Стоять в стороне было невозможно

(Политики вспоминают август 1980 года)

«Газета Выборча», № 204, варшавский выпуск от 01/09/2000.

Лешек Бальцерович

Экономист, вице-премьер в правительстве Мазовецкого, автор экономической реформы.

В августе 1980 г. я был в Варшаве. Я руководил группой, которая начиная с 1978 г. занималась экономической реформой. Ее называли тогда «группой тридцатилетних». Мы не были подпольщиками, хоть и работали в подвале (однако в официальные структуры также не входили).

Это был собранный мною коллектив близких по духу людей, не ангажированных в так называемую политическую экономию социализма. В этот коллектив входили: Марек Домбровский, Эва Блащик, Витольд Каминьский, потом присоединились Ежи Эйсимонтт, Томаш Грушецкий, Стефан Кавалец. Последний, по роду занятий математик, очень дисциплинировал нашу группу. Мы поставили себе целью сделать польскую экономику настолько рыночной, насколько это возможно в рамках тех ограничений, которые казались нам тогда нерушимыми. Мы были уверены, что в ПНР невозможна приватизация и введение плюралистической политической системы. По крайней мере, часть нашей группы, в том числе и я, не питала иллюзий, что Польше необходима капиталистическая система, – это казалось нереальным. Поэтому мы приложили массу усилий, чтобы отыскать «третий путь». Когда разразились события августа 1980, я не рассчитывал, что удастся освободиться от основополагающих ограничений социализма – и не думаю, что хоть кто-нибудь в то время на это надеялся. Однако я полагал, что можно работать эффективнее.

– Даже если наши шансы исчисляются единицами, стоит бороться, – убеждал я коллег.

Помню, что, узнав о подписании соглашений [ Соглашения о создании свободных профсоюзов, что означало создание «Солидарности». ], я сел и написал доклад «Экономическая реформа, главные направления и пути ее реализации». Когда осенью 1980 г. мы его обнародовали, это произвело сенсацию (неизвестные молодые ребята – и такой зрелый проект!).

В начале 1981 г. в мою варшавскую квартиру постучал Яцек Меркель с членами Сети [ Структура «Солидарности», занимающаяся рабочим самоуправлением. ] ведущих предприятий. Они хотели разрабатывать экономические проекты – и я стал их советником.

Тогда проводилась масса встреч и конференций, на которые нас приглашали. На одной из них оказался Вальдек Кучиньский. Он запомнил меня и, когда девять лет спустяТадеуш Мазовецкий формировал первое правительство, предложил мою кандидатуру на пост министра финансов. Так все и началось.

Марек Боровский

В 1980 г. я работал в варшавском универмаге «Центрум» главным специалистом по экономическим вопросам. Я начинал там в 1968 г. продавцом (за участие в мартовских событиях меня исключили из партии, и на другую работу рассчитывать не приходилось).

В августе я отдыхал в Словакии. Однажды подходит ко мне какой-то чех и спрашивает: «Пане Боровски, что это вы там в Польше творите?» Я объясняю: мол, люди недовольны, мало зарабатывают, поэтому и бастуют. А он: «Недовольны? Бастуют? Вы там не балуйте!» Это единственный комментарий, какой я услышал в этой стране.

Въезжая в Польшу 31 августа, я услышал о подписании соглашения. Я был очень доволен, потому что помнил о событиях 1968, 1970, 1976 годов... На этот раз оказалось, что можно договориться. Это казалось мне самым главным. Однако мне не нравился экономический аспект соглашений и высокие требования по зарплатам. Власти решили, что это главный пункт условий бастующих и были готовы дать столько, сколько они требовали, только бы все успокоилось. А ведь и так уже ввели карточки на сахар. Рынок погружался в хаос. Он и раньше был в плохом состоянии, но это стало последней каплей. Власть была не в состоянии ввести режим экономии.

Нельзя было также забывать о России. Ее реакция, особенно вначале, оказалась очень резкой, были опасения, что кто-нибудь там не выдержит и введет войска.

Владислав Фрасынюк

Депутат от партии «Союз свободы».

Когда сегодня политики рассказывают в интервью о тех временах, возникает ощущение, что все вели себя исключительно благородно. Но многих имен я просто не помню. Вероятно, эти люди не бросались в глаза, потому что считали необходимым идти на компромиссы...

А что же я? Я работал водителем во Вроцлаве. 26 августа я потянул ручной тормоз, остановил автобус – так начался мой август.

