Лев Федоров
Незабываемый 1937-й и экология
Бюллетень «Экология и права человека» № 2643.
Раскопки 37-го
В конце 1937 года в Москве на территории военно-химического полигона (ныне это лесопарк Кузьминки) состоялось экологическое событие – раскопки химического оружия. Однако у того локального события была причина, общеизвестный трагический – общеполитический – контекст.
Как известно, И.В. Сталин, недовольный результатами переписи населения (она состоялась 6 января 1937 года и ее результаты не опубликованы поныне), затеял в стране очередную большую чистку. Февральско-мартовский пленум ЦК ВКП(б) политически обосновал массовые репрессии. 3 апреля ГУГБ НКВД вскрыл антисоветские организации в военно-химической промышленности и сообщил о необходимости очистки отрасли от враждебных элементов. 11 июня состоялся суд над участниками военно-фашистского заговора в Красной Армии («заговорщики» – М.Н. Тухачевский, И.Э. Якир, И.П. Уборевич и др.), которые в ту же ночь были расстреляны. 2 июля 1937 года было принято решение Политбюро ЦК ВКП(б) «Об антисоветских элементах». 30 июля 1937 года был подготовлен приказ № 00447 наркома НКВД Н.И. Ежова об организации репрессирования антисоветских элементов, который на другой день был утвержден решением Политбюро ЦК ВКП(б). Намечены были грандиозные планы: за 4 месяца осудить к расстрелу 75 950 человек, а посадить в лагерь – 193 000 человек. На их реализацию были выделены очень серьезные деньги. И машина репрессий закрутилась, причем столь активно, что план был перевыполнен, и к весне 1938 года было расстреляно не менее 436 тыс. человек.
Неудивительно, что экологическая составляющая той грязной истории могла возникнуть и развиваться лишь по лекалам своего времени. 2 октября 1937 года И.В. Сталин шифротелеграммой обязал все местные органы власти провести по 3–6 открытых показательных процессов над «вредителями».
Ну а 3 октября 1937 года заместитель наркома обороны СССР маршал А.И. Егоров издал распоряжение о «проведении очистительных работ» на военно-химическом полигоне в Кузьминках. Почему? «Оказывается», к тому времени этот полигон загрязнялся отравляющими веществами (ОВ) в течение 12 лет, в том числе отходами 4 московских заводов по производству химоружия. А он, маршал, ничего об этом не знал.
Не ждали?
Однако, прежде чем начать обсуждать те случайно возникшие раскопки 1937 года, полезно заглянуть в исходные документы.
От того периода нам остались две важные бумаги, которые нынешнее военно-химическое управление скорее всего по недосмотру не оставило в тени, а допустило в экспонирование среди рассекреченных документов военного архива. Одна из них – это перечень того, что военные начальники ждали, когда исполняли приказ на раскопки. Второй – перечень того химоружия, закапывание которого было документально оформлено.
В соответствующем документе было упомянуто 9 конкретных участков территории полигона, известных участникам работ с химоружием и более не известных никому, а также остальная территория полигона (всего около 11 кв. км). Потому что фактическая карта полигона, которая, похоже, не известна ни мэру Москвы, ни тем более обществу, как правило, их не содержит (за исключением разве что лесного озера в лесопарке «Кузьминки» и поляны возле него).
1. Юго-восточная опушка леса у главного поля (300 х 150 м). Участок возле испытательного поля должен был содержать 500 т промотходов мышьяксодержащих ОВ, 15 т СОВ в бочках, 30 т зараженной СОВ заводской аппаратуры, а также 20 т СОВ, которые пропитывают участок на глубину 2 м.
2. Центральный район поля у будки (100 х 100 м). Участок должен был содержать 300 т промотходов мышьяксодержащих ОВ, неизвестное количество СОВ в бочках, 5 т заводской аппаратуры, зараженной СОВ, неизвестное количество корпусов шашек ядовитого дыма, а также 10 т СОВ, которые пропитывают участок на глубину 2 м.
3. Район «подвесной дороги» – линия окопов с блиндажами (длина 100 м) и восточная часть поля. Участок должен был содержать 105 т промотходов мышьяксодержащих ОВ, а также 3 т СОВ, которые пропитывают его на глубину.
4. Участок южнее бронеямы и у минометной вышки. Должен был содержать 10 т промотходов мышьяксодержащих ОВ, 20 т заводской аппаратуры, зараженной стойкими ОВ (СОВ).
5. Участок у ПСО и район технического склада (300 х 20 м). Весь участок заражен СОВ, должны были быть ямы с 5 т СОВ, баллоны, а также различные ОВ – 50 наименований.
6. Район «Северный бугор», болото и отдельные сосны и «зеленая площадка» (2 х 2 км). Весь участок в течение множества лет подвергался обстрелу артиллерийскими химическими снарядами и химическими минами. В нем должна была найтись «масса артснарядов, бомб и мин как в земле, так и на ее поверхности».
7. Участок «секретной» и снаряжательной мастерской (300 х 300 м). Здесь должны были найтись две ямы с зараженными металлическими отходами (мины, фугасами), а также неизвестное количество СОВ, которые пропитывают его на глубину 1 м.
