Лев Гудков, Борис Дубин

Милицейский произвол, насилие и "полицейское государство"

На протяжении многих лет россияне, в особенности проживающие в крупных городах, не чувствуют в безопасности ни себя, ни своих близких, ни на улице, ни в транспорте, ни даже дома. Угроза хулиганского нападения, грабежа, а все чаще - террористического акта осознается россиянами как весьма острая, но тем не менее привычная. 27% россиян, опрошенных в мае 2004 г. (N=1600 человек), "очень боятся", что они сами и их близкие могут оказаться жертвами теракта, 52% опасаются этого "в какой-то мере". Соответственно, ведущими ценностями для населения России на протяжении последних лет выступали именно "стабильность", "законность и порядок".

С другой стороны, на протяжении тех же лет социологи получали устойчивые данные, свидетельствующие о крайне низком уровне доверия населения России к милиции и правоохранительным органам, которые как будто бы должны этот порядок охранять. Не случайно среди мер безопасности, которые следовало бы предпринять для снижения угрозы терактов, 45% опрошенных в майском исследовании 2004 г. Левада-центра - самая большая группа - назвали "борьбу с коррупцией в правоохранительных органах". За низким доверием к милиции стоит явно ощущаемое россиянами снижение эффективности и качества ее работы.

В то же время, широко рекламируемые в прессе мероприятия властей по чистке рядов милиции от коррупционеров не вызывают безоговорочного доверия граждан. Лишь один из четырех слышавших об этой кампании согласен с ее трактовкой в официальном ключе, а более двух третей опрошенных не верят в то, что она действительно направлена на искоренение преступности в рядах МВД. Значительно более правдоподобной респонденты считают версию о том, что борьба с "оборотнями" - лишь средство решения внутриклановых проблем властной элиты или элемент предвыборной агитации руководителя ведомства Б. Грызлова.

Неудивительно, что в рейтинге доверия различным социальным институтам органы милиции, по оценкам населения, никогда не поднимались выше 13-14-го места. По суммарному выражению негативизма в их адрес они уступают только политическим партиям и российскому парламенту, однако - что важно! - с гораздо более определенным отрицательным отношением (число затруднившихся ответить, то есть некомпетентных или не имеющих своего мнения, здесь вдвое меньше, чем в отношении к партиям или Думе).

С третьей стороны, объем полномочий милиции - и тех, что напрямую связаны с поддержанием общественного порядка, защитой населения, и тех, что относятся к ее постоянно увеличивающимся бюрократическим и тому подобным функциям, - год от года растет, причем общество, его институты, организации никак не контролируют этот процесс. Так, например, недавние инициативы по передаче - безо всякого предупреждения и объяснения - функций ОВИРа паспортным столам отделений милиции стали полной неожиданностью для населения накануне периода летних отпусков, на неопределенное время сделали всю страну "невыездной" и фактически в очередной раз превратили россиян в бесправных и бессильных заложников правоохранительной системы.

И вместе с тем - таков четвертый фактор, влияющий на массовые оценки милиции как института, - у населения России практически нет возможности выбирать себе средства защиты в случае опасности для жизни, имущества и т.д. Кроме помощи со стороны милиции, рассчитывать рядовому россиянину почти что не на кого.

Для опрошенных в 2004 г. жителей российских городов милиция и ГАИ стоят на втором месте в "черном списке" властно-административных учреждений и организаций, систематически нарушающих права, ущемляющих законные интересы граждан¹.

Чаще всего горожанам, по их оценке, приходится сталкиваться с такими видами милицейского произвола, как:

- грубость, хамство, оскорбления (на это указали более половины всех опрошенных - 53%),

- волокита в милиции или бездействие сотрудников милиции (51%),

- поборы, вымогательство, взятки (48%),

- неоправданное задержание (проверка документов, обыск, незаконное заключение под стражу) - 40%,

- отказ возбуждать уголовное дело, нежелание искать преступников (29%),

- физическое насилие (избиение, телесные повреждения, пытки) - 24% .