Я быстро сделал карьеру, потому что произнес умную фразу:

– Надо бы что-то предпринять...

– Но что? – спросили коллеги-шоферы.

А я им:

– Давайте организуем забастовочный комитет, как в Гданьске.

– Отлично, – ответили ребята. – Считай себя его членом.

На самом-то деле у работников транспорта не было причин бастовать, потому что в смысле заработков они принадлежали к рабочей элите. Я зарабатывал в среднем 17,5–8,5 тысячи злотых, то есть больше шахтеров. Однако нас раздражал царивший на предприятии бардак, отвратительная организация труда. И распространенное убеждение, что руководителем может стать любой дурак, главное, чтобы он был членом ПОРП и умел подлизаться к кому надо. Ну и разумеется, мы реагировали на события в Гданьске. Это составляло главное содержание жизни. Листовки с 21 пунктами требований «ходили» по всему Вроцлаву. Очень быстро возник Межзаводской забастовочный комитет. Могу похвастаться, что я сознательно не соглашался на переговоры с властью, которая к этому стремилась. Мы не хотели отвлекать внимание от процесса в Гданьске.

Казимеж Яняк

Депутат от партии «Общественное движение. Избирательный блок “Солидарность”».

В 1980 году я был студентом щецинской Сельскохозяйственной академии. В августе проходил практику в колхозе недалеко от города. Узнав о забастовках, я стал наведываться на верфь им. Варского. Десять с лишним километров пешком, поскольку транспорт бастовал. Я считал, что выражаю таким образом солидарность с бастующими. Кроме того, верфь служила важным источником информации – сюда стекались известия о всех забастовках, в первую очередь о гданьской. Межзаводские забастовочные комитеты Гданьска и Щецина тесно сотрудничали друг с другом.

Августовские походы на верфь были моим вторым шагом в сторону оппозиции. Первым была работа в университетской пастырской организации. Вместе с другими студентами я распространял перед щецинскими костелами полный текст ясногорской проповеди примаса Стефана Вышиньского, которую весьма тенденциозно изложило телевидение 26 августа.

После августовских событий я принимал участие в создании независимых профсоюзов «Солидарность» (Независимого союза студентов в Сельскохозяйственной академии).

Мариан Кшаклевский

Председатель Независимого профсоюза самоуправления «Солидарность», лидер партии «Избирательный блок “Солидарность”», кандидат на пост президента.

В августе я проводил в Болгарии своего рода медовый месяц. Узнав о том, что происходит в стране, я прервал отдых. Вернулся в Польшу 28 августа и сразу же занялся организацией «Солидарности» в гливицком отделении Польской Академии наук (ПАН). Я стал заместителем председателя организационного комитета.

Уже в сентябре я участвовал в организации местных отраслевых структур ПАН, в частности, вместе с Ежи Бузеком.Нынешний премьер-министр стал председателем «Солидарности» ПАН в силезском регионе, а я – его заместителем.

Ольга Кшижановская

Депутат от партии «Союз свободы»

Я проводила отпуск в районе Картузы, когда получила телеграмму от шефа: «Позвони на работу». Звоню. Мне велят прервать отпуск и возвращаться. Что случилось, не объясняют (приедешь – сама увидишь).

Я вернулась – а на верфи забастовка. Я тогда работала в Воеводской поликлинике трудовой медицины. У меня был пропуск на верфь, потому что рабочие были нашими пациентами. Первое впечатление от этой забастовки – изумление и радость: Боже мой, действительно происходит что-то потрясающее. Страха я не испытывала. Ощущала вокруг людскую массу, общее праздничное настроение. Эта толпа людей у ворот, гром аплодисментов, пекарни, снабжавшие бастующих хлебом…

Думаю, что Гданьск переживал это иначе, чем остальная Польша, потому что люди помнили события 1970 года и полагали, что теперь все должно пойти иначе.

Мой двоюродный брат работал на верфи в конструкторском бюро. Теперь он сидел в зале Безопасности и гигиены труда. Он сказал мне: «Ольга, я об этом и мечтать не мог – чтобы я, тринадцать лет просидевший в лагерях, удостоился чести и счастья участовать в деле освобождения Польши».

Тогда я ближе познакомилась с Алиной Пеньковской. Подписание соглашений – ощущение восторга и победы. Вскоре я начала работать в Комиссии службы здравоохранения «Солидарности». В ноябре 1980 года мы организовали «оккупационную забастовку» в гданьском воеводском управлении. Мне уже тогда казалось, что в пиковых ситуациях женщины проявляют больше выдержки.

