальной защиты, социально-реабилитационными и медицинскими учреждениями, психотерапевтическими программами и т.п. [Подробнее см.: Мельникова Э.Б. Ювенальная юстиция. Проблемы уголовного права, уголовного процесса и криминологии. М., 2000.]

В 60-70-х годах ХХ века в связи с ростом детской преступности в мире заговорили о кризисе ювенальной юстиции. Ее исходная модель строилась на представлении о том, что преступление, совершенное несовершеннолетним, есть симптом его неблагополучия - социального, психического и т.п.; следовательно, ребенку надо помочь. Отсюда классическая модель ювенальной юстиции - реабилитация вместо наказания, или индивидуализация обращения. (Несмотря на тождество значений слов "реабилитация" и "восстановление", речь идет, как мы увидим дальше, о разных парадигмах ювенальной юстиции - "реабилитационной" и "восстановительной", поскольку в их основе лежат разные принципы.) Классическая реабилитационная парадигма строилась вне принципа ответственности: во главу угла ставилось именно благополучие ребенка, а потому ответ на преступление состоял в выявлении и решении его проблем, но игнорировал факт причинения вреда жертве и обществу. И нарушитель оказывался в пассивной роли потребителя услуг.

Однако рост детской преступности сигнализировал о том, что модель неэффективна. Естественной реакцией стала ориентация на наказание, заимствованная из уголовного правосудия для взрослых. Карательная ориентация стала фактически разрушать ювенальную юстицию.

Восстановительное правосудие дает свой ответ на ограниченность каждой из этих парадигм - реабилитационной и карательной. Оно осуществило принципиальный поворот в "детском" правосудии, введя принцип ответственности, тем самым, как показывает Г. Бэйзмор, задав новую парадигму ювенальной юстиции [Бэйзмор Г. Три парадигмы ювенальной юстиции // Правосудие по делам несовершеннолетних. Перспективы развития. Вып. 1. М.: МОО Центр "Судебно-правовая реформа", 1999. С. 67-99]. Оно вернуло детскому правосудию вопрос об ответственности, хотя содержание этого понятия меняется радикально: это не уголовно-правовая ответственность, где правонарушитель оказывается объектом претерпевания государственного принуждения. В концепции восстановительного правосудия правонарушитель рассматривается как субъект, способный и обязанный держать ответ за последствия своих действий. Однако - как и в целом в ювенальной юстиции - здесь учитываются особенности детского возраста.

Зависимость программ восстановительного правосудия от субъекта правонарушения

Формирование внутренних условий ответственного поведения входит составной частью в процесс развития и взросления. Иными словами, появление ответственности как механизма саморегуляции поведения и является одним из ключевых векторов возрастного развития. Отличие ребенка от взрослого определяется, в частности, степенью сформированности этого механизма. Восстановительная ювенальная юстиция, выдвигая на первый план необходимость осознания нарушителем негативных последствий совершенного им преступления и реального заглаживания причиненного им вреда, не "забыла" об этой особенности детского и подросткового возраста, но сама работа с подростком при этом фокусируется на интенсификации процесса формирования ответственного поведения. Ведь совершение противоправного деяния указывает, в частности, на этот дефект его социализации.

Восстановительные программы с несовершеннолетними нарушителями учитывают знания о психологических механизмах детского развития, и на этой основе выстраивается сотрудничество взрослых с ребенком. Важнейшей фигурой в программах восстановительного правосудия для несовершеннолетних становится не только ведущий программ (нейтральный посредник, медиатор), но и социальный работник, непосредственно работающий с правонарушителем. Значительная роль отводится семье (или другим значимым взрослым). Здесь следует сказать о коллективно распределенной ответственности - часть ее принимает на себя семья, ближайшее окружение, социальные службы. Но принципиальное отличие от "реабилитационной" парадигмы состоит в том, что нарушитель не становится пассивным потребителем услуг по решению его проблем, он - активный ответчик, заглаживающий нанесенный им вред, а взрослые оказывают ему помощь и поддержку.Восстановительное правосудие "входит" в ювенальную юстицию с уже существующей социально-реабилитационной инфраструктурой, не отменяя ее, но привнося новые принципы и цели, в первую очередь: исцеление жертвы и обязательство правонарушителя по заглаживанию вреда.

