[ Дайджест публикаций центральной прессы и интернет-изданий ]
региональной общественной организации "Правозащитная информация"
Выпуск N 44 (817) от 11 марта 2004 г. [ N 43 ] [ N 45 ]
публикации:
[ Предыдущая ] [ Следующая ] [ Содержание выпуска ]
И если даже громкие, общественно значимые дела, над которыми трудятся лучшие судьи, сыскари и прокуроры, в итоге больше напоминают курсовую работу юриста-первокурсника или дурной анекдот, то что говорить о повседневной практике?
Процесс в Красноярске лишний раз доказывает: следствие и суды в России не умеют работать
За судебными процессами нельзя следить по телевизору. Чтобы разобраться в кухне российской судебной системы, надо хоть раз поскучать на допросе второстепенного свидетеля, послушать доводы прокурора и поболтать в перерыве с адвокатами. Только так можно заметить, как проявляется та грань, которая отделяет "басманное" правосудие от правосудия настоящего. И если даже громкие, общественно значимые дела, над которыми трудятся лучшие судьи, сыскари и прокуроры, в итоге больше напоминают курсовую работу юриста-первокурсника или дурной анекдот, то что говорить о повседневной практике?
Подтасованные факты, нестыковки в показаниях свидетелей, отсутствие каких-либо внятных доказательств, нарушения закона на каждом шагу... Грамотные адвокаты уверяют, что если бы наш суд был действительно беспристрастным, то каждое второе обвинение на процессе должно было бы рассыпаться. А это значит, что на свободу бы вышли не только действительно невиновные граждане -- жертвы прокурорских ошибок, но насильники и убийцы. И на самом деле это уже происходит: наше следствие оказалось профессионально не готово к введению суда присяжных, которые оправдывают одного обвиняемого за другим просто потому, что их вина оказалась недоказанной.
Изнутри этот громкий процесс выглядел скучно. Подсудимый дремал, трогательно подперев щеку ладонью. Прокурор сыпал казенными шутками, а судья рассеянно перелистывала пухлый том уголовного дела. Голоса выступающих адвокатов резонировали в пустоте: кроме меня и смешливого милицейского конвоя в зале Красноярского краевого суда, где разбиралось дело Вилора Струганова, не было никого.
Уголовные дела -- они как люди. Появляясь на свет в крови и муках, растут, толстея от подшитых и пронумерованных протоколов, взрослеют, вбирая опыт экспертиз, а потом уходят в небытие, оставив о себе память в виде приговора. Процесс Струганова только что перевалил рубеж между зрелостью и старостью: стороны уже высказали свои аргументы, но до прений дело еще не дошло. Впрочем, как печально сказал мне прокурор, процесс наверняка станет долгожителем: судя по настроению адвокатов, любой обвинительный приговор будет ими обжалован.
В Москве судебное шоу такого масштаба наверняка бы стало местом паломничества сотен любознательных бездельников: обвинительное заключение Струганова могло бы заменить сценарий еще одного сериала "Бригада". В начале, для завязки, пара заказных убийств. Разборки, переговоры, тайники с оружием. А потом, для финального эффекта, -- организация взрыва в средней школе ради "поднятия политического рейтинга". В Красноярске к подобному набору из приключенческого романа народ отнесся скептически. Судебный зал в краевом суде, явно переделанный из вестибюля, хронически пустует. Да и попасть в бывшее здание красноярского Дома политпросвещения, отданное теперь под краевой суд, довольно сложно.
...Утро. Тесный "предбанник" забит людьми. Одна очередь выстроилась к витрине, за которой сидят секретарь и судебные приставы. Другая, покороче, к барьеру с турникетами, разделенному рамкой металлодетектора. "Подождите", -- завернул меня на входе судебный пристав, больше похожий на картинного спецназовца.
