[ Дайджест публикаций центральной прессы и интернет-изданий ]
региональной общественной организации "Правозащитная информация"
Выпуск N 56 (829) от 29 марта 2004 г. [ N 55 ] [ N 57 ]
публикации:
[ Предыдущая ] [ Следующая ] [ Содержание выпуска ]
Бывший зек в России - человек без прав. "Откинувшийся", т.е. вернувшийся из мест лишения свободы, не имеет шансов на нормальную жизнь: на работу не берут, жилья лишают, документы не восстанавливают.
Государство и общество гарантируют бывшему зеку только одну дорогу - назад в тюрьму. В Орловской области впервые в России создали институт "адвоката зека" - посредника между осужденным и обществом. В штатном расписании местных колоний эта должность называется "социальный работник".
"Руки у меня сильные"
"Кто не с нами, тот у нас!" - в назидание посетителям написано на стене проходной Шаховской женской колонии. Помимо надписи стена украшена изображением папоротника - творением местных художниц. Творчество здесь поощряется: колония взрастила не одну "звезду". Вот, например, скульпторша Светлана Сасина - бабушка в резиновых сапогах и платке - встречает корреспондента ГАЗЕТЫ у самых ворот. Привычно присаживается на постамент собственноручно вылепленной статуи: позирует фотографу. Вопросов почти не слушает - вдохновенно рассказывает о своей судьбоносной встрече с московским скульптором Рукавишниковым.
"Он сказал, что руки у меня сильные. Такие крупные скульптуры только мужчинам под силу вылепить".
Когда в недалеком прошлом Сасина вышла на свободу, отсидев 12-й в своей жизни срок, ее оставили работать при колонии: "обихаживать скульптуры". Слепленные из смеси цемента, земли и глины, они и впрямь постоянно требуют реставрации. Потрескавшаяся русалка, белые с проплешинами лебеди, зоосад, Петр I и Владимир Высоцкий за зиму серьезно поизносились. Светлана Устиновна обновит их. Другие зечки обсадят скульптуры цветами. По здешним меркам будет красиво.
Когда-то Сасина была озеленителем. Рассказывает, что елочки сажала даже в Кремле. Потом в ее жизни бывало разное. За бродяжничество сидела, за кражи. Рисовать и лепить никогда не училась - талант проснулся как-то сам собой, после инсульта.
Живет Сасина в соседней деревне, иной раз ей даже перепадают заказы от здешних "новых русских". "Они даже в дом скульптуры заказывают", - демонстрирует скульпторша самые миниатюрные из своих творений - метровой высоты женские фигурки с вазонами-постаментами.
"Вот, всем миром из запоя ее выводили, - сетует сотрудница колонии. - Она к Рукавишникову в Москву хочет поехать. Пишет, чтобы денег на дорогу выслал. А он как-то не очень..."
"Мне крыша над головой нужна"
В колонистском клубе - выставка. На стенах - картины и вышивки: мультипликационный далматинец с наивными глазами, два Микки-Мауса сражаются друг с другом на кинжалах, птицы, кошки. Автор вышивок - пожилая молдаванка Зинаида Паю, этому ремеслу еще в детстве ее научила мать. "На собачку я 5 дней трачу, - рассказывает мастерица. - На герб - больше, это работа тонкая. Вот последний хозяину (начальнику колонии. - ГАЗЕТА) на 23 февраля подарила. Теперь хочу вышить самый красивый герб и Путину послать. Или я вам в Москву пришлю, а вы передадите".
Из тюрьмы вышивальщице Паю идти некуда. В Молдавию, к братьям и сестрам, она не вернется ни за что. Не хочет, чтобы они знали, что она была в тюрьме. "Всю жизнь воровала. Но шлюхой не была. Может, найдется какой мужичок - пусть однорукий, одноногий. Я ему хозяйкой буду. Мне крыша над головой нужна", - мечтает Паю.
Поиском крыши над головой как раз и занимаются социальные работники. Основная их задача - не отпускать женщин из тюрьмы в никуда. Сделать это трудно: от многих заключенных отказываются родственники, другие сами боятся возвращаться домой, третьим ехать просто некуда. 170 женщин из полутора тысяч колонисток - бомжи.
