Борис Пальгов

Судебная реформа

Фактически судебная реформа в постсоветской России началась в 1991 году. Ее необходимость и задачи были сформулированы в «Концепции судебной реформы в РСФСР», принятой 24 октября 1991 года Верховным Советом РСФСР. В этом документе содержатся основополагающие принципы процесса реформирования устаревшей судебной системы для приведения ее в соответствие с современными политическими, социальными и экономическими процессами в стране. В июне 1992 года был принят Федеральный закон «О статусе судей в Российской Федерации», который стал фактически первым законодательным актом, воплощающим в жизнь положения «Концепции судебной реформы в РСФСР». Впервые законодательно определялся статус судей как представителей третьей власти государства наряду с исполнительной и законодательной властью. Для осуществления судьями объективного и беспристрастного правосудия были декларированы правовые, организационные, материальные и социальные гарантии их независимости. В дальнейшем вышел в свет Указ Президента РФ от 6 июля 1995 года № 673 «О разработке концепции правовой реформы в Российской Федерации». Был принят целый ряд процессуальных кодексов по различным отраслям права, несколько очень важных федеральных законов, введен институт мировых судей. Постановлением Правительства РФ от 20 ноября 2001 года № 805 утверждена Федеральная целевая программа «Развитие судебной системы России» на 2002–2006 годы. 4 августа 2006 года за № 1082-р утверждена распоряжением Правительства РФ концепция Федеральной целевой программы «Развитие судебной системы России» на 2007–2011 годы. Несмотря на то что за 16 лет был издан ряд официальных документов по этой проблеме, ни один из них не сформулировал ход и этапы проведения судебной реформы четко и системно. «Концепция судебной реформы в РСФСР» 1991 года содержит в себе наиболее революционные положения, но носит скорее декларативный характер. А указанные постановления Правительства РФ регламентируют в основном вопросы финансирования технического переоснащения процесса судопроизводства.

С судебной системой по разным оценкам в России за год сталкиваются до 30 миллионов человек. Тому, с чем при этом приходится встречаться отдельно взятому гражданину в процессе такого «общения», и посвящена эта статья. Ведь особая необходимость реформирования судебной системы обусловлена тем, что вступившее в законную силу решение судьи, вынесенное от имени государства, пусть даже оно ошибочное или ангажированное, как правило, носит необратимый характер для человека. Суть судебной реформы можно сформулировать одним предложением: судебная реформа – это создание доступного для граждан судебного органа, который справедливо, беспристрастно и объективно мог бы рассматривать споры по обращениям заинтересованных лиц в разумные сроки. Все остальное – это уже детали, которые, безусловно, необходимы и важны для того, чтобы лица, ответственные за проведение преобразований в системе правосудия, имели представление, что и в какой последовательности нужно делать, чтобы добиться поставленной цели. С деталями сейчас более или менее становится понятно. Есть концепция, есть нормативная база хода и порядка реформирования судебной системы, поставлены задачи, и для их исполнения определены временные рамки. И выделены деньги, причем немалые. А вот с первым – самой сутью этой реформы – многое осталось по-прежнему.

Доступность суда для рядового гражданина в ходе реформы не стала безусловным понятием. Особенно это касается судов общей юрисдикции. В некоторых судах определен лишь один день приема граждан для подачи заявлений, причем и это не целый день, а полдня. Такое временное ограничение установлено явно не для их удобства. Прежде всего речь идет об удобстве для самих судей. Но даже в приемные часы попасть на прием лично к судье не так то уж и просто. Вполне вероятно, что гражданина примет помощник судьи. И это практикуется во многих судах. То есть судьи в ходе судебной реформы еще дальше отстранились от гражданина, поручив все «тяготы» общения с живым человеком помощнику. Иногда создается впечатление, что чем меньше у судьи в производстве дел, тем лучше, по его мнению, работает его помощник. Бывает, что помощники, а иногда и сами судьи отказывают в приеме заявления, не выдавая мотивированного определения о причинах такого отказа. Человеку попросту отказывают в приеме документов, вуалируя свое нежелание разбираться в сложном или «неудобном» деле мудреными юридическими терминами, и рекомендуют обратиться к адвокату. На мой взгляд, судебная реформа лишь обострила эту проблему, и судья стал еще более недоступен для гражданина. Попытка формализации отношений между подающим заявление гражданином и судьей в судах общей юрисдикции на манер арбитражных судов, где личное общение стороны процесса и судьи вне судебного заседания ограничивается почтовой и электронной перепиской, на мой взгляд, слишком преждевременна. Ведь в суды общей юрисдикции в надежде найти помощь по защите своих прав обращаются и малограмотные, и пожилые люди. Среди них довольно много малообеспеченных, тех, кому не по средствам платная юридическая помощь адвокатов и юристов. Формально такое поведение судей вполне соответствует концепции судебной реформы на новом этапе, но при существующих обстоятельствах это опять скажется отрицательно на отдельно взятом гражданине. С одной стороны, ограждая судей общей юрисдикции от непосредственного общения с гражданами, реформа преследует благую цель – исключить любое воздействие на позицию судьи, укрепляя принцип независимости при вынесении решения по делу. Но если вспомнить о том, что на данном этапе практически отсутствует механизм бесплатной юридической помощи населению, то практически человека оставляют один на один со своей проблемой. По уголовным делам вопрос бесплатной юридической помощи хоть как-то решается, а если гражданину нужно составить иск или заявление в суд, чтобы отстоять свои нарушенные права в гражданском либо административном судопроизводстве, он должен полагаться только на самого себя. Бесплатная юридическая помощь по гражданским и административным делам сейчас просто не предусмотрена. Хотя в недалеком прошлом государство пыталось организовать юридические консультации в центрах социальной помощи, привлекая к этому адвокатов и частично оплачивая их работу. Сейчас средства для этого не выделяются, хотя проблема на сегодняшний день вполне решаема.