Прождав полтора часа, решился на штурм: до начала судебного заседания оставалось десять минут. Натыкаюсь на уверенное "нельзя". Оказывается, по местным правилам, мое присутствие на открытом процессе Струганова должен санкционировать судебный секретарь. Визы она не давала. Пришлось грозить прокуратурой -- с точки зрения закона, судейские явно "препятствовали осуществлению деятельности СМИ". После небольшой телефонной перепалки с загадочной "второй канцелярией по уголовным делам" меня проводили прямо в зал суда. "Конспираторы, -- хмыкнул, услышав потом эту историю, один из стругановских адвокатов. -- Это чтобы ты с защитой не успел переговорить...".
Лица и исполнители
Жаль, что на судебные процессы не продают программки -- они большей частью напоминают настоящие спектакли, а их участники -- персонажей Салтыкова-Щедрина. Например, прокурор Харин заявил свидетеля. В зал приводят человека в маске. Объявляют: это специальный милицейский агент, работающий "под прикрытием" стукачом в тюрьме. Выступает под псевдонимом, для собственной безопасности. Судья спрашивает его: "На самом ли деле сокамерники говорили о Струганове как о заказчике убийств и взрыва?". А тот отвечает: "Ничего подобного". Суд начинает раздражаться: "Как так? Может, вам маску снять?". Свидетель немедленно соглашается: "Я вообще не понимаю, для чего на меня ее надели...".
Другой свидетель злил судью Меркушеву постоянными провалами в памяти. "Скажите, Филимонов, -- спрашивает судья, -- вас тогда-то задерживали сотрудники милиции?". "Не помню", -- отвечает свидетель, будто у него этих задержаний случается по нескольку раз на дню. Но гвоздь номера -- это выступления потерпевшего Дударева. Он же, по материалам дела, один из двух террористов (?!), взорвавших школьное крыльцо по заказу Струганова.
Бедный подрывник, лишившийся напарника, глаза и пальцев на руке, вначале постоянно переспрашивал, в качестве кого его тут допрашивают. А когда слышал заветное -- "потерпевшего", моментально успокаивался, приобретая редкое для людей подобной категории красноречие, додумывая вопросы стороны обвинения, будто до суда неоднократно репетировал ответы. Спрашивает его, к примеру, прокурор Харин: "Вы закончили свои показания на том, что начали давать показания?". А Дударев и говорит: "Да, я сразу стал давать правдивые показания. Потом я сопоставил факты. И пришел к выводу, что это сделал Струганов. У нас был заказ на устранение Михеева. Работали по нему, но взорвали нас".
Михеев -- это второй потерпевший, приятель подсудимого Струганова. Правда, в отличие от Дударева, взрывал не он. Взрывали его. По мнению следствия, Струганов, "в связи с возникшими неприязненными отношениями с Михеевым, решил физически устранить его", для чего, собственно, и нанял будущего потерпевшего Дударева с его погибшим напарником Проскуряковым. А тот, как написано в стругановском обвинительном заключении, после долгой слежки за Стругановым и Михеевым (и зачем нужно было следить за "заказчиком"? -- П.В.), во время которой их с Дударевым едва не застукали стругановские охранники, "действуя "в одиночку" и не посвящая Дударева в план своих действий, воспользовался моментом, когда автомобиль Михеева -- джип "Гранд-Чероки" госномер А 775 КТ был оставлен без охраны возле казино по адресу: ул. К. Маркса, 14, в г. Красноярске, заложил под его днище самодельное взрывное устройство, состоящее из тринитротолуола".
Тринитротолуол -- это тротил. Машина Михеева разлетелась вдребезги. Сам он уцелел: взрывник из Проскурякова вышел неважный, поэтому уничтожил он пустой джип без водителя и пассажиров. Та же ерунда получилась и со вторым заказом.
В обвинительном заключении Струганова этому эпизоду деятельности криминального дуэта Проскурякова и Дударева посвящено несколько полных высокого трагизма абзацев. Оказывается, "для поднятия собственного рейтинга у Струганова возникла идея представить себя жертвой противостоящих ему сил. План Струганова состоял в том, чтобы путем взрыва школы N 100 в г. Красноярске, где была запланирована его встреча с избирателями, сымитировать покушение на свою жизнь и привлечь к себе таким образом внимание общественности". Но террористы оказались бракоделами: бомба взорвалась-таки в школе, но в руках Проскурякова, серьезно покалечив стоящего рядом Дударева. Теперь Дударев -- не террорист, не киллер, а пострадавший. Удивительная метаморфоза. И таких превращений в деле достаточно.
