Журнал "Индекс" | Единое право

Дидерик Лохман

Международное Гуманитарное Право и военный конфликт в Чечне

Лекция, прочитанная для студентов IV курса факультета журналистики Университета Российской Академии образования в рамках совмесного проекта Фонда защиты гласности и УРАО "Международное гуманитарное право и СМИ".

Московское представительство Хьюман Райтс Вотч было открыто в 1991 году, как только это стало возможно. Сначала оно занималось не только Россией, но и другими странами СНГ и Прибалтики. Сейчас мы работаем только по России, и у нас открылись представительства в Грузии, в Узбекистане, которые занимаются своими регионами.

Наш последний проект связан с работой в Чечне и в Ингушетии. Когда осенью 1999 года началась война, мы сначала решили, что работать в этом регионе будет невозможно - слишком опасно. Даже в Ингушетии сначала никто не хотел работать, потому что все боялись попасть в заложники. Но, с другой стороны, мы понимали, что очень важно изучать то, что там происходит. В октябре мы отправили туда небольшую группу наших сотрудников, и сначала они работали в Ставрополе и Северной Осетии, смотрели, что происходит. Они разыскивали чеченских беженцев, говорили с ними о том, что они видели. Некоторые из этих людей пострадали сами, и многие говорили, что в Ингушетии пострадавших гораздо больше, что там гораздо больше можно узнать. И тогда наши сотрудники решили ехать в Ингушетию и увидеть все на месте. С помощью депутата Ингушского парламента мы смогли наладить работу, и оказалось, что мы многое можем делать, хотя, конечно, риск был и остается сейчас. Нам обеспечили охранников, мы жили в гостинице, вместе с журналистами, в том числе иностранными, здесь тоже была и охрана. У нас были строгие правила работы: никогда не выходить одному на улицу, не выходить на улицу, когда темно, и т. д. Сначала мы несколько раз побывали там, а в конце концов мы сделали временный офис, который работал в течение девяти месяцев.

Самое большое количество нарушений, которые мы выявили, были совершены со стороны российских солдат, российского ОМОНа. Конечно, это не потому, что чеченские боевики уважительно относятся к правам человека, а скорее всего потому, что война шла на территории, где в основном живет чеченское, а не российское, население. Кроме того, на стороне российских солдат и милиционеров гораздо больше силы: у них танки, ракеты "Земля-земля", авиация и т.д. У чеченских боевиков всего этого практически не было. Со стороны чеченских боевиков было совершено множество нарушений прав человека.. Но это в основном относится ко времени до широкого военного конфликта, в период с августа 1996 года по сентябрь 1999 года. Сейчас снова совершается все больше и больше нарушений прав человека со стороны боевиков: они кладут мины, совершают нападения, на пророссийскую администрацию, на гражданских лиц, которые не участвуют в вооруженном конфликте. Но чтобы разобраться в вопросах нарушения прав человека, в частности, и в этом конфликте, я должен немного рассказать о международном гуманитарном праве, устанавливающем определенные правовые рамки для ведения войны.

Еще в 19 веке началась кодификация права по ведению войны. От любой войны страдает мирное население и было понятно, что нужно установить некие правила для защиты населения. После Второй Мировой войны, в 1949 году были подписаны четыре Женевские конвенции, и речь в них идет о военнопленных, о мирных жителях и о других категориях людей, вовлеченных в конфликт. Но Женевские конвенции были подписаны, когда большинство конфликтов были международными, то есть речь шла, скажем, о войне между двумя, тремя или еще большим числом государств. Сейчас ситуация очень сильно изменилась: войны между государствами стали случаться гораздо реже, но происходит все больше и больше внутренних конфликтов. В Женевских конвенциях немного говорится о внутренних конфликтах, в частности, статья 3-я вводит запрет на нарушение прав тех людей, которые не участвуют в военных действиях. Это касается, во-первых, гражданского, то есть мирного населения; во-вторых, тех людей, которые участвовали в военных действиях, но на момент задержания уже сложили оружие, то есть людей, которые находятся в больницах, ранены, людей, которые решили, что они больше воевать не будут. Их, конечно, можно задержать и их можно привлечь к суду за то, что они участвовали в военных действиях, но их нельзя расстрелять. То есть, человека, активного участника военных действий можно расстрелять: это соперник, противник, - но когда у него уже нет оружия, - расстрелять его нельзя. И это главный принцип. Конечно, иногда очень сложно установить, участвует ли человек в данный момент в военном конфликте или нет. Но главный принцип остается: в отношении людей, которые не участвуют в военных действиях, нельзя использовать насилие, которое угрожает их жизни, - нельзя брать их в заложники, нельзя пытать их или подвергать унижению. Повторяю, их можно привлечь к суду, но нельзя подвергать внесудебной расправе. Эти правила, которые сформулированы в статье 3-ей Женевских конвенций.

