Юрий Александров

Тюрьма и цензура

Тюрьма и цензура - неразделимы. И это, в общем-то, понятно. Так было заведено давно и менять это никто не собирается. Да, наверное, в некоторых случаях (об этом позже) отменять цензуру и не нужно.

Только вот что понимать под термином "цензура"? Цензуру в российских пенитенциарных учреждениях можно разделить на две составляющие: то есть непосредственно "цензура" или - в более узком смысле - перлюстрация исходящей и входящей корреспонденции заключенных, и цензура того, что делается в самих пенитенциарных учреждениях, то есть цензура для общества. Рассмотрим оба варианта.

Цензура для заключенных в какой-то мере оправданна и установлена действующим законодательством и подзаконными актами, которые и определяют порядок этой самой цензуры. Для лиц, содержащихся под стражей - подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений, но еще не осужденных, то есть фактически обычных граждан, временно ограниченных в праве на выбор места жительства и передвижение, - цензура установлена статей 20 Закона "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений". Фактически эта же статья касается не только самих заключенных, но и их родных, близких, друзей и всех тех, кто вступает с заключенными в переписку. Она не распространяется на некоторые властные и судебные органы, с которыми переписывается заключенный, а также на Уполномоченного по правам человека в РФ, региональных уполномоченных и защитников (адвокатов) заключенных. Этот вид цензуры, безусловно, оправдан. Мало ли какие инструкции может дать арестованный своим подельникам, друзьям, родным и т.д. Хотя, с другой стороны, эти же инструкции заключенный может устно передать через своего адвоката, что, согласитесь, практикуется довольно часто. Кроме того, между следственным изолятором и волей, как правило, всегда налажена очень хорошая "дорога". Конечно, эта "дорога" существует, в основном, для лидеров преступного мира, а также для тех заключенных, которые в состоянии заплатить за передачу на волю "малявы" с тем или иным сообщением, просьбой, инструкцией и т.д. Таким образом, ценность этой цензуры при наличии других, альтернативных способов связи с внешним миром, весьма сомнительна, хотя, повторимся, наличие такой цензуры обоснованно.

Цензура непосредственно в исправительных и воспитательных учреждениях (колонии для взрослых и несовершеннолетних и тюрьмы) несколько отличается от цензуры в следственных изоляторах.

Переписка осужденных также перлюстрируется под предлогом пресечения противоправных действий, а также с целью выявления и раскрытия различных преступлений, совершенных как внутри пенитенциарных учреждений, так и за пределами их. Правда, опять же из колоний всегда имеется нелегальная "дорога". И вряд ли кто из осужденных страдает такой формой дебилизма, чтобы в письме рассказывать кому-то о своем нераскрытом преступлении или о том, каким образом он собирается доставлять в зону водку или наркотики. Для этого существуют другие способы - те же "малявы", передача сведений через подкупленных сотрудников пенитенциарных учреждений, (нелегальная) телефонная связь.

Есть и еще один вид цензуры, который цензурой, конечно, не называется, но, по сути, ею является. Это ограничение в чтении. Целый ряд произведений осужденным читать нельзя. Так, согласно части 2 статьи 95 Уголовно-исполнительного кодекса РФ, осужденным запрещается получение, приобретение, хранение, распространение, а также подписка на литературу (издания) следующего содержания: пропагандирующую войну, разжигающую национальную и религиозную вражду, пропагандирующую культ насилия или жестокости, порнографическую. Непонятно, правда, кто и как должен определять, порнографическая это литература или эротическая, сеет она национальную или религиозную вражду или не сеет. Цензоры, сидящие в штабе и проверяющие поступающую корреспонденцию, имеют, как правило, образование не выше среднего. При разрешении уголовных дел, касающихся, например, порнографии, создаются целые экспертные комиссии, состоящие из докторов и кандидатов различных наук с целью определить, является ли порнографией представленное им на исследование произведение или нет. А тут... цензор одним взмахом карандаша вдруг определяет. Смешно. Под это положение могут попасть не только классики детективной литературы - американцы Чейз, Спиллейн и другие. Сюда же, в частности, попадают практически все современные российские авторы-детективщики, так как современная литература изобилует сценами жестокости. Хорошо это или плохо - другой вопрос. Право решать, что можно, а что нельзя читать заключенным, отдано на откуп администрации, и это, по меньшей мере, вызывает сомнение. Тут можно и дальше пойти. Давайте запретим просмотр телесериалов про "ментов", про "улицы разбитых фонарей" и т.д. - там тоже и бьют, и убивают, и чего только не творят. Как-то несерьезно все это. Намерения, может, и благие, но ими, как известно, дорога выстлана ох в какое нехорошее место.