Польше выпал потрясающий шанс. Мне ужасно жаль, что мы его не использовали и все передрались.

Александр Квасьневский

Президент Республики Польша.

До ноября 1979 года я был заместителем председателя воеводского управления Главной школы планирования и статистики в Гданьске. В ноябре меня перевели в Варшаву на должность руководителя отдела культуры главного управления Школы. Я женился, жена осталась в Гданьске. Весь 1980 год я курсировал между Варшавой и Гданьском.

15 августа мы с женой возвращались из отпуска. Ехали через Гданьск. Бастующий город казался одновременно вымершим и исполненным какой-то удивительно возвышенной атмосферы… Это ни с чем не сравнимо.

Информация, которую я привез в Варшаву, решительно отличалась от того, что показывали по телевидению. Происходившее в Гданьске производило колоссальное впечатление и подтверждало – сегодня это звучит довольно сомнительно, – что понятие «справедливый рабочий протест» имеет глубокий смысл. Во время подписания соглашений я был в Варшаве, и, поскольку никто ничего не транслировал, мы организовали собственный канал связи: поставили телефон у радиоузла верфи. Это обошлось Главной школе планирования и статистики в круглую сумму, зато мы были в курсе всех событий.

Потом в Школе возникла серьезная дискуссия между, так сказать, «бюрократами», которые склонялись к официальной линии партии, и «молодежью», то есть нами. Мне не было тогда и двадцати шести лет. «Молодежь» считала, что в Польше происходит нечто очень важное. Документы, составленные нами, для того времени смелые, сегодня кажутся весьма умеренными. Помню первые слова заявления Главного управления Социалистического союза студентов Польши на заседании в Унейове 20 сентября, подготовленном мной и Юреком Козьминьским (до недавнего времени послом в США): «Мы вернулись из отпуска новыми людьми». Это отражало наше тогдашнее состояние. Мы говорили о необходимости изменить способы управления, о реализации соглашений, о демократии, свободных профессиональных союзах, о ликвидации цензуры и о решительных экономических реформах.

Заявление это вызвало в Унейове бурную дискуссию. Сегодня поражает наивность наших убеждений. Мы полагали, что можно примирить все стихии: социализм со свободными профсоюзами и демократией. Типично интеллигентское сидение на двух стульях. Но неправильно было бы назвать это оппортунизмом. Мы отстаивали демократию, перемены. Были полны энтузиазма, надежд и уверенности, что «Солидарность» – это шанс.

И еще одно. Парадоксально, но мне бы никогда не удалось сделать такую карьеру и сыграть такую роль, если бы не «Солидарность». Я стал главным редактором еженедельника «ИТД» [ Студенческий журнал «И так далее». ]. Занять должность руководителя еженедельной газеты в возрасте двадцати шести лет в эпоху ПНР было – за исключением революционных периодов – невозможно. Это первый скачок. Второй связан с 1989 годом. Если бы не перемены после Круглого стола [ См. текст Т. Мазовецкого в этом же журнале. ], разве в нашей политике нашлось бы место для тридцатилетних?

Ян Литыньский

Депутат партии «Союз свободы», бывший член Комитета защиты рабочих.

Тем летом забастовки начались в июле. С самого начала Комитет защиты рабочих собирал о них сведения. Происходило это так: люди из редакции «Рабочего» – в частности, Людвика и Хенек Вуец, Хелена и Витольд Лучиво, Ирена Вуйчицкая, Витольд Селевич и я – организовывали поездки или ездили сами туда, где начинались акции протеста. Узнавали на месте, каков масштаб забастовки и как она протекает. Потом передавали эту информацию западным журналистам или Яцеку Куроню, связанному с радио «Свобода» – для многих поляков единственным тогда источником не подвластной цензуре информации.

Порой в таких поездках происходили забавные случаи. В Люблине мы с Весеком Кенчиком встретились с Чеславом Незгодой, в июле организовавшим забастовку на железной дороге. Прежде он работал с Хенеком Вуйцем и был совершенно не склонен нам доверять. Чтобы переубедить его, пришлось битых два часа во всех деталях рассказывать биографию Хенека. Незгода спрашивал, например, где его крестили.

