Легендарные тюрьмы, знаменитые заключенные и знаменитые преступления

По материалам зарубежных СМИ

Покушение на короля-педофила

Кто был этот печально знаменитый Дамьен?

Дамьен попытался с помощью перочинного ножа убить короля-педофила Людовика XV. Несмотря на то что ему удалось его лишь слегка поцарапать, парламент приговорил неудачливого цареубийцу к четвертованию. Мучительная казнь длилась четыре часа.

5 января 1757 года Робер-Франсуа Дамьен без особого, к слову сказать, желания, попытался убить Людовика XV. С помощью перочинного ножа можно ли вообще кого-то убить? И даже сам король не желал, чтобы Дамьена за это казнили. Но парижский парламент без всякого колебания приговорил покушавшегося к четвертованию. Откуда такая ненависть? Кто был этот печально знаменитый Дамьен, которого Вольтер объявил душевнобольным? Действительно ли он был божьим человеком, юродивым или просто обычным, нормальным человеком, чью юную дочь изнасиловал Людовик, любитель маленьких девочек?

Дамьен родился в 1715 году, около города Арраса, на севере Франции. На момент описываемых событий ему исполнилось 42 года. Сын почти разорившегося крестьянина, он приезжает в Париж и работает в качестве слуги то у одного, то у другого богатея, многие из которых, кстати, являются высокопоставленными чиновниками в парижском парламенте. Он женится на кухарке, которую зовут Элизабет и которая рожает ему дочь Мари. В период этих страшных событий ей едва исполняется 18 лет. Соседи описывают Дамьена как довольно образованного и великодушного, но одновременно жестокого и нетерпеливого человека. В церковном сообществе янсенистов он примыкает к тем, кто весьма критично относится к королю. Летом 1756 года Дамьен ворует сбережения у своего последнего хозяина, торговца винами, и сбегает на север страны, где прячется у брата и сестры. В конце концов он, даром что его усиленно ищет полиция, 31 декабря 1756 года возвращается в Париж повидать жену и дочь. Через несколько дней он направляется в Версаль, куда и прибывает в крытой карете 4 января в 3 часа ночи. На следующий день, примерно в 4 часа, Дамьен бродит в окрестностях Версальского замка. Он здесь не один – дворец открыт для публики, и каждый день тут толпятся сотни просителей всех мастей в надежде увидеть короля. На улице стоит легкий морозец.

«Не причиняйте ему вреда»

Дамьен узнает, что Людовик XV приехал навестить одну из своих дочерей, которая, так уж случилось, заболела, а от нее он сразу же отправится в Трианон, где его ожидает мадам де Помпадур. Дамьен прячется в уголке у подножия лестницы, ведущей к выходу из дворца. Без двадцати шесть вечера появляется король в сопровождении своего сына, гвардейцев и различных вельмож. Когда король готов уже сесть в поджидающую его карету, Дамьен устремляется вперед, расталкивает толпу, чтобы нанести ему удар сзади. Оружие у него, надо сказать, никудышнее: это далеко не кинжал и даже не какой-нибудь более или менее опасный нож. Это перочинный ножичек с двумя лезвиями. К тому же он применяет меньшее из них, которое служит для зачистки гусиных перьев. Лезвие едва достигает восьми сантиметров в длину, а поскольку на короле надета куча мехов (на дворе же январь и довольно холодно), то лезвие лишь царапает ему кожу, нанеся ранку глубиной от одного до двух сантиметров. Совершив этот поступок, Дамьен вытирает лезвие, складывает его и кладет перочинный ножик в карман.

Почувствовав что-то неприятное, Людовик, удивленный, оборачивается: «Меня кто-то ударил кулаком», – говорит он. Затем он сует руку под одежду и вынимает ее всю в крови. «Я ранен!» – восклицает монарх. Оторвав взгляд от руки, он видит прямо перед собой Дамьена в надвинутой на глаза шляпе. «Этот человек ударил меня, – говорит король, – арестуйте его, но не причиняйте ему вреда!» Затем он возвращается в свои апартаменты, снимает меха и видит, что крови довольно много. Его любимая болонка от страха удирает со всех ног. Король даже теряет сознание. Придя в себя, он думает, что вот-вот умрет. Людовик вызывает духовника, чтобы исповедоваться, завещает сыну править королевством и просит прощения у жены Марии Лещинской за все обиды, которые он ей причинил.

Замешательство прево*

* Прево – королевский чиновник, выполнявший на вверенной ему территории судебные функции.

Дамьена сразу же скручивает один из королевских телохранителей и сдает под охрану версальским гвардейцам. Те пинками заталкивают его в комнату охраны, обыскивают, слегка мутузят и требуют объяснений. А Дамьен без устали повторяет одно и то же: «Защитите наследника престола; пусть наследник никуда не выходит целый день!» Почему? Дамьен молчит. Гвардейцы спрашивают, есть ли у него сообщники. Чтобы добиться быстрого признания, они используют свой любимый метод: сжимают раскаленными щипцами лодыжки и ступни. Прибывший прево прерывает это занятие и забирает узника с собой. Потому что только прево осуществляет правосудие в Версале. В это время срочно вызванный королевский лекарь г-н де Ла Мартиньер констатирует, что рана у короля поверхностная. На всякий случай он пускает ему кровь – универсальное средство в те времена. Обрадованный, что все так хорошо закончилось, государь готов простить своего обидчика, но тот уже не в его власти. Прево приказывает арестовать не только самого Дамьена, но и всю его семью (отца, жену, дочь, братьев, сестер, дядей, тетей…) – короче, всех родственников как в Париже, так и на севере страны, откуда Дамьен родом.

