Александр Сидоров

Нас ждет эпоха разнузданной жегловщины

Комментарий к статье Александра Сухаренко

С Александром Сухаренко виртуально мы знакомы уже несколько лет и состоим в переписке. Его статья о ворах в законе довольно познавательна с точки зрения насыщенности фактами и примерами, а также попыткой анализа трактовки и правоприменения некоторых статей уголовных кодексов Российской Федерации и Республики Грузия, а также оценки этого правоприменения Европейским судом по правам человека.

В связи с этим мне хотелось бы уточнить и прояснить некоторые детали.

«Регалка» уже «не катит»

Соглашаясь с автором статьи в том, что воры в законе продолжают играть важную роль в деятельности организованных преступных формирований самого разного толка (организованные группы, группировки, сообщества), позволю себе, однако не согласиться со следующим утверждением Сухаренко: «У большинства из них на теле множество татуировок, отражающих их статус: звезды, черепа, эполеты, перстни и т.д.» На самом деле татуировки на теле давно уже не служат для подтверждения статуса вора, равно как и любого другого криминального «авторитета». Времена так называемой «регалки» (одно из старых названий татуировки) давно уже канули в Лету. Это уже давно известный факт, и говорить о наколке как о свидетельстве «воровского статуса» нелепо и смешно. Я отмечал это еще в середине – конце 80-х годов прошлого века, основываясь как на сведениях полученных непосредственно от уголовников, так и на данных оперативников. Тогда еще «ученые мужи» из всякого рода вузов МВД пытались оспорить это мнение. Сегодня оно уже безусловно разделяется всеми добросовестными исследователями, подтверждается опросами и статистикой.

Так, можно сослаться на монографию доктора юридических наук, профессора, полковника милиции Данила Корецкого и кандидата юридических наук Вадима Тулегенова «Криминальная субкультура и ее криминологическое значение» (СПб.: «Юридический центр ПРЕСС, 2006). В числе прочего авторы приводят данные опроса 300 осужденных в колонии строгого режима. На вопрос: «Отражают ли в настоящее время татуировки иерархию в преступной среде?» – был получен отрицательный ответ во всех трехстах случаях. На вопрос: «Были ли вы когда-нибудь очевидцем, чтобы за татуировку, не соответствующую иерархии осужденных, к виновным применялось насилие?» – был получен отрицательный ответ от всех опрошенных.

Замечу: я свои опросы проводил не только среди лиц, которые отбывали наказание. Среди моих хороших знакомых и друзей много бывших «сидельцев», приходилось мне встречаться и с ворами, и с «авторитетами» на воле. Ответ на вопрос о татуировке как «статусном символе» все однозначно отвечали: «Бред».

Еще немного статистики: с конца 70-х до середины 80-х годов прошлого века в ленинградском УИТУ было исследовано 1262 татуированных осужденных. В несовершеннолетнем возрасте нанесли себе татуировки (в том числе «авторитетные») 82,6% обследованных, в том числе в 10–12 лет – 9%, в 12–14 лет – 13,6%, в 14–15 лет – 20,3%, в 15–16 лет – 16,6%, в 16–17 лет – 23,1%. О какой «ответственности» можно говорить по отношению к этим недорослям?!

Согласно исследованиям в ленинградском УИТУ, наибольшее количество татуировок встречалось у лиц, осужденных за хулиганство, или «бакланов» (51,3%), а также у лиц, осужденных за изнасилование (20,5%). Для сравнения – у «крадунов» эта цифра составляла 5,9%, у грабителей – 10,9%, у убийц – 7,7%.

В то же время популярность татуировки среди осужденных не только остается высокой, но и растет. В начале 80-х годов прошлого века татуировки отмечены у 68,4% несовершеннолетних арестантов и у 56% взрослых осужденных. Среди современных арестантов из 300 человек татуировки имеют 213, или 71%. Среди них 65,4% нанесли себе как декоративно-бытовую, так и уголовную татуировки. Декоративная татуировка чаще всего встречается у арестантов от 25 до 30 лет (46,2%). (Для сравнения: в 1924 году при исследовании обитателей Московского труддома профессор М. Гернет обнаружил «нательную живопись» лишь у 25% арестантов.)

