[ Дайджест публикаций центральной прессы и интернет-изданий ]
региональной общественной организации "Правозащитная информация"
Выпуск N 162 (688) от 29 августа 2003 г. [ N 161 ]
публикации:
[ Предыдущая ] [ Следующая ] [ Содержание выпуска ]
Ошибки здесь нет: неудобоваримое словечко "невроз" обитатели женской колони строгого режима N6 ("шестерки"), что в Орловской области, заменяют более понятным.
И так диагностируют свое состояние. Все, "вставшие на нервоз", могут немедленно получить помощь специалистов. Нервные и психические заболевания очень распространены среди заключенных. Многих они привели за решетку. И усугубились в тюрьме и в зоне. Большинство зеков эмоционально ущербны, обладают повышенной конфликтностью и агрессивностью. Отсюда различные ЧП и нарушения дисциплины. В последние годы эта проблема все более осознается. И в колониях, и в СИЗО стали работать психологи. Их пока очень мало, так что существенно повлиять на ситуацию они не могут. Но начальник Управления исполнения наказаний (УИН) Орловской области Владимир Суровцев решился на свой страх и риск, "не выходя из штатного расписания", увеличить число психологов: отряды были укрупнены, и за счет этого удалось привлечь к работе выпускников психфака. В женской колонии строгого режима N6, например, на полторы тысячи заключенных - пять психологов. Прежде, чем рассказать об их работе, познакомлю читателей с "интерьером" колонии - он достаточно необычный. На одежде заключенных здесь вы не увидите нашивок с номером. Грудь - украшение женщины, - заявил начальник УИНа В. Суровцев, - нельзя ее портить. Интересно, что ничего страшного после отмены нашивок не произошло: просто начальники отрядов и прочий персонал стали лучше знать заключенных в лицо. Что пошло персоналу только на пользу. Ну а женщины избавились от унижения. Семейные свидания продолжаются здесь иногда до недели. Нарушение вроде бы правил - положено лишь трое суток. Но это тоже идет всем на пользу. Причем, свидания дозволяются и с "сожителями". Если отношения серьезные, причем здесь штамп в паспорте? На территории колонии - фруктовый сад и огороды: зелень везде. Множество скульптур. Тут и русалки, и лебеди, и гномы. Скульптор свой, "доморощенный" - Светлана Сасина. У нее было восемь "ходок" - восемь судимостей. Сейчас она на свободе, но продолжает творить для родной колонии. Администрация выделила ей комнату. Так Сасина впервые за всю свою непутевую жизнь обрела собственное жилье. Интересно, что талант скульптора прорезался именно здесь. Талантливых людей можно встретить и в других местах заключения. Но тут поражает их обилие. Вот, например, Екатерина Ковалева (осуждена на девять лет за попытку убийства, это ее третья "ходка"). Как-то прослушав лекции приезжавшего сюда московского режиссера, она решила попробовать свои силы в драматургии. И написала пьесу "Мой голубой друг". Естественно, из лагерной жизни. Пьесу весной этого года во время Всероссийского театрального фестиваля поставили на учебной сцене МХАТА. Главную роль исполняла Добровольская. О.Табаков заинтересовался пьесой: возможно, она будет включена в основной репертуар театра. Пьеса, естественно, о любви. Правда, любви неестественной - лесбиянки и опущенного. А страсти в ней кипят, как в древнегреческих трагедиях. Любовь Небренчина впервые публично заявила о себе на поэтическом семинаре в Москве: ее, осужденную за тяжкое преступление, начальник колонии Юрий Афанасьев (здесь все зовут его "папой") счел возможным отпустить на семинар. Первой открыла Любу Людмила Альперн, правозащитница и знаток женских тюрем. Она же и помогла своей подопечной познакомиться с вершинами поэзии: стихами Бродского, Цветаевой, Пастернака, Галича. Стихи Любы в столице понравились. Сейчас Небренчина на свободе - комиссия А. Приставкина успела представить ее к помилованию как раз перед своим разгоном. И президент помиловал. Люба живет в Москве, пишет стихи и прозу. А также работает в Центре содействия уголовного правосудия (В. Абрамкин) - занимается судьбой бывших своих