Защита стороны обвинения
О том, как несостоявшийся шахид стал потерпевшим, мне рассказал прокурор Харин. После судебного заседания я подошел к нему за комментариями. А он, радушно улыбаясь, пригласил меня для разговора в свой кабинет.
"Ты понимаешь, -- сказал Харин, наливая мне домашнего компота из смородины, бутылка которого хранилась у него в забитом папками шкафу, -- Дударев -- неплохой парень. И характеристики у него хорошие. Спортсмен, боксер. В армии служил в спортроте. А потом попал под влияние Проскурякова. Тот ему прямо говорил, что зарабатывает киллерством. Конечно, Дударев признался, что приехал в Красноярск убивать. Но он сразу после того, как вышел из комы, дал показания на Струганова. Сказал, что это имя называл ему Проскуряков. Человек вернулся с того света -- как ему не верить? А то, что дело нелогично, -- так это понятно. Кто это задумал, он ведь не хотел, чтобы его поймали. В определенные моменты преступники действуют алогично. Так, чтобы их действия не поддавались здравому рассудку...".
Симпатии прокурора -- великое дело. Точное действие механизма, превращающего обвиняемого в потерпевшего, можно понять, прочтя обвинительное заключение Струганова. Для реабилитации "спортсмена, боксера" оказалось достаточно добавить к каждой сцене, описывающей процесс подготовки к преступлениям, фразу о том, что Проскуряков "не посвящал Дударева в свои планы". А тот следил за потенциальной жертвой, помогал готовить взрывы и прятал оружие, совершенно не подозревая об истинных намерениях своего товарища. До тех пор, пока тот не подорвался на собственной мине.
Прокурор шутит
Взорванный человек -- зрелище неприятное. Адвокаты Струганова обступили телевизор, рассматривая представленную суду видеозапись осмотра места преступления. Прокурору Харину это показалось забавным. "Вся безумная больница у экрана собралась..." -- процитировал он Высоцкого. Адвокаты обиделись.
"Пойми, это же просто оскорбительно, -- говорил мне защитник Гегия в перерыве. -- Вот, к примеру, я -- грузин. Так Харин во время процесса встает и начинает анекдот про грузин рассказывать. Или предлагает нам читать материалы дела по слогам..."
При мне Харин шутил более сдержанно. После перерыва, перед которым я впервые появился на процессе Струганова, он, вернувшись в зал заседаний, насупившись, перебирал бумаги. Потом не выдержал:
-- Почему мне не сообщили, что на процессе присутствует представитель прессы?..
"Как хорошо, когда в зале сидят журналисты, -- говорили потом между собой адвокаты. -- Вот и Харин посерьезнел. А судья -- сама корректность..."
Про судью стоит рассказать отдельно. Судьбу Струганова вершит женщина по фамилии Меркушева. Пока разбирается дело, она успела сделать карьеру: ее назначили заместителем председателя краевого суда. По идее, этот факт должен говорить о возросшем профессионализме федерального судьи. Судя по словам адвокатов, они так не считают.
"Мы несколько раз заявляли отвод. Понимаешь, Меркушева даже не скрывает того, что работает в одной связке с прокурором. Прямо в зале суда совещается с ним по поводу того, кто из свидетелей будет допрошен завтра. В материалах следствия целая куча грубейших подтасовок -- так она их не замечает. Постоянно подыгрывает Харину в процедурных вопросах. Мы заявляли ей и прокурору отвод -- так Меркушева его даже не рассмотрела. Так, под отводом, и вела потом заседания".
Цирк в "Доме рыбака"
Подтасовки в деле видны, кстати, невооруженным глазом дилетанта. К примеру, в восьмом томе подшиты сразу два листа номер 231. Один, как и весь том, потертый. А другой -- новенький, с белоснежно-девственными краями.
