[ Дайджест публикаций центральной прессы и интернет-изданий ]
региональной общественной организации "Правозащитная информация"
Выпуск N 67 (605) от 14 апреля 2003 г. [ N 66 ] [ N 68 ]
публикации:
[ Предыдущая ] [ Следующая ] [ Содержание выпуска ]
Иногда я окидываю взглядом "свою" одиночную камеру, в которой провел уже 100 дней второго раза, и спрашиваю себя: что я здесь делаю?
И я не нахожу более или менее вразумительного, толкового ответа.
...Было это в древнем японском городе Нара. Середина ноября. Солнечно и тепло. Я вышел из электрички, прошел через вокзал и по правой стороне какой-то улицы стал подниматься вверх. Вместо переводчика и гида у меня была карта-схема города с обозначением всех достопримечательностей. В Японии очень хорошие карты. Как, впрочем, и во многих других странах, кроме России: в России, стране с явно вывихнутыми мозгами, все, что подробно и правдиво, считается государственной тайной.
К сожалению, я не помню названия замка и парка, в котором я бродил полдня. Но я помню ощущения, с которыми любовался озером с разноцветными карпами кои, красными листьями кленов и желтыми -- других деревьев. Сидишь перед деревом, смотришь, как отрывается лист с ветки и медленно падает на землю. И так проходит жизнь... И куда-то далеко-далеко уходят земные проблемы, мысли о том, что вечером -- обратная электричка в Осаку, а через пару дней -- обратный рейс во Владивосток и возможный арест.
Очень часто по телевизору в прогнозе погоды в течение суток указывают температуру воздуха в регионе. И всякий раз колебания в сторону повышения или понижения температуры на два, три, а то и четыре градуса. Что ж, дело обычное: ветер -- массы воздуха движутся туда-сюда, вот и разница плюс-минус несколько градусов. Может быть. Но я вот о чем думаю. Судьи за преступления по одинаковым статьям, совершенные в одинаковых условиях, но в разных районах города (или в разных городах -- не суть важно), "дают" разные сроки лишения свободы. Порой разница доходит до 4--6 лет. Мне интересно: "какие ветры дуют" в судейских головах? Очевидно, нужно как-то упорядочить критерии, чтобы не одним только никому не понятным эфемерным соцсознанием руководствовались суды, вынося приговоры. Может, стоит осудить пару-тройку судей. И сроки им впаять за неправосудные приговоры с разницей в четыре -- шесть лет лишения свободы. Пусть подумают о... перемещениях масс воздуха.
Судья. Охранник. Осужденный. Три разных персонажа. Я их всех знаю.
Судья. Слегка за 30. По блату устроился на это место. Законы знает плохо, но при папе-адмирале это не обязательно. На первых порах советовался, что и сколько "давать" подсудимым. Потом обнаглел и начал сам назначать, как черт на душу положит. Наглый до предела. Улыбчивый -- от безответственности. Женился на едва ставшей совершеннолетней дочке другого судьи, которому тоже слегка за 30. Интеллект -- гораздо ниже среднего. Пьет, курит, ленив. Труслив.
Охранник. Немного до 30. По блату устроился на место сотрудника тюрьмы. Младший офицер: законов не знает вообще, хотя это иногда и нужно. На первых порах был робок с осужденными и с коллегами, но потом обнаглел и даже научился улыбаться немного неприятной улыбкой. Женат на такой же серой и некрасивой, как и сам, девушке. Интеллект почти отсутствует. Пьет, курит, ленив. Труслив.
Осужденный. Около 30. Первый срок в 5 лет "залетел по глупости". На зоне его "исправила" система так, что стал убежденным противником всякой власти. Ему тогда судья дал действительно больше, чем следовало по закону. Но судья плохо знал законы и вообще стал судьей по блату (смотри выше). Когда-то, пряником, осужденный был робок, сейчас нагл до предела. Курит, не пьет, потому что за решеткой. Не труслив. Законы знает не хуже судьи и лучше охранника. Был женат и даже где-то есть дети. Интеллект -- средний, но начитан и хорошо щелкает кроссворды.
К чему все это? Да к тому, что если их всех поменять местами, то никто никогда не заметит разницы!
Акутагава, наверное, так написал бы (начало, во всяком случае) о пребывании в одиночной камере. (Название оставим его -- "Удивительный остров", потому что одиночная камера и есть остров в архипелаге СИЗО -- следственного изолятора.) Итак: "Я лежу на железной шконке, прообразе деревянных нар. По-видимому, в тюрьме. Перед глазами зарешеченное окно, а за ним на фоне серо-стального неба что-то поблескивает, кажется, снег. Но зачем я -- в тюрьме? Этого, как ни странно, я не помню. Сижу ли я один или с кем-нибудь -- и об этом у меня самое туманное представление.