Создание института мировой юстиции могло бы быть выходом из сложившейся ситуации, где само название предполагает «близость» к народу и необходимость вникать в «житейскую» суть проблемы гражданина. Да и сама категория рассматриваемых мировыми судами дел наталкивает именно на такой подход. Ведь среди них преобладают семейные и бытовые конфликты, где иногда просто необходимо разрешать такие споры с применением житейской мудрости и опыта. На мой взгляд, крайне ошибочно принимать в корпус мировых судей малоопытных и молодых юристов. Несмотря на якобы невысокую сложность в плане юридической квалификации дел, рассматриваемых мировыми судами, забыто огромное значение таких дел для рядового гражданина. Ведь из таких, казалось бы, «мелких» споров и конфликтов и состоят проблемы основных слоев населения. Напрашивается неутешительный вывод о том, что возможность создания института судебной системы в лице мировых судей, который был бы близок и максимально доступен для разрешения их насущных споров и проблем населения, на сегодняшний день необратимо утрачена. Мировые суды созданы и работают по образу и подобию федеральных районных судов, переняв при этом и все негативные моменты «дореформенного» судопроизводства. К тому же основой их работы являются те же процессуальные законы, что и для федеральных судов. При таком подходе гораздо проще и дешевле было бы пойти по пути простого увеличения штата федеральных районных судов для снятия нагрузки при рассмотрении дел.

Нет существенных сдвигов в вопросе независимости судей первой инстанции при вынесении решения по существу. Рассматривая дело, судьи по-прежнему сориентированы на позицию вышестоящего суда. Цель вынесения решения – оставление его в силе в случае рассмотрения в вышестоящей инстанции. Для судьи иерархия возможного давления в самой судебной системе на его независимость при вынесении решения выглядит примерно так. Сначала куратор вышестоящей инстанции – с ним зачастую ведутся консультации в ходе всего процесса и при подготовке текста решения. Его рекомендации могут быть главным фактором при определении позиции судьи первой инстанции. Далее – сложившаяся практика высшего регионального суда по конкретной категории дел. Не секрет, что на семинарах региональных судейских корпусов руководители судов дают рекомендации, которые судьи должны выполнять при рассмотрении дел, учитывая экономическую, политическую или криминогенную обстановку в регионе. Ну и наконец так называемые письма-рекомендации Верховного Суда РФ. В них судьи нижестоящих судов получают разъяснения, как в том или ином случае применять процессуальный или материальный закон по некоторым категориям дел. Причем это носит как бы неофициальный характер, но в то же время имеет форму настоятельной рекомендации, обязательной для исполнения. Думается, что такая практика как раз и нуждается в реформировании. И говорить о том, что судья первой инстанции полностью независим при вынесении решения, на сегодняшний день некорректно.

