"Тюрьма" интернет-приложение к журналу "Индекс"
Тюрьма - это недостаток пространства помноженный на избыток времени.
И. Бродский
Действующие лица:
Настя, 30 лет
Ленка, ее подруга, около 30 лет
Вадим, 26 лет
Баба Валя, здоровая полная бабка 55 лет
Лялька (цыганочка), ну очень молодая
Серая арестантка Таня, возраст неопределенный
Действие 1
Голос за сценой:
Провинция. Центр России. СИЗО (следственный изолятор).
Нас здесь собрала не война,
Убийц, воров и наркоманов,
А чей-то стон, сирены вой,
И запах пьяного угара.
Нам все порою здесь не в кайф,
Не та еда, не та забота,
И слово страшное "тюрьма",
Так далеко от слова "Дома"
Во всех тюрьмах России женские камеры всегда располагают между камерами мужскими, но именно между малолетками и "обиженкой" во избежании телесного общения. И эта тюрьма не была исключением. Когда Настя впервые перешагнула ее порог, то поняла, что здесь вполне терпимо. Да и номер хаты - 25 (число для нее счастливое).
На нижних шконках лежат двое девчат разговаривают.
Ленка: Слушай, Настюха, сегодня в обиженку двоих новеньких кинули, давай познакомимся, у одного такой голос приятный, Аркашка. Чур, мой будет, я прям тащусь, он сейчас с малолетками разговаривает, малявы им гонит.
Настя (возмущенно): Что это ты вдруг удумала меня с ним знакомить, крышняк, что ли, сорвало? Да ты не приболела часом?
Ленка: А по-моему, это ты приболела, что ты все за дом гоняешь и пацана своего? Ну остынь, что, тебе трудно хотя бы поговорить на решке? Да не убудет с тебя. Скучно мне с ними одной.
Настя: Не уламывай, что я сдурела словесным блудом мужиков ублаждать!
Ленка (резко её перебивает): А зачем тогда порнуху по всей тюрьме пишешь? А?
Настя: Чтоб у вас, дур, грев был, курехи и чай. Да и чтоб мозги не усыхали, работали.
Ленка: Ну как хочешь, а я полезла на решку маленько пообщаюсь.
Голос из соседней хаты: Ну что, девчонки, притихли как мышки, знакомиться будем или как?
Ленка: А ты что, там самый смелый или самый красивый?
Голос: Нет, я самый скромный, и если бы вы видели, что я и вправду краснею, то оценили бы меня. А зовут меня Вадим, а моего друга Аркашка.
Цыганка Лялька: Друга или подружку?
Ленка (рявкает): Цыц! И слезай с решки, утомила своими скучными песнями. Смени репертуар, что ли!
Лялька: Вадим, а фотки у вас есть? С возвратом. Мы посмотрим и вернем, честненько!
Вадим: Ну гоните коня, мы черканем вам.
На решке гонят коня.
(В ожидании вестей Ленка и Настя смеются над проделками Ляльки, которая танцует, посредине хаты, да и так красиво, заманчиво при этом перебирает ногами. Сварили чаю, чифирят.)
Голос: Девчонки, коня примите!
(Перебирают мульки. Откладывают на 25 хату, читают.)
Ленка (открывает и читает с выражением): Двое молодых и прекрасно сложенных парней, но с надломанной судьбою, хотят, или хочут (не вникайте в слова, мы пишем вам от души), в общем, желают познакомиться с девушками (дамами) с вредными привычками (т.е. пьют очень крепкий чай, кофе и много курят), но одного не надо - много сквернословить. Еще: образование нам до фени, то есть все равно, есть ли оно у вас. Лишь бы вы умели писать. Что касается внешних данных, так за этой стеной, мы не сомневаемся, живут только красавицы. К сему прилагаем, за неимением фото, просто свои автографы, причем бесплатно.
Ленка: Настюха, как хочешь, а тут без тебя не обойтись. Представляешь, гонят тут черт знает что. Вот пид...
Настя вдруг звонко смеется, прыгает к столу и весело смеясь, что-то пишет. Но перед отправкой вдруг решается и читает в слух:
Что в имени тебе моем
Я напишу груди объем,
Еще бедра, потом ноги,
А ты попробуй, догони
По цвету глаз ты возраст мой
И день рождения и потом,
Я назову тебе - себя,
Но что-то я не слышу Да!
Закручивает и отправляет.
Ленка, Лялька, Настюха, бабка весело смеются, зная, что Настя в таком настроени, что-нибудь да отмочит.
Настя: Ну что, девчата, поехали в разум с голубыми порезвимся, убьем время, иначе оно убьет нас. Стукни-ка им,Танька, в стенку, крикни, что мы согласны на все условия.
Голос за сценой: Но ребята что-то притихли, и у девчат запал пропал, и вскоре кое-где был слышен храп. Но только ночью на тюрьме начинается полная жизнь. Идут дороги, гоняют коня. Ленка сидит и тихонько переговаривается на решке с соседями. Вот она тихо спрыгивает и осторожно будит Настю.