Теперь рассмотрим, так сказать, "внешнюю цензуру" или цензуру для общества. Российская уголовно-исполнительная система в отличие от советской стала более открытой. С этим трудно спорить. И попасть журналистам в следственные изоляторы и в колонии стало не в пример легче, чем раньше. Так, например, только в 2003 году, по словам Министра юстиции Ю.Я. Чайки, в печатных и электронных СМИ было опубликовано 13 тысяч материалов, касающихся российской пенитенциарной системы. (Правда, он не уточнил, сколько из них критических, но, подозреваем, что мало - почему, объясним ниже). Следственные изоляторы, тюрьмы и колонии посетили более четырех с половиной тысяч представителей средств массовой информации, из которых более трети пришлось на зарубежных журналистов. Казалось бы, радоваться надо. Но не все так просто.

ГУИН Минюста России страшно не любит критические публикации о деятельности уголовно-исполнительной системы. Чисто по-человечески это понятно. Кому же приятно читать о себе критику? Но, закрывая данные о российских тюрьмах, ГУИН лишает общество права на получение достоверной информации о том, что и как происходит с их согражданами.

Как-то в Англии знакомясь с бытом одной из британских тюрем, я поинтересовался у начальника тюрьмы, были ли у него случаи отказа средствам массовой информации в посещении тюрьмы. Начальник сначала не понял вопроса, а когда понял, посмотрел на меня, как на больного. Им даже в голову не приходит отказать СМИ в посещении тюрьмы. У нас тоже в Конституции записано, что гарантируется свобода средств массовой информации и что цензура запрещена (ч. 5 статьи 29 Конституции РФ). Но это на бумаге. А на деле все обстоит несколько по-другому.

Казалось бы, что-то можно узнать из официальных изданий Министерства юстиции. Но можно читать журнал "Преступление и наказание" вдоль и поперек, сверху вниз и как угодно еще, но ни одной критической публикации найти не удастся, а если что-то и есть, то настолько приглажено, что... В общем, "все хорошо, прекрасная маркиза...".

Взять хотя бы последние события, связанные с волнениями в среде заключенных в Ленинградской, Челябинской и Иркутской областях. Много ли стало понятно из объяснений официальных лиц? Да ничего. В результате обвинили правозащитные организации в связях с криминалом и в подрыве стабильности. Можно как угодно относиться к правозащитным организациям вообще и к отдельным правозащитникам в частности. Среди них, к сожалению, очень много лиц, озабоченных своим собственным благополучием и саморекламой, а вовсе не правами и свободами кого бы то ни было. Это правда. Другое дело, что и среди правозащитников очень много достойных и заслуживающих уважение людей. Но, по словам официальных лиц, именно правозащитники виноваты в том, что происходило в тюрьмах вышеназванных областей. А это уже подмена понятий. В народе это называется "валить с больной головы на здоровую". В зонах, где соблюдается законность, где отдельным осужденным не предоставляются какие-то незаконные блага, где царит порядок, массовые беспорядки по определению невозможны. Поэтому прежде, чем обвинять кого-то, необходимо посмотреть, а все ли хорошо в собственном хозяйстве?

Почему бы тому же ГУИНу не создать комиссию, в которую входили бы представители общественности и деятельность которой освещалась бы средствами массовой информации? Не хочется. А почему? А потому, вероятно, что могут всплыть факты, которые лучше не обнародовать и которые будут свидетельствовать не в пользу тюремной администрации.

Вот тут-то и начинается цензура. Про это можно сказать, а вот про то - нельзя! В эту зону можно поехать, а вон туда, где что-то происходит, тоже нельзя!

В Минюсте при самом Чайке Ю.Я. создан какой-то общественный совет, возглавляемый В. Борщевым. И что? А, ничего! О чем-то там совещаются, что-то там решают, но если где-то что-то вдруг произойдет и кто-то из членов этого абсолютно "консультативного" совета захочет туда съездить он получит от ворот поворот. Я в этом уверен на все сто процентов.

Когда в Америке разразился скандал, связанный с пытками военнопленных, наши депутаты, чиновники различных уровней, а также некоторые журналисты позлорадствовали от души. Как же, в Америке нарушаются права человека! Ну да, нарушаются. Только когда об этом узнали, то это было опубликовано, Рамсфельд потел перед сенатской комиссией, возбуждены уголовные дела, которые в отличие от наших (вот почему-то есть такая уверенность!) будут доведены до конца, а виновные будут наказаны, а вовсе не оправданы или приговорены к огромным срокам... условно. И, заметьте, никакой цензуры! Кроме нравственной - на фотографиях и пленках затушевывали лица, некоторые другие части тела и т.д.

Возможно ли такое у нас в России? Да нет, конечно. Ну не могу я представить министра, дающего показания депутатам или общественности, да так, чтобы это транслировалось, как в США, по национальному телевидению! Может, и дают министры депутатам какие-то объяснения, но кулуарно. Сор из избы не выносится. А изба становится все грязнее. У нас и так уровень доверия граждан к правоохранительным органам и судам низок донельзя. А такая вот, с позволения сказать, "цензура" в интересах ведомства - МВД ли, прокуратуры или Минюста - этот уровень доверия отнюдь не увеличивает.