Алексей Симонов

«Ошибаться можно, а врать нельзя»

О СМИ в плохую для них погоду

Начну с Союза журналистов. В идеале, на мой взгляд, Союз должен возглавлять не один человек. Союзу нужна более оптимальная структурная форма, когда руководство состоит из команды менеджеров. Но главное – Союз может выживать только в условиях благоприятной среды. А в данный момент среда неблагоприятная. И неблагоприятна она вовсе не потому, что Союз периодически «собачится» с властью. С точки зрения идеалов журналистики, сегодняшний климат просто не годится для работы СМИ. И когда Союз журналистов России становится на защиту хотя бы некоторых положений профессии, таких как профессиональная честь и достоинство, он становится в оппозицию автоматически. Так же автоматически становится в оппозицию критическая журналистика. Причем не скажешь, что критическая журналистика неконструктивна или бессмысленна. Она полезна и созидательна. Но кому она нужна? Кто этого хочет? Кто готов это слушать и к этому прислушиваться?

Свободы слова, в отличие от гласности, у нас по-прежнему нет потому, что свобода слова – в «слышности», в том, чтобы отвечать на заданные вопросы, принимать по их поводу решения, приводить ситуацию в соответствие с законодательными нормами… И хотя все ведомственные пресс-службы бойко строчат ответы на выступления СМИ, в их отписках не ответы на поставленные журналистами вопросы, а пиар. В России уже во многих местах журналистику преподают на одном факультете с пиаром – пополам. Но нет более противоположных профессий при всей внешней схожести трудового процесса у журналиста и пиарщика. Этого не хотят понимать ни руководители, ни тем более студенты. Бывает, что журналистике учат на факультетах политологии. И хотя журналистика к политологии намного ближе, чем к пиару, но все-таки это совершенно отдельная профессия. И, несмотря на грандиозные усилия отдельных личностей и мощных департаментов, не существует особых противопоказаний к тому, чтобы эта профессия продолжала пользоваться авторитетом в обществе.

Есть в журналистике большое количество людей, выросших в советское время в советской стране. И это не хорошо, не плохо. Это так. Подросли и пришли в профессию дети, которфым не довелось сформироваться в какой-то нравственной среде. Первое поколение пришло, начисто не зная разницы между добром и злом. Это на бытовом уровне они знали: не укради, не дергай девочку за косички. А что правильно и что неправильно для их страны – они не знали и не хотели знать.

Доверие к прессе сегодня подорвано (если не сказать – потеряно) из-за огромного количества людей, которые предали и профессию, и своих зрителей-читателей, но и сегодня в стране есть журналисты, и поэтому ситуация не является необратимой. Просто-напросто настоящих журналистов должно становиться больше.

Журналист должен четко понимать, где факты, а где мнения, о чем он пишет как о фактах, а о чем – как о собственном мнении по поводу этих реалий. Это первый навык, который дается только практикой, и хорошей практикой.

Кроме того, журналисту нельзя представлять одну точку зрения. Одну точку зрения могут представить только люди единственного жанра журналистики – так называемые колумнисты (ведущие собственную колонку в печатных СМИ). Все остальные обязаны представить точку зрения противоположной стороны. Лучше, если этих точек зрения будет больше. Но две – это минимум, без которого вообще нет журналистики.

И еще одно правило: ошибаться можно, а врать – нельзя! Всего-навсего.

Это не те правила, по которым можно научиться писать, это правила, не выполняя которых, нельзя писать хорошо.

Очень часто спрашивают, есть ли прямая связь между политическим положением и судьбой журналистики. Я убежден, что до тех пор, пока будут задавать вопрос: что ждет журналистику в связи с изменением политического положения сегодня или завтра, до тех пор журналистику не ждет ничего хорошего. Как только журналистика отделится от политической злобы дня – тотчас начнется возрождение журналистики. Она может быть другой по форме, возможно, печатные СМИ совсем исчезнут и вся информация будет в Интернет-газете, но я твердо знаю: стране крайне необходима неполитизированная журналистика.

И где такой журналистики больше – в Москве или на периферии, сказать трудно. Например, такого организма, как «Новая газета», ни в одной области нет. Есть только «Новая газета в том или ином регионе», но она, как правило, хуже оригинала, хотя пользуется всеми теми же материалами. «Новая газета» готова умереть, но не сдать своей позиции.

Только в этой газете могли относительно свободно работать Анна Политковская и Юрий Щекочихин. Только в этой газете может существовать такой в общем-то малопишущий негнущийся майор, как Вячеслав Измайлов. Только в этой газете растут (просто как грибы) хорошие журналисты.

Есть другие газеты, может быть, не такого высокого качества, на более стандартном уровне, но они есть – например, «Новые известия». Есть и журналы. «Новое время» – это образец личного противостояния. Мне кажется, что там есть оголтелость, присущая определяющей политику этого журнала Евгении Альбац. В ней слишком много российского темперамента и американских представлений о том, какая должна быть журналистика, – такое экзотическое сочетание...

Есть другой способ сохранять качественную журналистику, и этим способом пользуются довольно многие редактора и в Москве, и в провинции. Они при отчетливой «пожелтелости» своих основных страниц сохраняют имена и постоянные рубрики пяти-шести своих лучших журналистов. Такое есть и в «Московском комсомольце», где еженедельно пишут Юлия Калинина и Александр Минкин. Так делают «Известия». Даже прожженно желтая «Комсомолка» дает полосу под материал Инны Руденко. А Инна – это стиль и дух старой «Комсомолки», и читатели ради этого покупают газету, тем самым, помимо всего прочего, поддерживая в журналистике какие-то иллюзии о возможности выжить...