Ленка: Настюха, ты уж прости меня, я ведь ему сказала, что тебя зовут Наташка, он хочет сам с тобой поговорить. Пойдешь?
Настя: Вот репей ты! Да надо они тебе, ну да ладно все равно не сплю, кемарю.
Вспрыгивает на решку, устраивается поудобнее, подкладывает подушку, из окна дует.
Голос Вадима: Наташка, прости за наглость, сон святое дело в тюрьме, но хочется смелым быть. Малолетки говорят, что ты всех отшиваешь. Ты не находишь, что весна будит что-то!
Настя (басом): Вы с кем разговариваете, молодой человек?
Вадим: Все дуркуешь, Натаха, судя по стилю и почерку, у тебя юморной характер.
Настя: В тебе Весна что разбудила то, я не пойму, если поржать хочешь, я анекдот расскажу.
Вадим: И до анекдотов дойдем, но попозже.
Настя: У тебя все запланировано, а какое место в твоей жизни ты хочешь, чтобы я заняла. Может, транзитом по твоей душе проехать, наврать кучу, загрузить, а?
Вадим (перебивает): В моей жизни женщины так мало занимают места, и ты не исключение. Знаешь, если честно, я и сам не знаю, что меня сюда толкнуло. Ночь, бессонница. Я ведь знаю, что у тебя наверняка и имя не Наташа. Но пусть будет, как будет. Только не останавливай меня и не уходи. Если хочешь, помолчим и послушаем, как тюрьма живет и пахнет весною.
Настя: А знаешь, Вадим, у нас вчера лист упал с ресничками и оказалось, что впереди перед самой тюрьмой церковь. Представляешь? Белая. Днем - красота.
Вадим: Вам повезло, я тебе завидую. Это моя церковь, за нее и сижу, это ведь мой город, и я его очень люблю. Я понял - ты не местная!
Настя: Я у вас проездом. Но из окна мне нравится твой город, за маленьким исключением - этого заведения.
Вадим: Не горюй, не грусти, представь себя разведчицей в тылу врага. Представила?
Настя (смеется): Ну ты и загнул, а ты, выходит, собрат по оружию, плененный партизан.
Вадим (грустным голосом): Нет, для меня это ад. Ведь только здесь я чувствую себя изгоем. Да и ты об этом знаешь!
Настя: Хочешь правду: я не буду тебя жалеть, я не разделяю мужчин по цвету кожи, и мне глубоко наплевать на твою сексуальную ориентацию. Я сама далека от совершенства, не подарок - с розовым отливом. Знаешь, на глазку менты стоят, прыгаем, ты черкани что-нибудь, я отвечу, ночь скоротаем. (Спрыгивает, взбивает подушку, ложится.) Эй там, на решке, что на меня придет, разбудите.
Действие 2
Та же камера. Утро. Суета. Брякают миски. Льется вода.
Лялька (толкает Настю): Настюха, на тебя тут грев от соседей слева и муля, я тебя будить не стала. Спала ты сладко.
Настя: Ну и зря, что-то мне уж очень узнать о нем хочется побольше.
Разворачивает и читает про себя.
Голос Вадима: Ну, что, розовая подруга, представляешь вот сижу и представляю по твоим разговорам, какая ты их себя. Ударила ты меня по самолюбию, ох, ударила. Хочешь помечтаем вместе? Ты наверняка с короткой стрижкой, но не крашеная, ну может, челка чуть-чуть обесцвечена. Судя по выражению слов, ты резкая, подвижная. Ну а ростом примерно 158. Угадал? Если нет, не обижайся, это я для себя выдумал. А вот жалеть меня не надо. Я сильный, даже здесь занимаюсь самообразованием. Вижу, усмехнулась, да нет я не о тюремном образовании, я серьезно увлекаюсь очень многим, читаю, немного пишу стихи. А впрочем, я ведь даже не знаю интересно ли это тебе, а? Хочешь, расскажу о себе? Мне 26 лет, я художник-реставратор, не женат, не имею... Не напрягаю, просто мне понравилось, как ты отвечаешь, резко и откровенно. А ты Высоцкого любишь, помнишь:
Нам ни к чему сюжеты и интриги,
Про все мы знаем, про все чего не дашь
Я, например, на свете лучшей книгой
Считаю уголовный кодекс наш...
(мычит)
...Сто лет бы мне не видеть строчек!
За каждой вижу, чью-нибудь судьбу
И радуюсь, когда статья не очень -
Ведь все же повезет кому-нибудь.
И сердце бьется раненою птицей,
Когда начну свою статью читать,
И кровь в висках, так ломится, стучится,
Как "мусора", когда приходят брать.
Я не настаиваю на откровенности, но может, что чирканешь о себе, чем живешь, чем дышишь? А?
(Стук ключами.)
