Яков Гилинский

Запрет как криминогенный фактор, или Всякое ли зло нужно запрещать?

Неразвитость правового сознания большинства населения сознательно или не очень (сами – часть населения!) эксплуатируется российскими властями, включая судебные. Не зная (не желая знать) истории правоприменения в России и за рубежом, не понимая (не желая понять), что наказание и его жестокость никогда не служат предупреждению преступлений, а лишь удовлетворяют не самое благородное чувство мести, законодательная власть современной России продолжает надеяться на эффективность запретительно-репрессивных мер в противодействии преступности. А «правоохранительные» и судебные органы в своей правоприменительной практике с удовольствием потакают репрессивному сознанию населения и законодателей.

Справедливости ради следует заметить, что за последние десять–двадцать лет наблюдается рост репрессивности массового сознания (и прежде всего среднего класса) во многих странах [ Кристи Н. Борьба с преступностью как индустрия. Вперед к Гулагу западного образца. М., 2001; Garland D. The Culture of Control. Crime and Social Order in Content of Society. Chicago, 2003. ]. Объяснение (но не оправдание) тому – рост преступности и боязнь за свою жизнь, здоровье, собственность, так называемый «страх перед преступностью», обозначенный С. Коэном еще в 1973 году. [ Cohen S. Folk Devils and Moral Panics. St Albans:Paladin, 1973. ]

Власти и органы правопорядка с удовольствием следуют «пожеланиям трудящихся», усиливая репрессивность наказаний и расширяя сферу недозволенного, запрещенного. Недовольство российского населения вызывают не только преступность, но и другие виды девиантного («отклоняющегося») поведения: злоупотребление алкоголем, потребление наркотиков, проституция, гомосексуализм, игорный бизнес, порнография и т.п. Между тем, как бы плохо ни относиться к подобным явлениям, все они порождены обществом, общественными отношениями, «имеют основания» (по Гегелю), выполняют определенные социальные функции, а потому и существуют тысячелетия.

Конечно, общество не может мириться с насильственными преступлениями, опасными преступлениями против собственности (кражи, грабежи, разбои и др.), и государство вполне обоснованно запрещает их под страхом уголовного наказания. Но все ли нежелательное поведение всегда следует запрещать? И не порождает ли иной запрет более тяжкие последствия, нежели само запрещаемое явление?

Все виды девиантности, включая преступность, – суть социальные конструкты [ Гилинский Я.И. Криминология: Теория, история, эмпирическая база, социальный контроль. 2-е изд. СПб: Юридический центр Пресс, 2009. С. 37–44. ]. Уже поэтому единственная их «причина» – воля «конструктора»: законодателя, общества, СМИ. Нет ни одного поведенческого акта, который был бы «девиантен» сам по себе, по своему содержанию, независимо от социального контекста. «Преступное» употребление производных каннабиса было «нормально» во многих азиатских странах и в современных Нидерландах; легальное потребление алкоголя – незаконно в странах мусульманского мира; курение табака каралось смертной казнью в средневековой Голландии; умышленное причинение смерти – тягчайшее преступление (убийство), но и – подвиг в отношении противника на войне. И даже изнасилование может быть легальным: феодальное jus prima noctis или обряд инициации девушек в некоторых обществах.

Всякий запрет должен иметь серьезные основания: есть виды деятельности, подлежащие запрету ради существования и безопасности других людей и общества в целом. Другое дело – каков объем действительно опасных деяний. Пока и поскольку существует то, что правом или моралью (обычаем, традицией) определено как нежелательное, запрещенное «отклонение», существуют и факторы, влияющие на состояние и динамику девиантных проявлений.

На протяжении веков исследовались десятки криминогенных и девиантогенных факторов: экономические, политические, демографические и даже космические. Наряду с этим все больше ученых склонялись в пользу социально-экономического неравенства как одного из главных (наиболее значимых) девиантогенных факторов.