Или вот история с метаморфозами содержимого карманов террориста Проскурякова. Вначале найденную у него записную книжку обозвали блокнотом. Потом блокнот превратился в органайзер. А в запросе следователя Непомнящего его уже называют записной книжкой. При этом номера телефонов, указанные в запросе, и номера, которые значатся в представленном на процессе органайзере черного цвета, не совпадают -- они различаются на одну-две последние цифры.
"Это либо следователи умышленно скрыли подлинную записную книжку Проскурякова, куда киллер записал телефоны настоящего заказчика теракта, либо сделали ее искаженный дубликат, -- сказали мне адвокаты. -- Иначе все эти превращения объяснить нельзя..."
А обыск на базе отдыха "Дом рыбака" вообще превратился в цирковой номер. Его проводили два раза: вначале безрезультатно, потом -- успешно, по приказу начальника РУБОПа МРЭО Красноярского края Назарова, который, ни разу не бывавший в "Доме рыбака", точно указал своим подчиненным, где и что именно нужно искать: "в маленькой комнате, под кроватью". Нашли под кроватью две сумки с грязной одеждой Дударева и Проскурякова. По версии следствия, их сюда привез из красноярской квартиры подрывников, проехав пятьсот километров сибирскими трассами, друг Струганова Беловенцев. Для чего -- неясно.
" Да нет, все понятно, -- говорят адвокаты. -- Кроме слов Дударева о том, что он мельком слышал от погибшего Проскурякова про существование заказчика по фамилии Струганов, следствию позарез нужны были вещдоки. А шмотки киллеров помогают хоть как-то привязать их обладателей к подсудимому через его друга Беловенцева. Так что следователи не зря два раза восьмиметровую комнату обшаривали..."
Но больше всего следствие подвел один из свидетелей, бывший подполковник ФСБ, ветеран практически всех локальных конфликтов последнего времени. Показания, которые он дал перед мартовскими праздниками, прозвучали как ответ на неразрешимые логические головоломки дела. Неразрешимые, если, конечно, следовать прокурорской логике.
Оказывается, незадолго до своей гибели главный подрывник Проскуряков созвонился с ним и попросил найти каналы сбыта алюминия. Дескать, он, Проскуряков, в ближайшем будущем получит возможность получать его по крайне низкой цене. "Откуда? -- удивился бывший подполковник. -- Рынок алюминия давно устоялся, дешевому металлу просто неоткуда взяться...". "От Быкова, -- ответил, по словам свидетеля, подрывник. -- Скоро Струганова "завалят", Быков выйдет на свободу, так что ищи покупателей: алюминий будет..."
Следствие ведут знатоки?
Расследованием дела Струганова занимался знаменитый в прокурорских кругах человек -- начальник следственного управления Кемеровской областной прокуратуры Сергей Иродов. К слову сказать, бывший земляк и сослуживец нынешнего заместителя генерального прокурора Валентина Симученкова. Один раз он уже прогремел на всю страну, посадив за решетку избранного мэра города Ленинск-Кузнецкий Геннадия Коняхина. Долго тот не просидел, но своего поста лишился. Иродов после этого пошел на повышение.
Тогда, в 1998 году, на скандальном судебном процессе развалилось десять из одиннадцати предъявленных обвинений, в результате чего Коняхин отделался сроком, уже отсиженным в следственном изоляторе. Оставшийся в приговоре пункт обвинения специалисты ехидно называют "парашютом". Функция у него одна -- защитить "пятую точку" напортачившего следователя от заслуженной кары со стороны разгневанного начальства.
Теперь Иродов занимается бывшим кандидатом в депутаты Стругановым. Адвокаты последнего надеются, что с тем же успехом. "Басманное" правосудие тоже требует некоторого профессионализма от своих исполнителей. Ведь для того чтобы отправить человека за решетку, одной только сговорчивости суда маловато.
Выпуск N 44 (817) от 11 марта 2004 г. [ N 43 ] [ N 45 ]
публикации:
[ Предыдущая ] [ Следующая ] [ Содержание выпуска ]