Елена Копылова

Женькино кино

Е. Копылова – сотрудник отдела по связям с общественностью правозащитного Фонда «Общественный вердикт».

Когда-то Женька написал: «Моя история могла бы стать основой для остросюжетного фильма». Так, наверное, думает каждый второй из нас, переживая необъяснимые события. Отличие от настоящего кино в том, что дублей, чтобы переиграть, переснять, переделать, в такой ленте не предвидится – но ведь это и интересно. Но этот, Женькин, триллер не поддается никаким правилам и законам – как киношного, так и реального мира.

Представьте себе молодого человека, внешне похожего, например, на рок-музыканта: длинные темные волосы, худое нервное лицо. Он сидит перед монитором компьютера и стучит по клавишам. Иногда закуривает.

Сцена первая. 2000 год. Евгений Коваленко, 22 года. Выпускник юридического факультета Новосибирского гуманитарного института. Впереди – многообещающее будущее молодого специалиста. Только одно «но»… Женя – инвалид первой группы с детства. Передвигаться может только в инвалидном кресле, да и то с посторонней помощью. Программу среднего образования освоил дома. Он всегда учился хорошо, вот и в зачетке – одни пятерки. Еще до получения диплома начал подрабатывать – писал контрольные для студентов. «Учеба была для меня единственной радостью в жизни», – пишет Женя.

Несмотря ни на что, начинающему юристу сразу же предложили работу в родном городе. Тут, по законам кино, панорама места действия: маленький, унылый шахтерский городок, застроенный серыми «хрущевками». Летом – пыль дорожная вперемежку с угольной, зимой – черный от выбросов снег. Таким мог показаться кузбасский Прокопьевск любому неместному. Но прокопчане к своей родине привыкли, а Женя никогда не сетовал на то, что живет здесь. Тем более сейчас, когда он почувствовал себя наконец нужным, важным, дельным.

Сцена вторая. Он с головой уходит в работу. Как юрист участвует в арбитражных процессах – говорит, что особенно любил арбитраж за четкость, слаженность и оперативность. Наверное, потому, что эти качества поневоле стали определяющими в жизни. Без четкой цели, без умения концентрировать внимание на самом важном ему было бы трудно добиться этих результатов. А возможно, и выжить…

Коваленко называли настоящим трудоголиком. Он, в его физическом состоянии, работал полный день, ездил в командировки за несколько сотен километров. Но через пару лет его попросили написать заявление. Пришлось уйти «по собственному желанию», хотя никакого такого желания, естественно, у него не было. Просто объяснили: слишком накладно содержать в штате сопровождающего для такого, пусть и отличного, специалиста, выделять ему автотранспорт. Невыгодно.

Сцена третья. 2002 год. Женя начал частную практику. И не только потому, что нужно было зарабатывать – а это тоже немаловажно, ведь инвалиду первой группы приходится, кроме прочего, тратить немалые средства на лекарства. Просто отказ от работы для Жени значил бы почти отказ от жизни. Впрочем, тогда подобные мысли его редко посещали.

Услугами юриста-инвалида горожане пользовались часто и охотно. У Коваленко были смешные цены – в пять раза ниже, чем в юридических бюро и консультациях. Он не боялся браться за дела, в которых приходилось бороться с произволом бюрократов. Мало того – выиграл несколько процессов против городской администрации. Все это раздражало и коллег, и чиновников. И те, и другие явно предпочли бы его вовсе не видеть. И однажды раздражение перелилось через край.

На Коваленко поступило заявление в милицию. Его обвиняли в мошенничестве: якобы он взял деньги, а обещанные услуги не оказал. Цена вопроса, способного перечеркнуть карьеру, да и само имя юриста – полторы тысячи рублей. Плоды труда, которые дались ему – без преувеличения – колоссальными усилиями и физическими мучениями, могли просто утонуть под ворохом ложных обвинений. Так и вышло. Но тогда Женя еще не подозревал, на что способны злоба и нетерпимость. Он был лишь уверен в том, что это – досадное недоразумение. Кроме того, он знал, что любое уголовное дело нуждается в доказательствах. Эта вера в справедливость закона впоследствии сыграла с юристом злую шутку.

Считать сцены с этого момента становится невозможным. Действие представляется абсурдным и нелогичным, этакая абстрактная мешанина из лиц, цифр и эмоций. Позже выяснилось, что противная сторона играла как раз по правилам, только по своим: в ход шли угрозы, уговоры, обещания. Годы спустя один из бывших сотрудников правоохранительных органов признался Жене, что распоряжение убрать с глаз долой неудобного юриста дал лично заместитель прокурора Прокопьевска. И что, стараясь выслужиться перед начальством, работники городского ОБЭП ходили по домам клиентов Коваленко с уговорами дать против него показания. Некоторые соглашались. Так к делу приобщали одно за другим заявления от людей, которых Коваленко никогда не видел.