Итак, в 70-х годах политики стали понимать, что становится все больше внутренних конфликтов и что надо принимать новую конвенцию. В конце концов был принят так называемый 2-й Протокол к Женевским конвенциям, где речь идет только о внутренних конфликтах. Этот Протокол более подробно расписывает те основные правила, которые содержатся в статье 3-ей Женевских конвенций, здесь вводится, например, запрет на применение неизбирательной силы, запрет на применение несоразмерной силы, запрет на убийства мирных жителей, на пытки, на мародерство и т.д.

В Протоколе, что очень важно, дается определение конфликта. Скажем, когда идет война между двумя государствами, то обычно достаточно ясно, что имеет место война. Когда же речь идет о внутреннем конфликте, то это не всегда ясно - когда происходят конфликты-стычки, малые "разборки", то бывает сложно определить, когда начался конфликт. Например, российские власти и сейчас говорят о том, что в Чечне имеет место не военный конфликт, а контртеррористическая операция. И к чему тут применять 2-ой Протокол, если это не конфликт, а просто милиция наводит порядок?..

Для определения внутреннего военного конфликта существует несколько признаков. Один из них - это интенсивность конфликта. Второй - наличие организации, скажем, чеченских боевиков (в случае с Косово это были албанские сепаратисты). Еще нужно определить степень организованности соперника, то есть тех сил, которые пытаются либо отделиться, либо избавиться от правительства. Чечня - яркий пример внутреннего конфликта. Интенсивность конфликта для всех очевидна: город Грозный снесен с лица земли... А есть интенсивность, повторю, - это один из параметров для определения, имеем ли мы дело с военным конфликтом. В чеченском конфликте задействованы и самолеты, и танки, и ракеты, и разрушаются города; значительна продолжительность конфликта. Все говорит о том, что конфликт интенсивный. Второй параметр - это организация воюющих сторон. Что касается стороны российских властей - наличие организованных сил очевидно. Что касается боевиков. Генерал Манилов, говоря об итогах первого года операции, сказал, что год назад, в сентябре 1999 года было 26 тысяч бандитов-террористов, что их военная сила хорошо структурирована, у них были подразделения, хорошо оснащенные, были генералы, которые имели свои полки, были склады для оружия, лагеря для обучения. На самом деле, Манилов сам предоставил нам материал для того, чтобы говорить, что на самом деле мы имеем дело с внутренним военным конфликтом. Что касается басков или Ольстера, - интенсивность конфликта здесь гораздо более низкая. Продолжительность же его в обоих случаях велика, но речь здесь идет об отдельных терактах, а не о постоянных боях. Возможно, что специалисты по гуманитарному праву, скажем, мои коллеги в Нью-Йорке, скажут, что на самом деле и конфликт в Северной Ирландии, и баскский конфликт подпадают под 3-ю статью Женевской конвенции. Но с Чечней все еще более ясно.

Теперь что касается конкретных нарушений конвенций. Тут есть два момента. Первый - бомбежки, артобстрелы, применение ракет "Земля-земля"; второй - это "зачистки" и все нарушения, которые связаны с такими операциями. Протокол -2 содержит запрет на применение неизбирательной и несоразмерной силы. Неизбирательная сила - это такая сила, которая не различает мирных жителей и боевиков (в международном гуманитарном праве они именуются комбатантами). Пример применения такой силы: 5 сентября 1999 года, когда бомба попала в школу села Майорти, расположенного недалеко от Дагестана. Видимо, военные считали, что там находятся боевики, что они оттуда врываются в Дагестан. Бомбили школу, несколько школьников было убито. Сила была применена к чисто гражданскому объекту, и было маловероятно, что в школе находились боевики. Свидетели показали, что там находились школьники. Когда мы говорим о применении несоразмерной силы, то имеем в виду и вот такое нападение на мирный объект, которое причиняет потери мирным жителям. Замечу, что гуманитарное право допускает, что мирные жители будут страдать от нападения на военный объект. Это неизбежно. Но международное право говорит и о том, что применение силы должно быть соразмерным.