До 14 января Дамьена держат под стражей в Версале. Прево тем временем организует судебный процесс. Но он в замешательстве. Король решает передать дело в парижский парламент, который на все голоса требует, чтобы цареубийца предстал именно перед ним. Напомним, что в те времена правосудие в Париже осуществлял именно парламент. Но ведь преступление же было совершено в Версале! Почему же, черт их возьми, недоумевает прево, парижские парламентарии требуют цареубийцу к себе? И самое главное: король-то с какого перепугу идет им на уступки, тем более что находится в постоянной войне с парламентом?

Педофильская гипотеза

Вот какую гипотезу выдвинула известная эссеистка и историк Марион Сиго. Пристегните ремни безопасности! Дамьен находился в услужении у многих парламентских деятелей и, соответственно, знал все их секреты. Самый худший из всех этих секретов состоял в том, что парламент осуществлял «поставку» тысяч детей (и девочек, и мальчиков) для сексуальных утех. Брали всех этих детей в парижском госпитале, находившемся как раз в ведении парламента. Тяжкое обвинение. Но достаточно реальное. В конце концов король, которому надоело это все выслушивать, потребовал от парижского архиепископа, чтобы тот взял этот госпиталь под свое покровительство. Если бы суд состоялся в Версале, то Дамьен мог бы рассказать много чего интересного об этом «парламентско-педофильском лобби», поэтому парламентарии и постарались, чтобы дело передали им. При «правильном» ведении процесса никто не стал бы задавать ненужных вопросов.

Король соглашается удовлетворить просьбу «народных избранников», потому что за ним самим числится немало грешков: уж очень он обожает маленьких девочек… Надо сказать, что в том, что касается сексуального влечения, Людовик переплюнул самого Берлускони. Да и королевская любовница – мадам де Помпадур – обожала забавы с участием «малолеток». Короче, король был еще тот педофил. Еще в 1750 году дочь Дамьена, которой тогда было всего лишь 11 лет, неоднократно доставляли к королю понятно зачем. Вот почему Дамьен, шокированный таким королевским поведением, хотел наставить его на путь истинный, используя в качестве метода ложное покушение на убийство. Естественно, что у него и в мыслях не было убивать короля. Только проучить! Вдруг да и отстанет монарх от «малолеток». Возможно, все было действительно так. А может быть, прав был Вольтер, который утверждал, что Дамьен был всего-навсего сумасшедшим.

«Это придаст мне сил»

В ночь с 17 на 18 января Дамьена в сопровождении нескольких сотен солдат перевозят из Версаля в тюрьму Консьержери. А парижанам на это время «под страхом смерти» даже запрещают подходить к окнам. Преступника под усиленной охраной помещают в одну из башен тюрьмы. Его охраняют несколько десятков солдат, как если бы он пытался совершить государственный переворот. Просто бред какой-то! Поскольку у Дамьена болят сожженные версальскими стражниками ноги, его бросают на грязный матрас, находящийся на небольшом возвышении. А чтобы доставить в парламент, его кладут во что-то типа гамака, который таскают на себе стражники.

Для проведения расследования парламент назначает четырех специальных комиссаров, которые неустанно его допрашивают, а Дамьен лишь повторяет, что он никогда не желал убить короля, а рану нанес лишь для того, чтобы «предупредить его» и «заставить вспомнить о том, что он король и должен исполнять свои королевские обязанности». Если он и обвинял еще в чем-то короля и парламент, то Марион Сиго не удалось эти обвинения обнаружить. Впрочем, она утверждает, что все протоколы допросов сфальсифицированы. Как бы там ни было, 28 января Робер-Франсуа Дамьен по обвинению в оскорблении величества приговаривается к смерти путем четвертования. Как только был вынесен приговор, Дамьен тут же подвергается допросу с пристрастием, то есть пытке.

Тут требуется небольшое уточнение: в те времена пытка применялась после вынесения приговора. Уже тогда понимали, что под пыткой любой признается, в чем угодно. Поэтому пытки применяли после того, как признавали обвиняемого виновным. Зачем? А чтобы он, будучи официально виновным, выдал сообщников. Итак, к Дамьену применяют так называемый «испанский сапог». Чем больше сжимаются деревянные колодки, тем сильнее он кричит. Ему дают попить воды, а он просит разбавить ее вином: «Это придаст мне сил», – шепчет бедняга. Дамьена продолжают пытать, он кричит все сильнее и наконец выдавливает из себя имена двух предполагаемых сообщников, которых, впрочем, признают невиновными. Спустя полтора часа врачи приказывают прекратить экзекуцию. Не хватало еще, чтобы он потерял сознание или, что еще хуже, умер: спектакль ведь надо закончить с помпой – четвертовать! Дамьена кладут на его окровавленный матрас и относят в часовню, чтобы он мог получить от священников последнее утешение и исповедаться в грехах.

Палач: мальчишка!

