Валентин Данилов

На пути к справедливому суду

Вопрос о справедливом исполнении приговоров по-прежнему остается на повестке дня. Простая, хорошо продуманная система социализации осужденных путем поэтапного смягчения условий отбывания наказания: перевод из исправительных колоний (ИК) в колонии-поселения согласно ст. 78 УИК РФ, а затем условно-досрочное освобождение (УДО) согласно ст. 79 УК РФ повсеместно не реализуется. Причин этому, как всегда, несколько, но главная – это отсутствие справедливого суда, поскольку вся эта поэтапность осуществляется на основании соответствующих решений районных судей по месту отбывания наказания осужденными.

Как на практике осуществляется правосудие в отношении перевода из ИК в колонию-поселение, я смог убедиться на личном опыте. Администрация ИК-16 ГУ ФСИН РФ по Красноярскому краю ввела меня в заблуждение, сообщив, что я имею право на перевод в колонию-поселение (исправительное учреждение с более мягким режимом) после двух третей срока. Я узнал, что это далеко не так, только в 2010 году от В.М. Фридман из Абрамкинского правозащитного центра, когда она написала мне, что еще три года тому назад я мог перевестись в колонию-поселение куда-нибудь под Бородино, где в 80-х отбывал ссылку поэт Игорь Губерман. Известный многим своими стихами-гариками и прозой, он написал воспоминания о времени, проведенном в этом сибирском поселке, чем и прославил этот небольшой шахтерский поселок Бородино в Красноярском крае.

Лучше поздно, чем никогда, и по моей просьбе адвокат Елена Евменова подала ходатайство о переводе меня из колонии строгого режима для ранее несудимых в колонию-поселение. Судья Советского районного суда г. Красноярска В.В. Фадеев немало меня удивил, когда в мотивировочной части Постановления от 14.12.2011 г. я прочел дословно следующее: «…Д. действительно на момент рассмотрения дела в суде отбыл более 2/3 назначенного ему срока наказания, в целом на период отбывания наказания характеризуется с положительной стороны, однако в настоящее время имеет неснятое и непогашенное взыскание в виде помещения в ШИЗО на 1 сутки, наложенное на него 17.10.2011 г. При указанных обстоятельствах суд полагает невозможным, считать Д. заслуживающим изменения вида исправительного учреждения на колонию-поселение».

Что можно сказать по этому поводу? Неплохо было бы, чтобы судьи указывали в документах свои полные имена и отчества, а то В.В. Фадеев – это сильно сокращенная информация о судье. Правда, если поискать в Интернете, это, скорее всего, Виктор Викторович Фадеев. Судья Фадеев указал в постановлении, что я отбыл более двух третей срока, из чего я могу заключить, что он считает, что для перевода из ИК строгого режима в колонию-поселение нужно отбыть не менее этой части срока. Очевидно, что это ошибочное суждение, если прочесть п. «г» ч. 2 ст. 78 УИК РФ, где говорится, что для перевода в колонию-поселение из колонии строгого режима необходимо отбыть не менее одной трети срока, а две трети – это относится только к тем осужденным, которые совершили особо тяжкое преступление во время неотбытой части наказания после условно-досрочного освобождения.

Поскольку я не отношусь к этой категории, для меня необходимо было отбыть не менее одной трети. Примечательно, что судья Фадеев употребил такие слова: «…суд полагает невозможным считать Д. заслуживающим изменения вида исправительного учреждения». Вообще-то в законе (ч. 3 ст. 78 УИК РФ) приведен исчерпывающий перечень условий, при наличии которых осужденный не подлежит переводу в колонию-поселение. О том, что нужно заслужить такой перевод, в законе нигде не говорится. Самое любопытное, что одно из главных условий, при котором такой перевод невозможен, – это отсутствие письменного согласия осужденного на перевод.

Поскольку перечень условий исчерпывающий, то при отказе в удовлетворении ходатайства на перевод судья обязан был в мотивировочной части своего решения указать конкретное условие из этого списка. Нет в числе этих пяти оснований в ч. 3 ст. 78 УИК РФ такого, как наличие у осужденного действующих взысканий. Перевод из ИК в колонию-поселение – это не поощрение осужденного за какие-то заслуги, а рутинная процедура поэтапного смягчения условий отбывания наказания. В колонии-поселении проще реализуется самый главный элемент социализации осужденного – его трудоустройство – и легче поддерживаются социальные связи с родственниками и семьей. Перевод нужен в большей степени не осужденному, а обществу, поскольку именно таким способом должен решаться вопрос борьбы с рецидивом.

Получается, что судья Фадеев, отказавший мне в переводе, не руководствовался законом и совестью, как предписывается ст. 17 УПК РФ. Вызывает не меньшее удивление, что решение судьи Фадеева, не основанное на законе, засилила, как говорят юристы, коллегия судей Красноярского краевого суда в составе председательствующего Синякова Владимира Павловича, судей Сурначевой Ирины Петровны и Пугачевой Татьяны Михайловны (имена и отчества восстановлены из Интернета). В тексте кассационного определения от 26.01.2012 г. говорится: «…Проверив материал, обсудив доводы кассационной жалобы, судебная коллегия находит выводы суда о том, что Д. не подлежит переводу в колонию-поселение, основаны на исследованных судом материалах». Судьи выразили также свое согласие с ошибочным утверждением судьи Фадеева, что для перевода в колонию-поселение необходимо отбыть не менее двух третей срока, а не одной трети, как следует по закону.