8. Участок у озера (150 х 60 м). Этот участок должен был содержать 150 зарытых бочек с СОВ и нестойких ОВ (НОВ), 100 баллонов, 150 артхимснарядов с СОВ, 10 т заводской аппаратуры, зараженной СОВ, ямы с 20 т промотходов мышьяксодержащих ОВ, а также 30 т СОВ, которые пропитывают почву на глубину 2 м.
9. Озеро (150 х 100 х 3 м). На его дне ожидалось найти 100 бочек с СОВ и НОВ, 100 баллонов с СОВ и НОВ, 2000 артиллерийских химических снарядов с СОВ и НОВ, опытные образцы мин и снарядов. Ожидалось, что дно залито жидким СОВ. Запланированные работы: осушение озера, извлечение баллонов и бочек, сжигание бочек, подрыв снарядов на месте (на дне).
10. Остальная территория полигона (размер 6 кв. км). Здесь ожидался «ряд отдельных "могил" – известных и не известных», химмины и химснаряды, а также участок заражения ВИР. Найденные мины и снаряды предполагалось подорвать, а остальное – продегазировать хлорной известью и огнем.
Итак, знающие люди ожидали найти в земле и на дне озера следующее: а) более 2150 артхимснарядов с СОВ и НОВ, неизвестное количество опытных образцов мин и снарядов (те, что оставались от испытаний и не могли быть возвращены их создателям), а на территории Северного бугра (4 кв.км), куда падали все снаряды в конце трассы Выхино-Кузьминки, – еще и «массу артснарядов, бомб и мин как в земле, так и на ее поверхности», считать которые авторы доклада просто поленились; б) более 200 баллонов с СОВ и НОВ; в) более 450 бочек с СОВ и НОВ; г) более 935 т промотходов мышьяксодержащих ОВ; д) более 65 т заводской аппаратуры, зараженной СОВ; е) более 68 т СОВ, которыми была пропитана земля полигона на глубину 2 м, а также было залито все дно озера. В этом прогнозе было, однако, белое пятно – он не содержал данных о закопанных химических авиабомбах и химических минах.
А теперь заглянем в документы, которые попали в руки высокой комиссии и были обобщены в одном из рапортов. Разумеется, основной их массив пока что «исчез», и можно понять активность многолетнего наследника должности Я.М. Фишмана советско-российского химического генерала С.В. Петрова, который очень возражал против попадания документов в руки «этих экологов».
В 1932 году начальник полигона (впоследствии объявленный «вредителем») заключил договор с химзаводом № 1 (нынешним ГСНИИОХТ) о захоронении 100 т отходов производств ОВ. Место и способ их ликвидации неизвестны (не нам неизвестны, а высокой комиссии в 1937 году).
В 1933 году Дербеневский химзавод заключил с полигоном договор на уничтожение отходов производства дифенилхлорарсина. Деталей нет.
В 1934 году заместитель начальника ВОХИМУ РККА, впоследствии записанный во «вредители», дал полигону распоряжение принять от НИХИ партию артиллерийских химических снарядов без всяких договоров. Судьба ее неизвестна.
Сами упоминания договоров понятны – уничтожение ОВ и отходов их производства было делом коммерческим. Военные тогда этим доходом жили (живут такими доходами и поныне). Впрочем, отсутствие договоров – тоже не ошибка, а линия поведения. В том же 1934 году ГАУ РККА не только отправил на полигон в Кузьминки партию химических боеприпасов, но и указал в сопроводительном письме, как с ними поступить – «уничтожить путем подрыва или потопления в озере». То письмо любопытно не только упоминанием о потоплении в озере, но и фразой, разъясняющей отсутствие многих договоров: «Все расходы, связанные с этой работой, оплачены наличными».
В 1935 году большую партию отходов производства ОВ вновь завез на полигон нынешний ГСНИИОХТ. Распорядился – устно – сотрудник ХИМУ.
В том же 1935 году заместитель начальника ХИМУ РККА велел не вмешиваться в то, как на полигоне в Кузьминках будет уничтожать отходы от работ с ОВ Военно-химическая академия. Просто «не подходить и не интересоваться».
В 1936 году на горизонте вновь появились два завода химоружия. Завод с Триумфальной площади (площади Маяковского; он к тому времени уже носил нынешнее респектабельное имя НИОПИК) расстался с отходами от выпуска ОВ. Дербеневский химзавод перебросил 20 машин отходов, содержавших мышьяк (кстати, по распоряжению начальника НИХИ РККА), однако о дальнейшей судьбе этого богатства бумаги умалчивают. Ну и так далее.
Как видим, мы имеем две абсолютно разных картины – скупые документы, попавшие в руки проверяющей комиссии в 1937 году, а также ожидания тех, кто исполнял приказ на раскопки. Учитывая, что среди этого перечисления совсем нет упоминания о содержимом склада химоружия № 136 в Очаково (Москва) (в 1933 году на нем работы с ОВ были прекращены, а сами ОВ были перевезены в Кузьминки и в Шиханы), ясно, что впереди ожидалась третья картина – фактические результаты частичных раскопок, выполненных в октябре–декабре 1937 года. И эта картина должна была резко отличаться от обеих предыдущих.
Конечно, вряд ли лица, писавшие те потрясающие документы, стремились к интересу своих потомков. Равно как и нынешние креслопреемники тех лиц. Тем более их следует знать нынешнему обществу.
Кузьминки–1937: между трагедией и фарсом
Химико-трагедийная сторона событий выглядела следующим образом.