К трем часам дня Дамьена везут к месту казни. По дороге процессия заезжает в собор Парижской Богоматери, чтобы несчастный цареубийца мог помолиться. На голое тело надета длинная белая рубаха, а в руке – пропитанный воском факел. Затем на телеге его везут к городской ратуше. Народу – море, толпы заполняют все улицы. У ратуши Дамьен вновь заявляет, что его жена и дочь невиновны и что он действовал сам, без всяких сообщников. Уже поздно, на улице почти ночь, необходимо начинать последний акт, не затягивая. Тысячи любопытных окружают эшафот. Окна в близлежащих домах все заняты зрителями. В одном из окон можно даже увидеть знаменитого ловеласа Казанову. В своих «Воспоминаниях» он описывает невероятную сцену. Вот он вместе со своим другом Тиретой и двумя дамами из высшего общества высовываются, чтобы лучше видеть, из окна. Невероятно, но во время казни Тирета «приклеивается» сзади к более пожилой из двух дам, задирает ей юбку и… ну, понятно. Старушка возмущена, но счастлива. Делая вид, что ничего не замечает, она с удовольствием наблюдает сцену казни, как если бы сзади у нее ничего не происходило…

По графику сегодня палачом работает Шарль-Анри Сансон, тот самый Шарль-Анри, который через тридцать лет казнит Людовика XVI, Дантона, Робеспьера и тысячи других жертв Великой французской революции. А в 1757 году ему всего лишь 18 лет, это еще плохо обученный мальчишка, который только-только унаследовал должность своего отца. И этот Дамьен для него – еще тот подарочек! Палач жутко боится – опыта-то никакого нет, он почти парализован от страха: ведь это первое во Франции четвертование со времен Равальяка [ Равальяк – убийца короля Франции Генриха IV. ], которого казнили таким же образом аж в 1610 году! А отца-то – крупного специалиста в деле казней – рядом нет, он уже на пенсии. В конце концов ему на помощь приходит дядя Габриэль Сансон, тоже палач, исполняющий приговоры в Реймсе. Но и у дяди нет опыта четвертования. Что делать? Они срочно разыскивают некоего Субиза, квалифицированного консультанта в области пыток. А тот настолько пьян с самого утра, что попросту забыл купить все необходимое для казни: воск, свинец, масло, ну и остальное… Двух помощников палача немедленно посылают в соседнюю бакалейную лавку прикупить недостающее. Но толпа, которая на стороне бедного Дамьена, задерживает их и мешает совершить необходимые покупки. Приходится вызывать солдат.

Жуткая казнь

Наконец все готово, и спектакль может начинаться. Первым делом необходимо разобраться с правой рукой Дамьена, которой он нанес удар королю. Габриэль Сансон силой окунает ее в горящую серу. Раздается жуткий вопль. Помощник палача раскаленными щипцами терзает ноги, руки и грудь осужденного. Крики несчастного не стихают. Затем на раны льются горячая смола, кипящее масло и расплавленный свинец. Плохо уже не только Дамьену, но и всей толпе, которая тоже пытается помочь справиться с болью, испытываемой цареубийцей. Догадайтесь как? Криками! Настает время перейти к заключительной части казни: расчленению. Король чуть ли не умолял судей, чтобы Дамьена предварительно задушили, но человеколюбивые судьи не согласились с сувереном и решили, что осужденный должен пройти через все муки ада.

Молодой Сансон подводит четыре лошади, которых он специально купил заранее для казни. Помощники палача привязывают веревки ко всем четырем, уже омертвевшим, конечностям Дамьена веревки. К несчастью, рядом нет никого, кто бы подсказал палачу, что надо перерезать сухожилия, чтобы руки и ноги быстрее оторвались. В результате, лошади тянут изо всех сил, осужденный издает леденящие кровь крики, а руки и ноги все не отрываются! И длится это в течение доброго часа. Толпа уже изнемогает. Спектаклю по своей жестокости нет равных.

Изгнание

В результате приходится вмешаться присутствующим врачам, которые советуют перерубить суставы с помощью топора. Палач, сам уже мокрый от натуги, тут же производит эту операцию. Клячи вновь начинают тянуть в разные стороны. Сначала удается оторвать одну ногу и одну руку. А Дамьен все не теряет сознание и продолжает кричать. Спектакль становится все более невыносимым… Со второй попытки лошадям удается оторвать вторую ногу. Дамьен все еще жив. И только когда отрывается вторая рука, он испускает дух. Врач подходит к туловищу, чтобы убедиться, что осужденный мертв, и после этого все, что осталось от казненного, включая четыре оторванные конечности, бросается в огромный костер. Толпа с облегчением испускает всеобщий вздох.

Так заканчивает свою жизнь тот, кто хотел всего лишь предупредить короля-педофила о необходимости вести праведную жизнь. Отец казненного, его жена и дочь отправляются в изгнание навечно. Отец укрылся в Бельгии, а жена и дочь обустраиваются в Германии. Братья и сестры цареубийцы вынуждены сменить фамилию. Дом, в котором Дамьен родился, по приказу властей сравнивают с землей. А Людовик XV продолжает свои сексуальные утехи, как если бы ничего не произошло…

Циньчэн – тюрьма для китайской элиты

Тюрьма, в которую отвезут Бо Силая [ Бо Силай – бывший китайский политик и деятель правящей Коммунистической партии. Состоял в 17 созыве Политбюро ЦК КПК (2007–2012). С 2004 г. по ноябрь 2007 г. занимал пост министра торговли, в период с 2007 г. по 2012 г. служил секретарем парткома в городе Чунцин. Считался вероятным кандидатом на пост одного из девяти членов постоянного комитета Политбюро ЦК КПК. В результате серии скандалов потерял все свои должности. Исключен из партии и осужден к пожизненному лишению свободы. Вину не признал. Ранее, 20 августа 2012 г., жена Бо Силая Гу Кайлай была признана виновной в предумышленном убийстве и приговорена к смертной казни с отсрочкой приговора на два года. ], предназначена для «оступившейся» коммунистической элиты. Сам Бо Силай – бывшая звезда первой величины, упавшая с китайского небосклона, – также получит роскошные условия в этой тюрьме, скорее похожей на первоклассный отель. Единственное, что здесь напоминает о том, что это все-таки тюрьма, – круглосуточная охрана и наблюдение.