Апофеозом судебного решения коллегии явилась крайне популярная в последнее время фраза: «Согласно ст. 78 ч. 1 УИК РФ, в зависимости от поведения и отношения к труду осужденным к лишению свободы может быть изменен вид исправительного учреждения. По смыслу данного закона при наличии оснований, указанных в ч. 2 ст. 78 УИК РФ суд вправе, но не обязан изменить вид исправительной колонии на колонию-поселение». Этот пассаж – «вправе, но не обязан» – вызывает восхищение и звучит очень сильно. Неудобно как-то напоминать судьям, что они именно обязаны руководствоваться в своих решениях законом и совестью, как предписывается им ст. 17 УПК РФ, и не вправе по своему усмотрению игнорировать положения закона, в частности наличие в законе исчерпывающего перечня оснований, по которым осужденному можно отказать в переводе в колонию-поселение.

Нужно сказать, что в моем случае после отбытия двух третей срока я имел право не просто на перевод в колонию-поселение, но подлежал условно-досрочному освобождению (УДО) согласно ст. 79 УК РФ. Мною был поставлен своего рода эксперимент: было интересно узнать, как отреагирует суд на простое смягчение условий отбывания наказания (изменение вида исправительного учреждения) при наличии действующего взыскания, не говоря уже про освобождение по УДО. Взыскание в виде одних суток в ШИЗО мне было наложено сразу при прибытии в ИК-17 специально для создания препятствия в УДО.

В споре со своим адвокатом я настаивал, что взыскание в любом случае – это всего лишь мера дисциплинарного воздействия, имеющая своей целью исключительно принуждение осужденного выполнять Правила внутреннего распорядка учреждения. На свободе нет этих Правил, поэтому не может быть никакой связи между взысканием и предоставлением УДО. На что она мне ответила, что такова судебная практика, пусть она и не основана на законе. Я опять возразил: что такое судебная практика, у нас же не прецедентное право. Получил ответ, что в этой части – прецедентное, судят как все, чтобы не высовываться. Как говорил один из моих учителей, академик Г.И. Будкер: «Но эксперимент был поставлен и цифра была получена». Судьи Фадеев, Синяков, Сурначева и Пугачева отказали мне даже в такой малости, как перевод в колонию-поселение именно на основании действующего дисциплинарного взыскания. Я считаю их решения не основанными на законе. Но адвокат оказалась права на все 100 процентов в предсказании результата.

К слову сказать, через год это формальное основание, которое судьи использовали для отказа в удовлетворении ходатайства, исчезло (взыскание через год считается погашенным), и 13.11.2012 г. судья Советского районного суда г. Красноярска Евгений Юрьевич Репин вынес постановление о моем условно-досрочном освобождении. Старший помощник прокурора по надзору за соблюдением законов в ИУ В.В. Ивановский не возражал против УДО, представитель ИК-17, правда, был против, поскольку администрация ИУ посчитала, что взыскание было погашено совсем недавно. Они внесли новацию в характеристику осужденного – имеет свежепогашенное взыскание. В суде спора между сторонами не было (администрация ИК-17 не являлась стороной в процессе, ее мнение было нужно суду лишь для установления обязательств при УДО, но не в вопросе самого УДО), и судья Репин на законных основаниях удовлетворил ходатайство об УДО.

Освободили меня только 24 ноября 2012 года, когда это Постановление вступило в законную силу. Какой-то «мудрец» пролоббировал поправку в закон о том, чтобы освобождать из-под стражи по постановлению об УДО только после его вступления в законную силу (ч. 5 ст. 173 УИК РФ). Но ведь если в суде судят кого-то, кто находится под стражей в СИЗО, и – о чудо! – судья выносит оправдательный приговор или изменяет меру процессуального принуждения на не связанную с лишением свободы, его же освободят сразу же, в зале суда и не будут ждать, чтобы решение вступило в законную силу. Конечно, прямо в зале суда он выйдет из клетки согласно ч. 3 ст. 391 УПК РФ, а за вещами в СИЗО зайдет попозже.

Судебное решение об освобождении принято, обжалуйте сколько хотите, но почему еще месяцы осужденный должен быть лишен свободы? В суде решается вопрос о свободе, права у осужденного те же, что и у неосужденного. Без сомнения, эту дурацкую дискриминационную поправку нужно отменять. Я остаюсь в твердом убеждении, что в отличие от перевода в колонию-поселение, где имеется перечень ограничений, для УДО в ст. 79 УК РФ не указано никаких объективных причин для отказа, а значит, нет никаких законных оснований для отказа в удовлетворении ходатайства об УДО и, соответственно, обжалования прокуратурой постановления о предоставлении УДО.