Вот еще один пример. 21 октября 1999 года был нанесен удар по рынку в Грозном. Погибло много людей, очень много мирных жителей. И было неясно, кто нанес этот удар. Российские власти сначала отрицали, но, в конце концов, признали, что скорее всего они нанесли этот удар. Потом начались разговоры о том, что это рынок, где торгуют оружием. В этой ситуации одной из первых наших задач было найти свидетелей этого удара и узнать, что это за рынок, кто там находился, и, конечно, установить, сколько там погибло мирных жителей. Выяснилось: на рынке (а такие рынки имеются во всех городах) торгуют в основном продуктами, но в одном уголке этого рынка действительно торговали оружием - это не была торговля специально для боевиков, но торговали действительно оружием. Чеченцы говорили нам и о том, что Масхадов имел одну из штаб-квартир недалеко от этого рынка. Конечно, штаб-квартира Масхадова - вполне легитимный военный объект... Была и еще одна интересная подробность: удар был нанесен около 5-ти часов вечера, в это время там находилось очень много народу, люди шли с работы домой и заходили на рынок, покупали продукты и т.д. То есть получается интересное сочетание разных факторов: с одной стороны, - рынок, с другой - квартира, которая находилась рядом с рынком и которая являлась легитимным военным объектом (очень важным, потому что убить Масхадова в начале войны - это было очень важно). Вместе с тем, удар был нанесен тогда, когда на рынке находилось огромное количество мирных жителей. Возникает вопрос: какова соразмерность, какова пропорция. На самом деле, это очень сложно установить. Если в штаб-квартире находились и Масхадов, и Басаев, и Хаттаб, - то это, конечно, очень ценный военный объект; но ведь погибли от 100 до 140 человек мирных жителей. Что важнее? С одной стороны, если убить сразу Масхадова, Басаева и Хаттаба (предположим, что именно такая информация была у российских военных), то, возможно, война сразу и закончится┘ А сейчас тысячи мирных жителей погибли во время этой войны┘ Тогда, конечно, 100 и даже 140 жителей - кажется не очень много. То есть это очень сложный вопрос, и нам нужно взвесить все обстоятельства, чтобы прийти к определенному выводу. С моей точки зрения, в данном случае мы имеем также пример применения несоразмерной силы. Возможно, об этом можно спорить. Существуют и суды, которые должны решать такие вопросы.

Другой очень печальный пример. 29 октября, того же года был нанесен удар по колонне людей на дороге между Грозным и Ингушетией. Там была очень странная ситуация. За несколько дней до этого российские военные решили перекрыть границу между Ингушетией и Чечней, как раз когда многие чеченцы хотели вырваться из Чечни, они стояли в пробках, в очереди. Закрытие границы вызвало тогда достаточно большой скандал и на Западе, и в России многие говорили о том, что это недопустимо, что если люди бегут от военных действий, то их надо пропускать. И вот российские источники из Минобороны сообщили о том, что 29 октября снова будет открыта граница между Ингушетией и Чечней. Эта информация прошла по всем каналам СМИ, и 29 октября, рано утром, огромное количество людей начало двигаться, надеясь, что граница действительно будет открыта. Но военные почему-то решили не открывать границу. К 11-12 часам утра люди поняли, что их не выпустят, и колонна повернула обратно к Грозному, а в 1 час дня несколько самолетов начали кружиться над колонной и нанесли 5 или 7 ракетных ударов по колонне, ракета попала в том числе в грузовик красного креста, на крыше которого была эмблема красного креста. Были убиты мирные жители, в том числе 16-ти летняя девочка, 9-ти летний мальчик. Это один из вопиющих эпизодов первого этапа войны, потому что российские власти, конечно, должны были знать, что движется большая колонна беженцев. И даже если среди мирных жителей там находились какие-то боевики, не могло не быть очевидным, что нанесение удара по такой колонне приведет к большому количеству жертв среди мирного населения. Военные должны были воздержаться от такого удара. Потом российские власти говорили о том, что в этот день были уничтожены два грузовика с боевиками, они утверждали, что поскольку колонна двигалась не в сторону Ингушетии, а в сторону Грозного, то исключена возможность, что это были мирные жители. Но все свидетели (а мы говорили более чем с 15-ю) заявили, что они никаких боевиков не видели. У всех перед глазами картина Грозного. На самом деле, Грозный военные видели как один огромный военный объект. И он был полностью разрушен. В том числе, кстати, были разрушены 9 больниц Грозного, полностью или частично, что является прямым нарушением Международного гуманитарного права. В самом Грозном, по приблизительным подсчетам погибло 4 тысячи человек, включая мирных жителей. Точно сказать, сколько именно погибло мирных жителей, - невозможно.