Спрятанная среди лесистых холмов в северных окрестностях Пекина тюрьма Циньчэн со своим огромным, естественно, в китайском стиле, входом, по сторонам которого круглосуточно стоят два охранника, является именно тем местом, куда, судя по просочившимся сведениям, и прибудет бывший член всемогущего Политбюро Центрального комитета Китайской компартии, приговоренный 22 сентября 2013 года к пожизненному заключению за коррупцию и злоупотребление служебным положением.

Циньчэн окружена высоким серым забором, но, как можно видеть снаружи, поверху нет никакой колючей проволоки. Нет здесь и сторожевых вышек.

– Это совсем как отель «пять звезд», – говорит не без горькой иронии Бао Тонг, бывший секретарь постоянного комитета Политбюро Китайской компартии.

Он сам провел в этой тюрьме семь лет за то, что выступил против применения репрессий в отношении участников демократического движения, выступивших в 1989 году на площади Тяньаньмэнь. Ту демонстрацию власти утопили в крови.

В этой тюрьме начиная с 1960 года побывали практически все высшие партийные функционеры, осужденные за действительные или мнимые преступления. Здесь заключенным предоставляются просторные камеры, в которых установлены удобные кровати, диваны, письменные столы. В каждой камере есть и ванная комната. Увидеть все это, конечно, невозможно, но то, что условия здесь именно таковы, рассказывают многие бывшие узники этой тюрьмы.

– Я была приятно поражена, когда зашла в предназначенную для меня комнату, – вспоминает Дай Кин, приемная дочь маршала Е Цзяньиня.

В Циньчэне она провела десять месяцев за то, что поддержала участников движения на площади Тяньаньмэнь. Как пишет в своих воспоминаниях Дай Кин, камера, в которую ее поселили, имела площадь около 20 квадратных метров, «с высоким потолком… и даже с ванной». Что касается охранников, то они к ней относились «с теплотой и вниманием», а сам директор тюрьмы «напоминал моего старого школьного учителя».

По рассказам «бывших», заключенные в этой тюрьме одеваются как им вздумается, никакой установленной формы одежды нет. На завтрак они в обязательном порядке получают молочные продукты, а на обед и ужин – им предлагается меню из нескольких первых и вторых блюд, из которых они могут выбрать то, что им больше по душе.

Как пишет официальная ежедневная китайская газета «Пекинское время», на кухне тюрьмы работают повара из лучших отелей столицы и приготавливаемые ими блюда находятся «на министерском уровне».

Любая информация об этой тюрьме, которой, кстати, нет ни на одной из выпущенных в Китае карт, находится под строжайшим контролем, но кое-какие сведения все-таки становятся известными.

Как написала одна из гонконгских газет, бывший мэр города Шанхая, одновременно являвшийся главой местного отделения КПК, Чен Ляньгу, осужденный за коррупцию в 2008 году, носил, например, в тюрьме костюмы западного образца и занимался тайцзы (китайская гимнастика).

В прошлом году тюрьма Циньчэн была расширена, старая стена была снесена, а на ее месте построены «павильоны, высажены деревья, засеяны газоны – все как в китайском саду», рассказывает финансовый еженедельник Caijing.

Описанные условия содержания весьма далеки от тех, которые существуют в обычных китайских тюрьмах, поскольку они значительно переполнены, а заключенных там кормят так, чтобы они просто не умерли с голода. Кроме всего прочего, им приходится еще и работать на износ, а выпускаемая ими продукция, за которую они получают сущие гроши, зачастую идет на экспорт.

– В Циньчэне самое лучшее обращение с заключенными во всем Китае, – утверждает Чен Цзэмин, профессор одного из университетов, который провел несколько месяцев в этой тюрьме по обвинению в организации демонстраций на площади Тяньаньмэнь.

«Банда четырех», так в Китае назвали политическую фракцию, руководимую супругой Мао Цзэдуна Цзян Цин, была после судебного процесса, состоявшегося в 1982 году, отправлена именно сюда, в Циньчэн. По свидетельству Чен Цзэмина, с этими «великими деятелями» Компартии Китая администрация тюрьмы обращалась еще лучше, чем с активистами с площади Тяньаньмэнь.

– Некоторые заключенные, – говорит Чен Цзэмин, – даже имели право возделывать собственные огороды и выращивать на них овощи. Позже, я узнал, что один из этих заключенных был сам Яо Вэньюань, член «Банды четырех», член Политбюро ЦК КПК во времена правления Мао.

Построенная с советской помощью в 50-х годах прошлого века тюрьма Циньчэн является единственным в Китае пенитенциарным учреждением, подчиняющимся органам госбезопасности, а не судебным органам, как другие тюрьмы.

– Эта тюрьма находится под непосредственным контролем ЦК КПК, – объясняет Бао Тонг. Он утверждает, что директор тюрьмы ежедневно подает специальный рапорт в руководящий орган о ситуации с заключенными.

По словам Бао Тонга, агенты органов госбезопасности дежурили у его камеры 24 часа в сутки и фиксировали любое его движение. Дай Кин также пишет о том, что она постоянно находилась под неусыпным наблюдением.

По утверждению бывших узников этой тюрьмы, сыну одного из лидеров коммунистической революции в Китае Бо Силаю, который, кстати, до сих пор имеет некоторую поддержку внутри КПК, опасаться здесь нечего.

– С Бо Силаем будут хорошо обращаться… Он сможет в течение долгих часов гулять на свежем воздухе и общаться с другими заключенными, – утверждает Чен Цзэмин. А Бао Тонг добавляет:

– Если Бо Силаю захочется весь день танцевать, а партия даст «добро», то он сможет танцевать хоть до упаду.

