Ася Аксельрод

Аутрич

Я проработала десять лет учителем в школе, ранее окончив факультет биологии педагогического университета и курсы повышения квалификации по педагогике и психологии. И неожиданно осталась без работы. Мне хотелось заниматься такой деятельностью, которая будет важна для меня самой и одновременно – очевидно полезна кому-то еще. Поэтому я начала искать волонтерство.

Эта возможность обнаружилась в НКО «Стеллит». Главное направление работы «Стеллита» – помощь людям, вовлеченным в сексуальную эксплуатацию, но помимо того, там был проект работы с бездомными детьми, для чего мой опыт работы в школе был бы весьма полезен.

Но мои занятия не ограничились безнадзорными детьми. Одновременно мне предложили работу с проститутками – их именуют взрослыми коммерческими секс-работницами (КСР). Эта работа имеет целью снижение вреда как для самой подопечной, так и для ее клиентов. Поэтому каждой женщине выдаются презервативы, направления к так называемым доверенным врачам, сотрудничающим со «Стеллитом» в конкретном кожно-венерическом диспансере (КВД) и в одной из женских консультаций; направления в наркологический диспансер и в центр «СПИД», по которым можно получить лечение анонимно. К концу лета проект работы с детьми отпал. Так мне досталась работа с проститутками по методу аутрич.

Аутрич (от англ. outreach) подразумевает, что я не жду обращения со стороны подопечного, а сама прихожу к нему. Поначалу я волновалась, поскольку до сих пор вся моя профессиональная деятельность была связана с детьми. Смогу ли я эффективно взаимодействовать со взрослыми? То обстоятельство, что работать надо было на улице и притом с проститутками, беспокоило меня существенно меньше.

Аутричеры идут или едут по маршруту вдвоем, так что я в первый раз шла с опытным волонтером. Естественно, я изучила толстую методичку, которую выдали в «Стеллите», но там не было написано, как на автобусной остановке, среди нескольких человек, опознать своих подопечных. Я не понимала тогда, как моя коллега вычисляет, к кому именно надо подойти, и спросила ее об этом. Она сказала, что не может однозначно ответить, поскольку это приходит с опытом.

Действительно, внешне между секс-работницами, которых мы тогда встретили, не было ничего общего, отчетливо выделяющего их из остальной толпы. Одна была очень грустная, без сумки и вообще без чего-либо подобного, в серой одежде, без косметики. Понуро стояла на остановке; с нами разговаривала, опустив голову и очень сдержанно. Вторая была в чем-то ярком, в короткой юбке, с неаккуратным макияжем на помятом лице. Очень обрадовалась нашему появлению, сказала, что давно никого не было (из социальных работников), так что стало казаться, что их (то есть ее и подружек) бросили. Третья выглядела со стороны оптимистичной студенткой, вела себя уверенно, даже весело. Разговаривала почти на бегу, торопливо взяла презервативы, а от направлений отказалась: «Сама хожу к врачу».

Сейчас, через полтора месяца, мне тоже трудно определенно сказать, как я понимаю, что к той женщине подойти нужно, а эта ни при чем. Одежда может быть разной, но редко новая и чаще неброская. Заведомо никаких офисных «вариаций», так что женщина в классическом костюме – не моя «подопечная». Никаких больших или заметных сумок: такие привлекают внимание воров, которые вырывают сумки из рук, пользуясь тем, что жертва не может обратиться в милицию. Все нужное – в небольшой сумочке, часто только в карманах. Руки чаще без колец, или кольца совсем простые, не золотые, иногда синие с текстом «Спаси и сохрани». Прически тоже простые, волосы обычно тусклые. Никаких признаков ухоженности. Лица разные, но чаще однотонно-бледные. Явно дешевая косметика, на некоторых лицах слой тонального крема создает эффект маски. Иногда заметна нехватка зубов. При этом бывают (не очень часто) нормальные лица... Примерно так может выглядеть и обычная женщина, погруженная в свои проблемы и не обремененная деньгами.

Время от времени я спрашиваю: «Вы работаете?» – и часто ошибаюсь, потому что в ответ слышу удивленное: «Нет, конечно». Иногда интересуются: «А что, похожа?»

Отвечающим положительно предлагаю пройти в автобус. Относятся к этому спокойно, залезают в салон. Пока выдаю презервативы и остальное – разговариваем. Рассказывают о разном. О проблемах с милицией, от которой надо откупиться – дать 500 рублей, иначе могут забрать в отделение и продержать там до утра. О клиентах, часто настаивающих на сексе без презерватива (дескать, с ним ощущений нет) и готовых платить за это вдвое больше – и о противоположных случаях, когда клиент надевает два презерватива сразу. Бывают, как выяснилось, и клиенты с претензиями, которым не подходят простые презервативы – дают деньги и отправляют в магазин за какими-нибудь дорогими. Капризы клиентов, особенно отказ от презерватива, воспринимаются как глупость. Одна девушка сказала вчера: «Откуда он знает, что я его ничем не заражу? У меня же на лице не написано. Такую, как мы, снимать – и без презерватива?!»

