Ольга Афанасьева

Мода на зону

Но все же более важно, на мой взгляд, хотя и менее очевидно то, что этот процесс выражается в широком распространении своего рода "криминального мышления", которому свойствен цинизм, связанный с негативным восприятием российской общественной жизни в целом. Часто он происходит от разочарования в социальных и правовых нормах, которые декларируются, но остаются "написанными на бумаге", то есть не работают, а потому и не заслуживают сколько-нибудь серьезного отношения. Так, в обычной беседе с друзьями или знакомыми вопрос: "Сколько ему нужно дать?" по поводу какой-нибудь чиновничье-бюрократической волокиты мы "естественно" воспринимаем отнюдь не как вопрос о предполагаемой длительности тюремного срока для взяточника. В кухонных разговорах между делом с увлечением обсуждаются "сплетни в виде версий" (как пел В. Высоцкий) - о крышевании какой-нибудь структуры и о "продажности ментов" в целом. Все это мыслится как нечто нормальное. Многим не нравится более грубый "блатняк", он их раздражает, но часто они сами не замечают, насколько "по-тюремному" мыслят и поступают. Ведь известна магическая сила слова и образа.

Удачные блатные песни, как и другой зоновский фольклор, отличает то, что они поразительно эффективно обучают определенным моделям поведения и восприятия мира. Возможно, именно поэтому к блатной лирике относятся настолько категорично: либо да, либо нет. Ассоциируя себя с героем, находя точки соприкосновения со своим внутренним миром, принимают такой взгляд на мир - с позиции преступника, еще находящегося на воле, или с позиции заключенного. Это как прочитанная в детстве сказка, которая, возможно, забыта, но свою изначальную функцию - научить - исполнила. Как сказки, так и блатной фольклор, особенно архаичные песни и истории или новые, но с "традиционными", легко узнаваемыми сюжетами, отличает простота и непосредственность выражения героями своих чувств и желаний, а также целостность сюжета. Классический Иван-дурак народных сказок сходен с героем блатных песен и в том, что не занят никакой полезной деятельностью, и в этом противопоставляется более практичным и расчетливым, но безымянным братьям. Принципиальным отличием является то, что Иван делает что-то доброе, за что и получает волшебные способности, которые помогают ему выходить победителем из тяжелых испытаний, часто связанных со смертью. В результате он меняется сам и получает уже более крупные выигрыши - в виде богатства, славы или женитьбы на царской дочке. А "блатные" сюжеты, часто умалчивающие о содержательной стороне "дел" главного героя, в лучшем случае приводят его к некой внутренней победе, связанной со стойкостью в противостоянии представителю гораздо менее справедливо работающей властной системы, которую ему удается либо перехитрить, либо относительно успешно с ней сразиться, отстояв, по крайней мере, воровскую честь и связанные с ней принципы. Правда, в большинстве случаев они приводят к трагической развязке или в тупик.

Пожалуй, наиболее привлекательная черта зэков - их веселость. Это замечательное качество отличает их от многих несудимых. Если в более практичных и успешных согражданах, делающих карьеру, жизнерадостность убывает пропорционально карьерному росту, и даже юмор у них становится какой-то не смешной, то приколы в стиле зэков ничуть не утрачивают своей искрометной силы. Потому что их смех - искренний и от души. Это смех людей, которым ни бояться, ни терять практически нечего, ведь самое худшее уже произошло... только и остается - плакать или смеяться. Но смеяться обычно лучше. Так и смех получается натуральный, такой, который редко бывает доступен более успешно продвигающимся по жизни согражданам, обеспокоенным то социально-бытовыми проблемами, то накоплением материальных благ, то сохранением порой даже того немногого, что имеют.

Вот и смотрят они захватывающие бандитские и тюремные сериалы - выжимку из неизведанного экзотического мира, порождающую страх и в то же время компенсирующую недостаток острых ощущений. И перетаскивают тюремные атрибуты в рекламную индустрию, создавая для поднятия общего тонуса некий эрзац. Ведь еще известный писатель Эдуард Лимонов, исследуя западные демократии скорее с позиции россиянина, отмечал скуку в качестве общего фона жизни цивилизованного мира. Нам до их "скуки" пока что далеко, конечно. Именно поэтому удалось Лимонову создать самую веселую, пожалуй, за всю недавнюю историю, молодежную политическую партию, "обогатившую" российские тюрьмы немалым количеством "политзэков". При всей эпатирующей странности идеологии так называемой НБП все же выгодное отличие ребят-"лимоновцев" от менее "идейных" зэков - в способности выбирать свою судьбу и за этот выбор платить, в данном случае - ценой своей свободы.

