Анастасия Леонова

Недетская комната милиции

Столкновение подростков с правоохранительной системой как модель социального порядка

А. Леонова - научный сотрудник Левада-Центра, отдел социально-политических исследований.

Развитие российского общества в последние несколько лет отмечено неуклонным углублением внедрения разного рода контролирующих, а подчас и карающих, инстанций во все сферы социальной активности: от бизнеса до частной жизни и свобод граждан. В то же время и столь же последовательно происходит снижение требований к ответственности этих структур перед обществом, сокращаются возможности независимого контроля даже за формальным соблюдением действующих правовых норм. Атмосфера правового релятивизма, а подчас и нигилизма, пропитывает все структуры, облеченные хоть какой-то толикой государственной власти. Лозунг "диктатура закона" придает их деятельности верховную санкцию и мандат на полномочия, ограниченные лишь внутрикорпоративными инструкциями и "договоренностями", весьма слабо, если вообще соотносящимися с действующим законодательством. В деятельности правоохранительных органов в силу ее "полевой" специфики эти тенденции приобрели вполне институционализированное, оформившееся в ежедневной массовой практике выражение. Правоохранительная система в целом и милиция в частности стала одним из наиболее одиозных институтов в глазах современного российского общества. Речь идет не только о том, что структура, призванная гарантировать соблюдение правовых норм, не справляется со своей задачей. Массовое недоверие к ней, выражаемое 80% населения, является свидетельством крайней шаткости основ представлений о социальном порядке, возможностей защиты ключевых прав граждан, причем не только от посягательств "третьей стороны", но и самих правоохранителей. О масштабе проблемы свидетельствуют массовые представления о коррумпированности и криминализированности милиции, возможности ежечасно подвергнуться произволу и насилию со стороны ее служителей. Нечеткость контуров и правовых оснований нового социального порядка и девальвация старых норм ведет к дальнейшему ослаблению социального контроля, нарастанию форм отклоняющегося, преступного поведения, основанного на представлении о силе как единственном действенном механизме достижения целей. Сохранение этих тенденций в течение продолжительного времени формирует устойчивую культуру, в которой следование неправовым практикам становится нормой. Поколение, вступающее в социализацию в рамках этой культуры, усваивает ее, в отсутствие альтернатив, как единственно возможную или как вполне приемлемую. Данная проблема выходит далеко за рамки вопросов контроля за так называемыми "трудными подростками" или "группой риска". Соприкосновение с действующими не по праву правоохранительными органами ведет к утверждению, закреплению представлений о бесправии и беззаконии в широких слоях общества, в первую очередь - среди молодежи, имеющей минимальный жизненный опыт.

Постоянное расширение сферы контроля силовых, в частности милицейских, структур [Подробнее об этом см.: Гудков Л., Дубин Б., Леонова А. Милицейское насилие и проблема "полицейского государства" // Вестник общественного мнения, 2004. N4 (72)] выражается в том, что с ними сталкиваются не только "проблеменые", но и вполне законопослушные подростки. Как показывают последние исследования [Все выводы, содержащиеся в настоящей статье, и приведенные цифры основаны на результатах серии социологических исследований, проведенных в разные годы Аналитической службой Юрия Левады (до 2004 г. - ВЦИОМ), в частности, на серии специальных опросов по проблеме роли милиции в обществе, проведенных Левада-Центром совместно с фондом "Общественный вердикт" в 2004 г.], в среднем треть четырнадцати-шестнадцатилетних ежегодно сталкивается с представителями милиции, а среди семнадцатилетних доля этих случаев еще выше, причем в это число не входят контакты, связанные с получением паспорта и других документов. Само по себе это еще не должно было бы вызывать особой тревоги, но с увеличением частоты контактов увеличивается и конфликтность между подростками и людьми в сером. Если с ребятами 14-15 лет милиционеры сравнительно чаще встречаются в ходе профилактических лекций в школе (каждый десятый), то со старшими взаимодействие все чаще переходит на улицу (треть всех опрошенных), на стадионы и дискотеки (каждый десятый) и собственно в отделение (также одна десятая всех семнадцатилетних). Чем старше подросток, тем чаще и напряженнее их встречи с милицией - большинство считает обращение с собой со стороны милиции некорректным: доля недовольных достигает двух третей всех, кто так или иначе имел дело с милицией. Каждый третий из тех семнадцатилетних [Доля сообщивших о подобных инцидентах среди младших подростков незначительно ниже], кто имел контакты с милицией, столкнулся с необоснованным задержанием, каждый четвертый - с оскорблениями, на долю каждого пятого выпали угрозы и побои в милиции. Ничего подобного не случалось с менее чем половиной тех, кто общался с правоохранителями. Старшие чаще говорят, и, возможно, чувствительнее к таким нарушениям их прав, как необоснованное задержание (35% в сравнении с 15% среди четырнадцатилетних), оскорбление и унижение (23 и 6% соответственно), угрозы (17 и 9%), избиения (18 и 2%). Об отсутствии каких-либо претензий к милиции заявили 68% сталкивавшихся с ней четырнадцатилетних и лишь 42% семнадцатилетних.