Анализу объективных девиантогенных факторов (от социально-экономического неравенства до солнечной активности) посвящено немало трудов. Между тем почти не исследовался такой «объективно-субъективный» фактор, как сам правовой или моральный запрет. Хотя нередко именно он выходит на первое место в так называемом «причинном комплексе». Это обширное исследовательское поле, лишь отчасти вспахиваемое при анализе субъектов и процесса конструирования преступности, наркотизма, коррупции, терроризма, проституции и др. [ Гилинский Я. Конструирование девиантности: проблематизация проблемы. В: Петербургская социология сегодня. Сборник научных трудов Социологического института РАН. СПб: Нестор-История, 2009. С. 327–344; Maguire M., Morgen R., Reiner R. (Eds.) The Oxford Handbook of Criminology. Fourth Edition. Oxford University Press, 2007, pp. 179–337. ].

Будем надеяться, что магистральный путь развития человечества, при всех поворотах и зигзагах истории, – расширение степеней свободы каждого индивида. «Общий вектор развития человеческой цивилизации в тенденции можно определить как расширение степеней свободы человеческой деятельности в пределах ограничений, заданных состоянием среды обитания» [ Ядов В.А. Современная теоретическая социология как концептуальная база исследования российских трансформаций. М., 2009. С. 83. ]. Человек – в тенденции – стремится к максимальной самореализации, самоутверждению в творчестве, труде, досуге, быту.

И если на пути самореализации возникают социально нормируемые запреты, люди либо смиряются с требованиями общества, либо нарушают их. Выбор вариантов поведения зависит от ряда обстоятельств: насколько значима для индивида деятельность, нарушающая социальные нормы; в какой степени общество обеспечивает легальные условия для самореализации; каковы санкции за нарушение и вероятность подвергнуться таковым; и др.

Все свои действия человек совершает в конечном счете ради удовлетворения тех или иных потребностей: биологических или витальных; социальных (в статусе, престиже, самоутверждении, самореализации и др.); духовных или идеальных (поиск смысла жизни, цели существования, стремление к творчеству). Эмпирически установлено, что наибольшие «девиантогенные» риски таятся в неудовлетворенности социальных потребностей.

Обозначенная Э. Фроммом дилемма «иметь» или «быть» [ Фромм Э. Иметь или быть? М.: «Республика», 1990. ] не так проста для решения. Во-первых, чтобы быть, надо что-то иметь. Во-вторых, множество «несознательных» граждан предпочитают иметь. Презираемое, но необходимое «иметь» ведет к проблемам экономики. И оказывается, что в сфере экономической жизни любой запрет, любое ограничение порождает их нарушения – от аморальных поступков до преступных деяний. Так рождается «теневая» экономика [ Тимофеев Л.М. Теневые экономические системы современной России. Теория – анализ – модели. М.: РГГУ, 2008. ]. Экономисты не перестают подчеркивать, что правонарушающая деятельность поддается такому же экономическому анализу, как и любая человеческая деятельность [ Беккер Г. Экономический анализ и человеческое поведение // THESIS. Т. 1. Вып. 1. 1993. С. 33–34. ].

Оговоримся: во-первых, имеется множество факторов – большей или меньшей «силы», влияющих на девиантное поведение людей и социальных групп. Во-вторых, мы сузим проблему до рассмотрения одного вопроса – роль юридического запрета как одного из криминогенных (девиантогенных) факторов. В-третьих, существует огромное число проявлений теневой экономики, ниже будут затронуты лишь немногие из них.

Торговля алкоголем

Надо ли напоминать, что потребление алкоголя присуще человечеству с древнейших времен и далеко не всегда приводит к злоупотреблению, включая зависимость (addiction) – алкоголизм как заболевание. Более того, некоторые виды алкоголя в определенных дозах рекомендуются врачами в медицинских целях (например, 30 г водки в день для профилактики сердечно-сосудистых заболеваний, бокал красного сухого вина в сутки при гипотонии и др.).