Почему я так подробно остановился на татуировке воров? Да потому что, к сожалению, повторение подобного рода расхожих мифов свидетельствует зачастую об уровне понимания современными криминологами процессов, которые происходят в преступном мире России. Увы, уровень этот нередко не слишком высок.

Все течет, все меняется

Неточно и другое определение: «Окружение вора в законе состоит из так называемых положенцев – лиц, назначаемых ворами для деятельности на определенной территории, а также смотрящих – лиц, осуществляющих контрольные функции по определенным направлениям преступной деятельности на данной территории». Вообще-то между терминами «смотрящий» и «положенец» нет принципиальной разницы. Действительно, «положенец» – криминальный «авторитет», которого воровской мир наделяет «воровскими правами» на определенной территории. Еще его определяют как человека «на положении». Что же касается «смотрящего», это определение гораздо шире. С одной стороны, оно тоже означает, что уголовник отвечает за определенную территорию. При этом «смотрящим» может быть «вор в законе», которому поручен контроль за колонией, областью, краем. Но «смотрящим» может быть даже не «положенец». Например, за «хатой» (камерой) следственного изолятора может «смотреть» следственно осужденный (по-старому подследственный), то есть человек, которому и приговор-то не вынесен! Камеры разные по составу «пассажиров», но в каждой из них должен быть свой «смотрящий». И чаще всего такие люди, конечно, не обладают всей полнотой прав «вора в законе».

С другой стороны, смотрящий действительно может наблюдать за отдельным направлением, скажем, «смотрящий за зоновским общаком». Но это лишь частный случай. Кстати, по «понятиям», для контроля за «общаком» зоны избирают также нескольких человек из числа наиболее уважаемых арестантов (в их число могут входить даже «мужики»). Смотрящий же скорее отвечает за сохранность общей кассы, за распределение средств и проч.

Но это все-таки частные замечания. Куда важнее то, что Александр Сухаренко не делает особого упора на важнейших изменениях в понятиях и психологии воровского мира, без чего зачастую невозможно представить суть его метаморфоз, характер и степень его мимикрии, приспособляемости к новым стандартам и представлениям общества.

Лишь в самом конце своей статьи Сухаренко верно отмечает: «Таким образом, несмотря на существующие ограничения, лидеры преступного мира идут в ногу со временем, не чураясь судебной защиты своих прав, в том числе в международных инстанциях». Однако это всего лишь констатация очевидного факта, а ведь куда важнее понять и оценить его.

Прежде всего любопытна фраза: «несмотря на существующие ограничения». Непонятно, о каких ограничениях речь: нигде в материале не упомянуто о табу воров в законе, связанных с судебным процессом.

А между тем в «классической» воровской традиции «честный вор» ни при каких обстоятельствах не имел права обращаться в суд! Да не только вору, но и всякому «порядочному пацану» неформальный закон категорически запрещал фигурировать в суде в качестве потерпевшего («терпилы»), а также в качестве свидетеля любой из сторон (даже стороны, защищающей вора). Даже слова «свидетель» нет в воровском словаре – есть «очевидец». Вор не имел права не то что жаловаться на решения суда, но даже давать показания во время процесса! Поэтому, скажем, в «старые добрые времена» тот же Изет Ашларба, подавший в суд на Грузию в ЕСПЧ, серьезно ответил бы за такой «косяк», даже будучи не вором, а «воровской пристяжью».

По «классическому» воровскому «закону», вор должен был считать за честь то, что его отправляют за «колючку». Нельзя себе было даже представить, чтобы в воры «короновали» уголовника, который не имел за спиной ни одной «чалки» (колонии, срока).

Даже в 60-е годы, когда «законы» уголовного мира стали постепенно меняться и воры нанимали для своей защиты солидных адвокатов, сами «короли преступного мира» напрочь отказывались от дачи любых показаний и ответов на любые вопросы в ходе процесса (это касалось и ответов на вопросы собственного адвоката).

Сегодня же мы видим качественные изменения в «законах», «понятиях», традициях воровского мира, что прекрасно подтверждают примеры, которые приводит в своей статье Александр Сухаренко.

