Журнал "Досье на цензуру" |
|
| ||
Обращение в Европейский Суд Центра Содействия международной защите(от 1 ноября 2000 г)
Au Greffier de la
Cour europeenne des Droits de l'Homme
Conseil de l'Europe
F-67075 Strasbourg Cedex
Европейский суд по правам человека
Совет Европы
Страсбург, Франция
ЖАЛОБА
в соответствии со статьей 34 Европейской Конвенции по правам человека
и статьям 45 и 47 Регламента Суда
ВАЖНО: Данная жалоба является юридическим документом и может повлиять на Ваши права и обязанности
1. СТОРОНЫ
А. Заявители
1.Фамилия заявителя: Моисеев
2.Имя, отчество:Валентин Иванович
пол: мужской
3.Гражданство: Россия
4.Род занятий: дипломат
5.Дата и место рождения: 10 марта 1946 года, г.Ленинград
6-7 (Здесь следовали персональные данные, которые в электронной версии убраны.
8.Адрес проживания в настоящее время: Россия, Москва, Е20, 111020, Почтовый ящик 201 (СИЗО ФСБ "Лефортово")
9.Имя и фамилия представителя: Центр содействия международной защите
10.Род занятий представителя: оказание юридической помощи при обращении в международно-правовые органы
11.Адрес представителя Россия, 103009, Москва, М.Кисловский переулок, дом 7 строение 1 помещение 22
12.Номер телефона: 007-095-291-10-74
В. ВЫСОКАЯ ДОГОВАРИВАЮЩАЯСЯ СТОРОНА
13.Российская Федерация
II.ИЗЛОЖЕНИЕ ФАКТОВ
14. 4 июля 1998 года Валентин Моисеев был арестован по необоснованному, как он заявлял, обвинению в совершении шпионажа, которого, по его утверждению, он не совершал. В течение всего времени нахождения под стражей он подвергался незаконному воздействию со стороны следственного отдела ФСБ с целью заставить его свидетельствовать против самого себя. Эти меры воздействия подробно описаны в разделе III настоящей жалобы.
За время содержания под стражей состояние здоровья Моисеева сильно ухудшилось.
Помимо этого, в отношении Моисеева в ходе проведения предварительного и судебного следствия был допущен еще целый ряд нарушений как внутреннего законодательства, так и международно-правовых актов.
16 декабря 1999 года Валентин Моисеев приговором судебной коллегии по уголовным делам Московского городского суда был признан виновным по ст. 275 Уголовного Кодекса Российской Федерации и осужден к 12 годам лишения свободы с конфискацией имущества с отбыванием наказания в исправительной колонии строгого режима.
Приговор был обжалован Моисеевым и его защитниками в кассационном порядке в судебную коллегию по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации.
III. ИЗЛОЖЕНИЕ ИМЕВШИХ МЕСТО, ПО МНЕНИЮ ЗАЯВИТЕЛЯ, НАРУШЕНИЙ КОНВЕНЦИИ И/ИЛИ ПРОТОКОЛОВ К НЕЙ И СООТВЕТСТВУЮЩИХ АРГУМЕНТОВ ЕГО/ИХ ПОДТВЕРЖДАЮЩИХ
15.
Нарушение ст.3 Конвенции - права на защиту от пыток и другого бесчеловечного, унижающего достоинство обращения, права не быть принуждаемым к даче показаний против себя или к признанию себя виновным
Условия содержания в следственном изоляторе ФСБ Российской Федерации, в котором Моисеев находится с 4 июля 1998 года, сами по себе образуют нарушение ст. 3 Конвенции, которая гарантирует право на защиту от пыток и другого бесчеловечного или унижающего достоинство обращения и наказания.
Валентин Моисеев поступил в следственный изолятор ФСБ практически здоровым человеком. Согласно справке начальника медицинского отделения СИЗО ФСБ от 7 декабря 1999 года Моисеев "жалоб на состояние здоровья на момент поступления не предъявлял".
Начиная с конца июля 1998 года, он перенес множество различных заболеваний, таких как: вегето-сосудистая дистония, остеохондроз, заболевания суставов (гигромы, синовиит), заболевания кожи (дисгидроз), фурункулез, геморрой, паронихий.