В мировой практике восстановительный подход, как ценностно-предпочтительный и прагматически целесообразный, распространяется и на общеуголовное правосудие для взрослых. В первую очередь это касается корыстных преступлений и всех тех, где заглаживание вреда потерпевшему приносит больше пользы (и жертве, и обществу), чем наказание преступника.

В случае взрослых правонарушителей можно говорить - в отличие от ювенальной юстиции - о непосредственном "внедрении" восстановительных программ в уголовный процесс. Правда, с учетом наличия служб пробации, большой сети психологических программ здесь тоже следует иметь в виду гуманитарную инфраструктуру западной уголовной юстиции. Но сами программы восстановительного правосудия опираются прежде всего на наличие взрослого субъекта и в принципе могут обходиться без дополнительных фигур, разделяющих ответственность нарушителя. У взрослого человека механизм ответственности предполагается сформированным.

Интересен в этом плане опыт Новой Зеландии. Здесь восстановительное правосудие для несовершеннолетних реализуется в форме семейных конференций, участие в которых непременно принимает семья совершившего преступление подростка, причем не только нуклеарная семья, но и близкие родственники, пользующиеся авторитетом. За ребенка отвечает семья - в этом его принципиальное отличие от взрослого. После доклада полицейского, где говорится о предъявленном обвинении, и выслушивания жертвы семья удаляется в отдельное помещение и самостоятельно (вместе с юным нарушителем) вырабатывает предложения по заглаживанию вреда и реабилитационным мерам. Семья принимает на себя обеспечение реализации плана, выполнить который предстоит подростку. Все это выносится на общее обсуждение. Итоговые решения принимаются консенсусом всеми участниками. В семейной конференции наиболее отчетливо реализован механизм "коллективно распределенной" ответственности. Семейные конференции в Новой Зеландии - это основной правовой ответ на правонарушения несовершеннолетних, сюда поступают дела по всем преступлениям молодых людей (если правонарушитель признает вину), за исключением убийств. Основные идеи детского правосудия - активная ответственность подростка, поддержка семьи и сообщества, уход от стигматизации и забота о будущем (как только план, выработанный на семейной конференции, выполнен, что официально удостоверяется в молодежном суде, все данные о правонарушителе удаляются из базы данных компьютера). В Новой Зеландии различаются семейные конференции и восстановительное правосудие (медиация лицом к лицу), - последний термин применяется только в отношении взрослых правонарушителей.

Обсуждаемое отличие ответственности взрослого и ребенка в большей степени характерно для современного общества западного типа. До сих пор сохранились культуры с преобладанием общинного типа социальности, где община (сообщество) разделяет ответственность своих членов. В этих условиях и в основе процедур восстановительного правосудия лежат традиционные коллективные способы обсуждения проблем и принятия решений. Сюда относятся общинные конференции (Австралия) и круги правосудия (традиция индейцев Северной Америки), применяемые и для взрослых нарушителей. Коллективные способы используются также для разрешения, например, корпоративных конфликтов и нарушений [Брэйтуэйт Дж. Доклад на 2-й международной конференции по восстановительному правосудию. Москва, 2004. Архив Центра "Судебно-правовая реформа"].

Начало

С недавнего времени в России стали проводиться, хотя и в весьма ограниченном масштабе, программы восстановительного правосудия по уголовным делам в отношении несовершеннолетних. Конечно, и здесь восстановительная переориентация уголовного судопроизводства происходит не так уж гладко и быстро, но все же - по крайней мере идеологически - это область наиболее благоприятного отношения к восстановительным идеям и новой практике. Так что правосудие по делам несовершеннолетних - единственная область в российском уголовном судопроизводстве, где проводятся программы восстановительного правосудия (программы примирения правонарушителя и потерпевшего, или, как сейчас мы предпочитаем их называть, программы по заглаживанию вреда). Происходит это в экспериментальном режиме - поэтому мы пока не вправе говорить о некой "практике". Но пилотные проекты дали положительные результаты (Москва, Дзержинск Нижегородской области, Тюмень, Урай) и поставили на повестку дня вопросы формирования отечественных моделей.