Потребление алкогольных изделий, как и все сохранившиеся в процессе эволюции виды человеческой жизнедеятельности, выполняет определенные социальные функции – седативную, психостимулирующую, интегративную, престижно-статусную и др. [ См.: Гилинский Я. Девиантология: социология преступности, наркотизма, проституции, самоубийств и других «отклонений». 2-е изд. СПб., 2007. С. 287, 307–322. ].Для некоторых – это радость человеческого общения, для других – уход от мерзостей бытия. Нужно ли запрещать (ограничивать) легальную торговлю алкогольными изделиями ради удовлетворения нравственного чувства некоторого (как правило, незначительного) меньшинства пуритан? Разумеется, это не исключает некоторых разумных ограничений и запретов: продажи алкогольных изделий детям и подросткам, вовлечения их в потребление алкоголя и т.п.

Накоплен значительный мировой опыт ограничения или запрещения легальной торговли алкогольными изделиями и последствий таких запретов. Через так называемый «сухой закон» прошли многие страны: Исландия (1912–1923), Норвегия (1919–1926), Финляндия (1919–1932), некоторые регионы Канады (начало ХХ века). Однако распространившиеся в годы запрета торговли алкоголем контрабанда и самогоноварение каждый раз заставляли правительства отменять «сухой закон». Так, в Финляндии контрабандисты в годы запрета ежегодно ввозили в страну до 6 млн литров спирта. Ограничения в торговле алкоголем существовали в Швеции с 1865 года, а некоторые действуют до сих пор, в частности, монополия принадлежит одной- единственной компании.

Наиболее известен по негативным последствиям «сухой закон» в США (1920–1932). Именно на его основе родилось массовое бутлегерство – нелегальная продажа алкоголя преступными организациями. К концу 20-х годов их доход достиг двух миллиардов долларов в год. С отменой «сухого закона» криминал перепрофилировался на торговлю наркотиками…

Многократно запрещалась или ограничивалась торговля алкоголем в России – СССР: в 1914-м, 1917-м, 1919 годах. Надо ли говорить, что все эти попытки запретить алкопотребление заканчивались провалом. Равно как «полусухой закон» 1985 года. Несмотря на улучшение некоторых демографических показателей, массовое самогоноварение и потребление заменителей – от одеколона и лосьонов до жидкости для чистки окон и тормозной жидкости – привели к провалу компании.

Является ли массовая алкоголизация населения злом? Да, конечно. Но антиалкогольная политика должна включать хорошо продуманную систему мер социального, экономического, воспитательного характера.

Запрет же на продажу алкогольных изделий – криминогенный фактор, провоцирующий контрабанду, подпольное производство алкоголя, самогоноварение и расширяющий поле деятельности организованной преступности.

Наркотики

Проблема торговли наркотиками одна из наиболее острых и дискуссионных в современном мире. Надо ли напоминать, что власти и правоохранительные органы России придерживаются политики безусловного запрета потребления и торговли наркотиками и уголовной ответственности за любые действия, связанные с наркотиками: незаконное изготовление, переработка, приобретение, сбыт, хранение, перевозка, пересылка наркотических средств и психотропных веществ, культивирование наркосодержащих растений и др. – ст. ст. 228–234 УК РФ. Венцом этой политики стало предложение мэра Москвы Ю.М. Лужкова ввести смертную казнь за торговлю наркотиками.

Суды, ничтоже сумняшеся, осуждают к лишению свободы наркоманов – людей больных, нуждающихся в лечении и реадаптации, а отнюдь не в тюремной изоляции.

Между тем наркотики сопровождают человечество всю известную историю. Еще «отец истории» Геродот описывал употребление древними египтянами производных каннабиса, а «отец медицины» Гиппократ использовал опий в медицинской практике. О снотворном действии опия упоминается в Шумерских таблицах, то есть 6 тысяч лет назад. Раскопки в Перу и Эквадоре свидетельствуют об употреблении листьев коки около 2300 лет назад. Очевидно, человеку, как и некоторым животным (вспомним кошку и валерьянку, собаку, которая что-то откопала в лесу и «ловит кайф», валяясь на спине), присуще стремление изменять психику с помощью каких-либо средств – будь то наркотики, алкоголь, токсические вещества, табак или же крепкий чай (включая «чифир»), крепкий кофе и т.п.