Наконец, в октябре 1999 года, во время проведения судебного разбирательства, Моисеев заболел острой формой гастрита, а в дальнейшем и гастродуоденита (в настоящее время состояние его здоровья еще более ухудшилось).
Только в период с 19 октября 1999 года до 1 декабря 1999 года (то есть до момента выдачи вышеупомянутой справки) он был 8 раз осмотрен врачом в связи с обострением этих заболеваний. Причем осмотр производился поверхностно и формально. Квалифицированного лечения в результате этих осмотров назначено и проведено не было.
Не было произведено надлежащего обследования, прежде всего гастроскопии. В результате этого не была исключена язвенная болезнь, которой Моисеев страдал в 70-е годы.
При этом в вышеупомянутой справке указано, что Моисеев "по состоянию здоровья может находиться в условиях следственного изолятора и принимать участие в судебно-следственных действиях".
В указанный период времени, испытывая сильные боли, Моисеев, не получая целыми днями питания, находясь под воздействием обезболивающих средств, вынужден был принимать участие в судебном заседании и осуществлять свою защиту. Расценить такое обращение иначе как пытку нельзя.
За время нахождения в следственном изоляторе Моисеев потерял в весе 15 килограммов, что само по себе является доказательством бесчеловечного обращения.
Непосредственно после задержания, находясь в следственном изоляторе ФСБ Российской Федерации, Валентин Моисеев был подвергнут психическому и психологическому воздействию с целью добиться от него желательных для следствия поведения и показаний.
Он был принуждаем к даче показаний против себя с применением угроз, направленных против его детей, членов его семьи, а также угрозами применения к нему "специальных" методов расследования. Особо мучительными и бесчеловечными для Моисеева были угрозы, направленные против его дочери и сына, деятельность которых в той или иной мере была связана с Кореей. Угрозы формулировались таким образом, что у следствия, якобы, есть возможность установить "преступную связь" между Моисеевым и его детьми, и тогда его дети "окажутся в соседней камере". В деле даже существует "документ" о том, что сын Моисеева находился на стажировке в Сеуле по линии Корейского агентства международного сотрудничества (KOICA). В документе отмечено, что KOICA "активно используется южнокорейскими спецслужбами для изучения и разработки объектов из числа иностранцев".
Перечисленные выше условия способствовали облегчению оказания неправомерного давления с целью добиться от Моисеева желаемого поведения и показаний.
Заявление об этих угрозах, сделанное Валентином Моисеевым в присутствии надзирающего за следствием прокурора и в ходе судебного разбирательства, не повлекло за собой проведения адекватной проверки на предмет выявления незаконных методов ведения следствия.
Обращает на себя внимание и тот факт, что надзор за следствием осуществлялся не Генеральной прокуратурой РФ, а Главной военной прокуратурой РФ, что было сделано в порядке исключения и в нарушение действующих правил. Особо следует отметить, что руководящая фигура Главной военной прокуратуры и следователь, входивший в состав следственной бригады, находятся в близком родстве. Защита Моисеева располагает сведениями о еще 2-х фактах наличия родственных связей, могущих оказать влияние на производство по данному делу.
Все эти действия по отношению к Моисееву производились в условиях следственного изолятора, находящегося в ведении ФСБ России, само существование которого в категории пенитенциарного учреждения вне системы Министерства юстиции России противоречит принципам правового государства и концепции отделения всей пенитенциарной системы государства от органов расследования, в частности Следственного управления ФСБ.
При вступлении в Совет Европы Российская Федерация обязалась выполнить все требования Заключения ╧193 Парламентской Ассамблеи Совета Европы от 25 января 1996 года, в том числе:
- "продолжить проведение правовой реформы с тем, чтобы привести все национальное законодательство в соответствие с принципами и стандартами Совета Европы";
- передачу управления пенитенциарными учреждениями "в компетенцию министерства юстиции" (подпункт 10 пункта 7);
- "в течение 1 года после вступления пересмотреть закон о федеральных службах безопасности, с тем чтобы привести его в соответствие с принципами и стандартами Совета Европы; в частности, должно быть отменено право Федеральной Службы Безопасности (ФСБ) иметь в своем ведении и управлять центрами предварительного заключения".