«Стимул» у химических поисковиков был, причем немалый. Практические работы по вскрытию территории полигона начались 7 октября. Для их обеспечения рабочей силой начальник генштаба маршал А.И. Егоров поручил руководителю Московского военного округа (маршал С.М. Буденный) выделить в распоряжение «химиков» 2 саперные роты, 3 полковых химических взвода, 10 автомашин и 2 трактора. Как водится, «вести с полей» начали появляться довольно быстро, и были они одна другой удивительнее.
Уже первый доклад, описывавший результаты раскопок 7–18 октября, был более чем полным – поисковики явно знали, где копать и что искать. Так что был этот доклад удивителен. По сообщению начальника ХИМУ, за это время командой в составе 390 человек было вскрыто 22 ямы. И список извлеченного из раскопов может очень поразить жителей XXI века.
Итак, в перечень химоружия, извлеченного из земли военно-химического полигона к 18 октября, вошло: а) 767 химических мин, б) 158 артхимснарядов различного калибра, в) 13 авиахимбомб. Как сообщают авторы доклада, многие из найденных в ямах авиабомб, снарядов и мин были неразорвавшимися, со взрывателями. А еще среди найденного в раскопах оказались: г) 80 химических фугасов, д) 244 баллона в наполнении фосгеном, хлором и т.д., е) 87 бочек, наполненных ипритом, ж) 540 ядовито-дымных (ЯД) шашек, з) 55 бочек с отходами производства ОВ.
Как попало в землю военно-химического полигона все это богатство? Конечно, непредвзятый взгляд читателя XXI века может предложить на сей счет немало гипотез.
Не заметили место приземления боеприпаса (разорвавшегося или неразорвавшегося) и... забыли? Конечно. Если по окончании любых стрельб и проводилась очистка испытательных полей, то скорее всего с них сгребали все подряд – разорвавшиеся и неразорвавшиеся боеприпасы – и закапывали. А вместе с ними закапывали и излишние боеприпасы, которых тоже было очень много.
В подтверждение напомним срочные артиллерийские стрельбы, которые были проведены 2 апреля 1929 года. Задача тех стрельб была простая – повторить огневые химические налеты французской армии, совершенные начиная с лета 1916 года на полях сражений Первой мировой войны. В ходе мировой войны в артиллерийских снарядах был применен так называемый «венсенит», то есть синильная кислота с добавлением треххлористого мышьяка, облачко которого при разрыве снаряда использовалось для пристрелки. Ну а в апреле 1929 года был осуществлен мощный огневой налет с использованием синильной кислоты, с добавлением – для пристрелки – хлорного олова. Стреляли две артбатареи с ружейного полигона в Выхино по мишени (группе опытных животных) на химполигоне в Кузьминках, то есть на расстояние 6 км. Интенсивность огневого налета была обеспечена тем, что 150 артхимснарядов были выпущены всего за две минуты и 15 секунд. Заметить за такой короткий срок 150 разрывов, к тому же на большом расстоянии, было невозможно. А искать неразорвавшиеся снаряды с синильной кислотой и с любым иным ОВ тогда принято не было. Так что поверхность «Северного бугра» была обречена быть засоренной тысячами артхимснарядов – и разорвавшимися, и неразорвавшимися.
Разумеется, помимо утрат химбоеприпасов при стрельбах, случались сотни эпизодических внестрелковых событий. Как ни прискорбно ныне признавать, закапывания химоружия наши советские туфтогоны проводили всегда по окончании их испытаний и стрельб. Заказывали они много больше, чем было нужно для проведения работ, а неизрасходованные (и списанные) серийные и тем более опытные образцы упрятывали в землю – склады не могли принимать назад опытные образцы. Скажем, для выполнения отстрела новых типов химических боеприпасов в 1928–1929 годах были изготовлены следующие партии: 100 штук осколочно-химических снарядов № 11 калибра 76 мм, 60 химических снарядов калибра 76 мм, две партии по 50 осколочно-химических снарядов в снаряжении дифенилхлорарсином и адамситом, 50 авиахимических бомб дистанционного действия калибра 100 кг, 50 авиахимических бомб АХ-100 в снаряжении ипритом и фосгеном и т. д. Все это богатство предполагалось испытать на полигоне в Кузьминках. Испытания состоялись, и отчеты о них содержали данные о много меньших количествах боеприпасов, фактически потраченных для получения ожидавшегося от стрельб результата. Так что избыток оказался очень большим, и место ему могло быть лишь одно – в земле химического полигона в Кузьминках и других армейских полигонов.
Однако не все так просто. Во время раскопок 1937 года из захоронений в земле Кузьминок были извлечены предметы, которыми не принято стрелять ни в одной армии, – бочки, баллоны, фугасы, шашки. Ясно, что все это закопанное богатство – не плод рассеяния химических боеприпасов при стрельбах и рассеянности организаторов стрельб. Бочки с ипритом были закопаны в землю сознательно. Раньше они хранились на складе № 136 в Очакове (Москва), а после того как иприт приходил в негодность (он не мог не приходить в негодность – армия изначально сэкономила на качестве при его изготовлении), их закапывали и в Кузьминках, и в Очакове. А в 1933 году в Кузьминках была закопана гигантская партия бочек с годным ипритом, которые срочно вывезли со склада в Очаково по приказу наркома К.Е.Ворошилова.