К сожалению, моя судебная эпопея с переводом в колонию-поселение типична для большинства историй осужденных. Судьи сплошь и рядом выносят несправедливые судебные решения по делам осужденных. Что только они ни придумывают для обоснования отказов: и наличие взысканий за нарушения Правил внутреннего распорядка (ПВР) учреждений, как действующих, так и за все время отбывания наказания, и неотбытый слишком большой срок, и возражения потерпевшего против УДО осужденного. Интересно, а по окончании полного срока, отбытого в исправительной колонии, мнение потерпевшего тоже будет учитываться? Осужденного будут содержать под стражей, пока потерпевший не даст своего согласия?!

Верховный суд, надо отдать ему должное, в рекомендациях своих пленумов не устает повторять, что само по себе наличие взысканий не является основанием для отказа в УДО, равно как и непогашение ущерба от преступлений. Но судьи с настойчивостью, достойной лучшего применения, продолжают считать, что осужденные, имеющие или имевшие взыскания, не характеризуются «положительно», поэтому они вправе отказать им в УДО. Отчасти в этом повинен и законодатель, который, привычно ориентируясь на советские традиции, использовал при характеристике поведения осужденного этот субъективный, коррупционно-емкий термин: «положительно характеризующийся».

Очевидно, что в отношении людей, осужденных за уголовные преступления, это совсем неподходящее определение, оксюморон. Вот до вынесения приговора, когда в суде рассматривалась характеристика на подсудимого от соседей или с места работы, там этот термин мог быть вполне уместен, а после вступления в силу приговора за совершенное преступление говорить о положительности преступника – это как-то слишком. Правильнее было бы в законе при описании качеств осужденного использовать более точное определение, характеризующее не положительность, а отрицательность. И такой термин не нужно придумывать, он уже есть в Уголовно-исполнительном кодексе РФ (УИК РФ) – «злостный нарушитель Правил внутреннего распорядка исправительного учреждения». Это вполне четкое определение, которое, ко всему прочему, имеет и определенную процедуру оформления с объективным обоснованием, которые легко проверяются в суде.

Осужденный, признанный в установленном порядке злостным нарушителем с оформлением этого факта в виде распоряжения начальника ИК, как правило, отбывает наказание в отряде строгих условий содержания (ОСУС). Кстати, тогда он действительно не может быть переведен в колонию-поселение, пока не окончится срок отбывания этого наказания. В колонии-поселении не существует таких отрядов и условий для отбывания этого вида наказания. Из штрафного изолятора (ШИЗО) в колонию-поселение перевести осужденного можно, поскольку и там есть ШИЗО, а значит, осужденный сможет отбыть оставшуюся часть наказания. А вот ОСУС в колонии-поселении нет, а значит, наложенное взыскание не может быть исполнено. Это, кстати, делает возможным вынесение судебного решения с удовлетворением ходатайства о переводе, но с указанием времени его исполнения (после отбытия наказания в ОСУС). На возражение – а как же учитывается поведение осужденного? – ответ очень простой. Колонии-поселения есть разные и располагаются они в разных местах региона, одни в центре городов, как, например, КП-19 в г. Красноярске, а другие – в поселках на большом удалении от крупных городов. И в какую колонию-поселение направить осужденного, региональное Управление ФСИН будет решать с учетом характеристики на осужденного.

С условно-досрочным освобождением (УДО) ситуация проще. Дело в том, что колония-поселение – это исправительное учреждение, где осужденный, как и в колонии, отбывает наказание в виде лишения свободы. Предоставляя УДО (слово «досрочное» – это опять дань старой традиции, когда осужденного за легкие преступления освобождали из-под стражи до истечения срока, установленного по приговору), судья – с учетом характеристики на осужденного за все время отбывания наказания в условиях лишения свободы – устанавливает ряд обременений (обязательств), как при обычном условном осуждении согласно ст. 73 УК РФ. Находится ли осужденный при судебном рассмотрении его ходатайства об УДО в ОСУС или нет, значения иметь не должно. Положенную по закону часть наказания в виде лишения свободы он отбыл (в ИК плюс колония-поселение или только в ИК). В соответствии со ст. 79 УК РФ ему должен быть изменен вид наказания с лишения свободы на условное наказание.

Здесь хотелось бы сделать ремарку. Чтобы не было ненужных ассоциаций со старым термином УДО и тем, что используется в других странах, правильнее было назвать УДО в новом Уголовном кодексе РФ переводом под надзор по месту жительства по окончании отбывания наказания в виде лишения свободы. А вот жесткость этого надзора действительно определяется судьей на основании характеристики на осужденного за все время отбывания наказания в виде лишения свободы (СИЗО+ИК+КП), но только жесткость, а не сам факт перевода под надзор. Однако при формулировке ст. 79 УК РФ законодатель не преминул ввернуть пару слов, чтобы затуманить ее смысл. По аналогии с пресловутым «характеризуется положительно» в ст. 78 УИК РФ в ст. 79 УК РФ говорится: «1. Лицо, отбывающее… лишение свободы, подлежит условно-досрочному освобождению, если судом будет признано, что для своего исправления оно не нуждается в полном отбывании назначенного судом наказания, а также возместило вред (полностью или частично), причиненный преступлением, в размере, определенном решением суда. При этом лицо может быть полностью или частично освобождено от отбывания дополнительного вида наказания. 2. Применяя условно-досрочное освобождение, суд может возложить на осужденного обязанности, предусмотренные частью пятой статьи 73 настоящего Кодекса, которые должны им исполняться в течение оставшейся не отбытой части наказания».