Нарушение ст.5 Конвенции - на свободу и личную неприкосновенность
Пункт "с" части 1 ст.5 Конвенции предполагает арест или задержание только в том случае, если имеются обоснованные подозрения в совершении правонарушения или есть достаточные основания полагать, что лицо может скрыться. Хотя следствие и указало это как формальный повод к задержанию (аресту), но оно не обременило себя каким бы то ни было обоснованием этого утверждения.
Ст.5(2) Конвенции
Таким же обязательным условием законности ареста является требование ст. 5(2) Конвенции о том, что каждому задержанному немедленно сообщаются причины его задержания и любое предъявленное ему обвинение. Эти требования не были выполнены при задержании Валентина Моисеева. Наоборот, его длительное время вводили в заблуждение относительно характера и причин его задержания.
Даже в тех случаях, когда ему формально предлагали подписать "протокол допроса подозреваемого", ему фактически не разъяснялось, в чем именно он подозревается и какие улики предъявляются против него. В результате, в отсутствие предъявления конкретных улик он, под воздействием следователя, сообщил данные, не соответствовавшие действительности, которые были использованы следствием против него. То, что это обычная практика работы российских следователей, не уменьшает значимости нарушения, допущенного в отношении Моисеева. Только присутствие квалифицированного и независимого адвоката могло помочь Моисееву понять, что без предъявления конкретных улик в совершении конкретных деяний он вправе хранить молчание об обстоятельствах, которые могут быть истолкованы против него. Но участие такого квалифицированного и независимого адвоката обеспечено не было.
Допрашивающие Моисеева лица, по существу, вводили его в заблуждение, настаивая на том, что адвокат ему не нужен, что с ним проводится "служебный разговор", "как с коллегой", его якобы ни в чем не обвиняют, а лишь пытаются установить "истину по делу". Все это производилось вместо исполнения следователем своих обязанностей по разъяснению Моисееву его реального процессуального положения в качестве подозреваемого и разъяснения ему ст.51 Конституции РФ, то есть его права не свидетельствовать против себя, и других прав подозреваемых, согласно УПК РСФСР.
Формально в протоколах его первых допросов напечатаны все ссылки на указанные нормы, но, как утверждает Моисеев, в действительности ему лишь предлагали подписать бумаги в нужных местах, разъясняя при этом, что это просто необходимая формальность.
Более того, впервые Моисееву было предъявлено обвинение 13 июля 1998 года, через 10 дней после его фактического задержания. До этого дня, а именно 6 июля 1998 года, было вынесено постановление о заключении его под стражу без предъявления обвинения в порядке ст.90 УПК РСФСР, что прямо противоречит требованиям ст.5(2) Конвенции.
Если относительно ст.5(2) и 5(3) Конвенции Россия сделала ряд оговорок, которые допускают применение действующего российского законодательства (в том числе в исключительных случаях ст.90 УПК РСФСР), то относительно ст.9(2) и 9(3) Международного Пакта о гражданских и политических правах Российская Федерация при ратификации никаких оговорок не сделала, следовательно, оговорки России по ст. 5 (2) и 5(3) Конвенции являлись не действительными с момента их заявления, а нормы ст. 9(2) и 9(3) Пакта (и, следовательно, нормы ст. 5(2) и 5(3) Конвенции) являются действующими и обязательными к исполнению Российской Федерацией.
Речь идет, прежде всего, о том, что содержание лица под стражей до 10 суток без предъявления обвинения прямо нарушает ст.9(2) Пакта и 5(2) Конвенции об обязательности незамедлительного сообщения лицу причин задержания и всех предъявляемых ему обвинений.
Эти нарушения являются установленными и невосполнимыми.
Защита берется утверждать, что обвинение в полном объеме в контексте ст.5(2) Конвенции не было предъявлено Моисееву даже 13 июля 1998 года. Только 27 мая 1999 года в так называемом постановлении о предъявлении Моисееву нового обвинения были конкретизированы все предъявленные ему обвинения. Однако в нарушение прав Моисеева эта конкретизация была почерпнута из его собственных показаний, которые он давал следствию в течение почти целого года и которые были использованы против него, положены в основу приговора, при игнорировании его категорического утверждения о невиновности, которое он выдвигал с первых дней следствия.
Такая практика следствия должна быть признана абсолютно нетерпимой в правовом государстве.
Ст.5(3) Конвенции
Санкция на арест Моисеева была дана заочно и без соблюдения правил, предусмотренных ст.5(3) Конвенции, то есть Моисеев лично не был доставлен к лицу, наделенному полномочиями судьи или приравненному к нему должностному лицу, и давшему санкцию на арест Моисеева.