Таковы усредненные данные. Но среди тех, кто относится к милиции критически, с недоверием и опасением (а этот контингент составляет около четверти опрошенных и чаще других к нему принадлежат более молодые, активные и предприимчивые горожане), гораздо выше доля тех, кто подчеркивает постоянный произвол в любых действиях милиции.

Физическое насилие в правоохранительных органах²

По мнению 73% врачей и среднего медперсонала, оказывающих первую медицинскую помощь пострадавшим в результате несчастных случаев или нападений, проблема насилия сотрудников правоохранительных органов в отношении задержанных является весьма серьезной (полагают, что этот вопрос не заслуживает сколько-нибудь серьезного внимания 23%, и 4% считают, что такой проблемы не существует). Применение насилия в отношении задержанных или избиение их случается "довольно часто", считают 43% опрошенных (в Москве и Петербурге - 55%); еще 10% (в Москве - 14%) считают, что это "общая практика" в МВД и других ведомствах этого рода. 46% (в Москве - 32%) полагают, что такого рода явления достаточно редки, представляют собой отдельные случаи. Опрошенные знают, о чем говорят: 77% медперсонала бригад "скорой помощи" приходилось оказывать медицинскую помощь пациентам, пострадавшим от действий сотрудников правоохранительных органов, среди врачей травмопунктов таких было уже 87%.

Мнения о распространенности повседневного милицейского насилия сильнее выражены у работников травмопунктов, чем среди персонала "скорой помощи" (в сумме - 58% и 51%). Подобные различия связаны, видимо, с тем, что для регистрации или помощи пострадавшим от побоев и травм, нанесенных сотрудниками органов правопорядка или в их ведомствах, "скорую" помощь вызывают несколько реже. Пострадавшие вынуждены чаще самостоятельно обращаться за помощью в травмопункты.

Жертвами насилия милиции чаще всего оказываются мужчины, относящиеся к "социально слабым" или уязвимым категориям населения, находящиеся в состоянии частичной или полной невменяемости (или квалифицируемые в таком качестве врачами или милицией). Они не в состоянии должным образом защитить себя в социальном и гражданском отношении, а не только в физическом смысле.

Бьют главным образом тех, кто находится в пьяном виде, "не в себе" и как бы провоцирует жестокое, "нечеловеческое" отношение, подростков и молодых людей, а также бомжей. Но, видимо, бьют "не до смерти", так что люди пострадали, но не настолько, чтобы вызывать "скорую", или находились не в том состоянии, чтобы ее вызывать, а вынуждены идти в травмопункт сами (можно предположить, что и "скорая", со своей стороны, неохотно выезжает на такие вызовы). То же самое можно сказать и о мигрантах, становящихся типичными объектами агрессивного отношения милиции. Женщины в подобной ситуации оказываются не так часто, а травмы, наносимые им, не столь серьезны, раз они обращаются не к "скорой помощи" (2%), а появляются в травмопункте (4%).

Врачи узнают о том, кто нанес побои, стал причиной травм или телесных повреждений, главным образом со слов самих пострадавших (в трех четвертях случаев - 73%). Несколько чаще об этом говорят те, кто приходит или доставлен в травмопункт (79%). Но помимо самих объяснений пострадавших на это указывает типичный характер телесных повреждений (об этом заявляет почти каждый третий работник травмопункта -32% - и каждый пятый врач "скорой помощи" - 21%) или, как это объясняют врачи и медсестры, это ясно из "характера поведения пострадавшего" (12%).