По имеющейся информации, которая, впрочем, никогда не подтверждалась официально, руководители высшего звена, содержащиеся в Циньчэне, зачастую по медицинским показаниям (действительным или мнимым) освобождаются из тюрьмы досрочно и содержатся в течение многих лет, вплоть до окончания срока наказания, под домашним арестом. Так, вдова Мао Цзэдуна последние годы своей жизни прожила на вилле, расположенной в окрестностях Пекина, под усиленной охраной.

– Через два года они скажут, что Бо Силай болен. Его выпустят, и он будет жить где-нибудь у озера или на берегу моря, – предсказывает Бао Тонг.

Убийство Цицерона

Философ-политик

Цицерон – интеллектуал, затесавшийся в свору политических интриганов. Он считает, что слово, прекрасно сказанное, может изменить грубые нравы эпохи. Как бы не так! И за свои заблуждения он заплатил сполна – собственной головой. Причем сразу же после того, как Марк Антоний и Октавиан зарыли топор войны. Второй, которого Цицерон полностью поддерживал, сдал его первому, требовавшему головы знаменитого оратора, сенатора, бывшего консула. И вот Марк Антоний 7 декабря 43 года до Рождества Христова, получив согласие Октавиана, приказывает отрубить Цицерону голову и кисти рук и выставляет их на Римском форуме как предупреждение всем тем, кому придет в голову выступить против него.

Кто же такой этот Марк Туллий Цицерон? Это древнеримский философ-политик, родившийся в плебейской семье. Он изучает право, готовясь стать адвокатом. Одновременно он штудирует всех древнегреческих философов. В 17 лет, как и другие юные римляне, Марк поступает на военную службу. Он храбро сражается против врагов Рима и завязывает дружеские отношения с самим Помпеем. Спустя восемь лет, Цицерон возвращается к гражданской жизни и становится адвокатом. Талантливый юрист, прекрасно разбирающийся во всех хитросплетениях права, он не колеблясь берется за самые запутанные дела, в том числе защищая вольноотпущенника самого диктатора Суллы. Как же он самонадеян! Дело-то выиграно, но, опасаясь мести со стороны преданных Сулле друзей, он вынужден на целых два года уехать далеко от Рима. Он выбирает Грецию, где продолжает изучать философию…

Несравненная диалектика

Возвратившись в Рим, он продолжает адвокатскую деятельность, которая позволяет ему зарабатывать неплохие деньги. Одновременно Цицерон с головой окунается в политику. Прекрасный оратор, он также отлично владеет пером, причем пишет достаточно язвительно. Все это помогает ему в скором времени стать квестором, а затем и сенатором. Во время его пребывания на Сицилии, куда он получил назначение, Цицерон руководит вывозом зерна в голодающий Рим. Сицилийцы души в нем не чают: еще бы – впервые они встречают справедливого и честного чиновника! Слава о Цицероне распространяется по всей империи. Он становится надеждой Рима. Но очень быстро Цицерон начинает понимать, что на чистом популизме далеко не уедешь, и примыкает к консерваторам. Вот он уже и консул! В 43 года настал и его час славы: он предотвращает государственный переворот, готовившийся Катилиной. Цицерон буквально уничтожил его репутацию своими четырьмя знаменитыми речами, произнесенными в Сенате, известными под названием «О заговоре Катилины». Его диалектика несравнима поразительна. «Доколе, о Катилина, ты будешь испытывать терпение наше?»

Слава Цицерона настолько велика, что многие влиятельные сенаторы начинают его опасаться. Да и сам он в глубине души понимает, что многим уже надоел, но пересилить себя и перестать заниматься самовосхвалением, не может. Вот как пишет об этом Плутарх: «Ни сенату, ни народу, ни судьям не удавалось собраться и разойтись, не выслушав еще раз старой песни про Катилину <…> он наводнил похвальбами свои книги и сочинения, а его речи, всегда такие благозвучные и чарующие, сделались мукою для слушателей».

Постепенно республике начинают угрожать внутренние распри. И даже Цицерон ничего не может сделать, чтобы хоть как-то уравновесить влияние Цезаря и Красса. Очень скоро Римская империя погружается в политический водоворот, заканчивающийся гражданской войной. Цицерон играет с Цезарем в двусмысленную игру под названием «любит – не любит»: сегодня он его поддерживает, завтра – предает, послезавтра – опять поддерживает… Когда же Цезаря убивают сенаторы-заговорщики, Цицерон делает ставку на Октавиана, приемного сына Цезаря. Консул Марк Антоний разъярен. Борьба за власть и в те времена была нешуточной. Используя свой талант оратора, Цицерон вовсю поносит Марка Антония в своих многочисленных громогласных выступлениях. Но ему так и не удается его уничтожить. Напротив, Марк Антоний и Октавиан заключают союз о ненападении, образуя вместе с Марком Эмилием Лепидом Второй триумвират.

