Кирилл Подрабинек
Советы "пассажиру"
Р.П.Гуревич, Человек в законе.
М., ОГИ, 2005.
Пишущие люди сидят редко, а люди сидящие редко пишут. "Счастливое" исключение представляет Раф Гуревич, профессиональный журналист, четыре года и четыре месяца проведший в местах заключения. Приобретенным опытом он и делится с читателем в своей книге "Человек в законе", второе издание которой увидело свет в нынешнем году.
Арестованный в 1990 г., Раф Гуревич застал лишь краешек советской тюрьмы, зато смог поведать о тюрьме постсоветского периода. И то сказать, недостатка в лагерных воспоминаниях советского времени нет. Тогда перо многих приводило в тюрьму, и благодарные историки легко могут ознакомиться с ее бытом и нравами. Но тюрьма недалекого прошлого, тюрьма нынешняя, знакома читателю плохо. Тут нет беды для историков, у них все впереди. Через несколько десятков лет настоящее станет приемлемым для изучения прошлым, и можно будет спокойно изучать нашу эпоху по сохранившимся воспоминаниям. Но нашим современникам хуже. У них нет в запасе столько времени, а любого из них могут посадить сегодня. Книга "Человек в законе" подготовит к такому испытанию. Случайному для одних, закономерному для других. Советы Рафа Гуревича рассчитаны в основном на первых. Хотя, при некотором критическом подходе, полезны и вторым.
Книга состоит из двух разделов. Первый, дидактический - советы попавшему в заключение. Некоторое время тому назад подобный жанр стал модным. Назидания "как вести себя в тюрьме" различных авторов доступны читателю. Спору нет, подобная справочная литература полезна как первоначальная информация. Но, в конце концов, формальные правила поведения новичку в камере объяснят. Не делай того-то и того-то, соблюдай то и это. Например, не иди на толкан, если сокамерник ест. Тюрьма меняется, меняется ее быт, меняются и некоторые прописные правила, о чем не следует забывать, изучая "справочники", особенно устаревшие.
Но кроме формальных тюремных правил, простых правил общежития, существуют и другие. Это общие арестантские правила, принципы, определяющие дух тюремной жизни, а не только ее букву. Не поняв и не приняв их, невозможно стать настоящим арестантом. Они плохо формализуются на вербальном уровне. Конечно, можно составить некий ряд положений. Например, с приличного зека спрашивается не только за то, что он сделал, но и за то, чего не сделал. Или - если за человеком не известно плохого, значит, он человек приличный. Но как важен контекст в тюремной жизни! Неподготовленный читатель легко бы попал в непонятку, поверхностно усвоив две вышеизложенные максимы. Кто приличный зек, как его определить?
Полнокровное описание тюрьмы невозможно без сложившегося тюремного мировоззрения. Без понимания самого ее духа, отраженного в арестантских принципах. Дать представление о них - задача весьма сложная. Здесь явно недостаточно просто перечислить некоторые положения, без наполнения их обстоятельствами применения, привязки к контексту ситуаций. По-настоящему тюрьма как явление еще никем не описана, несмотря на ряд замечательных произведений на тюремную тему. Анализ этой ситуации не входит в задачу настоящей скромной рецензии.
В своей книге Раф Гуревич явно уходит за пределы простых объяснений азбучных тюремных истин. Зоркий глаз журналиста, любовь к художественному описанию позволяют ему развернуть предлагаемые читателю ситуации. Предпосадочное время, следствие, суд, изолятор, камера, этап, зона.... Обо всем написано и лаконично, и обстоятельно. Каждая глава заканчивается краткими выводами, своего рода зарубками на память будущему сидельцу.