Законодатель явно перемудрил в формулировке УДО. Очевидно, что при обременениях (обязанностях), наложенных судом при УДО, осужденный продолжает отбывать наказание, сам факт УДО не освобождает осужденного от наказания, просто это другой вид, не связанный с лишением свободы. А если принять во внимание, что при переводе из исправительной колонии, вид которой был установлен судом в приговоре, в колонию-поселение осужденный уже не отбывает тот вид наказания, что был в приговоре, то вопрос о том, нуждается ли он в полном отбывании назначенного судом наказания, очевидно лишен смысла.

Суд в приговоре указывает как срок лишения свободы, так и вид исправительной колонии (иногда несколько видов). Было бы правильнее, если бы в приговоре прямо указывалось, сколько лет в исправительной колонии, сколько лет в колонии-поселении и сколько лет под надзором после изменения наказания с лишения свободы на условное. Судья этого в приговоре не указывает, поскольку это и так следует из законодательства, а мог бы, основываясь на существующих законах о порядке отбывания наказания (ст. 78 УИК РФ и ст. 79 УК РФ). Заодно и осужденный был бы ознакомлен с порядком отбывания наказания, а не полагался бы на то, что администрация ИУ, где он будет отбывать наказание, станет исполнять свою обязанность по информированию осужденного со всеми изменениями порядка отбывания.

Если посмотреть на систему исполнения наказания как на целостную систему во взаимосвязи всех ее частей, то видно, что нагрузка на суды по сравнению с советским временем увеличилась. Действительно, до 1997 г. согласно УК РСФСР, осужденный отбывал наказание «от звонка до звонка» в одном ИУ, за исключением редких случаев легкостатейников, которых могли освободить до конца срока по УДО. В УК РФ сроки наказания за преступления были увеличены в два раза, но одновременно была введена новация в виде УДО для всех категорий преступлений, включая особо тяжкие. Кроме того, предусмотрено изменение вида ИУ (перевод в колонии-поселения).

Ясно, что за время отбывания наказания районные суды должны дважды рассматривать дела осужденных (о переводе в колонию-поселение и УДО). Но дела эти простые, разрешаемые вопросы сводятся к рутинной проверке оснований для перевода (отбытие положенной части срока и отсутствие оснований для отказа из ч. 3 ст. 78 УИК), а при УДО – установление вида обязанностей при условном освобождении согласно характеристике на осужденного за все время отбывания наказания. Отказывая в переводе в колонию-поселение и в УДО, районные судьи с каким-то мазохизмом в разы увеличивают объем работы не только себе (после отказа в УДО осужденный через 6 месяцев может повторить свое ходатайство), но с учетом права на обжалование в областном суде он загружает еще и областные суды, а в порядке надзора и коллегию Верховного суда РФ, да и в Конституционный суд РФ арестанты часто обращаются.

Новации в новом УК РФ, очевидно, означают, что УДО равнозначно окончанию срока по старому кодексу (УК РСФСР), а значит отказа в нем не может быть по определению. Вот наложение ряда строгих обременений после освобождения под надзор при УДО, согласно ст. 79 и 73 УК РФ, возможно. Судья может учесть при установлении этих обременений также и мнение потерпевшего. Но только в этом, а не в самом вопросе предоставления УДО.

А теперь несколько общих замечаний по поводу организации судов по УДО и помещению обвиняемых в СИЗО. Когда решается вопрос о свободе – вопрос, важность которого трудно переоценить для осужденного или обвиняемого, – сакральность обстановки суда безусловно должна быть выдержана на высшем уровне. Это и оформление зала суда, и облачение судьи, и слова секретаря «Встать, суд идет». Однако в последнее время в закон внесены поправки и «пошла писать губерния»: приобрели популярность дистанционные судебные заседания в режиме видеоконференций.

Еще можно было бы это допустить, когда о такой форме участия в судебном заседании по каким-то уважительным причинам ходатайствует само лицо, чье дело слушается в суде, или когда решается вопрос о переводе из ИК в колонию-поселение – что там лишение свободы, что там. А вот продление ареста в СИЗО или УДО – это архиважные вопросы для подсудимых, разрешается вопрос об их свободе. Скажите, пожалуйста, о какой сакральности может идти речь, если подсудимый находится в кабинете начальника колонии, когда проводится выездное заседание суда или в режиме видеоконференции в помещении СИЗО при продлении ареста? В конце концов, именно из-за важности выносимого судебного решения лицо имеет неоспоримое право посмотреть в глаза судье, который лишает его свободы, чтобы хоть этим пробудить его совесть, если тот выносит несправедливое решение. Как он может это сделать в режиме видеоконференции? Как он должен, находясь в СИЗО, реагировать на призыв секретаря «Встать, суд идет». Если вставать перед изображением судьи на экране, то это не серьезно, а если сидеть, тогда какая уж тут сакральность и уважение к суду. Скорее, происходящее на экране монитора подсудимому будет казаться кадрами из фильма ужасов, и ему трудно себе представить, что происходящее имеет к нему непосредственное отношение.