Второй этап войны начался, когда боевики ушли из сел и городов и туда вошли российские военные, российский ОМОН, иногда СОБР и подразделения Минюста. Начались проверки паспортов, людей, стали выявлять, возможных оставшихся боевиков. Начались "зачистки" сел и городов. К сожалению, очень многие из этих зачисток имели мало общего с "операцией правоохранительных сил". Мы установили, что по крайней мере в 3-х местах, в Алхан-Юрте и в двух районах Грозного, на самом деле ОМОНовцы и солдаты расстреливали мирных жителей. Например, в поселке Новые Алты в районе Грозного была расстреляна женщина, которая была на 9-ом месяце беременности, вместе с ней был расстрелян годовалый мальчик. В Алхан-Юрте была расстреляна столетняя женщина. Все это происходило на фоне массового мародерства: солдаты выносили не только еду, одеяла и подушки (это можно было бы еще понять), но и видеомагнитофоны, телевизоры, диваны, стенки, - то есть все, что только можно было вынести. Недавно я говорил с журналисткой из газеты Лос-Анджелес Таймс. Она объездила много войсковых частей, разыскивала офицеров, проводников, которые готовы были рассказать о том, что они делали в Чечне во время зачисток. Она действительно нашла более 20-ти таких людей, которые готовы были говорить. И ей рассказали, что на самом деле существует некий "порядок" мародерства. Сначала, когда военные входят, они действительно проверяют документы у всех жителей, в течение даже нескольких дней. Они заходят в дома, чтобы проверить, нет ли там боевиков, заодно они делают некую "инвентаризацию" того, что есть. А на следующий день или через 2 дня они приходят и говорят, что у них появилась новая информация, что снова надо проверять, - и начинают выносить все, что есть в доме. Солдаты говорили, что более высокие чины - они могут выбирать, а призывники работают как грузчики, грузят на военные машины, которые отправляются на юг России (а там неизвестно, что с ними происходит: либо они едут в часть, либо там работают какие-то посредники)...

Следующая проблема - это задержание. В ходе зачисток на блокпостах задерживается очень много людей. По недавним сообщениям, около 400 еженедельно(?), а в последнее время появились заявления, что это количество возрастет. Задержания происходят во многих случаях неизбирательно. Доступ к адвокатам не предоставляется. Очень часто родственники не знают, где человек находится. Люди просто исчезают. Несколько дней назад ко мне пришел чеченец, который раньше работал судьей. Последний год он жил без работы, потому что шариатской системе судьи, которые работали по российским законам, были не нужны. Он рассказывал, что его жена с двумя сестрами поехала на Северный рынок в Грозном, где она иногда торговала клубникой, чтобы заработать на хлеб. Приехал танк с людьми в военной форме, и их увезли. Узнав об этом, он сразу поехал в Грозный, начал расспрашивать, где их видели, начал ходить по всем официальным инстанциям. Ходил и в милицию, где сказали, что никого не задерживали, в ФСБ сказали то же самое - то есть никто не принял на себя ответственность за задержание этих женщин. Это произошло в начале июня, и он до сих пор их разыскивает, и никто не знает, где они. По их исчезновению было возбуждено уголовное дело, но оно приостановлено, потому что прокуратура не смогла найти тех, кто задерживал (при этом прокуратура не стала опрашивать тех свидетелей, которых нашел сам этот человек). Женщины неизвестно где, их нет в официальных местах задержания, возможно, они находятся в неофициальных местах задержания, никто ничего не знает. Этот человек уже теряет надежду увидеть свою жену живой. И таких случав становится все больше.