Столь же сознательно были закопаны и баллоны с ОВ, для метания которых орудия не изобретены и в наши дни – они были отбракованы и закопаны. Да и химическими фугасами, равно как и ЯД-шашками, кидаться не принято. К тому же необходимые запально-зажигательные устройства в них вставляют лишь перед употреблением. Они были просто закопаны по приказу.
Раскопки между тем были продолжены, и к 22 октября число выкопанных артхимснарядов возросло до 250, химмин – до 1313, авиахимбомб – до 15, химфугасов – до 97, ЯД-шашек до 608, баллонов с разынми ОВ до 358.
Дальше – больше. Как сообщает автор следующего доклада, к 26 октября из земли были извлечены уже гигантские количества химических боеприпасов: 2064 химмин, 225 химснарядов и 21 авиахимбомб. Кроме того, были извлечены 225 бочек с ипритом и другими ОВ, 374 баллона с фосгеном и другими ОВ, 680 ЯД-шашек, главным образом в снаряжении адамситом, 127 снаряженных химфугасов.
Работы были продолжены, и к 15 ноября 1937 года сухопутная их часть была, как казалось исполнителям, вчерне завершена. К этому времени, то есть за 5 недель, из 146 раскопов были извлечены следующие химические боеприпасы: 6855 химических мин, 751 артиллерийских химических снарядов и 75 химических авиационных бомб. Кроме того, были найдены уже 904 бочки с ипритом, а также с его смесями с люизитом. А помимо иприта, за 5 недель раскопок из земли было извлечено 636 баллонов, в том числе 277 – с фосгеном, синильной кислотой и хлором. Кроме того, было выкопано 732 ЯД-шашки и 30 т адамсита и 156 т отходов производства мышьяковистых ОВ.
Предпоследний отчет появился в начале декабря. В нем сообщались две вещи – о химоружии, затопленном в лесном озере в Кузьминках, и о содержимом 13 ям, раскопанных на территории НИХИ РККА. Дело в том, что организационно на тот период полигон был всего лишь полевым отделом того института, однако далеко не всегда отходы его деятельности доходили до полигона.
Итак, укажем имущество, которое военным пришлось вытаскивать из лесного озера размером 150х100х3 м при очистных работах 1937 года, предварительно его осушив, и все это прямо посреди предзимья между 15 ноября и 1 декабря. Выше упоминались объемы химоружия, которые предполагали найти на дне этого озера: 100 бочек с ОВ, 100 баллонов с ОВ и 2000 артхимснарядов. Предполагали, потому что сами туда забрасывали. На самом деле в ноябре 1937 года из лесного озера в Кузьминках были извлечены совсем иные количества: 24 бочки, 22 баллона, 103 химснаряда и 119 химмин. И это все. Продолжать озерные поиски в декабре было уж совсем бессмысленно.
Ну и последний доклад поискового отряда был представлен вниманию маршала К.Е. Ворошилова посреди зимы – 20 декабря. На тот момент объемы извлеченных из земли и со дна озера химических боеприпасов немного выросли, так что окончательные отчетные цифры найденного в земле полигоне и на дне его озера химического имущества были таковы: артснарядов разных калибров – 878 (из них неразорвавшихся – 501), авиабомб разных калибров – 75 (все были неразорвавшиеся), мин разных калибров – 6972 (4085 из них были неразорвавшиеся). Кроме того, было обнаружено 195 неразорвавшихся химических фугасов, 832 ЯД-шашки, 733 баллона (из них 353 баллона с фосгеном, синильной кислотой, хлором и т.д.), 946 бочек, главным образом с ипритом и люизитом.
Помимо этого богатства, из разрытых ям было извлечено примерно 250 т мышьяковистых ОВ и отходов от производства ОВ, а также 250 т зараженного металлолома. Цифры эти были явно округлены – ожидалось найти 935 т отходов и 65 тонн заводской аппаратуры. Всего на территории полигона и НИХИ было вскрыто 160 ям. Разумеется, те более 68 т СОВ, которыми была пропитана земля полигона на глубину 2 м, а также неизвестное количество ОВ, которым было залито все дно лесного озера, в последний отчет не попали – никто этими ОВ в те ноябрьско-декабрьские дни 1937 года заниматься не стал, потому как подобного рода работы и летом исполнимы очень трудно.
Что до реабилитации, то она в те годы была бесхитростной. Все, что не содержало мышьяк, сжигалось. Так, с помощью сожжения были уничтожены первые 20,5 т иприта, 55 бочек с отходами производства ОВ, все фугасы, все ЯД-шашки, 15 машин отходов, зараженных ОВ. И в следующем докладе говорилось то же самое про простоту обеззараживания раскопанного «богатства». Все 43 т иприта и все ЯД-шашки были сожжены на месте. Ну а баллоны с газообразными ОВ (хлором и фосгеном) были просто расстреляны.
Больше всего хлопот у военно-химических археологов было с ипритными бочками и неразорвавшимися химическими боеприпасами. Раскопанные ипритные бочки просто расстреливали из танков, на худой конец – из винтовок. Неразорвавшиеся химические боеприпасы, вне зависимости от места нахождения (на поверхности или в земле), подрывали прямо на месте.