По следам Александра Ягуарьевича

Теперь – о самом важном. Автор статьи проводит мысль о том, что европейские правозащитники непоследовательны в своих решениях по поводу российских и грузинских уголовников. Судьи ЕСПЧ, признавая за Грузией право на преследование человека только за то, что он называет себя вором в законе или общается с вором, одновременно вроде бы «защищают» представителей российской организованной преступности – которых затем нередко сами же бросают за решетку.

На самом деле проблема куда шире, нежели «пристрастность» Европейского суда по правам человека. Разумеется, можно возмущаться «придирками» ЕСПЧ в делах Галеева, Арутюняна, Царькова и прочих против России из-за таких «мелочей», как незаконное лишение свободы в ожидании экстрадиции, нарушение сроков содержания под стражей и проч. Тем более тот же Дмитрий Галеев, освобожденный из-под ареста, тут же бежал в Швецию, откуда хотя и через три года, но был выдан Белоруссии и на родине осужден. Казалось бы, где справедливость?! Швеция же все равно выдала, за что же нас осудили? А нас осудили за русское раздолбайство. И правильно сделали: арестовали по запросу – оперативно экстрадируйте, а не мурыжьте задержанного в течение года. Россию макают в основном за бездарную, отвратительную организацию деятельности пенитенциарной системы, а вовсе не потому, что она борется с организованной преступностью.

Теперь о Грузии. Вернее, опять-таки шире: о том, насколько обоснованно предъявляются обвинения подозреваемому и далее – насколько справедлив с юридической точки зрения приговор, который выносится с опорой на сомнительные обвинения.

Честно говоря, с точки зрения классического римского права, статья 223.1 Уголовного кодекса Грузии звучит чудовищно. Фактически на основании этой статьи обвиняемого признают виновным только за то, что он якобы принадлежит к «воровскому миру»!

И что же европейские правозащитники? Вот цитата из резолюции ЕСПЧ: «Страсбургский суд счел, что часть 1 статьи 223 УК Грузии в комплексе с законом “Об организованной преступности и рэкете” достаточно четко определяют смысл членства “в воровском мире” как преступления… Этим решением установлено, что законодательство Грузии, которое осуществляет криминализацию членства в “воровском мире” и “воровства в законе”, находится в полном соответствии с Европейской конвенцией по правам человека». А потому что, мол, в УК Грузии дано развернутое определение и воровского мира, и участия в нем, а также титула «вор в законе».

Мне могут задать вопрос: а что вас, собственно, не устраивает? Давно пора! Назвался вором – иди за решетку! А вот это как раз меня и не устраивает. Помните знаменитое жегловское: «Если Кирпич – вор, он должен сидеть в тюрьме! И людей не беспокоит, каким способом я его туда упрячу!» Э, нет, Глеб Георгиевич, вот тут неправда ваша. Как правильно заметил товарищ Шарапов: «Порядок в стране измеряется не наличием воров, а умением властей их обезвреживать». Сажать людей только за то, что они называют себя «ворами в законе» – это полный и безоговорочный беспредел, уж извините меня за жаргон (хотя слово это, несомненно, войдет скоро в литературный русский язык).

Почему беспредел? Да хотя бы по тому же римскому праву, на котором основана вся юридическая система европейской цивилизации. Один из важнейших постулатов которой – «Признание обвиняемого не является доказательством и не должно учитываться судом, если не подтверждено иными уликами». Это азбука юриспруденции. И нарушение этого принципа чревато страшными последствиями.

На самом деле Грузия не является «первопроходицей» на этом скользком пути. По нему уже активно топал СССР сталинской эпохи. Так, в начале 1930-х годов нарком юстиции Николай Крыленко выдвинул тезис о том, что идее «справедливого воздаяния» необходимо противопоставить обязанность карать обвиняемых «исходя не из тяжести преступления, а прежде всего из характера личности преступника». Чем вам не нынешний грузинский вариант? Но дальше сходство становится просто пугающим. Согласно статьt 7 УК РСФСР: «В отношении лиц, совершивших общественно опасные действия или представляющих опасность по своей связи с преступной средой или по своей прошлой деятельности, применяются меры социальной защиты судебно-исправительного, медицинского либо медико-педагогического характера». Как легко понять из содержания 7-й статьи, чтобы оказаться в лагерях, вовсе не было никакой необходимости действительно совершать преступление. Достаточно, например, «представлять опасность по своей прошлой деятельности». То есть любому ранее судимому или даже не судимому, а только подозревавшемуся в преступлении (в «связях с преступной средой»), можно было на совершенно законном основании назначить срок наказания от трех до десяти лет (статья 35 «через седьмую»).