Сомнительно, что режим видеоконференции устраивается в интересах лица, вопрос о свободе которого разрешается в судебном заседании, тем более если он настаивает на личном участии. Иначе как профанацией суда это назвать нельзя, и такую практику необходимо прекратить. Странно, что никто еще не обжаловал в Европейском суде по правам человека нарушение принципа непосредственности участия в суде. Есть легенда, что был случай, когда приговор был отменен по жалобе подсудимого из-за того, что судья оглашал приговор не в судейской мантии, а в обычном костюме. Этого нарушения судебного протокола было достаточно для вышестоящей судебной инстанции. Может, это и легенда, но есть точные сведения, что судье было наложено взыскание за неустановленную форму одежды при проведении судебного заседания. А при видеоконференции из СИЗО осужденный вообще находится в камере, а не в освященном зале суда.

Недавно возникла очередная коллизия с трактовкой п. «г» ч. 2 ст. 78 УИК РФ, о которой уже говорено-переговорено, однако воз и ныне там. Разберем полный текст этой части статьи:

«г) из исправительных колоний строгого режима в колонию-поселение – по отбытии осужденными не менее одной трети срока наказания; осужденными, ранее условно-досрочно освобождавшимися от отбывания лишения свободы и совершившими новые преступления в период оставшейся неотбытой части наказания, – по отбытии не менее половины срока наказания, а осужденными за совершение особо тяжких преступлений – по отбытии не менее двух третей срока наказания.

(п. "г" введен Федеральным законом от 08.12.2003 № 161-ФЗ)»

Из Википедии можно узнать, что точка с запятой в русских текстах появилась в конце XV века для разделения независимых частей сложносочиненных предложений, придумал же ее итальянский печатник Альд Мануций (1449/1450–1515). Говорится еще, что точка с запятой довольно широко применялась многими отечественными писателями в своих произведениях, сегодня же она несколько утратила свое значение и встречается куда реже, но все же иногда применение точки с запятой крайне необходимо. Вот на этой арбузной корочке (;) наши судьи дружно поскользнулись. Согласно правилу, в русском языке точка с запятой ставится в бессоюзном сложном предложении между составляющими его частями (обычно, если они значительно распространены и имеют внутри себя запятые).

Пункт «г» – это сложное предложение, состоящее из двух частей, разделенных точкой с запятой.

Первая часть: «из исправительных колоний строгого режима в колонию-поселение – по отбытии не менее одной трети срока наказания;».

Вторая часть: «осужденными, ранее условно-досрочно освобождавшимися от отбывания лишения свободы и совершившими новые преступления в период оставшейся неотбытой части наказания, – по отбытии не менее половины срока наказания, а осужденными за совершение особо тяжких преступлений – по отбытии не менее двух третей срока наказания».

Первая часть предложения касается всех осужденных, отбывающих наказание в исправительных колониях строгого режима. Вторая же часть из этого состава выделяет особую группу осужденных, которые умудрились совершить новое преступление во время УДО. Законодатель и эту выделенную группу разбил еще на две части, условно назовем их: а) и б).

Часть а) части второй: «осужденными, ранее условно-досрочно освобождавшимися и совершившими новые преступления в период оставшейся неотбытой части наказания, – по отбытии не менее половины срока,». (Обратите внимание на запятую, она ставится, когда идет после нее перечисление и перед союзом «а»).

Часть б) части второй: «а осужденными за совершение особо тяжких преступлений – по отбытии не менее двух третей срока наказания».

Двух или трех мнений, как это бывает у юристов, в понимании данного текста быть не может. После точки с запятой первой части сложного предложения идет предложение, связанное с первым, но только в том, что продолжает идти речь о переводе из ИК строгого режима в колонию-поселение (эти слова заменяет тире), часть б) части второй отделена запятой, и это по-прежнему означает, речь идет только о тех осужденных, которые совершили новые преступления во время УДО. Это действительно часть б) части второй, а не отдельное предложение (Часть три). Если бы это была равноправная третья часть, тогда бы перед союзом «а» стояла точка с запятой, а не запятая.

Смысл текста п. «г» ч. 2 ст. 78 УИК РФ ясен, а сложность его формулировки и введение точки с запятой вместо точки произошли по той причине, что законодатель ввел штрафные санкции в отношении тех осужденных, кто совершил новые преступления во время УДО. Зачем он это сделал, одному Богу известно, ведь и так эти осужденные получат срок больший, а значит, и по одной трети срока они значительно позже переведутся в колонию-поселение. Из текста видно, что штрафные санкции за новое преступление во время УДО он еще и дифференцировал в зависимости от тяжести этого преступления. Для новых преступлений небольшой тяжести, средней и тяжких срок перевода увеличен до половины, а для новых особо тяжких – до двух третей срока. Возникает вопрос, почему «мудрый» законодатель не разделил штрафные санкции для трех типов новых преступлений (небольшой, средней тяжести и тяжких). Он вполне мог бы это сделать, скажем, установив между дробями одна треть и одна половина еще две дроби типа: для небольшой тяжести – пять тринадцатых, а для средней тяжести – четыре девятых срока. Полагаю, что судьи по достоинству оценили бы такую тщательность проработки вопроса законодателем, и нетрудно даже догадаться какими словами.