Полтора года спустя. Сцена в суде. Удар судейского молотка. Виновен в мошенничестве. Сумма ущерба – 1200 (!) рублей. Наказание – два года условно. Приговор, который вынесли в сентябре 2004 года, был основан на показаниях потерпевшего. Других доказательств вины следствие не нашло, да и не сочло нужным искать. И вообще, любое замечание, которое Женя осмеливался сделать как юрист, воспринималось в штыки и выводило из себя правоохранителей. Сейчас Жене кажется, что властям было важно создать прецедент. События, последовавшие за этим, лишь подтверждают его догадку. Через пару месяцев последовало еще два аналогичных приговора. Местные газеты наперебой сообщали о подробностях жизни Евгения Коваленко. Целые серии материалов создавали образ юриста-афериста, мошенника в инвалидном кресле, который оказался чуть ли не единственной причиной всех городских проблем. О юридической практике пришлось забыть.

2005 год. Женя почти не выходит из дома. От обиды и стрессов здоровье все хуже. Чтобы как-то заработать на жизнь, он вспомнил студенческий способ заработать: пишет курсовые для студентов, набирает тексты на компьютере, распечатывает фотографии. В ноябре среди прочих клиентов приметил одного парня: тот попросил набрать и распечатать несколько бланков акта приема-передачи векселя. Бумага не содержала ни реквизитов, ни печати, ни подписи. Клиент запомнился только потому, что на вопрос «Зачем?» довольно грубо ответил: «А тебе какое дело?». Действительно, какое? Заработок лишним не будет. К тому же эти бланки – не документ, а без векселя и вовсе – пустая бумажка. Клиент забрал заказ, заплатил две тысячи рублей и ушел. Больше они не виделись.

А спустя некоторое время в квартиру Коваленко приехали ОБЭПовцы с санкцией на обыск. С этого момента история, казавшая кому-то затянутой и скучной, приобретает черты настоящего триллера. Женю обвинили в том, что он на своем компьютере и принтере печатал документы по заказу преступной группировки. Имелись в виду как раз те самые бланки приема-передачи векселей. Оказывается, с их помощью было совершено крупное хищение. Правда, в тот день у Жени как у свидетеля лишь взяли показания. Выслушали его объяснение, что изготовить такие бланки не составляет труда для любого пользователя компьютера – это всего-навсего текст, набранный стандартным шрифтом. Сотрудники ОБЭП осмотрели технику, заручились согласием давать показания по этому делу и удалились.

3 марта, когда пришла повестка, Женя явился со спокойной душой. Ведь бояться ему нечего – вины за ним нет. Но женщина-следователь по фамилии Шестак предложила… дать признательные показания в совершении мошенничества в составе группы лиц. Коваленко вменялось сознательное содействие хищению в особо крупном размере – около двух миллионов рублей. Отреагировать на это можно только одним словом, которое и было сказано следователю: «Бред».

Дальше события развивались стремительно. Шестак выложила на стол постановление об аресте. В этот же день районный суд вынес постановление о заключении инвалида под стражу – этот документ тоже был готов заранее, и судья не особенно стеснялась, когда доставала его из папки. До последнего момента Жене казалось, что это дурной сон. Или злой розыгрыш. Ну куда бы убежал безногий? Как он мог скрыться от правосудия?

В тюрьме у него забрали даже инвалидное кресло. Камера, находящаяся в темном сыром подвале, была переполнена. Немало слов сказано о бесчеловечных условиях содержания подозреваемых в российских СИЗО, но для обездвиженного инвалида находиться там было просто невыносимо. Хорошо, хоть сокамерники помогали ему ухаживать за собой, иначе Женя не смог бы сделать даже элементарных движений. Понятно, что все это было рассчитано на скорое признание Коваленко в том, чего он не совершал. Давление продолжалось на допросах. Шестак угрожала – обещала посадить его в «пресс-камеру», спекулировала на чувствах – предлагала устроить «свиданку» с матерью… Обо всей унизительной экзотике тюремной жизни Женя предпочитает не рассказывать даже сейчас. Пытка содержания под стражей длилась 19 дней.

22 марта областной суд отменил бредовое постановление, признав его необоснованным и незаконным. Из-под стражи Женю в предынфарктном состоянии привезли в реанимацию, где он провел три дня.