Таблица 1

Причины получения травм или телесных повреждений

(в % к числу опрошенных по столбцу; опрошенные могли назвать несколько позиций, поэтому сумма ответов больше 100%)

(все ответы со слов потерпевших)	В целом	Бригады скорой помощи	Персонал травмопунктов
При задержании	61	57	69
Избили беспричинно, "для куража", демонстрации власти	34	32	38
При "выбивании" информации, нужной сотрудникам правоохранительных органов	16	16	17
По указанию сотрудников правоохранительных органов избили сокамерники	3	3	3
Другое	6	6	5

Жестокость как норма

Несмотря на то, что большая часть врачей считает недопустимым илинеестественным такой порядок вещей, когда людей подвергают насилию или избиениям, все-таки приходится говорить об инерции жестокости как нормы повседневного существования, характерной для репрессивных обществ тоталитарного или полицейского типа. Так, абсолютное большинство опрошенных среди врачей и среднего медперсонала склоняется к тому, что насилие и жестокость, проявляемые к задержанным или подследственным, вызываются самими пострадавшими, неадекватностью их поведения, с точки зрения милиции или конвоя, работников следственных органов (иначе говоря, врачи в большей мере, вынужденно или нет, принимают сторону милиции). Речь идет о проблеме конвенциональных определений параметров жестокости и насилия: мы определенно имеем дело с достаточно явным согласием на "оправданность" его применения или "неизбежность" насилия в таких случаях, когда пьяный или агрессивно настроенный задержанный вызывает ответную и явно чрезмерную - судя по результатам и травмам - жестокость. Лишь каждый пятый из опрошенных медиков полагал, что насилие было ничем не оправданной жестокостью и оно никак не спровоцировано самим пострадавшим.

Таким образом, речь идет о "внутреннем" оправдании побоев и силы, привычном коде жестокого поведения сразу и по максимуму, с которым как бы уже согласились в обществе, в том числе и врачи. Едва ли можно назвать приемлемым поведение пьяных, но кураж милиции - вещь столь же дикая и недопустимая в нормальном обществе, как и асоциальность бомжей и пьяниц.

Ситуация закрытости правоохранительных органов для внешнего контроля, наблюдения, обсуждения (а значит, и для возможности врача встать на другую позицию, кроме милиционера при исполнении) усугубляется сложившимся порядком оповещения о случаях милицейского насилия. В подавляющем большинстве случаев персонал "скорой помощи", но в еще большей части - травмопунктов, обязан сообщать о травмах, полученных со стороны милиции... той же самой милиции. Причем особенно жестко эту обязательность чувствует медперсонал в нестоличных городах, средних по размерам и количеству населения, где "все на виду".

Таблица 2

В соответствии с должностными инструкциями, куда вы обязаны сообщать о фактах причинения гражданам телесных повреждений сотрудниками правоохранительных органов?
(здесь и далее в % к числу опрошенных, по столбцу)

	В целом	Бригады скорой помощи	Персонал травмо-пунктов
В дежурную часть милиции	39	30	60
В прокуратуру	12	11	15
В центральную диспетчерскую	6	9	0
Другое	4	6	1
Нет таких инструкций	16	20	6
Не знаю	9	9	8
Нет ответа	20	23	14

Как нетрудно понять, сотрудники милиции и другие представители власти заинтересованы по преимуществу в том, чтобы замять случившееся, вообще не фиксировать его как факт и не придавать огласке. Можно предположить, что в большинстве случаев ситуация почти автоматически и складывается именно так - в их пользу. В отдельных случаях, когда случившееся выходит или грозит выйти за рамки обычного, органы правопорядка и другие власти оказывают на врачей давление, требуя не фиксировать факты причиненного милицией насилия и никуда о них не сообщать. Особенно сильно это давление ощущает, с одной стороны, медперсонал в Москве и Петербурге ("показательных" городах, где концентрируется официальная власть), а с другой стороны - в средних и малых городах, где власть "ближе" и у нее больше возможностей прямого воздействия.