Долговечность наркопотребления, как и любого социального «зла», свидетельствует о том, что оно выполняет вполне определенные социальные функции. Как и алкоголь (который тоже является наркотиком, различия между ними не в характере воздействия на центральную нервную систему, а в юридической оценке), наркотики выполняют функции анастезирующую (снятие или уменьшение боли), седативную (успокаивающую, снижающую напряжение), психостимулирующую (наряду с чаем или кофе), интегративную (наряду с табаком; вспомним наши «перекуры» или «трубку мира» американских индейцев). Потребление наркотиков может служить формой социального протеста, средством идентификации (показателем принадлежности к определенной субкультуре), а потребление некоторых из них – «элитарных», «престижных» (например, кокаина) – играет престижно-статусную роль.

Другое дело, что за все приходится платить, и потребители наркотиков или иных психотропных веществ расплачиваются здоровьем, потерей работы, учебы, семьи, жизнью.

В наркомании видят бегство не только от жестоких условий существования (Р. Мертон, Дж. Макдональд, Дж. Кеннеди и др.), но и от всеобщей стандартизации, регламентации, запрограммированности жизни в современном обществе (Ж. Бодрияр).

«Наркотики сами по себе не составляют сущности проблемы. Злоупотребление ими – это симптом глубоких противоречий, с которыми сталкивается личность в попытках преодолеть стрессовые жизненные ситуации, в поисках положительных межличностных контактов в виде понимания, одобрения, а также эмоциональной и социальной поддержки. При их отсутствии наркотики выполняют роль своеобразных костылей, которые, к сожалению, не лечат, а калечат» [ Линг Дж. Общие проблемы наркомании: анализ и перспективы // ИМПАКТ, 1985. С. 98. ]. Это высказывание лишний раз свидетельствует о том, что недостаток «позитивных санкций» (одобрения), эмоциональной поддержки приводит к ситуации, которую пытаются «исправить» негативными санкциями.

На личностном уровне «уход» в наркотики (равно как в пьянство или тотальный уход из жизни – самоубийство) – результат прежде всего социальной неустроенности, исключенности (exclusion), неблагополучия, «заброшенности» в этом мире, утраты или отсутствия смысла жизни. «Если у человека нет смысла жизни, осуществление которого сделало бы его счастливым, он пытается добиться ощущения счастья в обход осуществлению смысла, в частности с помощью химических препаратов» [ Франкл В. Человек в поисках смысла. М., 1990. С. 30. ].

Государственная политика и общественное мнение по отношению к наркотикам и наркопотреблению существенно различались и различаются во времени и по странам: от терпимости и даже благожелательности до полного неприятия, запрета (прогибиционизм) и преследования.

Производные каннабиса, кокаин, галлюциногены не дают физической зависимости в отличие от алкоголя [ Santino U., La Fiura G. Behind Drugs. Edizioni Gruppo Abele, 1993, p. 36. ]. Почему алкоголь легализован, а перечисленные наркотические средства запрещены?

Какие средства признаются наркотическими? Ведь их список меняется от страны к стране, от одного времени к другому. Сегодня потребление наркотиков в России популистскими политиками и СМИ признается едва ли не «угрозой национальной безопасности». А до мая 1928 года в стране не было запрета на оборот наркотиков. Фактически существовало индифферентное отношение к наркопотреблению и наркотизму как социальному явлению. Лишь в 1934 году устанавливается уголовная ответственность за посевы опийного мака и индийской конопли.

Трезвую оценку запрета наркоторговли с экономической точки зрения дает Л.М. Тимофеев: «Из всех возможных способов регулирования отрасли – налогообложение, национализация, запрет – запрет как раз наименее продуктивен. Запретить рынок – не значит уничтожить его. Запретить рынок – значит отдать запрещенный, но активно развивающийся рынок под полный контроль криминальных корпораций… Запретить рынок – значит обогатить криминальный мир сотнями миллиардов долларов, предоставить криминальным силам широкий доступ к общественным благам. И наконец, самое главное. Запретить рынок – значит дать криминальным корпорациям возможности и ресурсы для целенаправленного, программного политического влияния на те или иные общества и государства» [ Тимофеев Л. Наркобизнес: Начальная теория экономической отрасли. М., 1998. С. 107. ].