В порядке критики: с точки зрения здравого разума та дифференциация, что приведена в законе, не имеет абсолютно никакого смысла. Масло масляное. Те, кто совершил преступления во время УДО, и так сроки получили большие из-за применения ст. 70 УК РФ (сложение приговоров), им добавили неотбытый срок по УДО, так зачем их дополнительно штрафовать? И что в итоге этих штрафных санкций получилось? Для тех, кто совершил новые преступления во время УДО, срок перевода в колонию-поселение совпал со сроком для УДО. Раз он имеет право на УДО, зачем ему переводиться в колонию-поселение, он и будет подавать ходатайство в суд на УДО и биться в суде за освобождение. А как же быть с социализацией в колонии-поселении? Ведь эти потенциальные рецидивисты больше всех нуждаются в занятости, и занятости производительным трудом, что можно реализовать только в условиях колонии-поселения, а они туда не попадают, идут сразу на УДО. Получается парадокс: те, кому нужно приобщение к труду и сохранение социальных связей, этими штрафными санкциями лишаются такой возможности. «Левая рука» законодателя забыла, что делает «правая».

И ч. 3 ст. 79 УК РФ из того же разряда «масло масляное». За преступления небольшой и средней тяжести осужденный подлежит УДО после отбытия не менее одной трети срока, за тяжкое – не менее половины, за особо тяжкое – не менее двух третей. Есть еще и отдельные статьи, по которым установлены сроки и три четверти, и четыре пятых. Что касается последних дробей, то у законодателя явно не хватило смелости вообще для этих статей отменить УДО. Жили бы себе в колонии-поселении до конца срока, благо что по этим статьям, для которых повысили долю в УДО, ст. 78 УИК РФ о переводе в колонию-поселение не откорректировали. Вместо того чтобы принять простое правило: после отбытия одной трети срока перевод из колоний общего и строгого режимов в колонию-поселение, а по отбытии двух третей – УДО без всякой дифференциации по статьям, законодатель в режиме «принтера» осваивает натуральные дроби и в ст. 79 УК РФ, и в ст. 78 УИК РФ. Если сроки большие, зачем еще и доли увеличивать? Только чтобы морочить головы судьям этими разными дробями.

Вернемся к трактовке судьями п. «г» ч. 2 ст. 78 УИК РФ. Осужденные, многие из которых имеют высшее образование и даже ученые степени, начинают обоснованно сомневаться в том, что судьи владеют правилами русского языка, на котором написаны законы. Судьи вносят оживление в эту коллизию с точкой с запятой в ст. 78 УИК РФ не только в судебных решениях районных и областных (республиканских) судов, но и в высших инстанциях.

На заседании Научно-консультационного совета при Верховном суде РФ 07.06.2012 г. БОЛЬШИНСТВОМ голосов была выработана правовая позиция, и она была доведена до сведения руководителя ФСИН РФ заместителем председателя Верховного суда РФ Толкаченко А.А. за исх. № 4-ВС-5203/12 от 10.10.2012 г. В чем же она состоит? Оказывается, она состоит в том, что «по смыслу п. “г” ч. 2 ст. 78 УИК РФ лица, впервые осужденные за совершение особо тяжкого преступления, могут быть переведены в колонию-поселение по отбытии НЕ МЕНЕЕ ДВУХ ТРЕТЕЙ срока наказания». Из такой правовой позиции вытекает, что осужденные, совершившие особо тяжкое преступление во время УДО, не различаются от тех, кто совершил преступление впервые, но, как видно, это обстоятельство судей из Научно-консультационного совета не смутило. Какая разница, по мнению Научно-консультативного совета, совершено особо тяжкое преступление во время УДО или нет? Тогда зачем введено такое различие в законе для других преступлений? Получается, что законодатель обсуждает закон, дискутирует, вносит поправки, а потом бац – Научно-консультационный совет при Верховном cуде РФ вырабатывает правовую позицию, и пусть эти законодатели «идут лесом» со своими мыслями.

Радует, что эта позиция в НКС при ВС РФ выработана не единогласно, а только большинством голосов, значит, присутствовали в составе этого совета специалисты, владеющие правилами русского языка, но огорчает, что их оказалось меньшинство. Правовая позиция НКС при ВС РФ по вопросу перевода в колонию-поселение полностью совпадает с позицией Глеба Жеглова: «Вор должен сидеть в тюрьме». Разумеется, не дело ФСИН трактовать законы, поэтому на недавнее обращение Уполномоченного по правам человека в РФ Татьяны Николаевны Москальковой во ФСИН РФ с тем, чтобы по линии Службы было оказано всяческое содействие переводу в колонии-поселения пенсионеров, ранее не судимых и отбывших одну треть срока, Служба отрапортовала своим исх. 01-14270 от 07.03.2017, что «в отношении лиц, совершивших особо тяжкое преступление, решение о переводе следует принимать после отбытия ими не менее двух третей срока наказания».