Ранее уже приводились доводы о том, что требования статьи 5(3) Конвенции и, во всяком случае, ст.9(3) Пакта являются действующими и обязательными к исполнению.
Кроме того, нельзя оставить без внимания тот факт, что в постановлении о применении меры пресечения в виде заключения под стражу от 6 июля 1998 года отсутствует дата санкции, данной заместителем генерального прокурора. В связи с этим вообще нельзя считать, что заключение под стражу Моисеева было когда-либо санкционировано.
Критикуемое постановление о заключении под стражу, кроме всего прочего, вынесено, как уже говорилось, в порядке ст.90 УПК РСФСР, которая позволяет содержать под стражей подозреваемое лицо в течение 10 суток.
Основание же применения меры пресечения в отношении обвиняемого регламентируется не ст. 90 УПК РСФСР, а ст.89 УПК РСФСР и применение меры пресечения в виде содержания под стражей к обвиняемому должно производиться с соблюдением всех требований именно этой нормы.
Предметом и задачей санкции прокурора на применение меры пресечения в виде содержания под стражей в порядке ст.90 УПК РСФСР является не мотивирование обоснованности ареста, что подразумевается в общей норме ст. 89 УПК РСФСР, а мотивирование возможности содержания подозреваемого лица под стражей до предъявления обвинения.
Предположим, что в данном либо ином деле были или есть основания для содержания подозреваемого под стражей до предъявления ему обвинения. Но тогда следует признать, что только это решение следствия (содержание под стражей без предъявления обвинения) санкционировано прокурором, а дальнейшее содержание под стражей (в данном случае после 13 июля 1998 года) прокурором не санкционировано с соблюдением общих требований о сроках содержания под стражей, предусмотренных ст.97 УПК РСФСР, и само содержание под стражей Моисеева после 13 июля 1998 года является не законным.
По сложившейся в Российской Федерации практике следствие не заботится о получении санкции в порядке ст.89 УПК РСФСР после истечения срока содержания под стражей в порядке ст.90 УПК РСФСР, однако частота повторения этой ошибки не смягчает серьезность этого нарушения.
Ст.5(4) Конвенции
В российском законодательстве этой норме соответствует ст.220-1 УПК РСФСР, обеспечивающая право обвиняемого на судебный контроль законности и обоснованности содержания под стражей.
Положения этой статьи в отношении Моисеева неоднократно нарушались. Моисеев трижды обжаловал свой арест в порядке статьи 220-1 УПК РСФСР.
Первый раз арест был обжалован в конце декабря 1998 года, однако суд рассмотрел эту жалобу только 1 февраля 1999 года (с очевидным превышением 3-х дневного срока) и отказал в ее удовлетворении.
12 марта 1999 года жалоба была подана повторно, но Моисееву было отказано даже в рассмотрении этой жалобы. Вместо рассмотрения его жалобы по существу, 28 апреля 1999 года был дан ответ о якобы пропуске срока обжалования определения от 1 февраля 1999 года, как если бы это была его кассационная жалоба на предыдущее определение суда по мере пресечения. В действительности же это была новая жалоба, право на подачу которой возникло у Моисеева после очередного продления срока его содержания под стражей согласно ст.220-1 УПК РСФСР, а суд уклонился от ее рассмотрения.
В мае 1999 года Моисеевым была подана еще одна жалоба в порядке ст.220-1 УПК РСФСР, которая вновь не была рассмотрена в установленные законом сроки, а постановление об отказе в ее удовлетворении от 4 июня 1999 года не было по существу мотивированным и лишь повторяло бездоказательный довод следствия о возможности Моисеева скрыться от суда и следствия.
Нарушение ст.6 Конвенции- права на справедливый суд
Ст.6, гарантирующая право на справедливое судебное разбирательство, нарушалась в течение всего предварительного и судебного следствия, что выражалось в следующем:
Право на "справедливое разбирательство"(fair hearing).