В регионах я бываю в среднем раз двенадцать – пятнадцать раз в год, но сказать, будто знаю, что там делается, не могу. Когда приезжаешь на три-четыре дня, да еще к тому же ведешь семинар, то скорее ты сам навязываешь людям какие-то свои позиции в отношении журналистики и жизни, нежели ведешь диалог. Сегодня в регионах я со своими воззрениями  – немножко городской сумасшедший: «Эко-е! Чего это он рассказывает?!» Впрочем, ко мне в общем-то относятся неплохо...

Так что же происходит с журналистикой в регионах?

В большинстве людей умерла надежда. И даже потребность в надежде при смерти. Люди заняты в большей или меньшей степени выживанием. Главный вопрос для всех – это способы выживания. Одни хотят «сохранить душу живу», но выжить, а другие хотят выжить во что бы то ни стало, а с душой – уж как получится...

То есть мы имеем дело с уже проданной журналистикой, ориентированной в первую очередь на обслуживание местной власти.

При этом ситуация в региональной журналистике зависела вовсе не от политической принадлежности руководителей региона. При коммунисте могла быть совершенно свободная пресса, а при демократе прессу могли зажимать, как в самые откровенные пиночетовские времена. Зависит это всегда от компетентности власти. Чем компетентнее власть, тем меньше она боится критики. Поэтому журналистика, ориентированная на обслуживание власти, – самый точный показатель некомпетентности этой власти. Такая власть деградирует, и с ней вместе деградирует журналистика.

Наша профессия может развиваться только в те времена, одной из главных характеристик которых является главенство закона. Если главенства закона нет – журналистика развиваться не может. На стыке эпох, в начале перестройки, когда не было никакого главенства закона, журналистика шагнула вперед достаточно мощно. Но это было не развитие, это был порыв, прорыв, и он не закрепился. Не закрепился именно потому, что не было главенства закона.

Россия – по-прежнему страна персоналий, а не процедур. У нас никто не верит в процедуры. В нашей стране самые выдающиеся умы, демократы до мозга костей, архитекторы перестройки, были настолько наивны, что верили только в свою собственную личность, а не в процедуры, которые надо принять, чтобы их собственная позиция закрепилась и в сознании граждан, и в буднях страны.

И все-таки журналистика жива. И как доказательство этому есть несколько приличных конкурсов, которые свидетельствуют о том, что – в большинстве своем из года в год одни и те же – 500–600 журналистов на всю страну занимаются  расследованием, внимательно относятся к последствиям своих публикаций, отслеживают развитие ситуации, ведут тему. Они считают, что журналистика должна помогать людям, имеют «прочие опасные заблуждения», но они все-таки есть.

Я возглавляю конкурсное жюри, победителям которого вручают премию Сахарова «Журналистика как поступок», и могу сказать, что 60–70 хороших работ поступает на конкурс каждый год. Мы выпустили 7 сборников работ победителей этого конкурса. Это отличная журналистика. И действительно поступок...

В 2007 году победителем стал Евгений Шолох, журналист из Владивостока, который писал об офицерском мордобое в дивизии морской пехоты. Ему и сыну угрожали. Он искал, где бы опубликовали материал – четыре статьи на одну и ту же тему, развивающие, углубляющие познание того ужаса, который происходит. С большим трудом статьи были опубликованы, их прочитали там, где положено. Они так правдивы и страшны, что были приняты решения. Состоялся судебный процесс, несколько человек из этих мордоворотов сидят. К сожалению, в прошлом году Шолох скончался.

В 2004 победителем стал Миша Афанасьев. Оголтелый русский, живущий в Хакасии, обожающий хакасов, и трепетно, наивно, но бескомпромиссно защищающий хакасскую землю от всяких посягательств охотников и строителей. Материалы его не всегда точны, но он так страстно, так жарко, так искренне отстаивает права коренного населения, что это невозможно не услышать. Каждый год у него – три-четыре, а то и семь дел в суде...

В Камышине есть Тамара Проскурякова, которая участвует во всех конкурсах и почти во всех побеждает. Победила она и у нас, в 2008-м. Эта маленькая женщина, которая отбивает участки у захватчиков земли. Ее считают главным защитником крестьян в Волгоградской области. Она иногда пишет и о другом, но главная ее тема – незаконный захват земли.

Есть Татьяна Седых – редактор газеты «Мое побережье», инвалид из порта Ванино Хабаровского края (победитель 2009 года).

Но есть и много журналистов способных, но траченных молью. Я имею в виду уже оступавшихся так или иначе. С другой стороны, я хорошо себе представляю, что в этой профессии быть чистоплюем очень трудно – все равно ты вовлекаешься в игру своих героев, нельзя все время удержаться над схваткой, такого почти не бывает.

Средства массовой информации – это в идеале передовая часть гражданского общества, авангард. Поэтому смешно обсуждать, какие отношения должны быть между авангардом и  основными частями. Авангард движется впереди, пробивая дорогу, а основная часть движется за ним, «и тяжкой поступью своею его стремление крепит». А если предположить, что СМИ – отдельная сила, не принадлежащая гражданскому обществу, так называемая «четвертая власть», то сразу возникают надуманные и идиотские проблемы, к примеру: какие отношения между прессой и гражданским обществом? Да никаких. Она и есть гражданское общество. Если она – пресса.

А наш Фонд защиты гласности – переходник, объединяющий общество и прессу. И на случай беды – надежный защитник, о чем знают в самом далеком уголке России. Кроме того, Фонд снял заклятье одиночества с очень многих журналистов. На это, пожалуй, все-таки стоило потратить двадцать лет жизни.