Первые программы примирения правонарушителя и жертвы в России стали проводиться Общественным центром "Судебно-правовая реформа" в конце 90-х годов. За это время Центром подготовлено несколько региональных групп, способных осуществлять такую работу.

Существенное наше отличие от прототипа состоит в том, что в России сегодня нет автономной системы ювенальной юстиции. Тем не менее российское уголовное и уголовно-процессуальное законодательство, хотя и относит производство по делам несовершеннолетних к общей системе уголовного судопроизводства, ориентированного на наказание, содержит ряд норм, обусловленных особенностями детского возраста и определяющих как специфические санкции, так и особые черты рассмотрения уголовных дел в отношении несовершеннолетних.

В конце 90-х годов в России началось движение за ювенальную юстицию, появились эксперименты в области правосудия для несовершеннолетних. Центрами инноваций оказались суды (Санкт-Петербург, Ростов-на-Дону, Саратов). Сегодня география экспериментов значительно расширена: Ингушетия, Кабардино-Балкария, Волгоград, ряд городов Сибири. Главной здесь стала фигура социального работника при судье, рассматривающем дела в отношении несовершеннолетних. Социальный работник оказался реальным помощником судьи: он исследует социальную ситуацию и особенности личности правонарушителя, а также вырабатывает индивидуальные программы реабилитации [Отечественным законодательством предусмотрено выявление условий жизни и воспитания несовершеннолетнего обвиняемого, изучение особенностей его личности, факторов, способствовавших совершению преступления. В УПК РФ эти действия перечислены, но не указано, кто должен их осуществлять. Фактически социальный работник занял это как бы предуготовленное для него место. Уголовный кодекс РФ предусматривает в качестве санкций в отношении подростков не только наказания, но и принудительные меры воспитательного воздействия (правда, применялись они до последнего времени крайне редко). Так что исследование личности и социальной ситуации несовершеннолетнего вполне может ориентироваться на выработку соответствующих мер некарательного характера. Эти (отдельно взятые) нормы соответствуют международным стандартам правосудия в отношении несовершеннолетних, и в них содержится юридический ресурс для экспериментирования]. Фигура социального работника символизировала поворот к ювенальной юстиции, гуманитарный поворот от главенства репрессии к главенству социально-реабилитационного подхода. Эксперименты оказались эффективными, и в последнее время необходимость ювенальной юстиции поддержана Верховным судом и Президентом РФ.

Российские эксперименты по ювенальной юстиции стали тем фоном, на котором в 1999 году началось взаимодействие Общественного центра "Судебно-правовая реформа" с Черемушкинским районным судом г. Москвы и Российским благотворительным фондом "Нет алкоголизму и наркомании" (НАН). До этого (с 1997 года) сотрудники Центра проводили программы примирения правонарушителя и потерпевшего, получая информацию о тех или иных случаях из Таганской межрайонной прокуратуры г. Москвы; однако с уходом ключевых должностных лиц на другую работу взаимодействие с прокуратурой прекратилось. У Центра появился опыт в проведении программ, однако о выстраивании модели говорить пока не приходилось.

Поскольку к моменту начала сотрудничества с судом не было никакой социально-реабилитационной инфраструктуры (с несовершеннолетними обвиняемыми и подсудимыми работали только карательные органы), нам пришлось одновременно решать две задачи. Во-первых - в духе уже начавшихся экспериментов, - введение фигуры социального работника, собирающего для суда информацию о юном правонарушителе и разрабатывающего для него программы реабилитации. И, во-вторых, - проведение программ восстановительного правосудия. Социальный работник и ведущий программ восстановительного правосудия - принципиально разные позиции. "Клиентом" социального работника является несовершеннолетний правонарушитель, ведущий же как нейтральный посредник работает и с нарушителями, и с потерпевшими (и детьми, и взрослыми).

"Суд - социальная работа - программа по заглаживанию вреда" - таково ядро нашей рабочей модели.

Юридические последствия программ по заглаживанию вреда и социальной работы

Работая с подростками, попавшими в орбиту уголовного процесса, мы стремимся к тому, чтобы в судебной практике стала возможной реализация восстановительного способа реагирования на преступления. Причем для этого мы можем опираться исключительно на действующее законодательство - такую его интерпретацию, которая позволила бы в существующую практику ввести новые элементы.