"Мы восстанавливаем утраченные родственные связи, - рассказывает старший социальный работник колонии Светлана Семашко. - Иногда женщины не говорят, где живут родственники, или не знают. Мы их разыскиваем, связываемся с ними, уговариваем принять освободившихся. Если не хотят - пытаемся разжалобить. Кроме того, мы помогаем оформить пенсии, восстановить утраченные документы, вернуть незаконно отнятое жилье. В общем, выступаем посредниками между ними и обществом, между ними и администрацией тюрьмы".
У 683 колонисток - почти половины населения колонии - в личном деле нет паспортов. Их теряют в милиции, в прокуратуре, в судах. В общем, по дороге сюда, на зону. Это обычная практика: раньше зекам вместо паспортов выдавали справки, поэтому к паспортам "беспаспортных" не относятся как к важным документам и по сей день. Законы изменились - привычка осталась. Освободившемуся из колонии получить новый паспорт почти невозможно, а без паспорта нельзя ни устроиться на работу, ни прописаться в квартиру, ни купить билет на поезд.
Это замкнутый круг.
"Они привыкают, что за них здесь все решают"
В "карантине" колонии N 6 тихо и покойно. На стенах - наглядная агитация: "Как восстановить паспорт", "Имущественные права", "Обязанности заключенных". Женщины свободно расхаживают по нескольким комнатам: они прибыли с очередным этапом и теперь "выдерживаются" в карантине. Именно здесь с ними начинает общаться социальный работник.
До недавнего времени Шаховская колония относилась к "учреждениям строгого режима". И хотя строгий режим содержания для женщин уже отменен, большинство находящихся здесь колонисток осуждены по "тяжким" статьям, причем - не в первый раз. 1506 заключенных женщин из 1524 обитательниц колонии судимы неоднократно.
Буквально на пороге колонии заключенной вручается анкета. Кроме стандартных анкетных данных в ней есть и неожиданные вопросы: "Кем вы воспитывались в детстве", "Наличие паспорта", "Обустроенность несовершеннолетних детей: поддерживаете ли с ними связь, хотите ли восстановить", "Наличие братьев и сестер", "Намерения относительно развития своей личности", "Какая помощь со стороны социального работника необходима для решения ваших проблем". Социолог сопровождает заключенную все то время, что она находится в колонии.
"Они идут к нам с любыми своими проблемами, - рассказывает Светлана Семашко. - Скажем, у кого-то упало зрение, а в швейном цеху этому не верят, не хотят снижать норму. Тогда мы организуем осмотр у врача, и если оказывается, что женщина не обманывает, ей снижают норму выработки или переводят туда, где меньше нагрузка на глаза. Приходят и с проблемами межличностных отношений. Правда, тут мы часто переадресуем их к психологу - работаем в паре. Но основные проблемы возникают, конечно, на выходе из колонии. Куда пойти, как устроиться, как жить по-новому. Они настолько привыкают, что за них здесь все решают, что боятся возвращаться к нормальной жизни. Иногда они даже шантажируют нас: "Пока не найдете, куда мне идти, из колонии не уйду".
"И всем находите?" - интересуюсь я.
"Стараемся. Хотя бывают и безвыходные ситуации, но проблемы пенсионерок, инвалидов решаем успешно. Если им некуда идти, пристраиваем в дома инвалидов, пансионаты для престарелых". -
"А куда поедет Зинаида Паю? Она же не хочет возвращаться к родным". -
"Будем уговаривать. Время есть".
"Воспитание добровольным быть не может"
Начальник УИН по Орловской области Владимир Суровцев - реформатор. Он буквально перевернул жизнь подотчетных ему колоний с ног на голову. Именно благодаря - ему в российских тюрьмах появилась должность социолога, а в профильных институтах стали готовить таких специалистов. На стене кабинета Суровцева - пейзаж и портрет Ленина. "Я с ним всю жизнь прошел", - улыбается начальник УИН. И тут же в обоснование своих реформ цитирует Путина: "Все как-то позабыли, что президент сказал на встрече с сотрудниками уголовно-исполнительной системы: "Я бы хотел, чтобы они выходили от вас не озлобленными".