Индикатором опасности, которую представляет милиция для подростков, является страх перед последствиями встречи с ней - независимо от того, сталкивались ли подростки с ней раньше, три четверти опасаются нарушения своих прав одним из вышеперечисленных образов и считают такое развитие событий весьма вероятным. Типичный статистически средний российский подросток сегодня заметно чаще, чем считают его родители, опасается милиции в целом, хотя родители явно чаще боятся конкретных проявлений агрессии со стороны милиционеров - унижений подростка, угроз в его адрес. Чаще, нежели милиционеров, современный российский подросток опасается лишь хулиганов, представителей агрессивных молодежных группировок и бандитов.

Проблемы, проявляющиеся во взаимодействии с милицией, не относятся исключительно лишь к этому институту. Скорее можно рассматривать их как одно из болезненных проявлений общественных проблем вообще, в частности слабости социальных связей, дефицита альтернативных социальных ресурсов. Собственно проблему милицейского произвола надо рассматривать как минимум в двух главных аспектах.

Одним из важнейших оснований милицейского беззакония является отсутствие эффективного контроля за правоохранительными органами со стороны других государственных структур, в частности, прокуратуры и суда, исполнительных органов, а также влиятельных общественных организаций. Причиной этого является, во-первых, теснейшая взаимосвязь и взаимозависимость всех, кто имеет хоть какое-то отношение ко власти. Во-вторых, с тем, что милиция, по сути, "легитимирует" реально существующие внеправовые практики, то есть она присвоила себе право произвольно определять как "законное" (или наоборот) любое действие и по своему усмотрению инициировать или прекращать преследования граждан. Это открывает широкие перспективы для коррупции и неизбежно влечет дальнейшую дискредитацию милиции в глазах общества.

В обществе отсутствуют альтернативные источники влияния, авторитета, которые могли бы уравновесить, сдержать произвольную трактовку законов, регламентирующих права граждан или вовсе их игнорирование. Из-за крайней скудости собственных ресурсов защиты общества складывается парадоксальная ситуация: милиция, которая должна была бы всецело выполнять функцию по защите граждан, сама становится источником серьезной опасности. Она однозначно исключается из перечня тех инстанций, в которые можно обратиться в случае беды. В то же время недоверие всем официальным структурам часто автоматически распространяется и на негосударственные организации и инициативы (правозащитные организации, адвокатура и др.), поскольку, во-первых, деятельность их, как правило, почти неизвестна гражданам, а во-вторых, сомнительной представляется их способность справиться с коррупционной неправовой машиной. Поэтому каждый решает свои проблемы сам: кто-то обращается к влиятельным знакомым, кто-то оплачивает нужную услугу, и лишь тот, кому недоступны все остальные средства, вынужденно, от безысходности идет по официальному пути. Многие же, в первую очередь самые слабые и не способные постоять за себя (в том числе и в силу правовой неграмотности), вообще не предпринимают никаких действенных мер по защите своих нарушенных прав.