Снег... Быстрый-быстрый, словно кто-то там, с небес, решил написать им на земле свои мысли. Небесная даль как бы подернута дымкой. Мне лень шевелиться, но я хочу рассмотреть, что там, за этой дымкой. (На самом деле это Акутагава хочет, а мне по фигу. Потому что я точно знаю: за дымкой -- корпус N 2 следственного изолятора N 1. Так что усилий воли особенно не надо, чтобы увидеть очертания второго корпуса.) Довольный результатом (это Акутагава доволен), я еще раз напрягаю волю. На этот раз она не помогла".
Я тоже сто раз на дню напрягаю волю. И не всякий раз она помогает.
Недавно в нашем корпусе открыли боковые окна -- для сквозняка. И в это же время баландеры решили погрузить мусорную кучу в машину. Вонь стояла такая, что впору было надевать противогазы. Причем воняло не только гнилыми овощами (о них не скажешь: "Цвет этого овоща неописуемо красив. В нем совмещаются цвета розы и ясного лета"), но и полуразложившимися рыбьими головами. Хорошо бы на это время стать калекой, наподобие описанного Акутагавой, -- лишенным слуха, зрения, обоняния... На роль arbiter elegantiarum -- арбитра изящности -- я не претендую. И знатоков, и законодателей "хорошего вкуса" в тюрьме и без меня хватает.
В наших русских тюрьмах полно такого, чего нет нигде больше. Ну где еще, к примеру, к вам придут и скажут: "Хочешь слушать радио? Сдавай деньги". Я тут же написал заявление: дескать, прошу снять с моего счета сто рублей. Заявление не приняли, сказали: рано еще, надо где-то обсудить, прикинуть, принять решение, утвердить его в одной инстанции и доложить в другую, потом дождаться, когда там обсудят, прикинут, примут решение... Я понял, что радио в этой тюрьме на своем веку я не услышу.
В какой-то газете прочитал интервью с актером Арменом Джигарханяном. Ему был задан интересный, редкий вопрос: "Как вы относитесь к одиночеству?". Вот что ответил Джигарханян: "Очень люблю. Это моя точка опоры... Одиночество очень помогает человеку быть искренним. Одиночество -- это хорошее состояние!".
Я думаю, что Армен Борисович не знает, что такое одиночество. Или понимает под этим словом что-то другое.
Об одиночестве написаны тома книг и трактатов. Об одиночестве наверняка хорошо знали Сартр, Достоевский, Акутагава и многие-многие писатели. Литературный труд предполагает одиночество. Но одиночество чердака или квартиры не есть одиночество тюремной камеры. Я не говорю, что оно лучше или хуже, я говорю, что оно другое.
Я не знаю, какое одиночество было у Джигарханяна. Если краткосрочное, то он может говорить, что это состояние -- хорошее. Мне довелось прожить в одиночной камере 14 месяцев. И неизвестно еще, сколько придется, полгода еще как минимум. 14 месяцев -- это, конечно, не 14 лет в замке Иф. Но, скажу я вам, тоже немало. Во всяком случае, достаточно, чтобы сказать, что я немножко знаю о чувстве или состоянии одиночества. И то, что я знаю, не дает мне оснований говорить, что это состояние -- хорошее. Оно -- разное для разных людей. Один с ума может сойти, другой внезапно захандрит и заболеет, третий до конца жизни станет нелюдимым. Как одиночество повлияло на меня -- не знаю, потому что испытание одиночеством еще не закончено.
Но я не об этом. Я о том хорошем, светлом, радостном, что есть в тюремном заключении. Нет, крыша не поехала (надеюсь). Просто мне показался необъективным взгляд на вещи (в данном случае -- тюрьма и процесс отсидки) с одной лишь точки зрения. Попытаюсь найти, если получится, положительные стороны заключения биологического организма под названием homo sapience на площади в 8 квадратных метров с относительной изоляцией от других особей.
Итак, уже само по себе ограничение общения с себе подобными должно вызвать у вас чувство оптимизма, легкого подъема и уверенности в завтрашнем дне. Одиночество, как сказал в интервью актер, -- это хорошее состояние. В самом деле: что хочу, то и делаю. Хочу -- песню пою, хочу -- спать ложусь. Книжки читаю, стихи сочиняю. Ну, где еще у вас, дорогие мои россияне, там, на вашей прекрасной свободе, найдется столько свободного времени? Пришел с работы -- на кухню. Ужин, дети орут, внимания требуют, жена о чем-то просит, телевизор зомбирует; что в вашей жизни все хорошо, осталось только на Канары слетать...