Что до адамсита и отходов производства мышьяковистых ОВ, то поначалу их планировалось попросту затопить в море и лишь после протеста руководства треста «Союзмышьяк» их решили утилизировать на заводах этого треста. В первую очередь имелся в виду завод в будущем городе Свирске (этот населенный пункт Иркутской области стал городом в 1949 году; именно там был Ангарский металлургический завод по производству мышьяка, впоследствии получивший новое название – завод Востсибэлемент), и для перевозки туда мышьяковых отходов был сформирован целый железнодорожный состав.
Были, однако, построены и 5 печей для уничтожения части этих отходов на месте, в Кузьминках. И они не бездействовали.
Разумеется, трагедия раскопок химоружия протекала в реальном времени реальной жизни 1937 года и потому не могла не перетечь в фарс. Потому что родились те раскопки в Кузьминках вовсе не для решения экологической задачи. Задача та была чисто политической, а начальник ХИМУ М.И. Степанов этого поначалу не понял и его первый доклад маршалу К.Е.Ворошилову о раскопках был нормальным деловым документом своего времени. И понял он, что посылали его на раскопки вовсе не за этим, не сразу. Вот и пришлось маршалу С.М. Буденному, который все знал и понимал очень давно, поворачивать процесс в нужную красным конникам сторону.
Из старого документа
Народному комиссару обороны СССР
маршалу Советского Союза К.Е. ВОРОШИЛОВУ
Во время работ по очистке химполигона НИХИ РККА у д.Кузьминки... обнаружено большое количество не состоящих на учете СОВ и артхимснарядов...
Большая часть этого имущества была зарыта в землю, частично в сделанных, по-видимому, специально подземных складах, под брезентами и в хорошей укупорке.
Это заставляет предполагать, что обнаруженные химсредства были спрятаны врагами народа на полигоне и предназначались для диверсионных целей...
Прошу назначить по этому делу специальное расследование.
Командующий войсками Маршал Советского Союза С.М. Буденный
22 октября 1937 года.
К.Е. Ворошилов немедленно распорядился, не забыв указать, чтобы в группу расследователей были обязательно включены товарищи из ОГПУ.
Указание было очевидным, так что отчетный доклад начальника ХИМУ о работах по состоянию на 27 октября имел необходимый поворот, правда, пока что слишком скромный:
Из старого документа
Народному комиссару обороны К.Е. ВОРОШИЛОВУ
Докладываю о работах по очистке и дегазации химического полигона в Кузьминках по состоянию на 26 октября 1937 г.
...В процессе работ установлено, что состояние и расположение извлеченных средств химического оружия можно усмотреть явно диверсионные цели, так: ...2. В районе броне-ямы в яме, наполненной мышьяковистыми ОВ, обнаружен снаряд со взрывателем и 2 мины. 3. В том же районе в непосредственной близости от бронеямы обнаружена яма, точно так же нигде не зарегистрированная, в которой найдено 6 бочек с ипритом. 4. В районе «Будки наркомпочтеля» в центре поля на дороге, выходящей на «Красную площадь», при раскопках обнаружена яма – старый окоп, из которой извлечено 24 бочки с ипритом. 5. В районе технического склада обнаружена нигде не зарегистрированная яма, в которой было зарыто 33 снаряда различных калибров...
Начальник химического управления РККА комдив Степанов, 27 октября 1937 г.
Следует, однако, иметь в виду, что проблема химоружия в Москве и вообще в стране была секретом военной бюрократии высшего уровня. Полную картину событий мог знать лишь чрезвычайно узкий круг людей (а не те, кого потом зачислили во «вредители»). Поэтому удивительно читать в наши дни в текстах узкого круга «приобщенных» людей такие фантастические откровения, как «нигде не зарегистрированная яма, из которой извлечено 6 бочек с ипритом», «старый окоп, из которого извлечено 24 бочки с ипритом» и т.д. А ведь без их приказа ни одна бочка с ипритом не могла попасть в полигонную яму, к тому же нигде не зарегистрированную. Бочки с такими СОВ, как иприт и люизит, без приказа не пропадали. И не регистрировались они тоже очень строго по приказу.
Были, однако, у поисковиков и объективные трудности. Ко времени этой переписки немало руководителей военно-химического управления, НИХИ и самого полигона (Я.М. Фишман, Ф.Я. Козлов, В.М. Рохинсон, Ю.М. Иваницкий, А.С. Берлога и др.) уже были оформлены как «враги народа». Поэтому о «вредительской» составляющей раскопок пришлось писать с учетом объективных обстоятельств, а заодно и подыскивать новый состав «вредителей».
Из старого документа
Заместителю народного комиссара обороны Союза ССР
Маршалу Советского Союза тов. Егорову
Согласно Вашего приказания от 27-X-37 г. за № 27573сс комиссия установила:
1. Вся территория полигона в Кузьминках систематически заражалась различными ОВ в течение не менее 12 лет. На полигоне зарывались в землю некондиционные ОВ, отходы от производства ОВ, зараженная аппаратура, доставляемая туда химзаводами г. Москвы (завод № 51, Дербеневский, НИОПИК и др.) по соглашению с Фишманом, Козловым, Рохинсоном, Иваницким, Берлогой – врагами народа и Жигура, ныне уволенного из рядов РККА. Кроме того, по их прямому указанию зарывались в ямы баллоны с хлором, фосгеном, синильной кислотой... бочки с ипритом, снаряженные снаряды различных калибров, снаряженные фугасы и проч.