«Подперев левой рукой свой подбородок…»

Но бывший консул Марк Антоний не забыл всех тех выступлений, которые против него и его жены Фульвии произнес Цицерон. В качестве одного из условий триумвирата он требует у Октавиана голову оратора. Октавиан с легкостью соглашается. Тут же Антоний посылает домой к Цицерону двух палачей. По идее настоящий римлянин должен достойно принять выпавшую ему участь, в данном случае – смерть, и не пытаться бежать. Но Цицерон – всего лишь человек и не хочет умирать. Он забирается в носилки и уезжает, надеясь достичь берега моря, погрузиться на корабль, отплыть и так избежать встречи со своими убийцами. Очень поздно! Он не успевает даже покинуть сад, окружающий его виллу, а его палачи уже тут как тут. Плутарх бесстрастно описывает эту сцену: «Тем временем подоспели палачи со своими подручными – центурион Геренний и военный трибун Попилий, которого Цицерон когда-то защищал от обвинения в отцеубийстве. Найдя двери запертыми, они вломились в дом силой, но Цицерона не нашли, а все, кто был внутри, твердили, что знать ничего не знают, и лишь какой-то юнец по имени Филолог, получивший у Цицерона благородное воспитание и образование, вольноотпущенник его брата Квинта, шепнул трибуну, что носилки глухими тенистыми дорожками понесли к морю. Захватив с собою нескольких человек, трибун поспешил к выходу из рощи окольным путем, а Геренний бегом бросился по дорожкам».

Палачи догнали носилки и заставили опустить их на землю. Цицерон, понимая, что это конец, старается сохранить лицо: «Подперев по своему обыкновению подбородок левою рукой, он пристальным взглядом смотрел на палачей, грязный, давно не стриженный, с иссушенным мучительной заботою лицом, и большинство присутствовавших отвернулось, когда палач подбежал к носилкам. Цицерон сам вытянул шею навстречу мечу, и Геренний перерезал ему горло». На тот момент великому оратору исполнилось 64 года. Прежде чем умереть, Цицерон успел сказать своему убийце: «Сюда, солдат, и если ты хоть это хорошо умеешь – руби!» Затем Геррений отрезал Цицерону голову и кисти рук, тех самых рук, которые написали столько замечательных произведений, в том числе и «Филиппики» – речи, направленные против Марка Антония.

Голова и кисти рук Цицерона, к великому ужасу жителей Вечного города, были прибиты к трибуне для выступлений, находившейся на Римском форуме, к той самой трибуне, с которой Цицерон так блистательно выступал. Говорят, что Фульвия, жена Марка Антония, которую Цицерон также поносил в своих речах, втыкала в язык мертвой головы несчастного булавки для волос и при этом звонко смеялась.

Вот так вот и закончился жизненный путь Цицерона, знаменитого оратора, который думал, что сможет управлять Римской империей с помощью одних лишь своих речей.

Киднеперы получили то, что засужили

«Линчевать их! Линчевать!»

Шериф по фамилии Эмиг, отвечающий за правопорядок в городке Сан-Хосе, старается показать, что ему не страшно. Но он хорошо слышит, что у стен подотчетной ему тюрьмы ропот собравшихся там людей все нарастает. Он смотрит в окно и видит разъяренных мужчин, выкрикивающих угрозы. В окно летят камни. Эта ночь 26 ноября 1933 года обещает стать настоящим адом. Уже понятно, что жители не уйдут, пока не линчуют двух ублюдков, находящихся в камерах на втором этаже. Шериф прекрасно понимает собравшуюся толпу. Эти двое мерзавцев похитили и хладнокровно убили юного Брука Харта, сына одного из владельцев магазинов. За это люди требуют казнить преступников. Но ведь казнь должна пройти по закону, а тут ведь хотят их попросту линчевать!

27-летний Томас Гарольд Турмонд и 29-летний Джон Холмс уже десять дней как сидят под замком. Но именно этим утром толпа в ярости требует их выдачи – только что нашли тело жертвы. Не сговариваясь, жители города, требующие немедленного возмездия, двинулись маршем к окружной тюрьме. К 6 часам вечера их собралось уже несколько сотен, и они кричат: «Смерть им! Линчевать!» То тут, то там вспыхивают костры. Самые решительные начинают бросать камни и бутылки в стену тюрьмы, в которой забаррикадировались шериф Эмиг и его подчиненные. «Отдай их нам, шериф! – в ярости кричит толпа. – Мы сами с ними разберемся!» Двое убийц в своих камерах похожи на затравленных животных. «Это добром не кончится», – бормочет Холмс.

Двери тюрьмы поддаются

В 8 вечера один из полицейских бросает в толпу гранату со слезоточивым газом в надежде, что люди разбегутся. Но это только увеличивает их ярость. Кирпичи и булыжники с новой силой обрушиваются на фасад здания. Мужчины срывают с фасада тюрьмы облицовочную плитку и с ее помощью бьют и переворачивают припаркованные неподалеку полицейские автомобили. Копы отвечают новым залпом слезоточивого газа, заставляя толпу отступить в расположенный неподалеку парк. По телефону шериф Эмиг изо всех сил орет: «Нет, не надо присылать никакого спецназа, это только спровоцирует бойню». В 9 вечера уже 5000 человек окружают тюрьму. В соседнем парке загораются костры, телефонные провода вырваны с корнем.

Внутри здания шериф прячет оружие на случай, если штурмующие возьмут приступом тюрьму. Он также дает указание полицейским ни в коем случае не стрелять, чтобы не спровоцировать кровавую бойню. К 11 вечера толпа, ярость которой не утихает, начинает штурмовать металлические двери тюрьмы с помощью железных труб, найденных на ближайшей стройке. Уже через пять минут двери не выдерживают. Сотни возбужденных мужиков бросаются внутрь здания, оттесняя полицейских, которых слишком мало, чтобы противостоять толпе. Шериф, которому пробили голову, падает на пол. Толпа направляется на второй этаж, где в своих камерах, съежившись от страха, находятся двое убийц. У охранника отбирают ключи. Да он и не сопротивляется. Холмса грубо бросают на лестницу. Он здоров как бык, и ему поначалу даже удается нанести несколько ударов кулаком, но нападающих слишком много, и он прекращает сопротивление. Что касается Турмонда, то он получает некоторую передышку, потому что его спутали с еще одним заключенным. Бедняге досталось ни за что. Но вскоре все становится на свои места, и Турмонда, спрятавшегося в какой-то подсобке, находят.