История знает и мирное сосуществование общества и наркотиков, и антагонизм вплоть до сражений. Однако «мы не выиграли ни одного сражения с наркотиками и никогда не выиграем», ибо «мы не можем изгнать наркотики и наркоманов из нашей жизни» [ Требач А. Примирение с наркотиком // Социологические исследования. 1991. № 12. С. 145. ].

Мировое сообщество начинает осознавать последствия «войны с наркотиками». В марте 2009 года опубликован доклад директора-исполнителя управления ООН по наркотикам и преступности под характерным названием: «Организованная преступность и угроза безопасности. Борьба с разрушительным последствием контроля над наркотиками». В докладе говорится: «Самым серьезным разрушительным последствием стало появление весьма прибыльного черного рынка контролируемых веществ, подчиненного могущественным преступным картелям, и, как следствие этого, беспрецедентный рост насилия и коррупции… Наркокартели покупают не только недвижимость, банки и коммерческие структуры, они покупают выборы, кандидатов и партии. Словом, они покупают власть… Именно государства должны проявлять сдержанность, находя альтернативные пути решения проблем наркотиков и преступности. Политическую и административную некомпетентность нельзя ошибочно использовать для оправдания нарушений прав человека, и правительства прежде всего должны разорвать этот ужасный замкнутый круг».

Одно из важнейших достижений доклада – предлагаются некоторые направления несиловой антинаркотической политики: «осуществление мероприятий, направленных на изменение социальных условий, с целью оказать воздействие на обстановку, в которой процветают рынки наркотиков»; социальная интеграция наркоманов и групп риска – жителей городских трущоб; предоставление возможностей выбора для реальных или потенциальных безработных, молодых людей с низким образовательным уровнем. В докладе утверждается: «потребители наркотиков… не должны привлекаться к уголовной ответственности. С учетом состояния их здоровья их нужно отправлять на реабилитацию, а не за решетку».

В США новый руководитель Управления по национальной политике в области контроля за распространением наркотиков Джил Керликовске заявил: «Независимо от того, как вы это называете – войной с наркотиками, или войной с продуктом, или как-то еще, – люди рассматривают ее как войну с ними лично. А мы не воюем с собственным народом» [ Журнал «Власть». №22 (825), 2009. ].

Убежден, что рано или поздно мир придет к легализации наркотических средств. Ибо потребление их – личное дело каждого; без легализации наркотиков не избавиться от наркобизнеса; в принципе ни одну социальную проблему невозможно решить путем запретов и репрессий, а лишь изменением социальных условий, порождающих ее.

Гемблинг

Гемблинг (gambling), или лудомания, – игровая зависимость, патологическая склонность к азартным играм, которая «заключается в частых повторных эпизодах участия в азартных играх, что доминирует в жизни субъекта и ведет к снижению социальных, профессиональных, материальных и семейных ценностей, не уделяется должного внимания обязанностям в этой сфере» (МКБ-10, 1994).

Гемблинг как аддикция (зависимость) относится к ретретистским формам девиантности наряду с алкоголизмом, наркоманией и токсикоманией. Страсть к азартным играм проходит через всю человеческую историю. Далеко не всегда азартная игра приводит к игорной зависимости. Точно так же, как не всякое употребление алкоголя или некоторых наркотиков приводит к патологической зависимости.

Да, гемблинг, как и иные виды зависимости, приносит страдание близким лудомана, подрывает экономику семьи, иногда доводит его самого до самоубийства. Но запрет легальных игорных заведений (казино, залов игорных автоматов) приводит к легко ожидаемым последствиям – уходу их в нелегальное подполье (катраны, известные в России еще с советских времен), расширению коррупционного рынка, обеспечению организованной преступности еще одним видом деятельности. Не говоря уже о том, что налоги, которые имело государство, уходят в зону теневой экономики, черного рынка.