Результат дал себя знать во всей красе в 1937–1938 годах, при прокуроре СССР Андрее Ягуарьевиче Вышинском, который заявлял, что признание обвиняемого – «царица доказательств»: более 600 тысяч расстрелянных и свыше миллиона «просто» репрессированных в течение одного года!

Человек может признаться в чем угодно, взять на себя любую вину и назвать себя хоть людоедом. Если следствие не подтвердило это неопровержимыми фактами – обвиняемый должен быть признан невиновным. Вне зависимости от того, виновен он реально или нет.

Это даже не обсуждается. Впрочем, сегодня мы видим, что не только обсуждается, но и опровергается европейскими «правозащитниками».

Не пойман – не вор

Опять-таки предвижу возражение: но ведь и в российском УК есть статья 210, вроде бы соответствующая грузинской 223.1:

«Статья 210. Организация преступного сообщества (преступной организации) или участие в нем (ней)

1. Создание преступного сообщества (преступной организации) в целях совместного совершения одного или нескольких тяжких или особо тяжких преступлений либо руководство таким сообществом (организацией) или входящими в него (нее) структурными подразделениями, а также координация преступных действий, создание устойчивых связей между различными самостоятельно действующими организованными группами, разработка планов и создание условий для совершения преступлений такими группами или раздел сфер преступного влияния и преступных доходов между ними, совершенные лицом с использованием своего влияния на участников организованных групп, а равно участие в собрании организаторов, руководителей (лидеров) или иных представителей организованных групп в целях совершения хотя бы одного из указанных преступлений наказываются лишением свободы на срок от двенадцати до двадцати лет со штрафом в размере до одного миллиона рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до пяти лет либо без такового и с ограничением свободы на срок от одного года до двух лет.

2. Участие в преступном сообществе (преступной организации) наказывается лишением свободы на срок от пяти до десяти лет со штрафом в размере до пятисот тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до трех лет либо без такового и с ограничением свободы на срок до одного года».

Разве не то же самое по смыслу, что и в грузинском законодательстве? Ну, только вместо «вор в законе» – участник преступного сообщества.

Нет, не то же самое. Совсем не то. Вчитайтесь внимательно: «Создание преступного сообщества (преступной организации) в целях совместного совершения одного или нескольких тяжких или особо тяжких преступлений либо руководство таким сообществом» и т.д. То есть закон вменяет в обязанность следствию доказать намерение совершить преступление. Иначе – пшик. Такие «пшики», собственно, и случаются на каждом шагу. Вспомните, сколько раз нам приходилось читать рапорта бравых омоновцев и спецназовцев о том, что они «накрыли» очередной «воровской сходняк»! И что потом? Практически всех участников сходки выпускали, несмотря на то что те прямо признавались, что они – воры. И это – правильно. Не умеете работать, дяденьки менты, не можете собирать доказательства и выстраивать убедительную обвинительную базу – гуляйте лесом. Садитесь за учебники. Умоляйте спецов-пенсионеров научить вас уму-разуму.

А ведь чем дальше, тем труднее бороться с ворами в законе и другими «авторитетными» представителями отечественной преступности. Знаете почему? Потому что преступность давно не та.

Например, теперь вору «не в падлу» заниматься бизнесом и иметь дело с крупными коммерсантами, олигархами (что подпадает под грубый термин «барыги») – прежде за такое просто оторвали бы башку! Связи с крупными чиновниками и «шишками» из правоохранительных органов – это нынче как здрасьте. Как вы понимаете, «классический» воровской «закон» запрещал это под страхом смерти лютой и скорой. То же самое касается и участия в политике, и прочих милых «шалостей». Фактически институт «воров в законе» на сегодняшнем этапе уже можно называть одной из разновидностей мафии, то есть преступного конгломерата из представителей криминала, бизнеса, власти и политики.