«Выродки! Убийцы!»

Напрасно убийцы умоляют о пощаде, никто их не хочет слушать. Наоборот, их избивают до такой степени, что Турмонд полностью отключается и уже не понимает, что происходит. Их волоком, за ноги, тащат в парк и ищут дерево, чтобы повесить. А вокруг собралось уже несколько тысяч жителей, которые безостановочно кричат: «Выродки! Убийцы!» Полицейские, которых всего-то несколько человек, не решаются вмешиваться. У какого-то юноши появляется в руках веревка, которую он перебрасывает через ветку дерева. Кто-то хватает другой конец, делает петлю и набрасывает ее на шею Холмса, который безуспешно все еще пытается отбиваться. Ему даже почти удается освободиться из рук толпы и снять веревку. Но несколько рук хватают его, бьют и вновь суют его голову в петлю. Другие проделывают то же самое с Турмондом, который находится без сознания. Наконец Турмонд повисает в трех метрах над землей. А Холмс продолжает сопротивляться. Ему ломают обе руки, и только после этого удается закрепить веревку на шее. В ярости люди сначала срывают с него одежду, оставляя Холмса совершенно голым, и только потом вздергивают. При виде двух раскачивающихся тел толпа разражается аплодисментами. Жуткая и непристойная сцена смерти. Вдвойне непристойная, поскольку с обоих преступников срывают даже трусы.

Что же такого совершили эти двое убийц, что их подвергли такому яростному линчеванию? Холмс – сын состоятельного портного. Закончив школу, он устраивается на приличную работу в магазине электроники. Через четыре года после женитьбы он уже отец двоих детей. Нормальная жизнь, никакого криминала. Но в один прекрасный день, после того как Холмс устраивается на работу на автозаправочную станцию, эта жизнь заканчивается. Он начинает водиться со всякого рода подонками, и, что самое главное, это ему нравится. Постепенно он начинает подумывать о том, чтобы совершить «идеальное» преступление. В 1932 году он знакомится с Томасом Турмондом, который родился на какой-то маленькой ферме, неудачником, который перебивается случайными, копеечными заработками. Они становятся закадычными приятелями. У обоих навязчивая идея – придумать, как заработать кучу денег, при этом не перетрудившись. В это время все газеты пишут о похищении сына Линдберга, знаменитого летчика. Ну и почему бы им не попробовать совершить то же самое?

С пистолетом на поясе

25 сентября 1933 года они похищают одного служащего из «Юнион Ойл Компани», которого, получив выкуп в 716 долларов, отпускают. В те времена это была большая сумма. Месяцем позже они проделывают то же самое с работником компании «Шелл» и получают еще 700 долларов. Два удачно провернутых дельца придают им уверенности в себе. Похитители уже воображают себя настоящими гангстерами. Аппетит, как известно, приходит во время еды. В качестве новой жертвы они выбирают 22-летнего Брука Харта, работающего у своего отца Александра Харта, владельца самого большого магазина в Сан-Хосе. У Харта-старшего крупный бизнес: одних только сотрудников несколько сотен. Эта семья очень богата. Все жители Сан-Хосе являются их клиентами и очень доброжелательно относятся к этой милой еврейской семье, прибывшей в Америку еще в прошлом веке.

На этот раз Холмс и Турмонд рассчитывают получить не несколько сотен баксов, а целых 40 000! Это целое состояние. Они следят за юным Бруком, поджидая удобный момент, когда можно начать действовать. 9 ноября 1933 года юноша предлагает своему отцу отвезти его на машине на какую-то деловую встречу. В 17 часов 55 минут Брук-младший говорит Бруку-старшему, чтобы тот ждал его у магазина, пока он подгонит автомобиль со стоянки. Отец ждет пять минут, десять минут… Вот уже и полчаса прошли, а сына все нет. Он не очень взволнован: дело-то молодое, может, встретил кого и забыл. Время поджимает, и Александр Брук отправляется на встречу пешком. Живым своего сына он больше никогда не увидит.

А события развивались следующим образом. Покинув своего отца, Брук отправляется прямиком на автостоянку, где и садится в свой «студебеккер». В момент, когда он начинает выезжать с парковки, Холмс, который неотступно следует за ним, неожиданно появляется сбоку и направляет на юношу револьвер. Он садится в машину и приказывает ему выехать на шоссе, ведущее в Милпитас. Следом за ними в своей колымаге едет и Турмонд. В безлюдном месте оба автомобиля останавливаются, Холмс и Брук пересаживаются к Турмонду. Они едут по направлению к мосту Сан-Матео, нависшему над бухтой Сан-Франциско. Каждый раз, когда Брук пытается у них спросить, что происходит, они грубо велят ему заткнуться.

Гибель под мостом

Уже темнеет, когда машина останавливается у моста. Вокруг ни души. Юного Харта грубо выволакивают из салона автомобиля. А он никак не может понять, чего хотят от него эти двое. Да и спросить он не успевает. Холмс сильно бьет его по голове подобранным на дороге кирпичом. Несчастный, потеряв сознание, падает на землю. Преступники, пользуясь его беспомощным состоянием, связывают юношу и прикрепляют к его ногам два бетонных блока. Затем его тащат к перилам моста. Чего канителиться с этой жирной еврейской свиньей?