Характерно, однако, что еще настоятельней - в каждом втором случае, если не чаще, - о том же просят... сами пострадавшие. Они явно боятся последствий такого "разглашения" и не верят в его пользу ни для себя, ни для других им подобных. Иными словами, не только медики, но и сами потерпевшие вынужденно принимают сторону милиции, которая и причинила им травмы, - форма реакции на безвыходные условия, известная из истории тоталитарных систем, репрессивных институтов, поведения заложников и жертв террористических актов ("стокгольмский синдром") и проч.

При этом опрошенные медики крайне мало знают про общественные организации, ведущие борьбу с произволом и насилием со стороны правоохранительных органов (в сумме о таковых знают лишь 8% опрошенных). Вместе с тем до трех пятых респондентов (55% сотрудников травмопунктов и 61% бригад скорой помощи), по их словам, согласились бы, знай они координаты подобных общественных организаций, сообщать им о случаях насилия над гражданами со стороны правоохранительных органов.

Подводя итог, можно сказать, что порука насилия, терпения и молчания объединяет сегодня в России не только репрессивные органы - в ее периметр включены и жертвы. Мы имеем дело с социумом, в котором крайне слабо выражены формы позитивной солидарности, интереса и внимания к окружающим и, напротив, с заметной силой действуют различные негативные формы сплочения, принятия точки зрения "репрессивного другого", проявления синдрома коллективного заложничества.

А это значит, что привычных объяснений малой эффективности милиции как института низкой зарплатой сотрудников, социальным отбором наименее культивированного "человеческого материала" и т.п. явно недостаточно (даже при том, что они верны). Как показывают наши исследования за ряд лет, репутация милиции в глазах российского населения не просто окрашена недоверием или разочарованием из-за тех либо иных срывов и изъянов в ее работе. Милиция как система, правоохранительный институт в большинстве случаев утратила признаки законности, поскольку общее мнение, разделяемое почти 4/5 всех опрошенных, связывает их с криминальными структурами, с коррупцией и привычным произволом. Причем объем этого произвола со временем только ширится, поскольку растет объем функций милиции: бюрократической властью на нее возложены функции контроля и удостоверения многих повседневных взаимодействий, обойтись без которых большинство граждан просто не в состоянии. Речь идет о прописке и регистрации, паспортизации, идентификации личности, получении разного рода лицензий и сертификатов - от водительских прав до призыва в армию или разрешения на работу. Увеличивается объем функций милиции (при той же структуре института, том же его кадровом составе и той же неподконтрольности обществу), увеличивается и зависимость населения от нее, а соответственно, растет возможность произвола. При всем том, для большинства россиян милиция сегодня - по-прежнему не имеющий альтернатив институт защиты, хотя и с крайне низкой надежностью и эффективностью (низкой, но не нулевой).

Так что дело здесь не в упущениях системы, а в самой системе, как она складывалась на разных этапах жизни советского государства. Карательно-репрессивные функции милиции, связанные с ее задачами в советское время (защита государства, то есть бюрократической системы власти и управления, организации тоталитарного порядка - от людей, населения), сегодня вовсе не исчезли. Они частично трансформировались в источник милицейского произвола, нелегитимного ресурса милиционеров по эксплуатации отдельных уязвимых групп населения, которые не имеют средств защиты от вымогательства и милицейского "беспредела". Отсутствие контроля над органами милиции, связанное с природой и формой организации власти в постсоветское время, ведет к ее изоляции от других институтов, усилению состояния безответственности перед населением, различными его группами. Привычность милицейского насилия и для самих милиционеров, и для большинства остальных - выражение атомизированности и слабости общества, атрофии в нем самостоятельности, солидарности, воли.

Поэтому более адекватное объяснение накапливающихся институциональных дисфункций в милицейской и правоохранительной системе состоит для нас в том, что работа милиции определяется сегодня сочетанием плохо согласованных или попросту противоречащих друг другу целей и задач, в разное время ставившихся перед ней руководством страны, высшим эшелоном власти, отделявшей себя от социума и противостоящей ему. Каждый набор этих функций воспроизводит различные пласты политической культуры, относящиеся к несходным историческим эпохам существования тоталитарно-репрессивной системы управления обществом.