В юридическом отношении задача состояла в том, чтобы сочленить работу новых участников с уголовным процессом таким образом, чтобы, с одной стороны, не нарушить действующий закон (в противном случае наша деятельность будет признана незаконной), с другой - сохранить существо самой инновации. Такой путь становится возможным благодаря высшей юридической силе и прямому действию на всей территории страны Конституции РФ, согласно которой общепризнанные принципы и нормы международного права являются составной частью нашей правовой системы. Международные принципы правосудия в отношении несовершеннолетних и тенденции развития ювенальной юстиции в мире и стали опорой для нововведений в этой области. Идеология для реализации международных стандартов в отношении несовершеннолетних задана принятым 24 июля 1998 года Федеральным законом "Об основных гарантиях прав ребенка в Российской Федерации" (N 124-ФЗ). Этим Законом введены понятия и принципы, доселе отсутствовавшие в нашем законодательстве, но ключевые для ювенальной юстиции: социальная реабилитация ребенка, специализация правоприменительных процедур с участием ребенка, приоритет его личного и социального благополучия, необходимость следования принципам международного права при решении вопроса о наказании несовершеннолетних, совершивших правонарушения. Этим же духом пронизано Постановление N 7 пленума Верховного суда РФ от 14 февраля 2000 года "О судебной практике по делам о преступлениях несовершеннолетних". Однако законы, непосредственно регламентирующие рассмотрение уголовных дел в отношении несовершеннолетних, не приведены в соответствие с этими положениями. Поэтому - до принятия специального законодательства - остается задача вписывания новых элементов в поле действующих правовых норм.

Программы по заглаживанию вреда могут повлечь юридические последствия в связи с тем, что в общем случае на решение суда влияют не только характер и тяжесть совершенного деяния, но и иные факторы: посткриминальное поведение виновного, характеристики его личности и возраст. Такое влияние обеспечено тем, что относительно каждого преступления Уголовный кодекс предусматривает набор возможных решений - от менее репрессивных (в пределе - вообще освобождение от уголовной ответственности) к более суровым (в пределе - максимальный срок лишения свободы по данному преступлению).

В российском законодательстве содержатся и нормы, касающиеся непосредственно института примирения: в случае примирения и заглаживания вреда (частный случай посткриминального поведения) уголовное дело в отношении обвиняемого, впервые совершившего преступление небольшой или средней тяжести, может быть прекращено (статьи 76 УК РФ, 25 УПК РФ). По остальным категориямпреступлений заглаживание вреда рассматривается как смягчающее обстоятельство (п. "к" ч. 1 ст. 61 УК РФ). Обязательным является прекращение дел за примирением в случаях частного обвинения - тех, что возбуждаются исключительно по инициативе потерпевшего. Все эти нормы относятся равным образом как к несовершеннолетним, так и к взрослым обвиняемым (подсудимым). Несовершеннолетие лица, признанного виновным, вносит ряд дополнительных условий: во-первых, ограничивает верхние пределы санкций при назначении наказания и снижает минимальные пределы, во-вторых, предусматривает специфическую санкцию - применение принудительных мер воспитательного воздействия, в-третьих, само по себе служит смягчающим обстоятельством. Кроме того, при вынесении обвинительного приговора несовершеннолетнему суд обязан рассмотреть возможность наказания, не связанного с лишением свободы.

Почему так важно иметь в виду эти возможности? Восстановительный подход ориентирован отнюдь не на снисхождение к преступникам (и освобождение от ответственности любой ценой), но, напротив, - на подлинную ответственность. Наказание же (в особенности в виде лишения свободы) блокирует этот механизм, поэтому нам так важно знать, каковы законные некарательные последствия социальной работы и программ примирения.

Итак, чтобы восстановительный ответ на преступление состоялся, к моменту принятия судебного решения желательно, чтобы восстановительные программы были проведены, а реабилитационные программы начаты. В этом случае у судьи появляется возможность учесть в своем решении посткриминальное поведение подсудимого, предпринятые им шаги по заглаживанию вреда.

