Михаил Бурляш
Короткое свидание
Сонечка Лисицына крутила руль и нервно поглядывала по сторонам. Навигатор вел ее в какую-то глушь. Вдоль дороги мелькали серые деревья, однобокие, полуразрушенные избушки и высоковольтные столбы.
«Да уж, занесло меня сегодня», – грустно подумала Сонечка, раскуривая тонкую сигаретку. Навигатор упрямо загонял ее в какую-то тмутаракань. Впрочем, это было не удивительно, ведь Сонечка ехала в «зону». Такое вот сегодня у нее было странное задание.
Сонечка была жизнерадостной голубоглазой блондиночкой двадцати лет, достаточно смышленой в пику всем дурацким анекдотам про блондинок. Она работала помощником преуспевающего адвоката, к которому ее пристроил папа, и заочно училась на юридическом. Адвокат особо работой Сонечку не нагружал, хотя периодически давал разные дурацкие задания. Вот, например, в этот раз он отправил ее в небольшой городишко за двести километров от Москвы, чтобы забрать какие-то бумаги у одного зэка.
Сонечка сначала отнекивалась, однако адвокат был непреклонен – мол, надо и срочно, ничего не поделаешь, а послать больше некого.
Хуже всего было то, что накануне отъезда позвонила какая-то тетка, назвавшаяся сестрой этого «клиента» и попросила захватить с собой передачку. Внутренне коря себя за слабоволие и неумение сказать «нет», девушка согласилась.
В итоге, с утра заехав к тетке за баулом и из-за этого не успев выехать из Москвы до пробок, Сонечка прибыла к месту назначения только к двум часам. «А в тюрьме сейчас макароны», – почему-то вспомнилась ей фраза из «Джентльменов удачи».
Припарковавшись рядом с чьим-то покоцанным стареньким «мерседесом», Сонечка с опаской вышла из машины. Ее белые брючки и оранжевый шарфик заметно оживляли окружающую серую картину. Прямо перед подобием стоянки она увидела неказистую пристройку, отдаленно смахивающую на здание сельсовета. За пристройкой начинался забор с колючей проволокой и торчали крыши бараков.
С трудом вытащив из багажника баул с передачей, Соня поковыляла к пристройке. Навстречу ей шел какой-то невзрачный мужчина в милицейской форме.
– Извините, – обратилась к нему Сонечка, – а вы не могли бы мне подска…
– Передачи там! – невежливо перебил Сонечку мужчина, профессионально обшарив взглядом ее нарядную фигурку и ткнув пальцем в неказистую металлическую дверь.
– Спасибо… – пробормотала Сонечка вслед удалявшейся спине и потащила баул в указанном направлении.
За дверью было шумно и многолюдно. Какие-то тетки шуршали пакетами, сурового вида парни распаковывали картонные ящики с печеньем, а в углу на дорожной сумке сидела молоденькая девчушка и высыпала в прозрачный пакетик сигареты из пачек. В общем, все в полутемной тесной комнатке были заняты делом. Все, кроме Сони.
Постояв на пороге с полминуты, Сонечка кашлянула и спросила громко:
– А кто последний передачу сдавать?..
На секунду шуршание-шебуршание стихло, все бегло взглянули на Соню – впрочем, без особого любопытства – и вернулись к своим занятиям.
Соня поняла, что надо выбрать для наведения справок кого-то одного. Поставив баул в угол и присмотревшись к окружающим, она подошла к худенькому пареньку лет двадцати пяти. Паренек оказался вполне учтивым и объяснил Соне, что сначала надо написать заявление о приеме передачи и о предоставлении краткосрочного свидания, а потом передать его приемщице в окошечко и ждать, когда вызовут. Таков порядок и поэтому очереди тут никакой вовсе и нет.
Образцы заявлений висели на стене. Сонечка начала писать на заранее приготовленных листах бумаги и вдруг обнаружила, что в заявлении на передачу нужно указывать полный список продуктов.
Пришлось выпотрошить содержимое баула прямо на пол, слегка отодвинув в сторону одну из чужих коробок с печеньем.
– Эй, а конфетки-то разворачивать надо, – вдруг сказала ей какая-то тетка.
– И чай надо высыпать в прозрачный пакетик, – заметила другая.
– Сигареты в пачках не возьмут у тебя, – добавила девчушка, высыпавшая сигареты в пакетик.
– А колбасу вареную вообще нельзя, – констатировал любезный паренек.
И Соня поняла, что похоже влипла с этой дурацкой чужой передачкой.
...Следующие двадцать минут она разрывала пакетики и коробочки, перекладывала, сортировала, пересыпала… В общем, шуршала пакетами, как и все остальные. Когда Соню наконец вызвали к окошечку, ее ждал новый удар. Окошко было зарешечено, и отверстие для передачи было таким маленьким, что половина Сониных кульков туда просто не пролазила.
Закусив губу и сдвинув мешающийся шарфик вбок, шестеря про себя утреннюю тетку последними словами, Соня начала очередную перерасфасовку. Из окошечка сурово прикрикнули, чтобы «не чухалась», от чего Сонины движения стали еще более суетливыми и бестолковыми.
Наконец это бесконечная тягомотина закончилась, и Соню повели на свидание по длинному коридору с ядовитым давящим на глаза освещением.