Бороться с таким «организованным преступным сообществом» – это вам не баран чихнул.

«Свояки» «решают вопросы»

Грузия пошла другим путем. Более легким. Приняв закон, согласно которому человека можно просто признать вором в законе и на этом основании «закрыть» на 10 лет, она быстро и эффективно выдавила воров на территорию сопредельной России, где подобных драконовских мер не существует. Однако, боюсь, ненадолго.

Сегодня в воровском сообществе активно идут серьезные преобразования. Оно мимикрирует. Это касается и самого названия касты. Так, старое «вор в законе» уже давно подверглось «усекновению». Нынче «крестные отцы» преступного мира заявляют, что добавление «в законе» когда-то якобы придумали подлые чекисты, чтобы скомпрометировать «честных воров». Что, разумеется, ни в малейшей степени не соответствует действительности. А в реальности уголовный мир на рубеже 1920 – 1930-х годов сформулировал свод своих неформальных «законов», по которым и жили все «порядочные босяки», которые стали именовать себя «ворами в законе», а также просто «законниками», о чем свидетельствуют тома воспоминаний, а также оперативные документы тех лет.

Но «усекновения» мало. Воровской мир реагирует на «пресс» по отношению к нему. В том числе и на преследования грузинских воров на их родине. В последнее время уходят в прошлое такие старые термины, как «крещение», «коронование». Вместо них появились канцелярские: «открыть вопрос» по кому-либо, «решить вопрос» (то есть присвоить статус вора), а также «курсануть» об этом «братву». Теперь на вопрос посторонних, и особенно сотрудников правоохранительных органов «Являетесь ли вы вором в законе?» вор может отвечать: «Я – при своих». «Свой», «свояк» – давний синоним термина «вор в законе», так что формально говорящий не нарушает «традиций», а правоохранитель придраться к нему не может.

Наконец, последнее. К сожалению, не все «цивилизованные» страны Запада нынче придерживаются принципов римского права. Например, в США давно уже признание обвиняемого является основным доказательством в суде. Я говорю совершенно серьезно, поскольку присутствовал на встрече судей и шерифов США и представителей суда и прокуратуры России. Более того, на нас смотрели как на полусумасшедших, когда мы заикались о какой-то нелепой «презумпции невиновности». Фактически Фемида США опирается на практику «соглашения сторон», когда представителям обвиняемых предлагается сделка: вы признаете вину вне зависимости от доказательств, а за это получаете либо минимальный срок по приговору, либо вообще «меньше меньшего», то есть санкцию ниже минимального срока. Иначе – посадим несмотря ни на что! В большинстве случаев обвиняемые соглашаются, даже если они невиновны. Чаще всего при этом дело рассматривается «в особом порядке», без анализа доказательств: достаточно признания подсудимого.

А процент раскрываемости повышается чуть ли не до 98 процентов...

К несчастью, на сегодняшний день российская Фемида тоже получила право рассматривать дела «в особом порядке». Что это представляет собой на отечественной почве, можно судить хотя бы по «делу Цапков» – жестокому убийству 11 человек в станице Кущевской. Виновными признали членов так называемой «банды Цапков», криминальной организации, на счету которой действительно много серьезных преступлений, в том числе убийств. Однако есть большие сомнения в том, что массовую резню в доме фермера Аметова учинили именно члены названной организованной преступной группировки. Достаточно сказать, что из 10 человек четверо «покончили жизнь самоубийством» в СИЗО или «умерли». Двое – до вынесения приговора, двое – после. И что характерно: дела многих рассматривались в особом порядке! Причем несмотря на то, что, согласно российскому законодательству, в особом порядке могут быть рассмотрены только дела о преступлениях, максимальное наказание за совершение которых не превышает 10 лет лишения свободы, а всем подсудимым грозило пожизненное заключение... Главарь банды Сергей Цапок, признавший сначала себя виновным, на суде заявил, что дал эти показания под пытками, и после вынесения приговора вскоре умер «от сердечной недостаточности»...

Да, господа, наша Фемида преподнесет нам еще много сюрпризов. И не ждите, что они будут приятными.

Вот на такие размышления подвигла меня статья юриста Александра Сухаренко «О ворах в законе узнали в Европе».