В 2007 году, когда обсуждался путинский проект закрытия всех игорных заведений с переносом их в специальные зоны, я писал: «С учетом российских расстояний и российских дорог… реализация этого проекта вызывает существенные сомнения. Если же проект будет реализован … то легко предсказуемыми последствиями может стать широкое распространение нелегального, подпольного бизнеса, полностью подконтрольного криминальным структурам… Сегодня лишение масс населения привычных занятий, отлучение от игры не может не породить уход в подполье при запрете легальной деятельности игрового бизнеса» [ Гилинский Я.И. Игорная зависимость: альтернатива наркотической? В.: Онлайн-исследования в России: тенденции и перспективы / ред . А.В. Шашкин, М.Е. Позднякова. М., 2007. С. 87–88. См. также: Tsytsarev S., Gilinsky Y. [Gambling in] Russia. In: Meyer G., Hayer T., Griffiths M. (Eds.) Problem Gambling in Europe. Challenges, Prevention, and Interventions. Springer, 2009, pp. 243–256. ].

И действительно, еще до 1 июля 2009 года – даты запрета на игорный бизнес – стали открываться «рестораны», вход в некое заднее помещение которых – не менее 5000 у.е., «развлекательные интернет-центры», «уютные домашние условия» (Казань), «спортивные покерные клубы», а то и просто подпольные катраны, крышуемые милицией. Стоимость крыши – около $2000 [ The New Times, 23.03.2009. С. 22–23; Новая газета, 02.04.2009. С. 12–13. ]. Разумеется, ни одна из четырех планируемых «зон» (à la Лас-Вегас) не построена…

Итог запрета: тысячи сотрудников игорных заведений пополнили растущие ряды безработных, казна не получает налоги, на радость криминалитету выстраивается надежная сеть подпольных заведений, вырос рынок коррупционных услуг. Что следующее запрещать будем?

Проституция

Ревнителям нравственной чистоты очень хочется запретить и проституцию. Между тем ее не случайно именуют «древнейшей профессией». Древнейшая-то она не совсем, до нее существовали земледелие и пастушество, но продажа тела стала возможной с возникновением товарно-денежных отношений, как и любая купля-продажа: знаний, умений, силы, да и совести.

Древние были рациональнее многих нынешних. Исследователи связывают институционализацию проституции с дейктерионами (или доктерионами) – первыми публичными домами, основанными Солоном (VI в. до н. э.), установившим и единую плату для всех посетителей – один обол. За это один из современников Солона воспевает его: «Солон, слава тебе, что ты купил публичных женщин для блага города, наполненного крепкими молодыми мужчинами, которые без твоего мудрого учреждения должны бы были предаваться нарушающему покой преследованию женщин из лучшей сре­ды». В этом величании «выдается» одна из социальных функций проституции: служить охране моногамного брака. Позднее эту функцию проституции понимали (или догады­вались о ней?) и отцы церкви. Так, святой Августин восклицает: «Если уничто­жить публичных женщин, то сила страстей все разрушит!» Ему вторит Фома Аквинский: «Уничтожьте проституцию, и всюду воцарится безнравственность!» Так этого хотят наши сегодняшние святоши?

Продажность дело неблагородное. Это относится и к продажным политикам, ученым, журналистам. Но в условиях товарно-денежных отношений была, есть и будет торговля телом, знаниями, умениями, вещами, услугами. И как во всех других случаях, любой запрет порождает лишь подпольный, криминальный рынок и коррумпированность тех, кому надлежит следить за исполнением запрета.

Порнография

Никто не знает, что такое «порнография». Юридически значимое определение порнографии… отсутствует в мировой законодательной практике. Каждый конструирует это в меру своего понимания (отсюда – противоположные заключения различных экспертов по данному предмету).

Одно из неофициальных определений порнографии: «Непосредственное, вульгарно-натуралистическое изображение или словесное описание половых органов и полового акта, имеющее целью сексуальное возбуждение».

Что такое «непосредственное»? Что такое «вульгарно-натуралистическое»? А если не имеет целью сексуальное возбуждение? А если вызывает не возбуждение, а отвращение? А если возбуждает чтение литературы (А. Куприн, Г. Миллер), или разглядывание скульптуры (Венера Милосская)?