Есть три варианта выхода из всех этих путаниц с дробями. Первый – упростить законы, сделать УДО для всех категорий преступлений по двум третям, а перевод в колонию-поселение из ИК общего и строгого режимов по одной трети. Станет просто, понятно и справедливо. Второй – провести повышение квалификации всех районных судей, которые рассматривают вопрос о переводе из ИК в колонии-поселения, с акцентом на правилах пунктуации п. «г» ч. 2 ст. 78 УИК РФ. Есть еще третий путь, возможно, наиболее короткий по времени. У прокуратуры есть конституционная обязанность следить за соблюдением законности в судах, достаточно четкого указания из Генеральной gрокуратуры областным прокурорам о трактовке этого закона, чтобы судьи тихо-мирно стали правильно применять закон.

Как следует из жизненной практики, первые два пути практически не реальны. С 2008 г., почти 10 лет, Т.Н. Москалькова еще в бытность депутатом Госдумы билась за принятие поправки в закон о пересчете срока, отбытого осужденным в СИЗО, к сроку в исправительной колонии с коэффициентом больше единицы. Скажем, два дня в СИЗО приравнять к трем в исправительных колониях. Действительно, в СИЗО ведь камерный режим содержания с часовой прогулкой в специальном дворике на свежем воздухе, а по приговору суда осужденный наказан лишением свободы в исправительной колонии, где он находится не в камере, а может передвигаться на большом открытом пространстве, то есть содержится в более мягких условиях. А значит, эту суровость в СИЗО надо учесть, засчитав срок с коэффициентом. Одновременно закрываются все вопросы с условиями содержания в СИЗО. Сейчас многие арестанты пишут жалобы в Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ), а тот штампует решения, обязывающие РФ выплачивать этим жалобщикам тысячи евро за пыточные условия содержания. Причем делается это в ЕСПЧ автоматически. Только ленивый арестант, побывавший в СИЗО, этой компенсацией не пользуется. При пересчете сроков в ответ на жалобу в ЕСПЧ РФ могла бы ответить, что проблема с условиями в СИЗО действительно существует, но с согласия осужденного все ему компенсировано снижением срока. Так и этот простой закон не принимается по разным причинам. А сколько будет приниматься поправка в УК? Те же 10 лет, никак не меньше.

Теперь по поводу второго варианта. Как прикажете проводить эти курсы повышения квалификации районных судей при такой правовой позиции Научно-консультационного совета при Верховном cуде РФ? Они же большинством голосов не знают правила русского языка и теперь связаны своим предыдущим решением. Если бы всех из этого большинства, кто голосовал «ЗА 2/3», под удобным предлогом вывести из состава НКС и снова проголосовать! Но кто это сделает?

Остается только третий вариант, через Генеральную прокуратуру. Вся надежда на Уполномоченного по правам человека в РФ – это как раз тот уровень, с которого может быть подано обращение в Генеральную прокуратуру по разрешению судебной коллизии «2/3».

Сегодняшняя судебная практика говорит о том, что судьи очень часто выносят несправедливые судебные решения по всем вопросам исполнения наказания. Случаи, когда судьи переводят осужденных из колоний строгого режима в колонии-поселения после отбытия одной трети срока? можно пересчитать по пальцам одной руки (Определение ВС РФ № 34-Д11-6 от 06.06.2011 г.), а в УДО отказывают в 50% случаев. Что же делать, как добиться того, чтобы судебные решения, касающиеся осужденных, были справедливыми, а судьи действительно руководствовались законом и совестью в соответствии со ст. 17 УПК РФ? На мой взгляд, этого можно добиться через обеспечение гласности судебных решений. Не стоит строить иллюзий, что судебная система перестроится быстро, на это уйдет не один десяток лет. Но это не означает, что нужно просто ждать и все произойдет само собой без активного участия в этом общественности. Основная идея состоит в том, чтобы все судебные решения о переводе осужденных в колонии-поселения по предоставлению УДО были в открытом доступе. Если этого добиться, то потом можно будет объективно оценить качество работы персонально каждого судьи и дать ему общественную оценку, проще говоря, разбудить его совесть, если она спит.

И вот здесь самый главный момент. С 2008 г. по инициативе правозащитников, в частности В.В. Борщева, С.А. Ковалева и Л.А. Пономарева, при поддержке Уполномоченного по правам человека в РФ В.П. Лукина, на уровне Федерального закона введен институт региональных Общественных наблюдательных комиссий (ОНК). Сейчас они есть в 81 субъекте РФ https://www.oprf.ru/1449/2133/1536/1857/. В задачу ОНК, согласно Федеральному закону 76-ФЗ от 10.06.2008 г., входит «содействие реализации государственной политики в области обеспечения прав человека в местах принудительного содержания». Не стоит говорить, что самым главным для осужденных является защита их права на своевременный по закону выход на свободу. Лишение свободы по тяжести является самым строгим наказанием после смертной казни. Как это ни парадоксально звучит, но становление справедливого суда скорее всего может начаться именно с контроля за судебными решениями в отношении лиц, лишенных свободы. Это простые дела, на которых просто оценить законность и справедливость судебных решений. ОНК при правильной организации их работы могут мониторить судебные решения в отношении таких лиц с размещением копий судебных материалов на своих сайтах в Интернете или на сайте Уполномоченного по правам человека в регионе. Районные судьи, качество работы которых будет контролироваться и оцениваться по простым в рассмотрении делам лиц, лишенных свободы, начнут по инерции судить, руководствуясь законом и совестью, и по другим делам, более сложным, и уже не связанным с переводом в колонии-поселения, УДО или помещением под стражу в СИЗО.