Это право было нарушено, так как по делу имело место принятие судом недопустимых, сфабрикованных доказательств, которые были положены в основу выводов обвинительного приговора. Возражения защиты в этой части не были приняты во внимание. Вместе с тем, суд не мог использовать заведомо недопустимые доказательства, такие как
А) ксерокопии документов, в том числе скомпонованные из нескольких бумаг, некорректно переведенные с корейского языка, не имеющие никаких исходных данных, реквизитов и подписей лиц их составивших (подробно мотивировано в жалобах других адвокатов);
Б) доказательств, полученных непроцессуальным путем: аудиозаписи и распечатки всякого рода подслушиваний. Так, аудиозаписи являются некачественными, источник их происхождения процессуально не установлен, а легальная судебная санкция в деле отсутствует;
В) суд также не мог принять сфабрикованные доказательства, такие как "вещественные доказательства" - конверты с деньгами, которые в представленном суду виде не были отражены в протоколе обыска, что одновременно порочит доказательственное значение как протоколов обыска, так и данных предметов;
Г) суд не мог использовать данные, полученные в результате проведения оперативно-розыскных мероприятий, которые не были приобщены к материалам дела процессуальным путем.
Право на равенство возможностей (equality of arms)
Это право было нарушено, так как по делу имело место очевидное неравенство сторон.
Одна сторона (сторона обвинения) располагала всеми данными по делу, которые не были известны стороне защиты. В результате одна сторона могла использовать эти данные в своих интересах (в интересах обвинения), а другая сторона была лишена этой возможности на всем протяжении предварительного расследования по делу. И, при этом, не обладала правом на самостоятельный сбор доказательств по делу.
Тот факт, что эти нарушения как бы заложены в УПК РСФСР 1960 года не снимает ответственности с Российской Федерации по соблюдению требования о равенстве сторон в процессе.
Ярчайшим примером неравенства сторон может служить тот факт, что обвинение (ФСБ) имело беспрепятственный допуск к обвиняемому Моисееву, который содержался в их же собственном изоляторе. А защита не только не имела возможности беспрепятственно встречаться с Моисеевым, а вынуждена была получать разрешение на каждое посещение у стороны обвинения.
Еще одним подтверждением неравенства сторон при рассмотрении дела в суде является то обстоятельство, что в ходе судебного разбирательства защита многократно заявляла ходатайства в порядке ст. 276 УПК РСФСР (заявление и разрешение ходатайств), а обвинение, в силу ст. 248 УПК РСФСР (участие прокурора в судебном разбирательстве), давало свои заключения по заявленным ходатайствам, по большей части отрицательные. Вновь следует констатировать, что это нарушение заложено в самом уголовно-процессуальном законодательстве России, однако, как уже обосновывалось выше, теперь в России должны применяться нормы Конвенции.
Право на "публичное разбирательство" (public hearing).
Это право также нарушено, так как судом было принято необоснованное решение о слушании дела в закрытом судебном заседании не только в части исследования секретных доказательств, но и в той части, которая не содержала никаких секретных данных (например, изучение личности подсудимого, его научной деятельности, а также проверки процессуальных нарушений, допущенных по делу). Такие вопросы не могут быть признаны секретными с точки зрения "государственной безопасности", подразумеваемой в ст. 6 Конвенции.
Что касается вопросов проверки процессуальных нарушений, допущенных по делу, и методов неправомерного воздействия на подозреваемого и обвиняемого (пытки), которые были рассмотрены в отсутствие публики, то следует подчеркнуть, что рассмотрение подобных вопросов в условиях закрытого судебного разбирательства противоречит букве и духу Конвенции и помогает выводить подобные общественно значимые вопросы из-под контроля общества.
Право на разбирательство дела в "разумные сроки" (reasonable time).
Будучи возбужденным 13 июля 1998 года, данное дело до сих пор еще окончательно не рассмотрено.
Право на разбирательство дела "независимым и беспристрастным судом" (independent and impartial tribunal).
Дело Моисеева разбиралось судом, в состав которого в качестве народных заседателей были включены, по имеющимся у Моисеева данным, бывшие сотрудники ФСБ, при этом российское законодательство не предусматривает эффективного механизма проверки полномочий народных заседателей и персональных данных об их личности.
"созданным на основании закона" (established by law).
Суд нельзя признать созданным на основании закона, так как закон, а именно ст. 47(2) Конституции РФ и ст. 36, 421 УПК РСФСР в данном случае предусматривают право на рассмотрение дела судом присяжных. Моисееву было отказано в рассмотрении его дела судом присяжных, хотя он ходатайствовал об этом в установленном законом порядке. И в первый и во второй раз дело Моисеева рассматривалось судом в составе: один судья и два народных заседателя.