товарок по несчастью. Можно продолжить перечень талантов. Но, пожалуй, главное достижение колонии ее психотерапевтический театр "А если". Художественный руководитель психолог, старший лейтенант Галина Рослова. Такая вот экзотика: и психолог, и лейтенант, и режиссер. Кстати, этот "театральный проект" выиграл грант Института "Открытое общество" Сороса. А было 250 конкурентов. В постановке тюремного театра я смотрел "Короля Лира". И был потрясен талантливой игрой актеров. Но оказалось, что на роль выбирались вовсе не по степени одаренности, а по принципу "психологического неблагополучия". Новоявленные актеры все имели проблемы ("встали на нервоз") и, благодаря классическим персонажам, проживая их жизнь, изживали на сцене свои страсти-мордасти: разочарование, обман, одиночество. Как рассказала мне исполнительница роли короля Лира Марина Клещева, "актеры", если вдруг вспыхнет ссора, обходятся уже без мата - предпочитают изъясняться языком Шекспира: "Ты лучше не являлась бы на свет, чем раздражать меня!", "Я приготовлю из тебя рубленое мясо под лунной подливой!", "Берись за меч, папильотка из парикмахерской!". Оказалось, что язык Шекспира более выразительный, чем лагерный сленг. Психологи начинают работать с осужденными уже с первых их шагов в колонии: с карантина. Подолгу беседуют с каждой, тестируют. Причем, тесты классические: Кетелл, Айзенк, Люшер. Помнится, лет двадцать назад эти тесты были под строгим запретом ("буржуазное шарлатанство"). Тогда использовали их подпольно лишь избранные специалисты. И вот теперь в тюрьме юные выпускницы провинциального вуза вовсю орудуют "буржуазными тестами" выявляя базовые личностные черты: коммуникабельность, конфликтность, тревожность, стремление доминировать или подчиняться. Все это позволяет нарисовать подробный психологический портрет новенькой. И выдать для персонала конкретные рекомендации. Кстати, с персоналом тоже идет работа. Естественно, тюрьма есть тюрьма. И этой благостной картинкой портрет ее не исчерпывается. И оперы здесь работают традиционно, и среди персонала наверняка встретишь злыдней. И мир зеков, несмотря на все психологические манипуляции, жесток, полон зависти, злобы и вероломства. Но в "шестерке" стараются изменить ситуацию. И кое-что уже получается. Тем, кто находится в зоне риска - нервы расшалились вовсю - психологическая помощь оказывается в первую очередь. Всем прочим тоже не отказывают. В специальном "разгрузочном" кабинете под музыку, напоминающую шум прибоя, вдыхая ароматический запах, мы занимаемся аутогенной тренировкой: стараемся самовнушением расслабить мышцы, а значит и психику. Лейтенант-психолог Света предлагает нам вообразить лимон. "Большой, спелый, с шершавой кожурой. Вы его разрезаете, на мякоти выступают капли. Вы чувствуете кислоту во рту". Рот и в самом деле заполняет слюна. После сеанса все бодро поднимаются: напряжение отпустило. Потом в отрядах они смогут уже сами повторить аутотренинг - благо навык получен. Для разгрузки психики служат также соответствующие танцы: сначала быстрые, затем медленные и вот уже танцоры разлеглись на полу, в полной расслабленности. Я не психолог и мне трудно судить как достигается этот эффект. Но факт остается фактом. Штрафные камеры мест заключения обычно забиты под завязку. А в "шестерке" ШИЗО пустует, на строгих же условиях содержания находится всего пять человек. С осужденной Леной мы говорили в перерыве психотерапевтического танца. "В других колониях я не выходила из штрафного изолятора, - сказала она, - а здесь за два года ни одного замечания". Такие вот чудеса. Кстати, штрафные камеры ничуть не отличаются от камер обычных. А две даже отвечают европейским стандартам. Пока две. Я показывал начальнику УИНа снимок камеры ШИЗО в Тверском следственном изоляторе. Табуретки там имеют крошечные сиденья: сидеть на них как на колу. "Говнюки!" - резюмировал Суровцев, посмотрев на фото. Точнее не скажешь.
Выпуск N 162 (688) от 29 августа 2003 г. [ N 161 ]
публикации:
[ Предыдущая ] [ Следующая ] [ Содержание выпуска ]