Голос: Двадцать пятая, на прогулку идете?
Недружный хор: Идем! Идем!
Настя (шепчет Ляльке и Ленке): Девчата, хочу к соседям в кормушку заглянуть, отвлеките ментов!
Все уходят.
Действие 3
Настя (сидит на решке): Вадим, как вы среагировали, когда мы к вам в кормушку заглянули? Знаешь, мне у вас там один мальчик понравился. Отгадай кто? Молчишь, только откровенно ответь, ладушки? Он высокий, светлые волосы, почему-то натуральные явно, кудри свои и очки в хорошей оправе. Он стоял слева.
Вадим: Знаешь, я даже толком не успел вас разглядеть, кто есть кто? А белый один я тут! Ну и как я тебе?
Настя: Не заставляй мое сердце биться чаше, чем следовало бы. Поверь, да ведь и сам знаешь, красота твоя совсем не мужская. Я не обижу тебя своим выражением, я думала у вас в хате девочка!
Вадим: А нам ли, "обиженным", обижаться. Я знаю все о своих внешних данных, но в этой обстановке это мне укор, да я привык - там, за забором, меня частенько путают, "Девушка!" кричат. (Смеется.)
Настя: А меня наоборот, вернее, в детстве путали, за пацана принимали. Да и сейчас некоторые в раздумье разглядывают, решая, как обратиться. Знаешь, у нас с вами наоборот. На зоне, знаю, одна не буду, даже если не захочу все равно, кто-нибудь обязательно подъедет. Но если честно, не верю я в женщин, может оттого, что сама баба.
Вадим: Натаха, ты пока отдохни, чифирни, я там гревчику тебе подогнал, а я тебе пока, что-нибудь чиркану. Ладушки?
Настя спрыгивает, садится за стол к Ленке, разливают чиф.
Баба Валя: Ой девки, я в 74-м году по переписке на тюрьме, Воронежской, правда, с одним фраером так напереписывалась, так он чуть корову на балкон не привел, так размечтались, где мебель ставить будем, в каком углу. Я ж, дура, даже в прогулочный дворик на поебушки с ним бегала. Он ментам платил, тогда проще было. А потом судьба разбросала, так и ни одного письма, а мне на пересыльной аборт делали.
Лялька, Ленка, Настя смеются.
Баба Валя: Чего, дуры, гогочете, не дай Бог вам, как и мне, потом по тюрьмам доживать. А ведь я, курва, и впрямь его любила. Может, он, как я сейчас, неприкаянный по тюрьмам мается.
Стук в стену, где малолетки справа. Лялька и еще одна серенькая, неприметная арестантка прилипли к маленькому отверстию в стене, только ноги видны и слышны голоса, они перебивают друг друга, говоря всякую ерунду пацанам.
Ну, что малыш, хочешь я тебе секс-сказку расскажу?
Танька: Да ты ее не слушай, "Вагон", видел бы ты ее, она такая страшная, да еще хроменькая, мы ее даже на прогулку не берем. Она у нас парашу моет.
Лялька (разворачивается): Это я то! (Хватает ее за волосы и таскает.) Ах ты черт, ну это ж надо, морда фуфлыжная. (Кричит.) "Вагон", я ей сейчас весь фейс попорчу.
Баба Валя (разнимая дерущихся): Я вас сейчас, мокрощелок, так разукрашу, что неделю на прогулку и в баню ходить не будете.
Расходятся по углам, дуясь.
Ленка: Знаешь, Настюха, что-то ты призадумалась, ты часом в этого белобрысого не втрескалась? Я ведь тебя знаю, помнишь по тому сроку на Можайке, какие вольные пацаны заходили. Тебе хоть бы что! Ни одна волосинка не дрогнула. Чего раскисаешь?
Настя: Что-то жизнь в тягость стала, ведь уже 30 стукнуло, а вспомнить нечего! Вот черт, чаем обожглась, нечаянность какая-то. Что это со мной?
Баба Валя: Что с тобой? То все веселая было, а вдруг, как сирень, вся отцвела. Эх, милая, мне бы твои годики, я бы с решки целый день не слезала, я бы им всю кукушку продолбила разговорами.
Настя: Да ладно тебе, баб, вот мне бы никогда храбрости не набраться, племенного жеребца с конюшни увести, да еще и ночью.
Баба Валя: Да тут, милая, не храбрость нужна, а любовь к лошадям. Ясненько! (Утыкается в вязанье).
Таня: Настя, тебе муля.
Настя читает.