К сожалению, мало что изменилось и в уголовном судопроизводстве. Имеется в виду ломка стереотипов заведомо обвинительного уклона при рассмотрении уголовных дел. Судья, как и прежде, гораздо ближе по духу стороне обвинения, чем защите. Прокурор, поддерживающий государственное обвинение, заходит в кабинет судьи запросто, в любое время и нисколько не скрывая это, а зачастую, наоборот, такие «тесные» отношения прокурора и судьи подчеркиваются, видимо, в целях оказания «психологического воздействия на преступника». Хотя до вступления приговора в силу подсудимый формально не признан виновным. А вот общение судьи со стороной защиты искусственно ограничивается, как бы изначально ставится водораздел между судьей и обвинением с одной стороны и защитой и подсудимым с другой. Зачастую это бросается в глаза и оказывает отрицательное влияние на мнение граждан о беспристрастности судей при рассмотрении уголовных дел. Нередки случаи, когда судья в процессе позволяет себе дать волю эмоциям и еще на этапе судебного следствия высказывает свою позицию относительно виновности подсудимого. Пытаясь прямо в процессе «перевоспитать» подсудимого, выглядеть лучше в глазах потерпевших, поддерживая их морально, судья иногда скатывается до оскорблений и угроз в адрес подсудимого, давая понять, что позиция защиты надуманна, ложна и имеет одну лишь цель – уйти от справедливой ответственности за содеянное. Подсудимому нередко предлагается признать вину. При этом недвусмысленно разъясняется, что при признании вины суд будет более лоялен в вопросе назначения наказания. Такие вещи случаются и по явно сфабрикованным эпизодам в уголовных делах. Выглядит очень странно, когда в начале процесса судья намеками, а иногда и напрямую, предлагает подсудимому полностью признать свою вину, а в приговоре оправдывает подсудимого по некоторым эпизодам из общего объема предъявленного обвинения или применяет более мягкий материальный закон. А если бы подсудимый признал все, что ему вменяет в вину следствие? О какой объективности тут можно вести речь? По-прежнему в ходе судебного заседания у некоторых судей при рассмотрении уголовных дел проявляется воспитательная позиция по отношению к подсудимому. Воспитательно-показательный уклон рассмотрения уголовных дел плавно и уверенно перетек из советского правосудия в нынешнее, почти не претерпев никаких изменений. Это недопустимо, так как напрочь перечеркивает отношение к суду как к независимому арбитру, беспристрастно оценивающему доводы равных сторон по делу. Отсюда правовой нигилизм и искусственное противопоставление судебных органов и рядовых граждан государства.

Проблема лишения человека свободы до вынесения приговора стоит не менее остро, и судебная реформа практически ее не коснулась. Формальный подход в вопросе необоснованного ареста как меры пресечения, давно уже требует немедленного реформирования. Уже давно обсуждается ошибочность позиции судов всех уровней, вплоть до Верховного Суда, когда при избрании меры пресечения на период следствия суды не рассматривают вопрос виновности человека в предъявленном ему обвинении. Учитывается наличие работы, семейное положение, тяжесть вменяемого в вину деяния, наличие постоянного места жительства, но только не наличие или отсутствие вины. Это парадокс, но, к сожалению, так оно и есть. В этом проявляется половинчатость судебной реформы, ее оторванность от принципов гуманного и справедливого подхода к гражданам своего государства. Всем известны условия содержания в следственных изоляторах. Но дело даже не в этом. Вырвав человека, пусть даже на два-три месяца, из нормальной жизни, водворив его в следственный изолятор, можно инициировать необратимые негативные последствия в его судьбе. Особенно ярко это можно проиллюстрировать на примере сложившейся практики извещения подсудимого о времени и месте рассмотрения уголовного дела. При назначении уголовного дела повестка подсудимому высылается по почте. Причем в практике до сих пор встречаются случаи, когда это делается простым письмом, что, безусловно, недопустимо. Сколько может произойти «случайностей», которые помешают получить это извещение? При этом не извещенного надлежащим образом подсудимого суд считает заведомо виновным в том, что он (по не зависящим от него причинам) не узнал о времени рассмотрения его дела. И зачастую неявка в суд в таких случаях рассматривается как основание для применения к подсудимому таких мер, как объявление в розыск и изменение подписки о невыезде на арест. Удручающе выглядит ситуация, когда подсудимый, получив повестку с опозданием, приходит в суд и объясняет судье причину своей неявки. В ответ он, как правило, узнает, что изменить уже ничего нельзя, постановление об объявлении розыска направлено для исполнения, и бедолаге остается только сидеть дома и ждать, когда его «разыщут» работники милиции.

Техническое перевооружение системы судопроизводства – назревшая необходимость, на которую выделяются миллионы рублей налогоплательщиков. В регионах установлены и работают видеосистемы для рассмотрения кассационных и надзорных жалоб. Это позволяет, не вывозя человека из следственного изолятора или колонии, рассмотреть его обращение в вышестоящий суд. Стоит это колоссальных денег и, безусловно, нужно. Но вот что вызывает недоумение: для содержащегося в следственном изоляторе подозреваемого, обвиняемого или подсудимого до сих пор не предусмотрена выдача обычных канцелярских принадлежностей, юридической литературы для подготовки и осуществления собственной защиты. Все это – и ручку, и бумагу, и кодексы – он должен добыть сам, да еще и в условиях изоляции от общества. А ведь его туда на период следствия водворил все тот же суд! Так неужели из тех миллионов до сих пор так и не нашлось средств на такие элементарные вещи, без которых подготовиться к тому же суперсовременному видеорассмотрению жалобы в кассации или надзоре весьма трудно. Конечно, это лишь частный пример, который для кого-то может показаться несущественной мелочью. Но на фоне таких контрастов рано говорить о том, что реформа российской судебной системы привела к реальному улучшению положения рядового гражданина, непосредственно с ней столкнувшегося.