Многие из тех, кто в своей жизни в общем-то далек от криминала или тюремной культуры, испытывают не меньшую придавленность по сравнению со "среднестатистическим" зэком. "Придавливают" социально-бытовые проблемы, например, неразрешимый квартирный вопрос, когда жизнь становится похожа на тюрьму. И не приносящая радости работа, когда человек попадает в зависимость от какого-нибудь самодура-начальника, вынужден вариться в коллективе-"змеюшнике" с интригами или стукачеством на коллег. Социальная свобода напрямую связывается с деньгами, точнее, их количеством, ибо что толку малоимущему с "бюджетной" зарплатой, пенсией или пособием по безработице от изобилия товаров, услуг и прочих возможностей. В каком-то смысле это даже хуже, чем находиться в тюрьме, где, по крайней мере, все в равных условиях, товарищи по несчастью, и уже поэтому - "все свои".

Так или иначе, ситуации, связанные с ограничениями, сходны, вне зависимости от их причин. Стремясь вырваться из убогого существования, то есть фактически получить большую свободу реализации своих материальных стремлений, человек идет "зарабатывать деньги". И, находя социально приемлемый источник дохода... в свободное от работы время, попадает в ловушку, практически полностью лишившись свободы. Возможно, причина в том, что социальные ценности - все же преимущественно ценности борьбы за выживание. Спорный вопрос, в какой мере оправдано разделять или, тем более, противопоставить инстинктивную и духовную природу человека. И все же принципиальный вопрос, который в той или иной форме возникает перед каждым, - жить или выживать? Из него логически следует более важный - быть ли человеком? И хотя в общественном сознании ценности материального благополучия имеют тенденцию перемешиваться с ценностями более высокого уровня, такими, как любовь, милосердие, свобода, творчество, честность, но, пожалуй, стоит учиться их различать и на индивидуальном, и на коллективном уровне.

Может быть, устойчивый, хотя и часто скрываемый или неявный интерес в обществе к криминально-тюремной тематике объясняется тайной завистью несудимых сограждан, не способных на лихость, искренность и свободолюбие зэков? Пусть эта смелость и ведет их не к подвигам, а к преступлению. В человеке, способном перешагнуть отведенные рамки, всегда есть притягательность. Особенно для обывателя, который обычно принимает существующие нормы как данность, какими бы ханжескими на поверку они ни оказывались. Или такой интерес объясняется завистью к тем, кто более удачно "наворовал"? То есть разбогател и пришел к власти.

Социальная зависть считается явлением вполне приемлемым, нормальным и даже желательным, поскольку может создавать стимул для роста и реализации амбиций, причем в неких отведенных рамках. Но это когда есть четкие правила игры, как в цивилизованных странах, то есть более или менее известно, какие шаги нужно сделать, чтобы прийти к тем или иным результатам карьерного и материального роста. Тогда у простого человека появляется ощущение социальной справедливости.

А что остается нам, при возрастающей ценности денег и престижности высокого уровня доходов, без видения каких-то четких путей к тому, как получить все эти блага? Накапливать негативные эмоции, и взращивать цинизм по отношению к социальным нормам, и ненавидеть богатых.

В чем свободен нормальный "среднестатистический" гражданин? Возможно, в том, чтобы зарабатывать и тратить деньги; но чем многие из них за это платят? Образно говоря, душа многих простых людей находится в тюрьме, и некоторый уровень достатка или стабильности, за которые они держатся, лишь слабо компенсирует их личностную нереализованность, невозможность проявить себя такими, какие есть, порождающую, в свою очередь, неискренность, непонимание, а порой и полный беспорядок во взаимоотношениях даже со своими близкими.

Некоторые зэки говорят: "Мы сидим ради свободы", то есть потому, что их не устраивают принятые в социуме правила игры, и человек в них, что называется, не вписывается. С большим трудом, видимо, вписываются в них и многие на свободе, и не отсюда ли идет устойчивая мода на зону?