Дайджест публикаций центральной прессы и интернет-изданий ]
региональной общественной организации "Правозащитная информация"

Выпуск N 247 (773) от 30 декабря 2003 г. [ N 246 ]
публикации: [ Предыдущая ] [ Следующая ] [ Содержание выпуска ]

Страницы придерживал носом

Московские новости, N 49

Правозащитник Александр ПОДРАБИНЕК комментирует письмо Михаила Трепашкина из "Матросской Тишины"

"Подследственные заключенные считаются невиновными, и с ними следует обращаться соответственно". Минимальные стандартные правила обращения с заключенными. Приняты ООН 31 июля 1957 г.

Правозащитник Александр ПОДРАБИНЕК комментирует письмо из "Матросской Тишины"

На днях министр юстиции России Юрий Чайка встретился в Кремле с президентом Путиным. Министерству юстиции в сжатые сроки удалось подготовить нормативно-правовые акты, направленные на значительную гуманизацию уголовно-исправительного законодательства, доложил президенту министр.

Благостную картину стремительного улучшения уголовно-исполнительного законодательства и условий содержания заключенных несколько портят свидетельства, приходящие из тюрем. Как раз в те дни, когда в Кремле министр встречался с президентом, из московского следственного изолятора на улице Матросская Тишина на волю дошло письмо от содержащегося под стражей Михаила Трепашкина. ("МН" неоднократно писали о его роли в расследовании преступлений, связанных со взрывами в Москве в сентябре 1999 года.) Бывший подполковник ФСБ, обвиняемый сегодня в разглашении государственной тайны и компрометации органов госбезопасности, заявляет о пытках. Причем не только в тюрьме, но и в помещении Московского окружного военного суда, где его судят и где он знакомится с томами своего уголовного дела.

"Мне приковали одну руку низко под столом, причем так, что я не мог прямо сесть, после чего предложили в таком унижающем человеческое достоинство положении знакомиться с томами уголовного дела и делать выписки. Одной рукой и держать, и менять толстый том, да еще делать выписки физически было невозможно. Когда одной рукой менял том, то придерживать его приходилось носом, чтобы не закрылся. Ясно, что писать в такой позе физически нельзя. Кроме того, из-за низко прикованной руки и перекошенной позы начала сильно болеть спина и бок. Так как рукой, прикованной к столу, я старался придерживать листы закрывающегося тома, поэтому тянул ее вверх, то запястья покрылись полосами (от наручников) и тоже стали болеть. Очень хотелось есть и сделать хотя бы глоток горячего кипятка. По этой причине я отказался знакомиться с материалами дела, написал заявление, что, пока не прекратятся пытки голодом, я дело читать не могу и не буду. Заявление не принимали. Я сидел закованным в наручники, ужасно промерз и не знал, как выразить свой протест и прекратить пытки".*

Заключенных, которых возят в суд знакомиться с делом или судить, никто не кормит. Процесс может длиться неделями, и самое большее, на что может рассчитывать подсудимый, - это на сухой паек из законной пайки хлеба и какой-нибудь малосъедобной рыбы.

Вот как Михаил Трепашкин описывает свой обычный "судебный" день, когда он пытался ознакомиться в военном суде с материалами своего дела. В полпятого утра он встает, чтобы в пять быть готовым к выходу из камеры и поездке в суд. С 5 до 9 утра, в ожидании автозаков - автомашин конвоя, он вместе с множеством других зэков сидит в тюремном боксе на первом этаже - маленьком и прокуренном помещении без вентиляции. Людей в бокс заталкивают так много, что негде сесть. Потом многочасовая доставка в суд. Автомашины конвоя выбирают маршруты так, чтобы по пути заезжать в различные суды. В результате на ознакомление с документами (а в деле Трепашкина 26 томов) отведено 2-2,5 часа в день. Дней отпущено - девять. Вечером - возвращение в неотапливаемом автозаке в свою тюрьму, с многочисленными остановками в других судах и тюрьмах. В час ночи он добирается до своей камеры. В полпятого снова подъем - новый "судебный" день.

"В камере N 274, куда я был водворен, арестованные спят по очереди в две, а иногда и в три смены, - пишет Трепашкин. - Оставшиеся без мест проводят время стоя на ногах, так как негде и не на что сесть... Ни один из автозаков не имеет обогревательных приборов. Вечером после суда меня доставляли в Бутырский СИЗО, где в автозаках в течение 4-5 часов ожидалась та автомашина, которая ночью должна была доставить меня и других арестованных в СИЗО "Матросская Тишина". Фактически все время находишься на морозе. В целом при поездках в суд и из суда по причине издевательской организации конвойного сопровождения мы всегда промерзали так, что мрачнело в глазах и мутилось сознание. После таких доставок в суд и обратно отогреваться нужно было по 40 минут и более. В Московском окружном военном суде не отапливается и комната конвоя. Так как там по часу и больше приходится сидеть в боксе в ожидании судебного заседания, то промерзал всегда еще больше. Только после доставки в зал судебных заседаний удавалось отогреться, но при этом не успевал подготовиться к защите".

Уставшие от постоянного недосыпа, голодные и промерзшие подсудимые приезжают на суд, где от холеных прокуроров и невозмутимых судей они могут услышать о том, что в российском уголовном процессе у защиты и обвинения равные права.

У Михаила Трепашкина вдобавок ко всему изъяли обвинительное заключение, список свидетелей, папки с доказательствами защиты, подготовленные ходатайства. "Все это выглядело какой-то средневековой дикостью, пыткой и издевательством. На мои письменные протесты прекратить пытки судья С.П. Седов ответа не дал, мер не принял. В такой издевательской обстановке я изучал свое дело", - пишет Михаил Трепашкин, бывший сотрудник ФСБ, в последнее время работавший в Москве адвокатом.

При конвоировании всех зэков сажают вместе: бывших работников правоохранительных органов вместе с рецидивистами, больных открытой формой туберкулеза - со здоровыми, арестованных - с осужденными.

"Складывается впечатление, что изложенные выше условия дополнительно инициируются ФСБ РФ, так как в СИЗО есть и камеры со свободными местами, и прямое конвоирование. Думаю, чтобы я не мог осуществлять защиту по сфабрикованному делу, мне и создают такие нечеловеческие условия", - пишет из тюрьмы Михаил Трепашкин.

* Печатается с сохранением стилистики оригинала.

Выпуск N 247 (773) от 30 декабря 2003 г. [ N 246 ]
публикации: [ Предыдущая ] [ Следующая ] [ Содержание выпуска ]