Опыт позаимствовали у швейцарцев - ездили, смотрели, учились. А потом "перевели на русский". "Швейцарцы требовали, чтобы мы отказались от института начальника отряда, - вспоминает Суровцев, - основы основ советской пенитенциарной системы. И заменили его на социального работника. Но воспитание добровольным быть не может. Преступник нанес ущерб государству, личности - и должен за это ответить, должен что-то изменить и в своей жизни".
Тем не менее Суровцев серьезно видоизменил структуру подведомственных ему учреждений. Отряды остались, но их объединили в так называемые центры. В каждом центре - 5-6 отрядов, своя территория, свое начальство. На каждый центр - один два социальных работника, психолог. И, конечно, все прочие сотрудники, которые положены по обычному штатному расписанию: оперативный работник, сотрудник безопасности.
"При таком устройстве колонии каждый может попасть к психологу, социальному работнику именно тогда, когда это действительно требуется, - рассказывает начальник орловского УИН. - Режим, конечно, тоже важен, но здесь он отходит на второй план. Личность, человек - важнее".
Когда Владимир Суровцев впервые заговорил о своих центрах и социальной работе в колониях, коллеги смотрели на него, как на идиота: "Тебе что, больше всех надо?" Теперь же в штатном расписании всех колоний России есть соцработник. Другое дело, что вакансии заполнены далеко не везде.
Реформатора поддерживает губернатор Орловской области Егор Строев. Ежегодно предприятия области обязаны квотировать для бывших зеков выделение 54 рабочих мест. "Ливенский завод гидравлического машиностроения, Мценский завод алюминиевого литья, завод имени Малышева", - с гордостью перечисляет своих партнеров Суровцев. В колонии регулярно приезжают специалисты Федеральной службы по труду и занятости - рассказывают, куда можно устроиться, где найти работу с общежитием. Для зека, которому некуда идти, это единственный шанс устроиться в нормальной жизни. Есть в Орле и социальная гостиница для бывших заключенных. Здесь можно пожить, пока не найдешь работу, адаптироваться к нормальной жизни.
Путевка в колхоз
Шаховская женская колония - экспериментальная площадка. Хотя трудоустраивать женщин сложнее - им предлагают на порядок меньше мест, чем мужчинам, - сотрудники колонии все равно стараются изо всех сил. Благим делом Владимир Суровцев увлек всю свою семью. Его брат - Суровцев Анатолий - руководит одним из орловских колхозов и исправно забирает освободившихся женщин к себе: дает жилье, работу, воспитывает, помогает. Не всегда, правда, успешно: бывает, что бывшие заключенные спиваются или сбегают, но Анатолий не отчаивается. Недавно он забрал к себе Екатерину Ковалеву - еще одну "звезду" Шаховской женской колонии. Отбывая срок за убийство, она написала трогательную пьесу о любви - "Мой голубой друг", которую поставил МХАТ имени Чехова. Премьера, приезд в Москву (под конвоем), слава, журналисты, возвращение в тюрьму, освобождение и дорога в никуда - это пьеса из жизни самой Ковалевой. Анатолий Суровцев дал ей шанс. Сейчас Ковалева работает в колхозе и заканчивает вторую пьесу.
"Хрен они во мне чего подавят" (фрагмент пьесы Екатерины Ковалевой "Мой голубой друг"
Баба Валя: А я всю жизнь за правду сижу. Вечно вляпаюсь во что-то нехорошее. То с председателем сцеплюсь, то жалобу напишу, а она таким лихом обрастает в обратную сторону, что опять же я и виноватая. Вот и сейчас. Тюрьма - это учреждение, разрушающее личность и не выполняющее ни одной из своих предполагаемых функций.
Ленка: Баб, ты что это так умно заговорила?
Баба Валя: А я это где-то вычитала и запомнила. И еще запомнила: чтобы исправить преступника, нужно прежде всего подавить его волю. Хрен они во мне чего подавят. Я всегда правду-матку в глаза говорила и говорить буду.
Ленка: И сидеть безвылазно.
Баба Валя: Это мое личное дело, неужели, как ты, всю жизнь воровать буду? Пей вон свою политуру и кидай слюни на подушку.
Театр кабуки наоборот
Неизвестно, заинтересуется ли МХАТ творчеством уже освободившейся Ковалевой, но ее произведения совершенно точно ждут в психотерапевтическом театре "Если бы" Шаховской женской колонии.