Перед каждой дверью тетка в униформе останавливала Соню, нажимала на какую-ту кнопку, после чего несколько секунд противно дребезжал оглушительный звонок и дверь открывалась. У Сони от этих звонков тряслись поджилки. Будучи девушкой впечатлительной и не избалованной стрессовыми ситуациями, она вдруг представила, что ее ведут внутрь навсегда, и от этой идиотской фантазии к горлу подкатила тошнота… «Никогда, никогда в жизни больше ни ногой сюда!!!» – пронеслось у нее в голове…
Наконец двери закончились, и Соня оказалась в небольшой узкой комнате.
Ее впустили в левое отделение, где уже сидели три женщины и какой-то подросток, и она заняла единственное пустующее место напротив лысого крепыша лет тридцати пяти. Он снял трубку стоящего перед ним телефонного аппарата и жестом предложил ей сделать то же самое.
– Здравствуйте, это вы – Василий Пилипченко? – сказала Соня и тут же поняла, что ляпнула глупость. Разве могли ей на свидание привести кого-то другого?
– Так точно, милая барышня, – бодро ответил лысый. – Кого заказывали, того и получайте!
– Меня зовут Соня, я от Николая Андреевича, – сочла нужным пояснить Соня. – Он сказал, что вы должны ему какие-то документы передать…
– Да, да, все верно, – ответил Пилипченко, – их сейчас принесут. Поговорите со мной немножко, Соня, расскажите, что там сейчас «в миру» делается, как жизнь свободная протекает, так сказать.
Соня смутилась. Она не рассчитывала, что придется развлекать светской беседой какого-то незнакомого зэка. Кроме того, после предшествующей возни с кулечками и мешочками она была неимоверно раздражена и не представляла, о чем можно поговорить.
Пилипченко как будто прочитал ее мысли.
– Соня, вы только не нервничайте, место у нас тут, конечно, не особо приятное, но и не такое уж страшное. Те же люди, что и на воле, только, может, чуть менее везучие. – он усмехнулся. – Расскажите, что сейчас носят, что заказывают в ресторанах, что идет в кинотеатрах, о чем говорят на кухнях… Просто расскажите о каком-нибудь своем обычном дне – мне это безумно интересно. Ну, пожалуйста, я прошу вас…
И Соня вдруг как-то сразу успокоилась и начала рассказывать. Сначала неуверенно и сбивчиво, потом оживленней и подробней. Через десять минут разговора она уже весело смеялась, пересказывая сидящему напротив нее зэку забавную историю, случившуюся два дня назад в их офисе с разносчиком пиццы. Она так увлеклась беседой, что уже не замечала ни конвойных у двери, ни стекла между ними, ни треска в трубке, ни отдаленного дребезжания звонков в коридоре…
Василий слушал не перебивая.
Он смотрел на девушку, и она была для него глотком свежего воздуха, весточкой с воли, первым нежным подснежником среди подтаявшего грязного снега.
Разговор вычерчивался неровными штрихами, как график осциллографа. Они то смеялись, то переходили на пониженный доверительный тон, то высказывались на какие-то глобальные темы, то спрашивали друг друга о любимых книгах и фильмах…
Соня смотрела на Василия со все возрастающим удивлением – он был начитан, остроумен, делал интересные глубокие замечания «в тему» и даже пару раз восхитил ее оригинальной точкой зрения на казалось бы банальные вещи.
– Вы такой необычный человек, Василий, – говорила Соня, – я даже не ожидала, что с вами будет так интересно разговаривать…
– А чего ожидала? Увидеть головореза в ватнике, который через слово будет вставлять мат и по «фене ботать»? – отвечал Василий. – Эх, Сонечка, жизнь гораздо многогранней и удивительней, чем мы о ней думаем. Не суди опрометчиво…
Через час разговора они уже были на «ты», причем переход этот произошел совершенно естественно и незаметно для обоих.
Еще через час они уже перебивали друг друга, смеялись, шутили и говорили о каких-то совершенно немыслимых пустяках и глупостях.
Когда дежурный объявил, что время свиданий закончилось и заключенным нужно идти на проверку, Соня с удивлением обнаружила, что проговорила с «каким-то незнакомым зэком» почти три часа.
– Спасибо, Соня, что поговорила со мной, – сказал он прощаясь. – Документы тебе дежурный на выходе отдаст, их принесли уже. Ты замечательная девушка, спасибо тебе еще раз, я тебе желаю счастья, искренне. Николай Андреичу пламенный привет! И…знаешь еще что?.. Может быть, приедешь еще?
Женщины, подросток, дежурный, другие зэки – все уже были готовы покинуть комнатку свиданий и выжидающе смотрели на Соню, кто раздраженно и нетерпеливо, кто спокойно и равнодушно…
Соня вспомнила серую безжизненную дорогу, ведущую к тюрьме, свое раздражение из-за несуразно собранной передачи, панический ужас, вызванный тюремным звонком и захлопывающимися за ней решетками, и трусливую мысль, начинавшуюся со слова «никогда…»
И прежде чем положить трубку и в последний раз посмотреть Василию в глаза, сама до конца не понимая происходящего, она ответила ему: «Я ПРИЕДУ, ВАСИЛИЙ»...