16 августа меня задержали на сорок восемь часов. Началась забастовка на Гданьской верфи, но еще не был создан Межзаводской забастовочный комитет. Когда сорок восемь часов истекли, меня ненадолго выпустили, чтобы тут же задержать снова, еще на сорок восемь. Потом они перестали играть в эту игру и просто перевозили меня из одного отделения милиции в другое. Это продолжалось до 28 августа, когда был выдан ордер на мой арест и я – подобно многим деятелям Комитета – оказался на Раковецкой [ СИЗО в Варшаве. ].

Сидение в тюрьме было поистине кошмаром. Я бесился, думая о том, сколько мог бы сделать за это время.

1 сентября, согласно гданьским соглашениям, члены Комитета были освобождены.

Стефан Несёловский [ Депутат партии «Христианско-народное объединение – Избирательный блок “Солидарность”». ]

Я прекрасно помню это время. Когда начались забастовки, я был в отпуске в Свибно близ Гданьска. Я совершенно не осознавал, что начавшийся процесс приведет к падению коммунизма, изменит лицо Европы и всего мира. Что происходит нечто важное, я понял, вернувшись в Лодзь 18 или 19 августа. Забастовки охватили всю страну, а требование создать свободные профсоюзы отличало их от всего, что происходило в прежние годы.Те протесты привели к беспорядкам и уличным демонстрациям. На этот раз было выдвинуто требование, выполнение которого означало начало конца коммунизма.

26 августа к забастовке присоединились лодзинские трамвайщики. Я пошел в Городское транспортное управление и предложил свою помощь – например, редактировать заявления. Они охотно согласились. Я поддерживал их до 31 августа, хотя в депо не ночевал.

Атмосфера в Лодзи была потрясающая: огромная доброжелательность, радость... Мне вспомнились рассказы моего отца об августе 1914 года: когда разразилась война, люди обнимались на улице, предчувствуя, что Польша снова получит независимость. Атмосфера августа чем-то напоминала ту, хотя – признаю – я не рассчитывал, что доживу до независимости.

Август был первым общественным движением, в котором я смог принять участие. В 1956 году я был слишком молод, в 1968-м – слишком стар (то есть уже не был студентом), а в 1970-м сидел в тюрьме.

Юзей Олексы

Депутат партии «Христианско-народное объединение – Избирательный блок “Солидарность”».

На тот момент, когда начались августовские события, я был рядовым инструктором экономического отдела ЦК ПОРП – занимался пропагандой экономического образования. В Центральный комитет я попал в 1977 году, закончив аспирантуру во Франции и Италии. Я продолжал работать в Главной школе планирования и статистики.

Вопреки распространенному мнению, работники Центрального комитета знали далеко не все. Там информация тоже «процеживалась» – мы знали то, что нам сообщали во время инструктажей – руководство твердило об «активизации антисоциалистических элементов». Кто как это понимал, не знаю – дискутировать на инструктажах принято не было. Царила атмосфера ожидания, беспокойства, даже страха. Она проистекала не столько из опасений за судьбы социализма – об этом пока никто не думал, – сколько из неуверенности, что же будет дальше. Кто из партийных «шишек» и каким образом разыграет карты на сей раз? Известно, что подобные события власть имущие используют в своих целях.

Однако интуитивно я чувствовал, что это не рядовые события, которые приведут лишь к перестановкам в Политбюро. Я чувствовал, что происходит нечто более важное. Никогда еще Польша не бунтовала в таких масштабах. Я разделял злость рабочих, присоединялся к их требованиям, однако в отношении свободных профсоюзов я опасался, что партия моментально их задушит.

31 августа, увидев Тадеуша Фишбаха [ В то время воеводского секретаря ПОРП в Гданьске. ] , которого я знал и ценил, Мечислава Ягельского [ Заместителя премьер-министра, подписавшего соглашения. ], о котором я знал, что это человек умный, Казимежа Барчиковского, я обрадовался, что дело пошло на лад.

После августа вузовский партком в Главной школе планирования и статистики – а конкретно профессор Дариуш Росати – организовал совет новых структур ПОРП. Я пошел. На следующий день меня вызвал мой начальник Валерий Намёткевич. Он уже знал, что я там был. Он сказал: «Вы не годитесь для работы в Центральном комитете» – и меня выгнали. Потом заместитель премьер-министра Мечислав Ф. Раковский пригласил меня на должность экономического советника. В 1991 году я принимал участие в переговорах с «Солидарностью» в экономической группе. Через некоторое время я уже понимал, что процесс этот необратим. Я радовался, наблюдая, как тает раздражавшая на советах и инструктажах самоуверенность лидеров ПОРП и начальников «вертикалей».

Ян Мария Рокита

Депутат Консервативно-народной партии – «Избирательный блок “Солидарность”».