Подтверждение неподконтрольности милиции государственным и общественным структурам - сложившаяся практика отчетности врачей "скорой помощи" и травмпунктов о случаях обращения к ним людей, пострадавших от милицейского насилия. У медиков нет ни четких инструкций о том, куда обращаться в таких случаях, ни уверенности в том, что кто-то будет принимать меры. Очевидно, что первое побуждение сообщить о фактах насилия в милицию в подобной ситуации оказывается абсурдным. Поэтому все эти инциденты остаются лишь достоянием медицинской статистики да неприятным воспоминанием для тех, кто на своем опыте столкнулся с системой "правоохранения". Почти половина опрошенных сотрудников бригад "скорой помощи" и сотрудников травматологических пунктов в городах России заявляют, что наиболее часто жертвой милицейского рукоприкладства - наряду с пьяными - выступает, по их опыту, молодежь, подростки; в подгруппе работников травмпунктов такой ответ дали даже 62% опрошенных.

Второй большой круг проблем, делающих общество, особенно самых беззащитных его членов, уязвимыми перед беззаконием, определяется широким распространением репрессивной культуры воспитания, воспроизводящей во всех доступных подростку контекстах социального взаимодействия культ силы, иерархичность отношений, невозможность слабого защитить себя, добиться уважительного отношения к своим законным правам.

В особенно тяжелом положении оказываются дети в семьях, где принят авторитарный стиль воспитания, где за провинности их жестоко наказывают, где они не имеют голоса в решении семейных дел и в отношении собственной судьбы. Такой подросток обсуждает с друзьями, а не с родителями, возникающие у него проблемы, в том числе и с правоохранительными органами. Даже когда родители могли бы заступиться за своего ребенка и, возможно, оказать давление на милицию и настоять на соблюдении его прав, они оказываются просто не осведомлены о необходимости такого вмешательства. Не менее 15% родителей не информированы о том, имели ли их сыновья в последнее время контакты с милицией, столько же родителей вообще не знают, если ли у их сына компания друзей, с которыми он проводит время.

Значительная часть подростков, подвергшихся насилию или иному нарушению своих прав со стороны милиции, ограничивается лишь обсуждением проблемы с друзьями и - реже - с родителями, если те склонны к такого рода диалогу и сами не являются источником опасности для подростка. Вызывает тревогу тенденция "привыкания к насилию" - с возрастом увеличивается доля подростков, воспринимающих милицейский произвол если не как законное, то, по крайней мере, вполне обычное и неизбежное зло и не считающих необходимым предпринимать какие-то меры в защиту своих нарушенных прав. Кстати, в рейтинге источников страха, родители стоят на одном уровне с милиционерами: в среднем каждый шестой из опрошенных 14-17-летних больше всего боится милиционеров; столько же испытывают подобные чувства по отношению к собственным родителям. Чем более ограничены имущественные и финансовые ресурсы семьи, тем больше подростки, по их признанию, боятся собственных родителей, так что "родители" как объект боязни выходят у них на первое место, опережая в этом смысле даже "милиционеров" и "хулиганов".

Старшие юноши чуть уверенней чувствуют себя, оценивая перспективу столкновения с милицией, они больше полагаются на свои социальные связи при решении возможных проблем, тогда как для четырнадцатилетних главная инстанция - собственные родители, и лишь треть готова обратиться в правозащитные инстанции. В то же время с возрастом растет толерантность молодежи к неправовому поведению - каждый двенадцатый из семнадцатилетних готов махнуть рукой и ничего не предпринимать в случае нарушения своих прав милицией. На кого рассчитывают сегодня подросток и его родители, думая о возможных правонарушениях со стороны милиционеров? Подросток - на родителей, как бы он к ним ни относился (56%), на прокуратуру, суд, как бы он, опять-таки, ни расценивал их эффективность (40%), наконец, к друзьям и знакомым (23%). Родители - на прокуратуру, суд (50%), на начальство милиционеров-нарушителей (31%), правозащитные организации (24%), на собственного адвоката (11%), наконец, на СМИ (8%).