Ст. 6(2) Конвенции - (presumption of innocence)
Право на презумпцию невиновности в отношении Моисеева было неоднократно и грубо нарушено. С первых дней его задержания имели место многочисленные публичные заявления ответственных должностных лиц государства в СМИ (по телевидению, в печати, по радио) об абсолютной доказанности виновности Моисеева в шпионаже в пользу другого государства. Такие заявления делались не просто до вынесения приговора, а даже до предъявления ему официального обвинения.
Еще до рассмотрения дела по обвинению Валентина Моисеева в суде 1-й инстанции была издана книга "Контрразведка: ФСБ против ведущих разведок мира", автором которой является Анатолий Елизаров, издательство Москва "Гелеос" 1999 год.
Из приведенных ниже цитат из указанной книги и статей, опубликованных в различных изданиях, видно, что в них содержатся заявления, которые нарушают принцип презумпции невиновности в отношении Валентина Моисеева.
"Задержан был и агент АПНБ (Агенства по планированию национальной безопасности) - заместитель директора первого департамента Азии МИД РФ Валенитн Моисеев. В течение 5-ти лет он исправно снабжал южнокорейскую разведку информацией конфиденциального и секретного характера, но не знал, что последнее время находится в активной разработке ФСБ и сотрудников департамента собственной безопасности МИДа.
Во время обыска на квартире и в рабочем кабинете контрразведчики обнаружили гонорар в несколько тысяч долларов, который российский дипломат получил от корейцев за тайное сотрудничество с ними." ("Контрразведка: ФСБ против ведущих разведок мира";
"┘Как стало известно "НГ" из хорошо информирофанного южнокорейского источника, помимо арестованного органами ФСБ заместителя директора первого департамента Азии МИД РФ Валентина Моисеева, регулярные денежные вознаграждения получал от АПНБ еще ряд российских дипломатов┘"("Независимая газета" 10.07.98 г.);
"Как стало известно "НГ" из хорошо информированных источников, 9 июля резидент южнокорейской разведки в Москве Ли Сан Гу посетил Федеральную службу безопасности России и от имени Агентства планирования национальной безопасности (АПНБ) Республики Корея принес извинения руководству ФСБ и лично Николаю Ковалеву за недавний шпионский инцидент, когда сотрудник АПНБ Чо Сон У был задержан во время агентурной встречи с заместителем директора первого департамента Азии МИД РФ Валентином Моисеевым┘" ("Независимая газета" 11.07.98 г.);
"┘Григорий Карасин при этом напомнил послу, что высланный из Москвы Чо Сон У был пойман с поличным при проведении шпионской операции..." ("Известия");
"┘После задержания с поличным высокопоставленного сотрудника МИД РФ Валентина Моисеева, уличенного в шпионаже в пользу Южной Кореи┘" ("Известия" 22.09.1998 г.);
Более того, Президент Российской Федерации В.В.Путин в своем интервью газете "Комсомольская правда" 8 июля 1999 года сказал: "┘К сожалению, зарубежные спецслужбы, помимо дипломатического прикрытия, очень активно используют в своей работе различные экологические и общественные организации┘Неважно на какую разведку он (Моисеев) работал - южнокорейскую или северокорейскую┘". Эту фразу Президента следует рассматривать не иначе как утверждение того факта, что Моисеев работал на иностранную разведку.
Эти заявления, и множество других, подобных им, сделанные до рассмотрения дела судом, несомненно оказали влияние на формирование общественного мнения в российском обществе, частью которого являются и судьи.
Также о нарушении принципа презумпции невиновности относительно Моисеева говорит факт издания в МИД РФ приказа ╧9083 от 3 августа 1998 года, в котором говорится следующее: "Моисеев В.И., заместитель директора Первого департамента Азии, грубо нарушил обязанности государственного служащего и ограничения, установленные статьями 10 и 11 Закона "Об основах государственной службы Российской Федерации", другие правовые акты Российской Федерации, а также нормативные акты МИД России, в связи с чем ему в установленном порядке был прекращен допуск к работе со сведениями, составляющими государственную тайну┘".