На полигоне преступно, вредительски велись артиллерийско-минометные стрельбы, а площадки, на которых отстреливались задачи («Северный бугор», «Подвесная дорога»), из года в год не очищались от неразорвавшихся снарядов и мин, в результате чего вся площадь, отведенная когда-то под минные и артиллерийские стрельбы, оказалась «минированной». Сейчас в процессе работ по очистке и дегазации полигона с этих площадок из земли извлечено свыше 7 тысяч оболочек: мин, снарядов, фугасов, авиабомб. Имеется среди них большое количество неразорвавшихся со взрывателями на боевом положении, абсолютное большинство оболочек – с разрывными зарядами.
Комиссия устанавливает в существовавшем порядке заражения территории химполигона (находящегося в 12 км от Москвы) умышленно-злостный, вредительский акт.
Этот вывод подтверждается еще и тем, что в процессе работ по очистке полигона: а) обнаружено большое количество ям с ипритом, с баллонами, наполненными хлором, синильной кислотой, со снарядами – нигде не зафиксированных и не известных никому из работников полигона, б) в районе технического склада, в непосредственной близости от порохового погреба и цистерны с ипритом была найдена яма, в которой обнаружено 100 кг фосфора, 30 пироксилиновых шашек и несколько баллонов с синильной кислотой. Такое сочетание носит явно диверсионный характер, в) в том же районе обнаружены две ямы, никому не известные, со снаряженными снарядами, г) неподалеку от района технического склада, в лесу, в закрытом и укромном месте, сплошь поросшем травой и деревьями, обнаружены две ямы с бочками, наполненными ипритом (свыше двух тонн), д) такого же характера ямы обнаружены в других районах территории полигона, е) в центре поля под верхним покровом центральной дороги на глубине четверти метра обнаружена яма с оболочками, наполненными ипритом (свыше двух тонн) и пр.
Председатель комиссии бригинженер А.З. Лебедев
15 ноября 1937 года
Ну а дальше в отчете были названы фамилии 11 вредителей-исполнителей, разумеется, в должностном отношении все, как на подбор, мелкие сошки – от бывшего и уже уволенного начальника полигона и ниже. Более того, автор доклада предложил всех этих людей привлечь к ответственности, а само дело о них передать в НКВД. Что и было сделано. Самого маршала А.И. Егорова «привлекли» немного позже и совсем по другой линии.
А вот про маршала К.Е. Ворошилова, который лично распорядился в 1933 году ликвидировать ОВ на складе № 136 в Очакове (Москва) и разместить их на полигоне в Кузьминках, уже никто и не вспоминал.
Да и С.М. Буденный в своем дневнике на случай ареста заготовил описание закопанного в Кузьминках обычного оружия для «мятежных» целей «банды Тухачевского». Однако после нахождения оружия химического необходимость во лжи об обычном отпала. К тому же маршал М.Н. Тухачевский к тому времени уже был не только арестован и осужден, но и расстрелян без привлечения столь сложной химической мотивации. И химический комкор Я.М. Фишман прошел по классу «немецких шпионов». В общем, время было такое, что от «красных конников» требовались именно такие простые «подвиги» – машиной репрессий пока еще управлял нарком НКВД Н.И. Ежов.
К концу декабря 1937 года в стране общеполитическая часть операции «Большая чистка» была в немалой степени выполнена. И маршал К.Е. Ворошилов оставил свой автограф на великом множестве расстрельных списков. На химическом полигоне также пришлось приостановить военно-археологическую химчистку – из-за наступления зимы. После этого саперы продолжили подрывы на полигоне химических боеприпасов, которые оказались неразорвавшимися, а начальник ХИМУ РККА М.И. Степанов – готовить отчетный доклад.
Следует, однако, подчеркнуть, что М.И. Степнов был твердо уверен, что за 2,5 месяца очистить военно-химический полигон было невозможно. Поэтому в своем последнем докладе 1937 года наркому обороны он однозначно определил свои служебные задачи: «Для безопасности района полигона дополнительно к проделанным работам необходимо: а) весной 1938 года провести еще раз тщательную разведку всей территории специальным отрядом; б) этому же отряду еще раз провести работу по раскопке мин и снарядов в районе "Северного бугра" и "подвесной дороги"; в) закончить работу по очистке территории НИХИ РККА, которая была приостановлена из-за наступления морозов. Кроме того, предварительной разведкой установлено, что и территория склада № 136, расположенного под Москвой (10–12 километров – Очаково) точно так же заражена... На территории склада из года в год закапывались в землю баллоны с ОВ, снаряды и бочки».
В свою очередь, и нарком К.Е. Ворошилов послал немедленно же – 27 декабря 1937 года – отчетный доклад главе правительства В.М. Молотову.
В нем была слово в слово переписана вся военно-химическая фабула – чего и сколько было раскопано. Кроме того, маршал скрупулезно перечислил всех «виновников» – и руководящих «врагов народа», и исполнителей-«вредителей». Более того, государственный деятель К.Е. Ворошилов написал и такую очень важную фразу: «эта территория должна быть взята под особое наблюдение и пользоваться ею людьми (заселение, устройство общественных гуляний, постройки и т.п.) необходимо категорически запретить».
