[ Дайджест публикаций центральной прессы и интернет-изданий ]
региональной общественной организации "Правозащитная информация"
Выпуск N 128 (654) от 14 июля 2003 г. [ N 127 ] [ N 129 ]
публикации:
[ Предыдущая ] [ Следующая ] [ Содержание выпуска ]
Упраздняя первую комиссию по помилованию -- российскую, председателем которой был Приставкин, наш президент сказал: "Они только жалели, а нужно не только жалеть"
Актовый зал самарской колонии. За нами пустая сцена, впереди -- пустые ряды. Действо вопреки искусству перевоплощения происходит где-то посредине. Между сценой и зрительным залом, между милосердием к преступнику и состраданием к жертве. Между свободой и несвободой. За узким длинным столом восседает комиссия по помилованию, все двенадцать ее участников, в ожидании очередного просителя -- з/к N... Эта "золотая середина" в общем-то символична, придумана еще древним греком, демократом первой волны, как основной принцип жизнеустройства государства. Но в ее поисках мы пребываем и сегодня...
Упраздняя первую комиссию по помилованию -- российскую, председателем которой был Приставкин, наш президент сказал: "Они только жалели, а нужно не только жалеть"... И идея института помилования оказалась на полпути к идее дозированного милосердия...
Впрочем, и заключенные не актеры, предупредил Саша Амелин, артист Самарского драматического театра и участник этой самой комиссии. Похоже всё, словно режиссер у заключенных один и не очень хороший.
Первым номером шла жена-убийца. "Кто увидит убийцу, тот поймет, почему нужна смертная казнь", -- утверждал наш генерал Геннадий Трошев. "Когда народ требует отменить мораторий на смертную казнь -- он, по сути, приглашает казнить самого себя", -- оппонирует генералу писатель Анатолий Приставкин.
Мы увидели крепкую сельскую бабу. В зал ее привели два конвоира. Белый платочек, хмурые выцветшие глаза. Нет, не Катюша Измайлова. "Заказала" двум односельчанам своего мужика, с которым прожила 35 лет.
-- Как рука поднялась? -- первый вопрос комиссии.
-- Пропил он всю жизнь запоем, бил. А тут ушел к своей сожительнице, так я при разводе осталась ни с чем. Остервенела я и будто ума лишилась. Ведь всю молодость ему отдала.
Ее осудили на девять лет. Материалы дела -- свидетельство беспробудной сельской действительности. Вчитайтесь -- и попробуйте представить, что такое "заказное убийство" по-русски.
"Примерно 4-5 апреля 99-го г. Б., встретившись у телеграфа с М., предложила ему совершить убийство своего мужа за 20 тысяч рублей. М. согласился и рассказал об этом своему знакомому Л., предложив ему за деньги совершить убийство. В тот же день втроем они проехали по улице Декабристов, где в это время проходил муж Б. Таким образом Б. предъявила потерпевшего лично, с целью исключения ошибки... 15 апреля М. позвонил Б. и сообщил, что ее муж "готов". Родственники рассказали, что муж -- в реанимации... Б. отказалась уплатить деньги М. и Л., сказав, что много тратит на лечение"...
Но что можно понять о самом просителе из этой дикой хроники? Потому комиссия и начала ежемесячно выезжать в колонии области.
На этот раз комиссия ожидала приглашения у входа в соматическую больницу управления юстиции (что-то вроде санатория для заключенных, но с вышками и колючей проволокой). Вначале тяжеленные створы миновал руководитель комиссии Петр Бурцев, бывший прокурор. За ним -- богатырского сложения артист Александр Амелин. И так, по двое-трое, следом все двенадцать ее участников -- писатель, журналист, чиновник, врач, омбудсмен... Начальник колонии-больницы Валерий Платонов ведет всех коридорами мимо камер-палат. Взгляды заключенных неподъемны. Сам воздух давит на плечи. А двери кажутся слишком узкими, чтобы выйти так же легко, как зашел.
"Какое я имею право миловать или не миловать, возникает у меня первый вопрос после встречи лицом к лицу с просителем. И второй: а вдруг он завтра встретится со мной или моим ребенком?" -- говорит Амелин. "Я выхожу после каждого такого заседания с чувством вины", -- признается другой участник комиссии, писатель Эдуард Кондратов. Здесь не возникает президентской дилеммы о выборочной жалости, здесь ставятся другие вопросы. "Я все время думаю: вот есть статистика о возвращении на зону освободившихся -- процент попадания очень высок. А сколько людей, помилованных нами, опять попадают на зону?" -- спрашивает омбудсмен Баландин. Спрашивает скорее самого себя...