Ст. 6(3)Конвенции
Нарушение пункта "а" (права быть незамедлительно уведомленным о характере и основаниях предъявленного ему обвинения).
Как уже указывалось, Валентин Моисеев не был незамедлительно уведомлен о характере и основаниях предъявленного ему обвинения. Официальное обвинение было предъявлено Моисееву 13 июля 1998 года, то есть на 10-й день после задержания, что нельзя признать "незамедлительным" в контексте ст.6(3) Конвенции, при этом следует иметь в виду, что Российской Федерацией при ратификации Конвенции никаких оговорок в части ст.6 сделано не было.
Как уже обосновывалось выше, даже и эту дату, 13 июля 1998 года, нельзя считать датой предъявления обвинения в полном объеме. По мнению автора данной жалобы, обвинение в полном объеме было предъявлено Моисееву только 27 мая 1999 года.
Нарушение пункта "b" (права иметь достаточно времени и возможностей для подготовки своей защиты).
Валентин Моисеев не имел достаточных возможностей для подготовки своей защиты. Ему не было вручено обвинительное заключение, которое, согласно российскому уголовно-процессуальному законодательству (ст.205 УПК РСФСР), подводит итог всему предварительному расследованию и в котором приводятся доказательства и выводы обвинения.
Этот важнейший документ согласно ст. 237 (4) УПК РСФСР должен вручаться подсудимому не позднее, чем за трое суток до начала рассмотрения дела судом. По смыслу закона подсудимый должен иметь неограниченный доступ к этому важнейшему документу и строить свою защиту в зависимости от конкретных данных, содержащихся в этом документе.
По данному делу, обвинительное заключение было получено спец. частью следственного изолятора ФСБ и выдавалось Моисееву время от времени по его заявлению. В распоряжении Моисеева оно никогда не находилось.
Соответственно, защита Моисеева этим документом также никогда не располагала, она имела лишь возможность обращаться к этому документу, находящемуся в деле.
Нарушение пункта "с" (права обвиняемого защищать себя лично или посредством выбранного им самим защитника).
Впервые защитник к Моисееву был допущен только 8 июля 1998 года. Супруге Моисеева было сообщено, что Моисеев категорически отказывается от участия в деле защитника и желает защищать себя самостоятельно (ст.48 УПК РСФСР предусматривает допуск защитника только с согласия обвиняемого).
При этом следствием по своей инициативе был вызван не официальный защитник из Московской городской коллегии адвокатов, а знакомый следователя ФСБ, непосредственно ведущего расследование по данному делу, учившийся вместе со следователем в московском институте военных переводчиков.
Это был адвокат "Коллегии адвокатов г.Москвы", которая официально не несет бремени обязательной защиты, обеспечиваемой государством за счет привлечения адвокатов коллегии адвокатов (в порядке ст.49 УПК РСФСР). Таким образом, законных оснований для выдачи ордера этому адвокату не имелось. С данным адвокатом соглашение на ведение защиты никогда никем не заключалось.
Особо следует подчеркнуть, что данный "защитник", как заявляет Моисеев, вопреки нормам адвокатской этики, видел свою задачу в том, чтобы убедить Валентина Моисеева признать свою вину и дать показания против самого себя. Он не требовал и не имел свиданий с Валентином Моисеевым наедине. Следует констатировать, что он не только не осуществил защиту своего подзащитного Моисеева, но и действовал явно в ущерб его интересам.
На всем протяжении рассмотрения дела защита постоянно была ограничена в своем праве на общение с Моисеевым. Ограничения защиты во время предварительного следствия уже описывались выше.
Во время рассмотрения дела судом имели место аналогичные нарушения, а именно, доступ к Моисееву осуществлялся по разовым разрешениям, которые выдавались судом.
Вступившему в дело на стадии кассационного рассмотрения третьему защитнику Моисеева - автору настоящей жалобы - также чинились препятствия к нормальной работе с подзащитным.
Трижды выдавались разрешения Верховного Суда на свидания и, тем не менее, администрация следственного изолятора ФСБ настаивала на том, что принимает эти разрешения только в качестве разовых разрешений на свидания. Само по себе такое ограничение нарушает как ст. 18 Закона "О порядке содержания под стражей лиц, обвиняемых и подозреваемых в совершении преступлений", так и ст.ст.47, 51 УПК РСФСР. Право защитнику на свидание предоставлено законом и в подтверждениях следователей или сотрудников суда не нуждается. Непонимание природы и обязательности этого права влечет повседневное нарушение прав обвиняемого и его защитника, как это имело место по настоящему делу.