«Оправдать меня – значит признать неправомерность содержания под стражей. Такого позора ни УВД, ни прокуратура, ни суд не потерпят. Это было бы слишком дорого для них, ведь они понимают, что поместить в СИЗО человека просто так – это преступление само по себе, а по отношению к лежачему инвалиду – тем более»,– пишет Женя в коротких перерывах между госпитализациями. После тюрьмы дало о себе знать старое заболевание – жесточайшая депрессия. Не то состояние, которым относительно здоровые люди привыкли определять кратковременную хандру, а расстройство личности, требующее длительного и серьезного лечения. С резким обострением депрессии Женя лег в больницу. Но настойчивая следователь Шестак нашла его и там. Она явилась к лечащему врачу и угрозами («Вы покрываете преступника! Ему место в тюрьме!») заставила выписать подозреваемого-пацента. Несмотря на протесты адвоката, Евгению Коваленко, еще не отошедшему от уколов в психиатрической лечебнице, было предъявлено обвинительное заключение в совершении мошенничества. Подписать протокол требовали немедленно. Шестак видела состояние инвалида, и опасалась, что он опять попадет в больницу. Ей во что бы то ни стало нужно было завершить дело по быстрому.

На этом воспоминания Жени Коваленко обрываются. Уже почти два года тянется это дело о мошенничестве. Оно обросло новыми фактами и лицами. К примеру, следователю показался неубедительным диагноз прокопьевских психиатров – Шестак была уверена, что в психбольнице Женя прятался от правосудия. Поэтому около года назад она вынесла постановление о принудительном освидетельствовании в областном центре. В квартиру просто ворвались несколько крепких парней, силой (а как он мог сопротивляться?) усадили в машину и увезли за двести километров. Там главный психиатр Кузбасса признался Жене, что тот имеет право отказаться от госпитализации. Женя написал отказ… и остался совершенно один в чужом городе. С огромным трудом, с помощью добрых людей ему удалось добраться до дома. Мгновенно там же оказалась Шестак – на этот раз она обвинила инвалида в побеге из психушки…

Вскоре без объяснений от дела отказался адвокат. Коваленко вынужден защищать себя сам. Ему удалось добиться передачи дела другому следователю. Жить проще от этого не стало, но, по крайней мере, удалось узнать подробности уголовного дела. Выяснилось, в чем же именно его обвиняли. Оказалось, что один крупный салон, торгующий дорогостоящими шубами, взял за правило продавать свой ценный товар за ценные бумаги. Не гнушались и приемом векселей. По схеме, вексель после сделки ждал обналичивания в банке, а в отчетных документах салона оставался только акт передачи векселя. Брод в денежном ручейке нашла наемный директор магазина. В течение пяти недель магазин обменивал реальные меха даже не на сам вексель, а на бланк его передачи магазину. Директриса предпочитала не присутствовать при таких продажах. Продавщицы же по непонятным причинам верили покупательницам на слово. Месяц спустя обнаружилась недостача шуб в количестве 25 штук – на сумму в миллион восемьсот тысяч рублей. Векселей не было ни в магазине, ни в банке, а граждане, фамилии которых были указаны на распечатанных когда-то Женей бумажках, в большинстве своем оказались липовыми.

Не будучи уверенным в собственных юридических знаниях, Коваленко попросил консультации у стороннего специалиста. «Действительно, простой бланк приема-передачи векселей ничего не стоит», – говорится в ответе. «Это чисто российское изобретение, и то не имеющее силы на законодательном уровне. Во всем мире – и у нас тоже – векселя передаются по индоссаментам (надписям на векселе), и этого достаточно! Акт приема-передачи без индоссамента ничего не значит. И наоборот, индоссаменты на векселях без актов совершенно нормальны и достаточны».

Трагедия была в том, что из реальных организаторов и исполнителей преступления удалось найти только двух женщин сомнительного статуса, а проще говоря – без определенного места жительства. Именно они за минимальную оплату (скорее всего, за единицу самой распространенной в этой среде валюты – бутылку) играли роль покупательниц ценных манто. Трудно поверить, что продавцы не замечали некоторого несоответствия. А что касается предприимчивой директрисы – она просто исчезла.

Если знать все это, становится понятным желание правоохранителей привлечь к ответственности хоть кого-нибудь. А тут – такая удача! – опальный, уже осужденный условно. Он давно мозолил глаза городской администрации, да и прокопьевские адвокаты жаловались... К тому же встать на его защиту некому. Посадить его на короткое время – и он подпишет все что угодно…

Сейчас Женя ждет: судья ушла в отпуск, и его дело «замерзло». Он по-прежнему зарабатывает с помощью компьютера. Общаться с миром и получать заказы на курсовые он может только через Интернет. Но работает все реже. В последнее время ему все труднее сидеть, сильно ухудшилось зрение. О тех днях, что провел в камере, старается не вспоминать. Но недавно написал: «В условиях тюремного содержания я со своей степенью парализации больше месяца не проживу».