Театр этот придумала психолог Галина Рослова. Придумала как некий психотерапевтический инструмент. "Хорошая идея, - одобрил Владимир Суровцев. - Изложи на бумаге". Так Рослова получила грант на создание театра.
Девушки в кринолинах суетятся в коридоре клуба. Маленькая комнатка напротив актового зала - гримерная. На сцене уже стоят декорации, звукооператор настраивает технику. Все настоящее, театральное, будто и не в тюрьме. "Мольер! Мнимый больной!" - объявляет Галина Рослова и, волнуясь, усаживается в первый ряд. Актрисы работают вполне профессионально. Театр кабуки наоборот - мужские роли играют женщины.
"А почему вы называете этот театр психотерапевтическим?" - интересуется корреспондент ГАЗЕТЫ. "С помощью театра я хотела обогатить опыт психокоррекции в условиях колонии, - говорит Галина Рослова. - Мы начинали не со спектаклей, а с курса терапии искусством. Рисовали, занимались хореографией, сценической речью, учились справляться со своими комплексами, с проблемами в общении. Терапия работает не только на тех, кто играет или работает в театре. Когда заключенные смотрят спектакль, они плачут, смеются. Они здесь очень эмоциональны, все чувства обострены. К тому же многие знакомятся с театром только здесь - в колонии".
Театр Галины Рословой выступает не только в родной колонии. Артисты ездят с гастролями и получают призы на конкурсах самодеятельных театров. Проблема одна - текучка. Актрисы, художники, звукооператоры периодически освобождаются. Надо искать новых. "Мы мечтаем создать продолжение нашего театра на свободе, - говорит Рослова. - Может быть, в Орле, может быть, в Москве. Наши актрисы с удовольствием продолжат начатое. Вот только было бы общежитие при театре".
"Как жить дальше"
Здесь же, в актовом зале, можно ознакомиться с расписанием занятий "Школы подготовки к освобождению". Аутотренинги "Законы успешности. Как жить дальше", "Возможные трудности при трудоустройстве освобожденных". Ролевые игры "Я в моей семье" и "Как найти работу". Увы, только с их помощью отношение к бывшим зекам в обществе изменить нельзя. В России судимость продолжает оставаться клеймом. В остальном мире к "откинувшимся" относятся по-другому.
В конце февраля этого года добропорядочную Америку всколыхнула история скандальной отставки: председатель правления оружейной компании Smith&Wesson Джеймс Майндер был вынужден уйти со своего поста, после того как в прессе появилась информация о том, что в молодости он отсидел 10 лет за вооруженный разбой. Правда, выйдя из тюрьмы, Майндер смог "начать новую жизнь": в 1974 году он получил степень магистра по социальной работе в университете штата Мичиган, после чего несколько лет трудился в местном бюро реабилитации бывших преступников и инвалидов. "На протяжении 35 лет после своего освобождения я вел примерный образ жизни. Я возлагал большие надежды на то, что мое проклятое прошлое умерло и никогда больше не всплывет. Но оно внезапно восстало из небытия", - поделился с журналистами Майндер. Впрочем, совет директоров Smith&Wesson, приняв отставку своего председателя, сохранил за ним пост рядового члена.
"Человек может исправиться", - такова позиция мировой общественности. Общественность российская, судя по всему, эту точку зрения не разделяет.
Что было сделано в 2003 году социальными работниками орловских тюрем
Восстановлены родственные связи 800 осужденных;
оформлено:
- 167 дел по опеке и попечительству над детьми осужденных;
- 72 пенсионных дела;
- 18 инвалидностей;
- 1347 страховых свидетельств государственного пенсионного страхования;
1561 паспорт заменен на бланк нового образца;
143 осужденным оформлены трудовые книжки, восстановлен трудовой стаж;
проведено занятий в школе по подготовке к освобождению - 140;
трудоустроено на предприятия Орловской области - 775 человек; за счет квотирования рабочих мест - 151 человек;
направлено в социальную гостиницу - 21 человек;
направлено пенсионеров в интернаты - 14 человек;
проведено обрядов бракосочетания - 12
Выпуск N 56 (829) от 29 марта 2004 г. [ N 55 ] [ N 57 ]
публикации:
[ Предыдущая ] [ Следующая ] [ Содержание выпуска ]