А вот насчет возобновления раскопок весной 1938 года нарком писать В.М. Молотову не стал. Тертому царедворцу надо было посмотреть на обстановку – будет ли продолжен в 1938 году поиск «врагов народа» и в какой форме он будет происходить. И тогда определиться.
Ренессанс после спектакля
Итак, осенью 1937 года в силу ряда обстоятельств закапывание химоружия в Кузьминках сменилось на непродолжительное время раскапыванием. Однако, как мы видели, фактически раскапывание закончено не было и было перенесено на 1938 год. Причем дополнительное раскапывание было необходимо не только для участков № 3 и № 6 («Подвесная дорога» и «Северный бугор»), на которых эти работы были запланированы, но и на всех остальных, которые в принципе нельзя было очистить за 2–3 осенне-зимних месяца 1937 года. Особенно потому, что большинство ям заранее не были известны и потому не были тогда найдены.
Карты, однако, легли иначе.
В начале 1938 года общеполитический фон в Советском Союзе остался столь же тяжелым, что и в предыдущем. 31 января 1938 года Политбюро ЦК ВКП(б) решило продолжить операцию, однако теперь вплоть до ноября 1938 года главным направлением чистки была ликвидация «контрреволюционных национальных контингентов» (до этого больший акцент был на «кулацкой» составляющей). По этой линии было осуждено 335 513 человек, причем более 73% были приговорены расстрелу. Ну а в ноябре 1938 года Н.И. Ежова на посту наркома НКВД сменил Л.П. Берия, пообещавший осуществить «возвращение к советской законности» и отменивший 18 приказов, циркуляров и распоряжений своего предшественника.
Из нижеследующего обращения начала 1938 года видно, что начальники на средних уровнях не знали, как поступать. Во всяком случае, их меньше всего интересовало закопанное в Кузьминках химоружие.
Из старого документа
Контрольный лист начальника ХИМУ РККА комкора Степанова
Заместителю народного комиссара обороны СССР командарму I ранга Федько
В течение ряда лет Полевой отдел Химического института принимал и уничтожал ОВ, снаряды, мины, авиахимбомбы и различные отходы отравляющих веществ.
Работа по уничтожению выполнялась безобразно, все зарывалось в землю. В результате чего вся площадь полигона оказалась зараженной и при производстве очистки территории в конце 1937 года извлечено из земли несколько тысяч химмин, химснарядов, авиахимбомб, баллонов с разными ОВ.
Для дальнейшей очистки полигона необходимо к 1.VI приступить к дальнейшей очистке территории, для чего прошу подписать распоряжение командующему МВО, начальнику финансового отдела НКО и начальнику АУ РККА.
Начальник ХИМУ Степанов, Комиссар ХИМУ Минчук
Разумеется, приложенный к этому демаршу начала 1938 года проект распоряжения так и остался неподписанным. Потому что подобные вопросы надобно было решать не в коридорах военного ведомства, а на более высоких уровнях. Впрочем, и нижеследующее обращение на достаточно высокий уровень не получило ясной ответной реакции.
Из старого документа
Председателю Комитета обороны тов. В.М. Молотову
Согласно Ваших указаний докладываю о мероприятиях по дальнейшей очистке территории химического полигона и НИХИ РККА в Кузьминках. Сейчас установить срок окончания работ трудно, так как до развертывания этих работ невозможно определить их объем.
Очистка территории начнется с весны 1938 года и будет вестись до приведения ее в полную безопасность...
Организациям, планирующим Большую Москву, в данное время указаний давать нет необходимости, так как еще до начала строительства на Кузьминском участке территория эта будет приведена в полное безопасное состояние.
Нарком обороны СССР К.Е. Ворошилов
8 марта 1938 г.
Военные химики со своей стороны сделали некоторые шаги. На свет появился акт обследования полигона в Кузьминках по состоянию на июнь 1938 года, то есть через полгода после окончания «очистки» полигона, но еще до окончания «чистки врагов» в стране. Поскольку врать еще было нельзя, ничего ободряющего в том документе не содержалось. В частности, было специально подчеркнуто, что «кроки площадок с вязкими ОВ не наносятся на карту и не ведется особого учета». Где он, этот вязкий иприт, закопан?
Ну а после того, как в конце 1938 года в стране была завершена операция «Большая чистка», экологическая чистота в отдельно взятых Кузьминках уже никого не волновала. И в Кузьминках... продолжилось закапывание химоружия. Не составило исключения и «очищенное» лесное озеро – самый соблазнительный объект для затапливания химоружия.
Полный возврат к прошлому начался с осени 1938 года, когда полигон принял от НИИ-42 (это была очередная форма существования Ольгинского химического завода, известного ныне как ГСНИИОХТ) несколько зараженных цистерн, разумеется, по телефонному звонку из ХИМУ. В начале января 1939 года Дорогомиловский химический завод обратился в ХИМУ с просьбой об уничтожении на полигоне 9 баллонов с фосгеном. Против этого новый начальник ХИМУ П.Г. Мельников «не возражал». В середине января Дербеневский химзавод пожелал уничтожить на химическом полигоне «10–13 возов древесных отходов, зараженных мышьяком». П.Г. Мельников вновь согласился. А в феврале дошла очередь до завода № 93, у которого возникла срочная нужда избавиться от 2000 баллонов с хлором и неизвестными ОВ (именно так было записано в договоре, который был заключен между полигоном и заводом), причем обязательно до праздника 1 мая 1939 года. И на это начальник ХИМУ отреагировал положительно. Только полигон из-за срочности вопроса слишком поторопился с выливанием ОВ прямо на снег, из-за чего один красноармеец отравился, когда нес службу возле тех баллонов с неизвестными ОВ.