Лакуны в нормативно-административной деятельности государства (чаще всего это те самые области отношений, которые требуют принципиально иного типа регуляции - экономической, правовой и т.п., действующей через конкуренцию и кооперацию, доверие, взаимность, коалиционность) как раз и образуют зоны институциональной неопределенности, административного произвола, превращающие правоохранительные органы в организации частного или корпоративного "силового предпринимательства"³. Иначе говоря, перед нами не проблемы какого-то особого "переходного периода", а неразрешимый в заданных рамках симбиоз разных социальных систем, парализующих друг друга. Кажущаяся ограниченная дееспособность или неэффективность милиции, суда, правоохранительных органов, представляемые официальной властью или масс-медиа как временные трудности или несовершенства в работе правоохранительных органов и даже всего государственного аппарата, обозначают, на наш взгляд, возникновение качественно нового социального состояния - возникновение полицейского государства.

Полицейское государство - это государство децентрализованного контроля и управления при выродившихся или не развившихся механизмах дифференциации ветвей власти. Функциональные элементы законодательной, судебной, представительной и исполнительной власти переходят при этом к отдельному чиновнику, но только в том особом случае, если он обладает правом принуждения и ресурсами такового. Вся система может венчаться квазиавторитарным лидером, символически представляющим все целое или полноту сверхвласти, а может быть возглавлена некоторой конфигурацией олигархических кланов - важно лишь, что ни тот, ни другие не обладают реальной властью, эффективным контролем на средних и низовых уровнях управления. Они могут волевым порядком или в ходе объявленной кампании уничтожить один или несколько центров влияния, экономической, политической, региональной власти по тем или иным частным мотивам и обвинениям ("коррумпированность", "связь с заграничными агентами влияния", "предательство национальных интересов"), но они бессильны по отношению ко всей системе складывающихся отношений, к принципам ее организации.

Такая композиция власти означает конец мобилизационного общества и его идеологии, усиление традиционализма и ксенофобии в социуме, но особенно - в его военизированных, репрессивных структурах (армии, милиции, "органах"), нарастание процессов стагнации, разложения, усреднения, деградации, которым - в отсутствие других вариантов движения и групп, их всерьез отстаивающих, - придается вид стабилизации. Отличительной чертой подобной "стабилизации" является усиливающаяся неспособность власти к решению системных конфликтов и напряжений, постоянное откладывание принципиальных политических решений "на потом", длительность "временного", как бы переходного существования, обеспечиваемая только ценой снижения человеческого капитала и истощения социальных ресурсов.

Примечания

1 Далее в основном используются и приводятся без дополнительных указаний данные тематического цикла исследований, проведенных Аналитическим центром Юрия Левады (Левада-центр) по заказу Фонда "Общественный вердикт". Первый опрос прошел в мае 2004 г. В представительную для населения крупных городов выборку были включены 2013 жителей Москвы, Санкт-Петербурга, Воронежа, Ростова на Дону, Нижнего Новгорода, Самары, Екатеринбурга, Перми, Омска, Новосибирска, Уфы и Красноярска.

2 Далее используются данные второго опроса, проведенного сотрудниками Аналитического центра Юрия Левады в июне 2004 г. по заказу того же Фонда "Общественный вердикт". На этот раз опрашивались врачи, фельдшеры и медсестры в бригадах скорой помощи и в травмопунктах различных городов России: целью исследования было получить некоторую косвенную информацию о пострадавших в результате насилия, причиненного гражданам сотрудниками органов правопорядка, то есть о фактах регистрируемого насилия. Всего было опрошено 619 человек (427 работников "скорой помощи" и 192 - травмопунктов) из 42 городов страны.

3 См.: Коленникова О.А., Косалс Л.Я., Рывкина Р.В. Коммерциализация служебной деятельности работников милиции// Социологические исследования, 2004, N3, с.73-83.