Брук пытается сопротивляться, но его тело уже повисло в пустоте. Упав в воду, ему удается освободиться от пут. Он зовет на помощь, цепляется за опоры моста. Турмонд берет у Холмса пистолет, спускается с моста и несколько раз стреляет в барахтающийся в воде силуэт. Стреляет до тех пор, пока Брук не замолкает… Оба похитителя облегченно вздыхают: никто ничего не видел, никто ничего не слышал. Они могут вернуться назад и потребовать выкуп. Холмс ведет свою жену в кино посмотреть диснеевский мультик «Три поросенка», а Турмонд тем временем из телефонной будки звонит Александру Харту.

Пока происходили все эти события, Харта-старшего, вернувшегося после обеда, всерьез начинает беспокоить отсутствие сына. Он звонит в полицию. Копы начинают поиски, опрашивают друзей Брука. В 21 час 45 минут 18-летняя Алиса, сестра Брука, поднимает телефонную трубку зазвонившего телефона. Неизвестный сообщает ей, что он похитил ее брата и требует выкуп в 40 000 долларов. Он также приказывает не сообщать ничего полиции, говорит, что чуть позже передаст подробные инструкции и вешает трубку. Звонил, само собой, Турмонд. Наутро – никаких новостей, за исключением того, что найден «студебеккер». Проходит еще один день: похитители молчат. Александр Харт через газеты обращается ко всем за помощью. В тот же вечер портфель Брука находят на мостике танкера, направляющегося в Лос-Анджелес. Судно тщательно обыскивают, но тщетно: никаких следов.

Турмонд попадает в ловушку

Наконец в понедельник, 13 ноября, Харт получает от киднепперов письмо, которое, судя по штемпелю, отправлено 11 числа. «Еще одно слово полиции, и для вашего сына это будет означать конец. Вы уже нарушили один раз наши условия, второй раз будет фатальным. Мы хотим 40 000 долларов… положите их в черную сумку и будьте готовы выехать в один из дней на этой неделе. Слушайте коротковолновый передатчик в своем «студебеккере». После того как вам скажут выезжать, по радио будут сообщены дальнейшие инструкции. Для вас же будет лучше точно им следовать».

В среду, 15 ноября, от киднепперов поступает новый телефонный звонок. Невидимый собеседник приказывает Харту быть готовым выехать в машине по шоссе, ведущем в Лос-Анджелес. При себе, естественно, он должен иметь 40 000 долларов наличными. Прежде чем повесить трубку, похититель приказывает разместить в одном из углов витрины принадлежащего Харту магазина табличку с нарисованной большой цифрой «2». Тем самым он покажет, что согласен со всеми условиями. Неожиданно возникает серьезная проблема: Александр Харт не умеет водить. А по телефону он забыл об этом сказать. Как же сообщить эту деталь похитителям? Агенты ФБР советуют ему на табличке рядом с цифрой «2» сделать надпись: «Не умею водить машину».

Где-то около 8 вечера Турмонд звонит опять. Агенты ФБР проинструктировали Харта. Ему надо постараться говорить с похитителем как можно дольше, чтобы агенты смогли отследить, откуда исходит звонок. Харт прикидывается ошеломленным дураком и начинает долго и нудно объяснять, что не умеет водить машину. На другом конце провода Турмонд настаивает на своем плане, не подозревая, что его слушают. Наконец агенты с помощью сотрудников телефонной компании устанавливают, откуда исходит звонок: это один из гаражей города Сан-Хосе. Шериф Эмиг и его люди немедленно туда выдвигаются. Еще издали они видят телефонную кабину, в которой спиной у ним стоит какой-то человек. А он совсем не замечает полицейских, увлеченный разговором.

Тело в ужасном состоянии

Шериф Эмиг открывает дверь телефонной кабины в тот самый момент, когда мужчина вешает трубку. «Как вас зовут?» – рычит коп. «Гарольд Турмонд», – отвечает тот от неожиданности. Его тут же отправляют в окружную тюрьму. Поначалу он отрицает свое участие в похищении, но затем сдается… Около полуночи он называет фамилию Холмса и сообщает, где тот живет. Его, сладко спящего в своей кровати, арестовывают в 4 часа утра. Признания полицейским не приходится долго ждать.

Наутро об аресте сообщают все СМИ. Пресса публикует подробности, рассказывает о том, что убийство Брука совершили двое жителей Сан-Хосе. Эти газетные откровения еще больше накаляют обстановку среди обитателей города. Полиция активно ищет тело юноши в водах залива. Двое охотников на уток находят его ранним утром 26 ноября. Течение отнесло тело на расстояние в два с половиной километра от моста Сан-Матео. Поначалу они думают, что в воде плавает какой-то большой сверток. Заинтересовавшись, они подплывают ближе и, к своему ужасу, видят тело юноши. Набравшись храбрости, охотники втаскивают труп в лодку, а затем сообщают о находке судмедэксперту округа Аламеда. Чуть позже устанавливают, что это именно Брук Харт. Тело в ужасном состоянии! Крабы и рыбы объели почти все лицо, руки и ноги. Брюшная полость также вся съедена. Лишь сохранившаяся одежда позволяет его идентифицировать. Новость о найденном теле несчастного тут же облетает всю округу.

После обеда первые камни летят в сторону окружной тюрьмы. Судьба Холмса и Турмонда предрешена. Этим же вечером оба киднепера раскачиваются в петлях. Произошел суд Линча, как в старые времена. А ночью их трупы ложатся на стол окружного морга рядом с телом убитого ими юноши.

Составил и перевел Ю. Александров