Таким образом, предусмотрена уголовная ответственность (ст.ст. 242, 242-1 УК РФ) неизвестно за что…

И вообще, повторю кого-то, список книг, запрещенных по обвинению в порнографии, выглядит как доска Почета: Джойс, Пушкин, Маяковский, Пруст, Флобер…

Однако репрессивная политика властей (прежде всего Государственной Думы), подогреваемая и раздуваемая популистскими политиками и СМИ, привела к тому, что население страны готово поддерживать любые действия «против порнографии», включая запрет и уничтожение выставок произведений живописи, литературных произведений, кинопродукции.

Ожидаю возражение: а как же использование детей для производства «порнографической» продукции? Вы и это хотите разрешить? Нет. Возможно такое решение проблемы: декриминализация деяний, предусмотренных ст.ст. 242, 242-1 УК, и введение нового состава преступления. Что-то вроде: «Привлечение детей в возрасте до … лет к изготовлению продукции с сексуальными, эротическими сценами».

Гомосексуализм

Гомосексуализм нельзя отнести к числу социальных «девиаций». Это, как правило, одно из врожденных выражений разнообразия сексуальных ориентаций, наряду с гетеросексуальной, бисексуальной, гермафродитизмом, транссексуализмом.

По данным различных исследователей, в современном мире устойчивую гомосексуальную направленность имеют в среднем 1–6% мужчин и 1–4% женщин. Гомосексуализм и бисексуализм нормальны в том смысле, что представляют собой результат некоего разброса, поливариантности сексуального влечения, сформировавшегося в процессе эволюции человеческого рода. О «нормальности» гомосексуализма свидетельствует его относительно постоянный удельный вес в популяции.

Даже по минимальным подсчетам в России должно быть не менее 1,5–3 млн истинных (генетически запрограммированных) гомосексуалистов. В действительности их гораздо больше за счет «социального фактора»: закрытые учебные заведения, тюрьмы, казармы. Таким образом, в гомосексуализме «виноваты» либо генетика, либо само общество. Будем запрещать и наказывать?

Запрет гомосексуализма, в том числе уголовно-правовой (печально известная ст. 121 УК РСФСР), противоречит здравому смыслу и элементарным правам человека. В современных цивилизованных обществах уголовным преступлением, одной из разновидностей «преступлений ненависти» (Hate crimes) является гомофобия, то есть действия, направленные на возбуждение ненависти либо вражды либо на унижение достоинства человека или группы лиц по признаку сексуальной ориентации. Думается, немало наших политиков, включая Лужкова, оказались бы за решеткой по обвинению в гомофобии.

Производство аборта

Американский криминолог Э. Шур к числу не подлежащих криминализации «преступлений без жертв» относит, помимо потребления наркотиков, гомосексуализма, азартных игр, проституции, также производство абортов [ Schur E. Crimes Without Victims. Englewood Cliffs, 1965. ]. Возражения сторонников запрета абортов на первый взгляд представляются весомыми: аборт – лишение жизни еще не родившегося, но зачатого и живого существа.

И все же следует высказаться за недопустимость запрета абортов. Родить ребенка или сделать аборт – свободное волеизъявление матери, сколь бы драматичным оно ни было. Женщина решается на аборт не от хорошей жизни. Это может быть уход из семьи отца зачатого ребенка, нежелательная беременность при наличии у матери других детей и тяжелом материальном положении. В этих и подобных случаях аборт, по мнению матери, является «крайней необходимостью». И запрет на легальный аборт в медицинском учреждении приводит к криминальному аборту, в том числе с помощью бабки-знахарки в антисанитарных условиях, со всеми негативными последствиями – вплоть до гибели женщины.

И в этом случае запрет – криминогенный фактор, порождающий криминальный подпольный рынок соответствующих медицинских (или знахарских) «услуг».