Голос Вадима: Настюха, у дубаков спросил о тебе. Если хочешь я тебе могу и дальше писать "Наташа", или как, но дело не в этом. Знаешь, ведь менты нас выпускают на тюрьме полы мыть, и я напросился. Так вот о чем я. Я ведь, извини, стоял и все в ваш глазок подглядывал. Ленку я знаю, мы на этапах встречались. Лялька - эта та цыганочка с большими глазами, уважаемую вашу бабку тоже узнать нетрудно. Таньку тоже. А вот ты... Я представлял тебя другой. Я стоял минут 30 завороженный. Знаешь, ты была, как нахохлившийся воробей, такая подвижная, энергичная, щебечешь, ты за это время сделала миллион движений, и все в тему. А я стоял, и у меня было одно желание - накрыть ладонями этого воробья и слушать его обеспокоенное и стучащее от страха сердце. Но ненадолго. Мне кажется тебя надо защищать, но от кого? Мир так жесток, что, возможно, и от меня. Твой голубой друг.
Настя притихла и надолго задумалась. Потом пишет, пишет.
Ленка с Лялькой: Настюха, давай картишки раскинем, а то ведь бабке скоро на этап.
Настя (отрываясь от писанины): И мне кидани!
Лялька: Да ты же в эту фигню не веришь.
Настя: Кинь, но чуть-чуть попозже. (Пишет).
Лялька: Ба, слушай, дороги нет никакой, но бумаги вижу, короля казенного и молодого рядом, прибыль, любовь, радостные вести, остерегайся обмана, хитрая женщина возле тебя - сноха, небось, опять твоего сына пилит. Все, баб. Ладушки, гони 2 коробка чая и покурить.
Бабка: Вот ведь цыганский ребенок, наврала с три короба, и еще ей чаю. Ну если завтра дачки не будет, отстригу налысо, и будешь, как та чуморылая в углу спать.
Лялька ( поет Бабке): У Волшебника Сулеймана, все по-прежнему без обмана.
Настюха, слушай!
Настя переползает к ней на шконарь, садится рядом.
Настя: Слышишь, я ведь не бабка, если наврешь, точно обстригу, ножницы у дежурного возьму и отфигачу.
Лялька (раскладывает карты): Видишь, ты сама своей рукой вытащила: молодой человек, может, сын, а может, друг, неприятные вести, разговоры, казенный человек. Дом родной! Короче, ты уйдешь домой!
Настя: Ну ладно, хоть душу успокоила. А через сколько лет, чего не говоришь?
Лялька (Ленке): Ну чего они мне не верят, помнишь, я тебе дорогу нагадала, тебя в КПЗ выдернули!
Ленка: Отстань, отвали, я у доктора была, пока он е..ом щелкал, чифы взяла, сейчас чифну и мне все до дверцы.
Голос Насти: Мой голубой друг, начнем с того, что этот воробей, скорее на стервятника похож, ведь сижу я за убийство мужчины. Хочешь стих:
Я в животворной слепящей гонке,
Я в смертоносном хмельном угаре,
Я неприступна, я всем доступна,
Я вечно в паре, я одиночка.
Мои системы, мои проблемы
Всем непонятны, невероятны
В мозгу изломы, в сознанье схемы,
Судьба в заплатках, заплаты в пятнах.
Быть властелином непостижимым
Не по плечу мне, я просто Баба,
Мне все заботы скучны до рвоты,
Я в них теряюсь, в быту я слаба.
Я приговором своим суровым
Всех поражаю и раздражаю.
Я беспредельна, но мыслю дельно,
Я не страдаю - я выживаю,
Грехи замолим чуть-чуть позднее,
Пред смерти ликом, с последним криком.
Я полыхаю, пока живая.
Я не устала, я так привыкла.
Конечно, это не мое, но суть одна и та же. А теперь хочешь, я с тобой пооткровенничаю, как ни с кем. Когда-то давным-давно, когда мне было 16 лет, поздно вечером меня затащили четверо пацанов на пустой базар, и представь себе: они меня били и трахали, били и трахали, били и ... Я просила у бога только смерти, а не позора. Они думали, что убили меня и бросили, я уползла. Я выжила, я смотрела в ванной на свое опозоренное, черное от синяков тело и выла, как дикая собака, от бессилия. Я выжила, я отошла от побоев, но в душе, у меня ничего, кроме ненависти к вашему брату, нету. Но самое страшное другое: я от одного, а может, и не от одного из этих ублюдков забеременела. От того, что у меня все срасталось и болело, я не знала, что беременна. А потом было уже поздно. И вот у меня есть сын, который рано или поздно спросит: "Мама, а кто мой отец?". Я не нагоняю на тебя жути, это реальность. А ведь он милый, красивый малыш. Но меня все время мучает вопрос: "А вдруг у него в крови тяга к насилию?". Чего это вдруг меня понесло, ведь ты чем-то притягиваешь. Ну не буду загружать. Все! Стоп! Твоя розовая подруга.
Настя сама привязывает к коню мульку и садиться к бабке, раскладывать пасьянс.
Настя: Хоть бы новенькая зашла, что ли, молодая, порезвиться. Ленка вон, то дрыхнет, то вышивает сутками. Лялька с малолетками сопли пускает. Что-то к нам библиотекарь не ходит. Банный день сегодня. Лен, ты слышишь, я не пойду сегодня, вы без меня открывайте, может, Лялька опять нацелуется где-нибудь.