Кроме права на своевременный выход на свободу для осужденных к лишению свободы не менее важным является помещение под стражу лиц, обвиняемых в совершении преступления, на время предварительного следствия, что также происходит по решению районного суда. Такая норма закреплена в УПК РФ с июля 2002 г., до этого достаточно было соответствующего решения прокуратуры. К сожалению, судебные решения о помещении под стражу также далеки от того, чтобы считать их справедливыми. Причина этого проста – полное отсутствие общественного контроля за этими решениями. Действительно, присутствовать в зале судебного заседания во время рассмотрения ходатайства следствия об избрании меры пресечения удается немногим, к тому же их мнение может быть субъективным, да и судья, как правило, оглашает только резолютивную часть постановления, а мотивировочная часть оформляется в печатном виде позднее. Главную информацию можно получить, только ознакомившись с копией судебного решения, но адвокаты не считают целесообразным знакомить широкую общественность с этим документом, ссылаясь на то, что их доверитель не давал им такого указания, а суды, обязанные размещать тексты этих постановлений на своем сайте, не торопятся это делать, проще говоря, не исполняют закон под разными предлогами, в основном из-за перегруженности аппарата.

Что говорить о простых гражданах, когда бывший губернатор Кировской области Никита Белых находится в Москве под стражей скоро год, а вы попробуйте ознакомиться с текстами судебных решений, на основании которых он помещен в СИЗО. Кроме слов в СМИ, что Басманный суд в очередной раз продлил содержание Никиты Белых под стражей, а Мосгорсуд отклонил очередную жалобу адвокатов на это решение районного суда, больше нет никакой информации. Нет в открытом доступе ни одного полного текста постановлений судей, равно как и текстов апелляционных постановлений и имен судей, входивших в эти коллегии. При такой постановке дела трудно ожидать, что когда-нибудь судебные решения, находящиеся вне общественного контроля, станут справедливыми.

И здесь ОНК г. Москвы могла бы сыграть важную, если не сказать, ключевую роль. Дело в том, что во многих субъектах Российской Федерации есть исправительные колонии, а в Москве их пока нет, но есть следственные изоляторы (СИЗО). Если в регионах ОНК вынуждены распределять свое внимание по удаленным на большие расстояния исправительным учреждениям, то в г. Москве ОНК может полностью сконцентрироваться на СИЗО и на тех районных судах, где рассматриваются вопросы о мере пресечения. ОНК может получать от обвиняемых копии судебных решений, разумеется, не подменяя работу адвокатов, а только с целью установления гласного общественного контроля за справедливостью решений судей. Только персональный контроль за тем, насколько обоснованно выносит каждый судья решение о помещении обвиняемого под стражу, а также за тем, как коллегия судей Мосгорсуда утверждает такие решения, позволит вывести правосудие в столице на европейский уровень. За столицей и провинция подтянется.

По истечении календарного года как ОНК г. Москвы, так и другие общественные организации смогут сделать статистическую обработку судебных решений по каждому районному судье и таким образом начать судебную реформу в России. Суть судебной реформы не в «перестановке мебели» в судах в виде выборности председателей судов, а в установлении общественного контроля за справедливостью судебных решений. Только с помощью общественного контроля можно будет добиться, чтобы работала ст. 17 УПК РФ, где записано, что судьи должны руководствоваться законом и совестью.

Однако в настоящее время ОНК уделяют крайне мало времени или вообще оставляют без внимания контроль судебных решений. Это говорит о том, что общественные организации, делегировавшие своих представителей в состав ОНК, не взаимодействуют со своими представителями и те работают в ОНК по своему усмотрению, зачастую неэффективно, для галочки. Задачей ОНК является контроль за соблюдением прав осужденных, но право на справедливое исполнение наказания, в особенности право на своевременный выход на свободу является самым главным для осужденного после права на жизнь. Из отчетов ОНК о проделанной работе, размещенных на сайтах, видно, что ОНК следят в основном за бытовыми условиями в колониях, разумеется, это важные вопросы, которые нельзя оставлять без внимания, но отнюдь не первоочередные для осужденных. Сначала нужно добиться справедливого исполнения наказания, а уж потом решать бытовые вопросы содержания осужденных, на полноценное решение которых, как правило, просто у ФСИН не хватает материальных средств.

Согласно законодательству, у членов ОНК есть возможность иметь прямые контакты со всеми осужденными и лицами, находящимися под стражей в СИЗО. Значит, они всех их могут уведомить о том, что передача копий судебных решений от них или их родственников в адрес ОНК по вопросам перевода в колонии-поселения, УДО или продления содержания под стражей в СИЗО будет способствовать вынесению, в отношении них в том числе, справедливых судебных решений.

Судебная реформа может начаться именно с контроля за судебными решениями в отношении лиц, содержащихся в местах лишения свободы. Путь к справедливому суду лежит через справедливый суд для заключенных.