От рабочей к принципиальной модели

Исторически судебная социальная работа на Западе складывалась в рамках реабилитационной парадигмы и с этими же ориентирами вводилась в российских экспериментах (ориентация на благополучие ребенка). В каком-то смысле логика российских экспериментов стала воспроизводить начальный период истории ювенальной юстиции (первый ювенальный суд появился в Чикаго в 1899 году). В противовес этому московская модель как прообраз восстановительной ювенальной юстиции доопределяет и перестраивает социальную работу, а последняя в этом случае становится необходимым компонентом программы восстановительного правосудия с несовершеннолетним обвиняемым.

Но точно так же и классическая модель программы восстановительного правосудия (медиация лицом к лицу), как только она попадает в рамку ювенальной юстиции, нуждается в уточнении. Целью классических программ является примирение сторон, в фокусе процесса должны быть отношения правонарушителя и жертвы - вот магистральный путь восстановительного правосудия [Зер Х. Восстановительное правосудие: новый взгляд на преступление и наказание: Пер. с англ. / Общ. ред. Л.М. Карнозовой. М.: МОО Центр "Судебно-правовая реформа", 2002]. Но давайте посмотрим, как действуют программы восстановительного правосудия в других странах.

В апреле 2003 года мы с коллегами оказались на международной конференции по восстановительному правосудию в Лейстере (Великобритания), и там многие участники обсуждали вопрос о низкой доле участия жертв в программах восстановительного правосудия. Я тогда не совсем понимала даже постановку вопроса, поскольку в моем (и классическом) представлении такая программа предполагает встречу правонарушителя и жертвы, и если жертва не участвует - нет и программы.

Потом мы более подробно изучали ювенальную юстицию Англии и Уэльса, где с 1998 года стали проводиться серьезные реформы, и восстановительные программы стали частью этой системы. В частности, созданы муниципальные структуры по работе с правонарушениями несовершеннолетних, там в одной команде работают специалисты по работе с детьми - представители разных ведомств. Есть здесь и специалисты по восстановительному правосудию, а также волонтеры, которые проводят восстановительные программы. Так, например, в случаях, если несовершеннолетний прежде не был судим и признает свою вину, суд выносит постановление о направлении несовершеннолетнего в эти подразделения для проведения так называемых панельных встреч, где должен быть выработан план по возмещению ущерба и комплексу других мер, направленных на реинтеграцию подростка в социум и решение его проблем (алкоголизм, наркомания и пр.). Ни о какой добровольности участия в подобных мероприятиях речи нет. Встреча проводится независимо от того, участвует ли там жертва. Даже если жертва участвует, вопрос о финансовой компенсации ущерба практически не ставится (так как ущерб обычно покрывается за счет страховки). Под возмещением понимается спектр действий от принесения извинений до общественных работ. Работа выбирается с учетом интересов подростка. Здесь решается важная задача социализации и реинтеграции подростка, включение его в занятия, которые делают его полезным членом общества. Но при чем тут восстановительное правосудие? Мне казалось, что это отклонение в сторону реабилитационной модели, хотя ясно, что здесь сделаны некоторые попытки включить восстановительные элементы.

Ховард Зер еще в 1990 года писал о том, как легко под влиянием разных обстоятельств искажается смысл восстановительного правосудия при реализации концепции на практике.

Поворотным моментом в понимании масштаба и смысла нашей работы с судом стал вопрос: что делать, если потерпевший отказался от встречи с правонарушителем? Еще несколько лет назад такого вопроса даже не возникало, мы говорили "программа не состоялась". Чтобы было понятным значение появившегося вопроса, кратко поясню порядок нашей работы. Получив в суде информацию о деле, с правонарушителем начинает взаимодействовать социальный работник. Он выясняет, среди прочего, и отношение подростка к совершенному преступлению. И если тот испытывает чувство вины, готов обсудить, как ему загладить вред, причиненный потерпевшему, с ним встречается ведущий (мы придерживаемся принципа добровольности участия в программах). Ведущий проводит одну или несколько встреч с правонарушителем и его родителями, а затем, убедившись в их готовности к встрече с потерпевшим, идет к потерпевшему. Такая последовательность диктуется тем, чтобы не нанести потерпевшему дополнительную психологическую травму: на контакт с ним ведущий выходит тогда, когда он готов сообщить, что нарушитель хочет с ним встретиться и загладить вред. Примирительная встреча, таким образом, проводится после предварительных контактов ведущего со сторонами.