Бабка Валя: Фигурка у тебя, Настюха, и сиськи так торчат, любому мужику в радость, и чего это тебя к бабам тянет к этим. Вот сижу третий раз, ни разу в пидорастки не была, активисткой тоже, неужели не понимаешь и не видишь, мрази они все, у них же в глазах член стоит. Им все равно, что с пальцев на яйца прыгать. Неужели веришь, или у тебя может просто животный инстинкт?
Настя: Бабка, не развивай тему, и без тебя тошно, мне важен конечный результат - кончить, а под мужиком не получается, пробовала.
Бабка: Вот тебе сынуля какую открытку с днем рождения прислал, сама знаешь, для нас самое главное, чтоб в тылу, т.е. дома было все о'кей! А с этим у тебя все в елочку.
Голос: Двадцать пятая, в баню идете?
Идем! Идем!
Собираются. Клацают двери, замки, уходят.
Голос, стук: 25-я хата, есть кто?
Настя (садится на решку): Я одна, все в бане, позови Вадима.
Вадим (тихо): Знаешь, Настюха, ты во мне разбудила столько всего, накатило, свое вспоминаю, поверь, мне тоже есть чем с тобой поделиться и поплакаться, моя розовая подруга. Хочешь, стих прочту, тут друган один написал. "Ворожба" называется.
(Читает):
Мне цыганка нагадала,
Чашу, полную вина,
Сталь холодного кинжала,
И подкову, без коня.
Друга верного - Иуду
Две наколки на груди
Ненаглядную паскуду,
Что прильнет змеей к груди.
Смерть родителей тогда-то,
Мир безжалостный, кривой,
Краски раннего заката,
Тайны страсти роковой.
А в конце, согнув колени,
Глядя пристально в ладонь,
Предсказала смерть в застенке,
И загробный жизни вой!
(Молчит.)
Настя (задумчиво): Знаешь, в какой-то мере это и меня касается, у меня сейчас какая-то хандра, депрессия. Не хочу ее на тебя наводить. На душе у меня, как в холодной квартире, где давно не живут и давно не топили! Я лучше спущусь, сейчас мои с бани придут, чифу поставлю.
Вадим: Я тебе сейчас грев пригоню и чиркану.
Настя ставит кружку, гремят двери и безумная толпа вырывается с воплям, восторгами - куда они заглядывали, куда мули закидывали, кого видели. Развешивают мокрые полотенца и мочалки, толкают друг друга.
Настя: Лялька, Ленка, Бабка, я уже чиф сготовила. Идите скорее, мои мокрушечки, с чистой дырочкой вас! (Разливают, пьют.)
Баба Валя (Ленке): Ты, похоже, так и не отойдешь никак от своей ворованной водки. Каждый день спишь и спишь, как бухая.
Ленка: Нет, баб, это я у доктора всегда что-нибудь выпрашиваю или ворую. А я тебе рассказывала, как я наш сельмаг брала? Ну вот охота мне выпить, денег нет, ночь, магазин закрыт. Я возьму ножовку по металлу, замок спилю, найду там какие-нибудь брюки спортивные, завяжу узлом, положу туда водки, сникерсов, а потом замок новый навешу и гуляю дней пять.
Баба Валя: А как же менты догадались?
Ленка: А я раз в субботу ночью почти ящик вытащила, ночь, дождь, грязь. Представляешь, жалко магазин открытым оставлять, я опять замок с сарая повесила, а утром менты смотрят - по всему магазину босые отпечатки. А по деревне босиком я одна хожу, и забрали.
Баба Валя: Эх, Ленка, Ленка, а вот освободишься, тебе 30 лет, пьешь, как мужик, да еще с Настей трешься, проку от тебя тьфу никакого! Прости Господи!
Ленка: Да надо она мне. Связалась с этим пи.. , для нее весь мир теперь голубого цвета. А хочешь, я ему такого о тебе напишу, что он сразу бросит.
Настя: Не думаю, что ты его чем-нибудь удивишь, ты мало обо мне знаешь, да и потом впредь на коне все мули проверять буду. Узнаю, что написала, кикоз тебе будет, это будет последний гудок с твоего парохода.
Ленка: Не стращай, а то я и вправду от твоего имени напишу, что согласна с ним на двухчасовую свиданку. (Перебирает таблетки в коробке.)
Настя подбегает к ней, хватает в руки, что может ухватить и кидает в унитаз.
Ленка (нагибается, опускает руку, взмахивает): Ну сука, если они промокли, я тебя ночью придушу, я тебе никогда этого не прощу. (Достает упаковки. Всхлипывает, протирает. ) Надоели вы мне все, суки!
Баба Валя: Я тебя сама, наверное скоро буду лечить, без всяких докторов. У меня мужик пил, я его быстро отвадила. И до тебя доберусь.