Конечно, сегодня, по сравнению с началом года, ситуация изменилась. Однако она не улучшилась. Задержания продолжаются, исчезновения продолжаются, мародерства продолжаются. Хотя широкомасштабных военных действий, которые были в начале года, уже нет.

С этим новым, третьим этапом войны увеличилось количество нарушений прав человека со стороны боевиков. Было совершено множество нападений на чеченцев, которые сотрудничают с российскими властями. Конечно, если это вооруженные люди, то в ходе вооруженного конфликта в них можно стрелять, на них можно нападать, но на женщину, которая является главой Нажаюртовской администрации было совершено нападение, были угрозы, были нападения на ее детей, то это очевидное нарушение Международного гуманитарного права. Но более всего страдает мирное население. В сегодняшней ситуации невозможно наладить нормальную жизнь, невозможно экономически выжить, люди из Ингушетии боятся возвращаться, да и домов нет, они боятся, что будут арестованы и уничтожены. Выхода из этой ситуации я, честно говоря не вижу.

В сентябре прошлого года, когда мы начади свою работу в Ингушетии, там сильно ругали и Ельцина, и Путина, и Шаманова. Но для меня тогда было очень неожиданным, что люди очень сильно ругали и Басаева, и Масхадова, и Хаттаба. Басаева, который был национальным героем в 96 году, больше не уважали, его обвиняли в том, что он спровоцировал войну. И Масхадова в том, что он не боролся с преступностью, в том, что экономика не развивалась (абсолютное число чеченцев были безработными все эти годы между войнами). Кстати, не исключено, что в начале войны был шанс на относительную стабильность под российским руководством. Сейчас, конечно, все изменилось. Людей, которые живут в Ингушетии, всячески пытались заставить поехать обратно в Чечню: их лишали еды и тех, которые жили в вагончиках, просто "присоединили" к паровозу и отправили в Чечню. Конечно, чеченцы унижены отношением со стороны российских солдат и омоновцев.

Если бы не было этих массовых убийств, не было мародерства, не было неизбирательных задержаний, - то был бы шанс на определенную стабильность под российским руководством. Но когда с 1994 по 1996 год - война, сейчас - снова война┘ Сложно представить, как чеченцы могут согласиться, чтобы Чечня была частью Российской Федерации.

Мародерство, безусловно, было и со стороны боевиков и со стороны других чеченцев. В маленьких селах есть какой-то контроль, люди друг друга знают и следят за тем, что происходит. А вот в Грозном грабежи квартир безусловно имели место, это было очень распространено среди боевиков. Были и другие нарушения. Например, когда старшины сел пытались договориться и с боевиками, и с российскими войсками, чтобы их село не подвергалось бомбежке. В некоторых случаях боевики действительно уходили, но были и случаи, когда старейшин боевики расстреливали. Был случай, когда в заложники на несколько дней взяли сына одного из старейшин, были случаи жестокого обращения. Таких нарушений, правда, было не так много, потому что большинство мирных жителей если и не помогали активно боевикам, то, по крайней мере, не доносили российским военным о том, что и где делают боевики.

Когда поначалу на севере Чечни зачистки были "легче", не было широкомасштабных нарушений, - мирное население приветствовало российские войска. Но после Грозного, в Грозном, где мирные жители пострадали, они уже, конечно, были настроены очень враждебно к российским солдатам. Солдаты чувствовали на себе неприязнь окружения, что, в свою очередь, влияло и влияет на отношения между военными и мирными жителями. Серьезной причиной ожесточения являются внесудебные расстрелы мирных жителей. В Грозном российские солдаты потеряли очень много своих коллег и друзей. И, естественно, когда они стали проводить зачистки, у них уже был особый настрой. Но ведь это не оправдывает военных, которые считают себя "профессионалами".

Дидерик Лохман возглавляет московское представительство Хьюман Райтс Вотч
На нашем сайте опубликованы еще две его статьи:
В головах людей нет презумпции невиновности и
Международное сообщество не прошло чеченский тест

Журнал "Индекс" | рубрика "Единое право"