Теперь вернемся к ситуации отказа потерпевшего [Здесь я не имею возможности обсудить весь спектр причин отказа потерпевших. В самом общем виде можно сказать, что поскольку мы начинаем работать, когда дело уже находится в суде, с момента правонарушения проходит довольно много времени (как правило, не меньше полугода). К этому времени для некоторых потерпевших ситуация потеряла актуальность, а часть из них отказывается не от программ как таковых, а вообще не приходит в суд - либо некогда, либо по каким-то причинам не хочется иметь дело с властью]. Проведя предварительные встречи с юным правонарушителем, ведущий стимулирует процессы осознания последствий совершенного им поступка, готовность встретиться с человеком, которому он принес беду, и деятельно ответить за свой поступок. То есть начинается та работа нарушителя, которую, согласно концепции восстановительного правосудия, он и должен проделывать. Но если потерпевшему от него ничего не надо - начавшийся процесс "зависает".

Тогда мы вновь стали анализировать английский опыт. Наряду с официальными подразделениями по работе с правонарушениями несовершеннолетних там действует и ряд независимых организаций, которые оказывают услуги по медиации, в том числе и по заказу этих подразделений. Мы обратили внимание, что в их "меню" не только программы примирения, но и множество других программ работы, как с нарушителями, так и с жертвами. Есть, к примеру, программы, направленные на осознание правонарушителями последствий преступлений для жертв. Они могут проводиться как при подготовке нарушителя к встрече с жертвой, так и в случаях отказа жертвы.

На семейных конференциях в Новой Зеландии тоже не всегда присутствуют жертвы - тем не менее конференции проводятся независимо от этого. Ведь для жертвы участие добровольно, а нарушитель, согласно закону, должен пройти эту процедуру, чтобы выработать план действий.

Как видим, огосударствление программ восстановительного правосудия приводит действительно к некоторым отклонениям от исходных идеальных представлений, но стоит ли это считать искажением? Здесь важно понять, что работа с несовершеннолетними правонарушителями ведется в двух рамках - ювенальной юстиции и восстановительного правосудия. Ничем здесь нельзя пренебречь, но важно понять, на каких целях и установках они смыкаются.

Рамка восстановительного правосудия означает иной, нежели карательный или реабилитационный, ответ на преступление, поскольку иначе рассматривается само понятие преступления. Со стороны правонарушителя имеется в виду его обязанность принять на себя ответственность за содеянное и загладить причиненный вред. На полюсе жертвы - важно исцеление, удовлетворение нужд, порожденных преступлением. На полюсе общества - принятие, помощь, предоставление возможности для активной деятельности. Процедурой, реализующей восстановительный подход, является организация такой встречи сторон (посредничество), где достигаются эти цели.

Для ювенальной юстиции на первом месте - реабилитация нарушителя. Но с точки зрения восстановительного подхода это понятие меняет содержание. Акцент здесь ставится на ресоциализации, на активности и субъектности нарушившего закон подростка, на его собственное решение вопроса "что нужно сделать, чтобы подобное не повторилось" (заметим, что этот вопрос обсуждается и на примирительных встречах, поскольку, как оказалось, его решение реально волнует потерпевших).

Если жертва отказывается от встречи, то ведущий вынужден работать в "усеченной" ситуации. Значит, необходимо переопределение основной задачи ведущего с учетом общих целевых установок восстановительной и ювенальной юстиции. В случае отказа потерпевшего мы можем говорить о редуцированных (неполных) программах восстановительного правосудия, но так или иначе для согласившегося участника программа должна иметь завершенную форму. Помня о главных целевых установках в отношении правонарушителя - осознание последствий совершенного преступления, обязательство загладить вред и формирование механизма ответственного поведения - следует продолжать работать в ориентации на достижение этих целей.