Ленка: Как вы мне осточертели. (Забирается к себе).
Цыганочка Лялька: А я, девки, всерьез: когда освобожусь, ну на хрен эту наркоту завяжу, хотя у нас этим мужики заправляют, а сидим мы, все равно завяжу. Вот мать приходит, говорит, то один обкололся, то другой. Что-то жалко их, тем более у самой два пацана растут.
Голос: Двадцать пятая хата, коня гоните! Настюха! Это тебе от белобрысого.
Настя разворачивает, уткнулась, читает.
Голос Вадима: Ну что, моя розовая подруга, для начала подкрепись, попей кофейку, чаю и выслушай и мою исповедь, хочется тебе рассказать, знаешь, как незнакомому попутчику и разбежаться в разные стороны. Но вот разбежаться я как раз не хочу, потому что, "воробушек" - ничего, если я тебя так? - может, ты это то, чего мне так в жизни не хватает. Все уроды одной породы - это обо мне. Когда мне было 14 лет, моя мать, дородная, очень полная женщина - она воспитывала меня одна, - и вот как-то вечером (она меня всегда перед сном целовала и желала спокойной ночи), а в этот вечер отвела в свою спальню. Я впервые лежал на ее огромной кровати. Ее глаза странно блестели, она меня раздевала и страстно обнимала и целовала и приговаривала: "Да разве же я, тебя мою красивую куколку, отдам хоть одной из этих девок". Я был неопытен и мал еще, чтобы просто сопротивляться, и мать просто насиловала меня своими ласками. Я помню на всю жизнь этот пот, эти складки жира и груди - так много всего - и ее слова: "Ты будешь только мой мальчик!".
Если бы ты только знала, как я ненавижу свою мать, эту властную женщину, да и всех женщин. И так продолжалось до 16 лет, пока я не убежал из дома и не попал в детприемник. А там воспитатель - мужчина, представляешь, я к нему потянулся, как к отцу, свои рисунки показываю (я уже тогда хорошо рисовал) и он преподал мне урок мужской любви. Все отошло на задний план, с матерью я, конечно, помирился, но забыть не могу, сломала она во мне тот стержень, что называется любовью. Просто красивое слово, а на самом дела обыкновенная похоть. Или я не прав?..
Моя розовая подруга, и ведь у меня сейчас и впрямь никого в этой жизни нет, чтобы можно было в плечо уткнуться, может, думаешь, я слабак, так нет, пояс имею. Может, это глупо к женщине обращаться, плакаться, я ведь тебя не знаю, но чуйка меня не подводит. Ты то, что мне надо! У дубаков, ха, тебя пробивал - говорят, девка правильная. Ну что, розовая подруга Настя, спать или еще на решке повисим, хотя я не знаю, как ты ко мне после этого.
Настя: Я теперь вряд ли усну, я хотела бы быть рядом и держать твою руку.
Действие 4
Ночь. Решка. Сидит Настя и вполголоса разговаривает с Вадимом.
Вадим: Знаешь, Настюха, я ведь всегда мечтаю стать отцом красивой, белобрысой девчонки, чтобы я ей ботинки завязывал. Я был бы хорошим отцом, я бы все стены увешал ее портретами и ее матери, я ведь и пеленать умею, у племянницы возился и мне это нравиться. Маленькие дети, они ведь безгрешны, а если честно, я ведь когда освобожусь - уйду в монастырь, за меня уже патриарх хлопочет, я у него 6 месяцев работал, реставратором. Мне у них понравилось! Хочу уйти от суеты мирской и молиться, молиться за всех вас, я смогу, мне жаль преступников.
Настя: Вадим, а как от себя убежишь? Зачем, неужели тебя уже ничего в этой жизни не тревожит, не интересует? Я у смотрящего за тебя пробивала. Он хорошего мнения о тебе, да и дубаки говорят, что ты истязаешь себя тренировками. Оглянись, тренируешь тело, а душа дремлет. Если ты думаешь стать отцом, то обязательно станешь, а преклонить колени в молитве ты успеешь. В душе имеет Бога каждый, но не каждый молится.
Вадим: Знаешь, Настюха, мне с тобой так спокойно, я ведь твой портрет на память рисую. А мои пацаны меня к тебе уже ревнуют!
Настя: Вадим, а ведь мне сегодня отказ пришел по касатке, и повезу я свою восьмеру куда-нибудь в Шахово.
Вадим: Хочешь, я тормозну пару этапов, у меня с начальником хорошие отношения, хочешь, свиданку на два часа нам даст.
Настя: Не усложняй наши отношения, это ничего не даст, лучше с зоны начну писать помиловку. А знаешь, Вадим, я ведь рассчиталась с теми четырьмя. Один сгорел в машине, у второго передозировка, третьего свои убрали, ну а четвертого я убрала, не удержалась, хотя столько лет прошло.