В 1980 году мне было двадцать лет. В августе я проводил каникулы под Краковом, в Бежановке, и с волнением слушал по радио «Свобода», что происходит. В Краков я вернулся через несколько дней после подписания гданьских соглашений. Пошел в Клуб католической интеллигенции, где находился штаб организуемого союза. И чем-то там занимался. Но по-настоящему Август начался для меня через три недели, вместе с новым учебным годом. 22 сентября я отправился на митинг, организованный студенческим комитетом «Солидарности», где должна была быть создана родственная «Солидарности» студенческая организация. Я никого не знал. Впервые встретил известных мне прежде только по передачам радио «Свобода» будущих друзей: Анку Краевскую, Богуся Соника, Войтека Сикору, Лешека Малешку. Вступил в Независимую студенческую организацию, для которой спустя несколько дней мы придумали новое название – Независимый студенческий союз. Через месяц я стал его председателем в Ягеллонском университете. Сегодня я знаю, что 22 сентября был важнейшим днем моей жизни. Он определил все, что происходило в ней впоследствии.

Я был активистом студенческой организации, вовсе не являясь активистом по своей натуре. Я сотрудничал с профсоюзом, совершенно не питая пристрастия к профсоюзным идеям. В восьмидесятые годы я работал в подполье, хотя краковская философская школа, на которой я вырос, учила, что уходить в подполье не следует – это деморализует. Но пришлось, потому что я знал: «Солидарность» – это движение за независимость Польши. А меня мама воспитывала и в прочитанных мною книгах писали: в таком предприятии не участвовать нельзя...

Моя история «Солидарности» – это история со счастливым концом. Я отношусь к тем людям, которых август не разочаровал. Даже наоборот – реализовалось больше, чем я предполагал. И быстрее, чем ожидал...

Йоанна Старенга-Пясек

Заместитель министра труда, депутат партии «Союз свободы».

Я жила тогда в Варшаве в районе Жолиборских Садов. Каждый день после работы мы встречались с соседями, чтобы поделиться обрывками полученной информации о событиях на верфи, послушать Би-би-си, радио «Свобода», посмотреть, что говорит об этом с телеэкранов власть. Нас становилось все больше.

Время отпусков, мы сидим до поздней ночи, полно народу, и никто не взял в рот ни капли алкоголя.

Не помню, чтобы мы боялись применения силы. Все наши выводы и рассуждения сводились к тому, что после Познани, Чехословакии, Гданьска применение силы невозможно. Мы болели за бастующих, надеялись, что они не уступят. После подписания соглашений преобладало ощущение, что это начало конца власти.

Спустя годы я заново перечитала двадцать один пункт требований. С сегодняшней точки зрения они уже не кажутся острыми. И это свидетельствует о том, насколько изменилась реальность, в которой мы живем.

Дональд Туск

Заместитель министра труда, депутат партии «Союз свободы».

Я из Гданьска. В августе 1980-го защитил дипломную работу в университете. Мне повезло – тремя годами ранее я встретился с Богданом Борусевичем и работал в студенческой группе, сотрудничавшей со Свободными профсоюзами. Мы приняли участие в распространении листовок, сообщающих о забастовке, все время были рядом с событиями. В последний день забастовки мы создали инициативную группу – Независимый студенческий союз. 1 или 2 сентября организовали митинг в Гданьском университете, и, несмотря на каникулы, пришло несколько сот человек.

Эти две недели были периодом необыкновенной эйфории. Волнения, как из пошлого американского фильма! Несколько раз в день у меня перехватывало горло и буквально слезы на глаза наворачивались, когда сообщали, что к забастовке присоединилось 200, 300, 500 предприятий. Рождение новой власти! Жители города, за исключением милиции, эту свою новую власть – Межзаводской забастовочный комитет –боготворили. Однажды вечером мы пошли с Анджеем Зарембским в кафе и заказали водки, и официантка возмутилась до глубины души: как можно даже думать об алкоголе, если Межзаводской забастовочный комитет запретил.

Для моего поколения – год рождения 1957 – август был воплощением многолетней мечты. В декабре 1970-го мне было тринадцать, я жил недалеко от верфи, много знал. И все время потом мечтал, чтобы это повторилось. О страхе и речи не было, мы были из тех, что с пиками идут на танки…

О русских мы не думали. Мы были слишком поглощены происходящим, чтобы раздумывать и прогнозировать.

Перевод с польского Ирины Адельгейм