Осознав это, мы разработали и провели две индивидуальные программы в случаях отказа потерпевших, и работа оказалась довольно успешной. Но пока это было нашим "творчеством" и еще не стало элементом технологии; скорее, благодаря вопросу о работе в случае отказа потерпевших, мы впервые серьезно осознали нетривиальность задачи построения восстановительной ювенальной юстиции.

Восстановительная ювенальная юстиция - это не "сумма" традиционной социальной работы и программ примирения. Формирование такой системы детской юстиции предполагает разработку моделей, набора программ, технологий и правовых условий работы с несовершеннолетним нарушителем и потерпевшим, которые отвечали бы ценностям восстановительного подхода и особенностям детского возраста нарушителя.

Направления расширения рабочей модели

Важно, чтобы из предыдущего рассуждения не было сделано ложного вывода, будто в восстановительной ювенальной юстиции потребности жертв оттесняются на периферию. В таком случае действительно произойдет искажение, принципиально меняющее суть подхода, и мы снова вернемся к процессу, центрированному на правонарушителе. Напротив, фиксация ситуации с низким процентом участия жертв приводит в разных странах к развитию моделей программ восстановительного правосудия, в частности, к введению специалистов по работе с жертвами. Работа такого специалиста на ранних стадиях посткриминального периода помогает жертвам пережить последствия преступления и внимательно отнестись к возможностям программ восстановительного правосудия для решения возникших вследствие преступления проблем. В английских и новозеландских программах, если жертва отказывается от встречи с нарушителем, нередко ее интересы представлены этим специалистом либо родственниками. И перспективы нашей работы мы тоже связываем с привлечением подобного специалиста.

В рамках одной статьи не представляется возможным обсудить все вопросы, связанные с формированием восстановительной ювенальной юстиции, поэтому я лишь намечу те направления развертывания исходной рабочей модели, которые сегодня кажутся очевидными.

Территориальное расширение инфраструктуры помощи подростку-правонарушителю - складывание территориального реабилитационного пространства на базе организаций и учреждений социальной сферы, образования, медицины, психологической помощи, центров по трудоустройству, досуговых и спортивных учреждений. Подключение к взаимодействию комиссий по делам несовершеннолетних и защите их прав (КДН и ЗП), подразделений по делам несовершеннолетних в органах МВД РФ (ПДН), уголовно-исполнительных инспекций. Правовым основанием такого взаимодействия служит Федеральный закон "Об основах системы профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних" (N 120-ФЗ), принятый 24 июня 1999 года.

Содержательное расширение спектра программ восстановительного правосудия (работа с обвиняемым при отказе потерпевших от участия в программе, введение специалистов по работе с жертвой, налаживание практики семейных конференций).

Формирование инфраструктуры помощи жертвам - установление взаимодействия с психологическими службами и специализированными общественными организациями.

Процессуальное расширение. В перспективе желательно, чтобы социальный работник начинал взаимодействие с обвиняемым сразу после возбуждения уголовного дела. Соответственно и программы по заглаживанию вреда на более ранней стадии стали бы более эффективными и целесообразными как для правонарушителя и потерпевшего, так и для профессиональных участников уголовного судопроизводства.

Другое направление - взаимодействие с мировыми судьями, где с точки зрения юридической есть достаточно большая вероятность мирного разрешения дел.

* * *

В течение четырех лет я была координатором по взаимодействию Центра "Судебно-правовая реформа" с Черемушкинским судом. Отсюда и выбранный мною аспект обсуждения - движение Центра от проведения отдельных программ к пониманию необходимости особой модели восстановительной ювенальной юстиции. За рамками рассмотрения остались проблемы, связанные с контекстом, - принятие и непринятие восстановительного подхода юридическим сообществом, официальная поддержка и препятствия и пр. Экспериментальный характер работы ставит нас в достаточно уязвимое положение и с точки зрения финансирования (а следовательно, сохранения инновационных элементов), и с точки зрения надежности правовой платформы (ведь в процессуальном законе нет понятий "социальный работник", "ведущий", "реабилитационные программы" и пр.). Но в России ширится движение за восстановительное правосудие, поэтому мы должны быть готовы к тому, чтобы предложить не только общие идеи, но и реальные модели.