Вадим: А моя мать - глубоко несчастная женщина, я ведь вижу, ее мучает моя изломанная судьба. Были попытки самоубийства, уговорил, не знаю, надолго ли ее хватит. Нету во мне сыновней любви, жалость да, есть.
Настя: Знаешь, друг, мне кажется, у всех, кто меня окружает, с кем я близка, почему-то судьба трагична. Кто-то свыше хочет меня оставить в одиночестве. А я его боюсь, как ничего на свете.
Вадим (смеется громко): Вздор! Я буду исключением - я должен тебе принести луч света, смотри на мои светлые волосы, я несу только радость, улыбнись, ладушки?
Настя: Уговорил, а то я уже сопли на решку размазала.
Кто-то на этой планете печальной
Может в насмешку, а может нечаянно,
Может от боли, а может с отчаянья,
Взял и зачем-то придумал меня.
Жизнь он всучил мне пустую и долгую,
Сердце сковал из ненужной подковы,
Душу овеял кладбищенским холодом,
Чувства же дал горячее огня.
Ну а судьбу мне придумывать некогда,
Вот неудачами, часто победами
Злыми, как рой, растревоженных пчел.
Вот и живу я, себе не понятная,
Жизнь моя вся перепачкана пятнами,
Как на кресте, ни за что я распятая,
Счастьем закрыта на вечный засов.
А знаешь, Вадим, почему я с тобой начала переписку, ведь это имя моего сына.
Вадим: А если бы не это обстоятельство?
Настя: Ну, ха-ха ловили бы. Нам это по кайфу приколы ловить. Ну знаешь, весна... а если честно, замерзла я, как собака, пойду вздремну немного. Ладушки.
Спрыгивает, укладывается.
Утро. Шум, гам. Возвращаются с прогулки.
Баба Валя: Ну, не ожидала я от тебя такой прыти, Настюха. Ну, это ж надо удуматься! Чего это ты влезла в кормушку, да еще и целуешься с этим белобрысым, у тебя спина, наверное, болит, тебя ведь этот черт, рожа красная, "помидор" дубинкой по спине не раз офигарил.
Настя: Бабуля, глянь! (Задирает рубаху.) Он, сука, мне, наверное, ребра сломал и по заднице бил, вот гад. Девки, а мой голубой-то молодец, я думала просто его увидеть, за руку подержать, а он с ходу поцеловать успел.
Бабка: Во дает, вся спина у нее черная, а она довольна. И как тебя менты в стакан на два часа не увели? Иди на решку, иди, слышишь, орет уже!
Вадим: Двадцать пятая хата, Настюху позовите!
Настя кряхтя забирается на решку. Садится на окно.
Вадим: Настюха! Класс, я завтра во время прогулки тоже к тебе заберусь. Знаешь, моя розовая подруга, а ведь это не дружеский поцелуй. Знаю, били, "Помидор" сегодня злой падла, а потому не рискуй, всякий риск должен быть оправдан. Тебе это говорю и знаю, бить будут, все равно полезу.
Настя: Не надо, не рискуй, вас бьют сильнее. Все, прыгаю - менты на глазке.
Действие 5
Баба Валя (сидит, шуршит пакетами, на этап собирается и делает наставления всем): Ну что, на дорогу присели. Ох, и привыкла я к вам, девки, разливайте, я говорить на посошок буду одна и цыц, не перебивать меня, а то напоследок и по хлебаку могу щелкнуть. Короче, Лен, тебя чтоб из зала суда выпустили, Лялька - тебе, таборный ребенок, скорей к дочке и веселья побольше, ты девка талантливая, и брось наркоту эту, не до добра доведет. Танька - и ты чтоб из чертей вышла, все от водки отойти не можешь, воды не бойся, мойся чаще. Не деритесь тут. С тобой, Настюха, пошептаться хочу отдельно. Ну все, кого словом обидела, не обессудьте.
Слезы утирает, целуются, прощаются.
Пошепталась с Настей.
Баба Валя: А я всю жизнь за правду сижу. Вечно вляпаюсь во что-то нехорошее. То с председателем сцеплюсь, то жалобу напишу, а она таким лихом обрастает в обратную сторону, что опять же я и виноватая. Вот и сейчас. Тюрьма - это учреждение, разрушающее личность и не выполняющее ни одной из своих предполагаемых функций.
Ленка: Баб, ты что это так умно заговорила?
Баба: А я это где-то вычитала и запомнила. И еще запомнила: чтобы исправить преступника нужно, прежде всего подавить его волю. Хрен они во мне чего подавят. Я всегда правду-матку в глаза говорила и говорить буду.
Ленка: И сидеть безвылазно
Баба: Это мое личное дело, неужели как ты всю жизнь воровать буду. Пей вон свою политуру и кидай слюни на подушку.
Все целуются, прощаются. Замки гремят. Называют ф амилию.
Сидят, грустят.
Лялька (вскакивает и начинает петь цыганскую песню и танцевать, кричит): Чтобы нашей бабке в дороге весело было!