"Жена, зарубившая мужа-пьяницу, -- явление ранее частое, сегодня уже редкое, -- говорит начальник Платонов. -- Сейчас в колонию попадают все чаще за сбыт и хранение наркотиков". Но не может вспомнить ни одного крупного наркобосса, отбывающего срок. Все сплошь какие-то пэтэушницы...
Рамзия, убийца двадцати двух лет от роду, на которой еще и статья за хранение наркотиков, была той, кого члены комиссии согласились помиловать единодушно.
-- В драке у кого-то выпал нож. Я его подняла. Он закричал: "Смелая? Тогда иди сюда!".
Рамзия будто отвечает плохо выученный урок. Синяя кофточка, в смоляных волосах пестрые заколки -- пэтэушница... В колонии у нее родился сын. Сейчас он в доме ребенка колонии. На свободе их ждет только бабушка. И когда кто-то из комиссии спрашивает: "А где будет лучше твоему сыну?" -- то спотыкается об упрямый взгляд.
-- Со мной и с бабушкой, -- отрезала и замкнулась.
Президент вот уже два года не подписывает ни одного прошения о помиловании отбывающих срок наркоманов и сбытчиков -- он объявил войну наркотикам. Сирота Рамзия тоже подрывает безопасность страны. И, скорее всего, помилована не будет, как не будут посажены те, кто держит российский наркотрафик.
...Заседание комиссии по помилованию, где я была на правах очевидца, заканчивалось. В моем блокноте из шести просителей лишь одна значилась "помилованной" мною -- пэтэушница Рамзия. Блокнот стал свидетелем моих строгих осуждений шестерых очень разных просителей. Но оказалось, я сводила счеты. От имени общества. Чего не допускали члены комиссии.
Последним просителем был тридцатилетний парень. Высокий, атлетического сложения. Бывший студент престижного вуза. Родом из уважаемой в городе семьи. Кичливый мальчик-мажор: "Воспринимайте меня высокомерным, но я каждый курс менял машины". Фраза брошена мимоходом в рассказе о преступлении. Я именно так и восприняла, почувствовав его презрение к жертве -- ровеснику, которого "метелил" весь вечер на теплоходе, якобы заступаясь за девушку.
Вопрос омбудсмена Баландина: "А умеете ли вы прощать?" прозвучал очень точно. Его помиловали. Тот же Баландин голосовал "за". Мне объяснили: "Вину он признает. Прощение жертвы, возможно, к нему и не придет. Но может ли оно прийти в колонии? А наказание он уже получил -- туберкулез, потеря отца. Мать осталась одна, ждет его"...
Баландин упорно ищет ответ на главный, по его мнению, вопрос: "А возвращаются ли на зону те, кому даровано помилование?".
Но год назад процесс помилования президент остановил. Десятки прошений заключенных так и не вернулись в Самару из Москвы. И у комиссии все явственнее складывается ощущение, что для власти сам институт помилования -- своего рода игра, необходимый атрибут формальной демократии. Во мне жили сомнения по этому поводу -- даже о власти не хочется думать совсем плохо. Теплились они, эти сомнения, до рассказа о судьбе одного заключенного -- сельского учителя...
Учитель предстал в документах дела о помиловании вором, грозой милиционеров и конченым человеком. "Исправление и перевоспитание подсудимого возможно только с обязательной изоляцией его от общества", -- значилось в приговоре. "Избивал заключенных, милиционеров, угрожал им убийством" -- это из эпизодов уголовного дела.
...Даже не тщедушие "монстра" и его малый рост поразили, а глаза -- уже не учителя. Перевоспитали на зоне.
-- Он смотрел на нас и будто спрашивал: "Что вы хотите от меня услышать?". Это единственный человек, кого я жаждал освободить! -- скажет Амелин.
Его помиловали. Но президент, "жалевший" до сего убийц, сельского учителя, укравшего провода с линии электропередачи, не пожалел, прошение не подписал. Документы от президента уже тогда приходили с опозданием, и учитель отсидел в колонии лишние четыре месяца. Губернатор Титов объяснил: "С. поднял руку на власть".
"Те, кто советует своим государям быть недоверчивыми и подозрительными, потому что этого якобы требуют соображения безопасности, советуют им идти навстречу своему позору и гибели, -- писал более близкий к античным демократам-философам, нежели к современным либералам, Монтень. -- Всякое благородное дело сопряжено с риском". Наши властители благородно рискуют лишь жизнями подданных.
Выпуск N 128 (654) от 14 июля 2003 г. [ N 127 ] [ N 129 ]
публикации:
[ Предыдущая ] [ Следующая ] [ Содержание выпуска ]