В советах крайне важны два обстоятельства: кому они даются и кем даются. Книга Рафа Гуревича написана человеком случайным для тюремного мира и рассчитана на таких же случайных людей. Иначе говоря, пассажиром и для пассажиров, применяя тюремный жаргон. В этом и достоинство книги, и ее недостаток. Достоинство - потому, что тюрьма увидена глазами человека, для нее постороннего, и, следовательно, книга максимально доступна пассажирам. Недостаток - потому, что читателя заранее ставит в положение пассажира. Тут необходимо пояснение. Пассажир - это не просто зек, попавший в тюрьму случайно и не имеющий криминального опыта. Но прежде всего человек, относящийся к своей посадке, как к случайности. Именно внутренняя, психологическая неподготовленность к испытанию, отношение к тюрьме как к чужому миру, куда по трагическому стечению обстоятельств он угодил, и делает зека пассажиром. Конечно, предпосадочный криминальный опыт заранее несколько подготавливает к тюрьме и уменьшает ценность всяческих советов. Вместе с тем и убежденный преступник может оказаться пассажиром, а человек, никогда даже и не помышлявший о нарушении закона и попавший в тюрьму совершенно случайно, может стать настоящим арестантом. Правда, люди плохо знают самих себя, и им трудно заранее понять, кто они потенциально - пассажиры или настоящие арестанты. Книга Рафа Гуревича может помочь читателю в его собственной оценке, если он читает ее вдумчиво. Но окончательное слово, естественно, будет за собственным читательским опытом.
Есть два полярных отношения к тюрьме, если не учитывать полутона, весь спектр переходных состояний. Для одних тюрьма - некая экзотическая страна, которую они никогда не намерены посетить и которая не занимает заметного места на их психической карте мира. Для других тюрьма - грозная реальность по соседству, дыханием которой проникнута вся жизнь на воле. Дело даже не в том, думает ли человек о тюрьме, а в том, подготовлен ли его дух к испытанию, пусть даже и бессознательно. Одни, попадая в тюрьму, озабочены в основном одним: поскорее пережить этот кошмар, как дурной сон. Другие, оказавшись в тюрьме, воспринимают заключение как существенную часть жизни, дающую пусть и горькую, но возможность узнать и понять себя и других. Для пассажира тюрьма - чужой мир, в который он заброшен волей обстоятельств. Для настоящего арестанта тюрьма есть продолжение воли, а воля есть продолжение тюрьмы. Обобщая, можно сказать, что в отношении к тюрьме отражается отношение человека к власти и порождаемому ею насилию, отражается отношение к устройству мира.
Отвлеченные рассуждения необходимо проиллюстрировать конкретными примерами из книги.
Раф Гуревич совершенно справедливо полагает, что арестованный всего лишь материал для следствия, обвинения, суда. Действительно, судьба человека, тем паче справедливость "правоохранительные" органы нисколько не волнуют. Работа у них такая. Свежеиспеченный арестант склонен полагать, что, мол, во всем разберутся, закон восторжествует, его судьбой кто-то озабочен. Опаснейшее заблуждение! Он всего лишь материал для переработки бездушной и громоздкой машиной. Но если машина с ее инструментами создана по типовому проекту, то материал материалу рознь. Из пластилина легко сляпать любое дело. О титановый сплав корежатся стальные инструменты. Для подследственного знание - сила. Для следователя отсутствие информации - слабость. Естественно, для того и существует следствие, чтобы узнать или изобрести достаточно для обвинительного заключения. Так зачем помогать следствию в его работе, давать показания?
Раф Гуревич утверждает, что такой вариант для самых сильных, "поскольку при таком раскладе никто на гарантирован от давления со стороны следствия". Действительно, гарантии только в Конституции, которых там тоже нет. Но на то и материал стоящий, чтобы его испытывали на прочность. К чему сразу считать себя слабым? Разумеется, излишнее самомнение вредно, бесполезно прикидываться алмазом, если ты из глины. И все же слабым делает подследственного в первую очередь доверие к следствию, надежды на выяснение истины, помноженные на безудержное желание поскорее вырваться на волю. "Расскажите, как все было, мы разберемся и вас сразу же отпустим!" Сколько человек сами себе сотворили срок! Вместо того чтобы благодушно ответить: "Я никуда не тороплюсь, здесь интересно. Вы уж сами поработайте, нарисуйте картину происшедшего. Потом, на суде, сверим впечатления". Конечно, бывают случаи, когда можно приоткрыть какие-то карты. Например, есть алиби: в день убийства вы были в другом городе, и свидетели есть, и билет сохранился. Но тысячу раз следует подумать, надо ли торопиться. Свидетелей могут запугать, а то и устранить, билет может исчезнуть при обыске. Для выбора сильной позиции надо твердо себе сказать: "Я уже умер для воли, тюрьма мой дом". И тогда умерший может воскреснуть.