Ленка в кабуру к малолеткам бубнит что-то - секс-сказку.
Настя на решку полезла.
Вадим: Настюха, ну что, свою блатную бабку проводили, теперь вас и гонять некому.
Настя: Скучновато будет, она столько прибауток знает и лекарь в придачу, добрая бабка, хоть и сидит немало, а прогнить не успела. Хотя и говорится, все, что долго сидит, или загнивает, или прорастает, а наша бабка мудреет.
Вадим: Настюха, а ты ведь добрая, я знаю, ты так редко матом ругаешься и во всех хочешь доброе разглядеть. Неужели не обжигалась?
Настя: Да ты что, Вадим, у меня все душа растоптана, да хочется верить во что-то светлое, но, как доктор говорит, "Надежды никакой". А знаешь, ведь завтра спецэтап, наверное, и меня выдернут, собираюсь потихоньку.
Вадим: Ты что, моя розовая девочка, я не хочу, слышишь, не хочу тебя терять!
Настя: Не капризничай, ты уже взрослый мальчик, вполне самостоятельный. (Шепчет) Я рядом, я с тобой, ты слышишь, о мой голубой друг, ты и впрямь, как маленький щенок, который заблудился.
Вадим: Кстати, я так люблю собак, у меня кавказец Арнольд - умняга, мы с ним как два брата. Правда, он умнее! А ты любишь собак?
Настя: И ты еще спрашиваешь, собак и женщин. С первыми разговариваю и откровенничаю, с другими сплю и не доверяю, ничего, что я так цинична?
Вадим: А ты иногда язва.
Настя: Иногда можно, я боюсь быть уязвимой, мой друг.
Вадим (прерывает): Ты забыла слово "голубой", я знаю слова гораздо хуже и отношусь к ним терпимо. А это мне нравится, хочешь анекдот по этому поводу?
Настя: Не хочу, не заостряй внимание на своей ориентации, у меня к тебе просьба, скоро спецэтап, а ты можешь пробить списки, мою фамилию знаешь. Ладушки! Все, пошли на хер, менты!
Кормушка открывается.
Голос: Настя, кто, возьми. Сует скрученный лист.
Ленка: Настя, это же твой портрет, надо же ногами пригнал, красиво-то как, во блин дает!
Настя трогает руками, гладит плотный картон, зачем-то нюхает и закрывает глаза: Вадим, ты у меня талант, художник, верю, я здесь еще красивей, чем в жизни.
Девчата: Да ладно, тебе грех обижаться!
Ленка: Мы его сейчас между шконарями повесим, нет, жаль менты при шмоне сорвут. Лучше так храни!
Кормушка открывается. Называют фамилию Насти.
Голос:30 минут тебе на сборы.
Суета, беготня, движение.
Настя (на решке): Спасибо, что сумел предупредить. Я успела собраться, хотя уже и так чувствовала.
Вадим: У Платонова герой говорит: "Без меня народ не полный", а я без тебя совсем ничто, понимаешь, я только сейчас жить начал, думать, размышлять, я в душе даже мать, слышишь, простил. Не хочу вот так взять и растеряться. Не хочу. Я тебе все адреса дал, и свой, и матери. Я знаю, эта система ломает, но не виню систему. Не меняйся, прошу, ты мне нужна, понимаешь, такая! Здесь так много судеб проходит, и семьи рушатся, и люди гибнут, а я хочу, чтоб ты оставалась для меня и для своего сына такой, какая ты есть! Верю, что он будет хороший пацан. Я прошу тебя. Прошу! И знай, что в этом городе у тебя всегда есть голубой друг. Подробности в муле, мои пацаны тебя в дорогу собирают. Верь людям, прошу!
Настя: Я загляну, менты разрешают проститься, все, бегу, замки гремят.
(На ходу держит кружку, слезы вытирает.) Девчата, удачи Вам всем, воли, кому под чистую, кому по УДО, и чтоб вас дома помнили и ждали.
Поцелуи, слезы, замки. Уходит.
ЗАНАВЕС опускают и поднимают.
Настя сидит одна, глядит на портрет.
Настя: Вскоре этапом меня догнала страшная весть, Вадима при разборке зарезали ножом в спину, я не верила, но это факт. И вот теперь во всех своих начинаниях и когда мне очень плохо (поднимает голову и руки к небесам)
Я знаю ты меня слышишь.
Я не зову Господа,
Я не кричу: "Мама",
Я шепчу: О, мой голубой друг,
Помоги!
Помоги мне выстоять, выжить в этом жестоком мире. Я знаю, ты меня ждешь и этим живу!
О, мой голубой друг.
Помоги!!!
Все. ЗАНАВЕС.
хата - камера
шконки - кровати
малявы - хорошо запечат. письмо
решка - зарешеченное окно
конь - туго натянутая веревка, межкамерная связь
реснички - наварные листы, железные жалюзи
дубаки, дубачки - охранники