Работа по подготовке к кассационному рассмотрению дела велась в обстановке, прямо противоречащей минимальным гарантиям прав обвиняемого, закрепленным в ст.6(3b) Конвенции.
Защите не только не были созданы условия для подготовки к делу, но и оказывалось всё возможное противодействие. Так, любые документы для подготовки к делу Моисеев не имел возможности прямо передать защитнику, а имел лишь возможности просить о передаче документов администрацию учреждения, что полностью исключало конфиденциальность общения Моисеева и его защитника.
Более того, когда защитой был подготовлен проект настоящей жалобы, который вместе с текстом Конвенции был передан Моисееву при очередной встрече в СИЗО, сотрудники следственного изолятора потребовали от защитника написать заявление с просьбой разрешить передачу указанных документов подзащитному. Однако, даже после составления такого заявления, о чем защите стало известно при очередном посещении Моисеева, ни эти документы, ни даже копия приговора Моисееву переданы не были.
Такие действия полностью лишили защиту возможности как осуществить собственную подготовку к делу, так и согласовать жалобу с Моисеевым.
Нарушение пункта "d"(права на вызов и допрос дополнительных свидетелей).
Основной свидетель по делу - это лицо, для которого и "шпионил" Валентин Моисеев. Суд, в нарушение ст.286 УПК РСФСР, огласил его неподписанные "объяснения", составленные во время проведения предварительного расследования.
Между тем, этот важнейший свидетель в судебное заседание не вызывался и Моисеев и его защита были лишены возможности поставить перед ним необходимые для защиты вопросы.
Нарушение ст.7 Конвенции -запрещения ретроактивного применения уголовного права.
Моисеев обвиняется в совершении преступления, предусмотренного ст. 275 УК Российской Федерации "Государственная измена": государственная измена, то есть шпионаж, выдача государственной тайны.
Ему инкриминируется разглашение сведений, содержащих государственную тайну, в период с 1992 по 1998 годы.
В соответствии с ч.4 ст.29 Конституции Российской Федерации перечень сведений, составляющих государственную тайну, должен быть определен федеральным законом. Такой перечень был определен федеральным законом "О внесении изменений и дополнений в Закон Российской Федерации "О государственной тайне" от 6 октября 1997 года. Таким образом, до указанного времени отсутствовал соответствующий требованиям Конституции Российской Федерации перечень сведений, составляющий государственную тайну, а, следовательно, вменение Моисееву разглашения сведений, содержащих государственную тайну в период до 6 октября 1997 года противоречит ст.7 Конвенции.
IV.ЗАЯВЛЕНИЕ В СООТВЕТСТВИИ СО СТАТЬЕЙ 35 ПАРАГРАФ 1 КОНВЕНЦИИ
16.Окончательное внутреннее решение -
17.Другие решения
18.Располагаете ли Вы каким-либо средством защиты, к которому Вы не прибегли? Если да, то объясните, почему оно не было Вами использовано?
V. ИЗЛОЖЕНИЕ ПРЕДМЕТА ЖАЛОБЫ И ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ТРЕБОВАНИЯ ПО СПРАВЕДЛИВОМУ ВОЗМЕЩЕНИЮ
19.
VI.ДРУГИЕ МЕЖДУНАРОДНЫЕ ИНСТАНЦИИ, ГДЕ РАССМАТРИВАЛОСЬ ИЛИ РАССМАТРИВАЕТСЯ ДЕЛО
20. Подавали ли Вы жалобу, содержащую вышеизложенные претензии в другие международные инстанции с целью рассмотрения или урегулирования? Если да, то предоставьте полную информацию по этому поводу.
VII.СПИСОК ПРИЛОЖЕННЫХ ДОКУМЕНТОВ
21.
a. Приговор Московского городского суда от 16 декабря 1999 года.
b. Определение Верховного Суда РФ от 25 июля 2000 г.
VIII.ЗАЯВЛЕНИЕ И ПОДПИСЬ
22. Я, нижеподписавшийся, подтверждаю, что все сведения, которые я указал (а) в формуляре являются верными.
1 ноября 2000 года
(подпись)