Экономические преступления и коррупция

Менее всего я хочу «оправдать» многие экономические, беловоротничковые (white-collar crime) преступления. Однако зарегулированность, чрезмерная деликтолизация и криминализация экономической деятельности лишь способствует бурному развитию теневой, полулегальной и криминальной экономики [ Бурова Н.В. Нелегальная экономическая деятельность: теория и практика измерения. СПб, 2006; Клямкин И.М., Тимофеев Л.М. Теневая Россия: Экономико-социологическое исследование. М., 2000; Латов Ю.В., Ковалев С.Н. Теневая экономика. М., 2006; Теневая экономика – 2007. Экономический анализ преступной и правоохранительной деятельности / ред. Л.М. Тимофеев. М., 2008; Тимофеев Л.М. Теневые экономические системы современной России. Теория – анализ – модели. М., 2008. ].

Что касается коррупции, то она возникает, формируется и приобретает тотальный характер именно на основе бесчисленных запретов, обойти которые бывает жизненно необходимо (в здравоохранении, образовании, при решении жилищных и бытовых проблем), а возможно лишь с помощью взятки [ Тимофеев Л. Институциональная коррупция. Очерки теории М., 2000; Гилинский Я. Девиантология… Указ. соч. С. 265–284. ].

Заключение

Затронутая тема имеет общемировое значение. О росте репрессивности сознания, о растущем вмешательстве государства в экономику стран и негативных последствиях этого пишут многочисленные исследователи. Об этом же свидетельствует правоприменительная, судебная и пенитенциарная практика. Наиболее актуальна эта тема для стран с «пережитками» или сохранением тоталитаризма, авторитаризма.

Давнишняя российская традиция «тащить и не пущать», святая вера в могущество запрета и максимально жестких санкций за их нарушение – многовековая трагедия России, к сожалению, поддерживаемая, а то и раздуваемая сегодняшней политической «элитой».

О неразвитости свободолюбия и толерантности в российском обществе (равно как и о некотором прогрессе в этом) свидетельствуют, в частности, результаты массовых опросов населения, проводимых Левада-центром: за ликвидацию или изоляцию от общества проституток выступало 60% опрошенных в 1989 году и 39% в 2005 году; аналогично предложили поступать с гомосексуалистами 63% в 1989 году и 48% в 2005 году; за ликвидацию или изоляцию наркоманов было 53% всех опрошенных в 1989 году и 48% в 2005 году. Иная динамика отношения к членам религиозных сект: за их ликвидацию или изоляцию от общества было всего 10% в 1989 году и уже 54% – в 2005 году [ Заостровцев А.П. Идеалы конституционной экономики и российская реальность. В: Актуальные экономические проблемы России / ред. Л. Лимонов. СПб., 2005. С. 142. ]. Сказалась активность РПЦ?

Свободолюбивый пафос настоящей статьи, разумеется, не исключает использование государством системы запретов, ограничений и санкций за их нарушения. Вся проблема в разумном, рациональном, умеренном их применении. Так, по мнению Всемирного банка, «высокий рейтинг в степени свободы предпринимательства не означает, что в стране отсутствует регулирование… Все страны, обладающие высоким рейтингом, регулируют экономическую деятельность, но делают это с меньшими затратами и возлагают меньшее бремя [на граждан]» [ Хопкинс Т. Регулирование в США и его контекст. В: Экономическая школа. Аналитическое приложение. №3. 2006. С. 135–144. ]. Кстати, по данным различных источников на 2005 год, наименьшее бремя ограничений экономической свободы в Новой Зеландии, Сингапуре, Австралии, Гонконге, Китае и Великобритании. Россия занимает 79 место из 155 стран. На последнем месте – Конго [ Хопкинс Т. Там же. С. 143–144. ].

И последнее: понимание того, что запрет часто служит значимым криминогенным (девиантогенным) фактором, порождает многочисленные «теневые» последствия, расширяя поле коррупции, деятельности организованной и экономической преступности, призвано способствовать совершенствованию законотворческой и правоприменительной практики, а также целенаправленному формированию правосознания населения и воспитанию толерантности. Правда, автор не столь наивен, чтобы верить в реализацию сказанного.