О наркотиках – отдельная тема. Девочка (на вид – не больше пятнадцати лет) сказала, что работает последний день, а дальше ложится в больницу, избавляться от наркозависимости. Спросила, получится ли у нее? Я сказала, что это трудно, но надо очень хотеть и стараться, и тогда – получится. При этом я не представляю, как с ней обойдутся в этой больнице, учитывая ее занятия, и насколько в самом деле у нее все получится. Максимум, что я могу в таком случае – обнадежить и надеяться на лучшее, не имея возможностей реального влияния на ситуацию.

Другие, вроде как не собирающиеся лечиться от зависимости, рассказывают собственно о наркотиках. Спрашиваю, большая ли доза?

«Ну нет, не самая большая. Три «полки» в день – утром, днем и вечером. Больше тоже могу, только зачем?»

То есть три раза по полграмма героина – полтора грамма в сутки. Стаж на игле – десять лет. Верит, что героин всегда чистый: «Если бы не так, то всплыло бы все, когда его готовишь – а ничего не всплывает…»

В связи с наркотиками часто спрашивают про шприцы, но «Стеллит» не занимается их обменом, и у меня их нет. Иногда это заметно разочаровывает. Одна девушка, нуждавшаяся в шприце и не получившая его, вышла из автобуса, сильно хлопнув дверью. Бывают такие неудачные моменты, когда не получается ни успокоить расстроенную подопечную, ни объяснить что-либо: она уходит, обрывая контакт.

Направления к врачам берут, собираясь (по крайней мере, на словах) их использовать. Одна из подопечных говорит, держа в руках направление к наркологу: «Конечно, надо лечиться. У меня же сыну четыре года. Он сейчас с бабушкой, она не знает, чем я тут занимаюсь». По внешнему виду этой женщины 24-х лет о роде ее занятия догадаться невозможно, только если сама расскажет.

Бывает, что направление в КВД настораживает. «У меня что-то с кожей? Что именно?» Объясняю, что только там можно найти соответствующего врача. Берет направление осторожно, благодарит, а я отмечаю про себя, что надо бы запомнить ее и, если встречу через неделю, спросить, как дела.

Вот мокрая до нитки девушка (на улице ливень) сидит в автобусе, постепенно отогревается, перестает дрожать. Забирает презервативы, благодарит за направления (нужна наркологическая помощь, доза – один грамм героина в день), застенчиво спрашивает: «А у вас нет витаминок?» Полная неожиданность. Витаминов у меня нет…

Один раз среди раздаточного материала появились салфетки для интимной гигиены. Мы выдавали их по одной упаковке в руки. Никогда бы не подумала, что такая простая вещь может вызвать столько радости. «Как здорово! Салфетки!» Они радовались больше, чем всему остальному, и я поинтересовалась, что важнее – презервативы или такие салфетки. «И то, и другое важно. Нет, презервативы очень важны. Салфетки – они важны не больше, чем презервативы, но это так здорово! Мы же ими лицо протираем от пыли…» Коллега рассказала, что помимо использования по прямому назначению и для лица, такими салфетками протираются и шприцы. Понятно, что никакого обеззараживания не происходит, но снимается видимая грязь. От подопечных знаю, что салфетку часто требуют клиенты – вытереться после контакта.

Именно этот эпизод с салфетками позволил мне увидеть, насколько нужна такая работа. Считанные минуты незамутненной радости что-то да значат в невеселой, рутинной жизни. Возможность общения здесь и сейчас с другим человеком, который ничего не требует и ни в чем не обвиняет, не демонстрирует пренебрежения или неприязни, – это тоже имеет значение в недружелюбном мире. Пусть тема для общения – салфетки, презервативы, наркотики...

Мне кажется, важно вносить в мир человека с искаженной адаптацией долю нормальной, обычной жизни – вносить ее своим присутствием и общением. На жалости себя не ловлю: они не убоги, не настолько несчастны. Сопереживание – да, оно есть как фон и условие взаимодействия. При этом я понимаю, что мимолетная радость человеческого общения – еще не предпосылка изменений (хотя недооценивать эти моменты тоже не стоит).

Я выдаю презервативы и понимаю, что, возможно, очередной клиент настоит на незащищенном сексе. Но в то же время меньше вероятность ситуации, когда нужен презерватив, которого нет и, соответственно, меньше вероятность заражения любой инфекцией, передающейся половым путем. Выдаю направления к врачам – и понимаю, что многие из них не будут использованы, а начатый курс лечения, очень может быть, не будет продолжен. Но все это дает возможность обратиться за помощью!

Все, что я делаю, – это только предоставление шанса, и я не жду заметных результатов, тем более что их почти невозможно отследить. Но важно, чтобы шансы были.

Я чувствую ответственность за то, чтобы на вверенном мне участке еженедельно был аутрич...

Мой маршрут – проспект Просвещения, от выезда на Выборгское шоссе до улицы Брянцева, около шести километров, и проехать его надо дважды: подопечные стоят по обе стороны проспекта. Если автобус сломался или водитель в какой-то день не может работать – маршрут проходим пешком. Хватило бы только запаса презервативов...