Настоящий арестант старается обжить любое, пусть и предоставленное на краткое время, жизненное пространство. В этом проявляется его стремление использовать ситуацию с выгодой для себя и других. У пассажира иначе....
Описывая карантин (сборку, накопитель), Раф Гуревич дает совет: "Так вот, поскольку люди здесь разные и вместе вы пробудете от силы суток двое-трое, то постарайся с ними в контакт не вступать". Тюрьма как сложная система сильна коммуникациями между ее подсистемами, информированностью, каналами связи. Начальство, желая ослабить зеков, старается разъединить их, пресечь общение, дезинформировать. Настоящий арестант постарается использовать карантин для расширения тюремных возможностей. Хотя бы из укоренившейся любознательности познакомится с сокамерниками. Ведь на днях этих людей распределят по разным местам. Они могут передать приветы, информацию, вспомнить о тебе при необходимости.... Пассажир боится всякого лишнего общения, дабы не попасть в непонятную. Настоящий арестант никого не боится, хотя и соблюдает необходимую осторожность. Он - у себя дома, а не в гостях, и живет интересами тюрьмы.
Главный вопрос в тюрьме (да и на воле тоже) - это отношение к власти. Противостояние зеков администрации (ментам) определяет всю жизнь тюрьмы. Тюремные обычаи, мораль, правила во многом сформированы сопротивлением арестантов репрессиям тюремщиков. Пассажир не станет конфликтовать с тюремным начальством, он на стороне самого себя. Раф Гуревич определяет жанр своей книги как записки "шерстяного". То есть заключенного, занимающего должность в зоне, цехового мастера-распределителя работ в данном случае. Кроме того, автор книги состоял в одной из секций общественной работы, иначе говоря, подтвердил свою лояльность лагерной администрации. Естественно, все это накладывает отпечаток на суждения Рафа Гуревича о правильных (отрицаловке, блатных, братве), мужиках, начальстве. Масти, устройство арестантского мира, его иерархия описаны шерстяным, этого не следует забывать. Так, Раф Гуревич сообщает: "В работающих зонах, а таковыми раньше были все, правильные контролировали тех, кто работал, требуя, чтобы нормы выработки неуклонно выполнялись. Невыполнение каралось достаточно жестоко". Конечно, такие "контролеры" никакие не правильные, а обыкновенные суки (масть). Или в книге говорится, что "мужик в воровском мире не имеет никаких прав". Разумеется, это не соответствует действительности. Так же, как и утверждение, будто "власть ментов в зоне безгранична".
Все легко объясняется, если учесть, что Раф Гуревич попал в красную зону, то есть в сломленную, находящуюся под тотальным контролем лагерной администрации. Да, видимо, еще в зону преимущественно для первоходочников, с ее искаженными понятиями, беспределом и вольным применением терминов. Рафу Гуревичу кажется крайне курьезной дискуссия двух правильных на этапе о том, можно ли в ПКТ брать сигареты у пидора-уборщика, если их переслали приятели. В свою очередь, правильным показались бы очень курьезными рассуждения автора о том, в какие секции общественной работы можно вступать, а в какие нет.
Безусловная удача книги - это ее вторая часть. Дидактические рассуждения уходят с поверхности повествования, и в художественных зарисовках перед читателем предстает лагерная жизнь во всей ее непредсказуемости и соотнесенности с главнейшими вопросами человеческого существования. Художественная правда оказывается сильнее изначально заданной позиции пассажира, преодолевается узкий взгляд шерстяного. Можно только пожалеть, что Рафом Гуревичем мало дано именно таких зарисовок. Но спасибо и за сделанное им. Книга "Человек в законе" заставит задуматься читателя о месте тюрьмы в жизни человека и в мире.