А здесь, в теплой, вонючей, облупленной камере, время можно, как икру, ложками жрать, ножом (хоть он запрещен) резать, на хлеб намазывать, пить его взахлеб, как на воле пили бы пиво и кока-колу. Здесь вообще есть только вы и время. Чем меньше вас, тем больше времени. Чем больше времени, не занятого ничем, тем быстрее оно вас сожрет. Поэтому -- что-то делайте. Желательно то, что не доделали, не сделали или вообще никогда не делали...
Возьмите английскую газету -- и читайте эту газету. Словарями запаситесь -- и вперед. Лет через... вы уже свободно сможете общаться и обмениваться мыслями с... С кем? Да с теми, кто, как и вы, тоже отсидел не свое в эпоху разгула шпиономании и боролся со всем тем, с чем уже неоднократно боролись.
Только здесь вы окончательно поймете, что не бороться в нашей стране просто невозможно... Если не бороться и не праздновать что-то по две недели кряду, то тогда надо же работать. А кому охота? Да никому! Экономика в упадке. Упадок -- это ее нормальное состояние. Когда она активизируется, значит, Индия или Иран заказали нам новый самолет или танк. Объяснить вечно лежачее состояние экономики очень выгодно только одним -- происками врагов-шпионов. Действует безотказно. Правда, в последнее время все чаще действует только на тех, кто эту борьбу инициирует и ведет ее в состоянии агонии до невнятного конца. Зато сотни тысяч людей из КГБ, прокуратур и судов -- при деле. Не важно -- при каком, важно -- при деле.
В тюрьме вы узнаете очень много о жизни вообще, о себе и людях в частности. Вы закалитесь телесно и духовно. Вы окончательно возненавидите власть и государство. Вы станете частью тех десятков миллионов, которые, как фитиль в ожидании взрыва, тлеют. Пока тлеют. Могут протлеть всю жизнь. Могут взорваться и сгореть. Выйдя на волю, вы почти безошибочно научитесь лишь по взгляду, по выражению глаз угадывать тех, кто сидел в тюрьме и на зоне, кто из состояния тления готов в любой момент перейти в состояние горения и взрыва.
Вернувшись к прежней жизни, вы поймете, что ее -- прежней жизни -- для вас уже нет и никогда не будет; как бы старательно вы ни прогоняли свое тюремное прошлое, оно будет до конца дней ваших возвращаться к вам: во снах бесконечных, во взгляде случайного прохожего; в вечном сволочизме государства; в глубоком чувстве ненависти к тем, кто посадил вас за решетку.
Самое печальное, что вы научитесь со всем этим жить.
А В ЭТО ВРЕМЯ НА ВОЛЕ
ИЗ ПИСЬМА ЖЕНЫ ГРИГОРИЯ -- ГАЛИНЫ
4 сентября 2002 года
"...Утром съездили с Русланом в суд -- забрали "вещественные доказательства по "делу Пасько". Все грязное, ужасное...Вечером звонили из АРД. Спрашивали, не пытался ли кто-либо из журналистов попасть к тебе и как это вообще лучше сделать. Я сказала, что в изолятор пускали РТР, а в суд -- ОРТ. Предупредила, что место твоего пребывания может изо дня в день измениться, а разрешение получать нужно только в Москве, в ГУИНе. Поговорили с ними "за жизнь" и о "твоем деле", об обстановке в стране. Тебе привет от них. Хороший звонок..."
5.09
"...Гриша, мои дни протекают так, что ТВ я почти не смотрю. Утром убегаю на работу, вечером прихожу в 9-м часу, готовлю ужин, обед на завтра, что-то по хозяйству, стирка, глажка, и часов в 12 без задних ног ложусь. Даже новости не всегда успеваю посмотреть. Но я не чувствую, что много теряю...Только жалею, что некоторые передачи ("Назло", "Грани") не удается посмотреть, разве что Хрюна со Степаном иногда удается застать..."
"...Руслан сейчас сидит, пытается перевести письмо (из Англии какое-то пришло). Мужик спрашивает, чем он может помочь тебе и твоей семье (нашей т.е.)...Я тебе не переправляю письма, пришедшие домой. Их уже целый мешок, некоторые складываю, не распечатывая. Потом, по выходе, пересмотришь; может, ответишь на какие, на все невозможно..."
Выпуск N 67 (605) от 14 апреля 2003 г. [ N 66 ] [ N 68 ]
публикации:
[ Предыдущая ] [ Следующая ] [ Содержание выпуска ]