Недостаток доверия и теплоты в семье, переход роли авторитета для подростка с родителей на приятелей-сверстников может иметь и более серьезные последствия, если молодой человек попадет в сферу влияния криминальных или экстремистских организаций. Известно, что подростки из неблагополучных, неполных, бедных семей чаще других подпадают под влияние таких "авторитетов". Структура организации таких сообществ также строится на примате силы и жестокости, и образец неправового и неуважительного к личным правам социального устройства получает дальнейшее закрепление в сознании подростка. Такой тип отношений закладывает предрасположенность к силовому и максимальному жесткому решению всех конфликтных ситуаций, воспитывает культ силы, поскольку на своем опыте он убеждается, что только сила (или ее универсальный заменитель в социальном пространстве - деньги, которыми он, правда, не обладает) - единственная гарантия его личной безопасности и механизм решения проблем во взаимоотношениях с внешним миром.

Таким образом, значительная часть молодежи составляет группу риска с точки зрения беззащитности перед милицейским произволом, с одной стороны, и готовности принять ее стиль общения как единственно знакомый и эффективный, с другой. Несмотря на то, что самыми беззащитными перед произволом разного рода оказываются подростки из "социально слабых" сред, неверно было бы считать, что проблема милицейского насилия существует лишь для детей из бедных, неполных, неблагополучных семей.

Более или менее обеспеченные взрослые несколько реже опасаются за своих детей, чем родители с ограниченным достатком. Но среди детей распределение оценок, скорее, обратное: милицейских правонарушений чаще боятся подростки из более зажиточных семей, хотя среди них отчетливее выражена и доля тех, кто твердо уверен, что некорректное поведение милиционеров по отношению к ним невозможно (10% подростков этого имущественного слоя). Неправовых действий со стороны милиции (необоснованно задержат; будут унижать и оскорблять; "пришьют" дело) чаще ожидают сегодня дети руководящих работников; избиения чаще опасаются дети из семей интеллигенции. Угрозу безопасности сына острее чувствуют родители с высшим образованием. Чаще ощущают себя уязвимыми перед милицейским произволом молодые люди, растущие в средних и особенно малых городах России (с населением от 10 до 100 тысяч человек).

Можно предположить, что статусно-имущественная дифференциация в массе россиян пока еще не настолько велика, а состояние социальной и правовой защищенности настолько далеко от реальности, что даже в благополучных семьях преобладают ожидания неминуемых правонарушений со стороны органов охраны права и порядка. Таким образом, чуть большая уверенность более успешных в социальном плане родителей имеет на нынешний день слишком мало шансов быть воспроизведенной в сознании их детей, которые, как видим, в случае относительных успехов родителей острее чувствуют свою уязвимость перед оскорблениями и унижениями со стороны милиции, а в ее лице - и всех остальных элементов государственной "вертикали".

Столкновение подростков с милицией формируют представления о роли этой структуры и строении власти, авторитета вообще, типе взаимоотношений, практикуемых ее членами, и неправовой, силовой характер взаимодействия закрепляется в качестве "нормативного", единственно эффективного.

Тревожным результатом этого опыта становится распространение общего чувства беззащитности перед лицом произвола милиции значительной части общества - более двух третей взрослых жителей России считают весьма вероятными шансы подвергнуться ему, и лишь один из шести полагает, что это навряд ли произойдет. Очевидно, что страх, распространенный столь широко, не может не укорениться в наименее защищенных слоях и средах общества. Поскольку это относится в первую очередь к людям, только вступающим во взрослую жизнь, атмосфера страха и бесправия становится фундаментом мировоззрения и гражданской позиции молодого поколения, консервирует эту проблему и делает перспективы ее разрешения призрачными.