И ХИМУ РККА пришлось провести небольшое расследование, во время которого начальник полигона стал просить внести определенность, пояснив при этом, что от своих организаций (НИХИ и Военно-химической академи) он уже давно принимает ОВ на уничтожение без консультаций с ХИМУ, потому что считал это «прямой задачей».
Определенность пришлось вносить лично наркому К.Е. Ворошилову во время визита на полигон 29 марта 1939 года: на прямую просьбу дать официальное разрешение на продолжение уничтожения ОВ он столь же прямо разрешил («только без всяких последствий»). В общем, сговор состоялся, и экология Кузьминок вновь перестала кого-либо интересовать. И в том же марте 1939 года, когда гроза над военными химиками уже несколько месяцев как пронеслась и поиски «врагов народа» и «вредителей» прекратились, начальник ХИМУ РККА издал приказ о порядке поступления на «уничтожение» на военно-химический полигон в Кузьминках новых партий «некондиционных» ОВ. И в самом деле – на носу был великий пролетарский праздник 1 мая и где-то ведь надо было уничтожить сотни баллонов с Угрешского химзавода с неизвестными ОВ, которые неизвестно для чего были сделаны и неизвестно почему забыты!
И в феврале 1940 году начальник ХИМУ РККА уже докладывал о том, что в Кузьминках «на опытном поле промышленность г. Москвы уничтожает ненужные отравляющие вещества... и тем самым очищает Москву». Причем получателем доклада был все тот же нарком-эколог К.Е. Ворошилов, который совсем недавно – в 1937 году – инициировал раскопки химоружия на полигоне и категорически запретил его закапывать в дальнейшем.
Из старого документа
Народному комиссару обороны Союза ССР
Маршалу Советского Союза тов. К.Е. Ворошилову
Полевой отдел химического управления Красной Армии, расположенный в Кузьминках, ни в какой степени не угрожает в химическом отношении ни Люберецкому гарнизону, ни окружающим жителям...
На опытном поле промышленность г. Москвы уничтожает ненужные отравляющие вещества, которые нельзя транспортировать на дальние расстояния, и тем самым очищает Москву.
Полевой отдел с опытным полем в Кузьминках должен существовать, он безопасен для окружающих, без него не может вестись научно-исследовательская работа в Москве, он имеет большое значение для промышленности г. Москвы, он жизненно необходим Химическому управлению Красной Армии.
Начальник Химического управления Красной Армии
комбриг П.Г. Мельников
22 февраля 1940 года
Неудивительно, что чуть позже – ровно за год до начала Великой Отечественной войны – от начальника военно-химического полигона в Кузьминках вновь был затребован отчет «об осмотре и очистке от неразорвавшихся снарядов и авиабомб». Потому что инициатором новой волны поисков беды был нарком обороны СССР.
Как видим, все вернулось на круги своя, и так продолжалось до 1961 года.
При очередном расширении Москвы, случившемся на рубеже 1950–1960-х годов, Кузьминки и Очаково вошли наконец в городскую черту. Впрочем, власти столицы вряд ли задумывались над последствиями содеянного военными химиками. Они, похоже, совсем не знают такой вот записи в отчетном документе, который нарком обороны К.Е. Ворошилов отправил 27 декабря 1937 года в адрес предсовнаркома В.М. Молотова: «территория должна быть взята под особое наблюдение и пользоваться ею людьми (заселение, устройство общественных гуляний, постройки и т.п.) необходимо категорически запретить».
Это – о той части полигона в Кузьминках, которая впоследствии «отошла городу».
Мы не знаем, расслышал ли это предостережение второй человек страны. Что до многочисленного племени московских градоначальников, управлявших ею в последующие 60 с лишним лет, и их челяди, то до них тот запрет не дошел. А если и дошел, то услышан не был. Во всяком случае, ныне по тому полигону спокойно разгуливают москвичи, не смущаясь вонью, которая иногда прорывается из ядовитой преисподней, особенно летом или после дождя. С густо удобренных мышьяком лесных угодий грибы спокойно перекочевывают на рынки Москвы. А в недоочищенном от химоружия озере москвичи, не смущаясь, ловят рыбу и даже купаются.
Неудивительно, что иприт на территории бывшего военно-химического полигона в Кузьминках можно найти и в наши дни.
Кстати, дома, составляющие одну из сторон улицы Головачева, стоят непосредственно на территории, которая раньше называлась военно-химическим полигоном. А совхоз «Белая дача» – совсем рядом, да и охраняемый бравыми милиционерами подземный водозабор тоже недалеко.
Впрочем, среди руководителей Москвы за ее богатую историю попадались всякие лица, в том числе и не очень ответственные. Одно из них осенью 2001 года создало специальную комиссию по проверке возможной опасности бывшего полигона. Члены комиссии были квалифицированными, и они хорошо знали, что и где искать. Поэтому они искали закопанные ОВ совсем не там, где потеряли. Уровень задач комиссии определяют два факта. Во-первых, «специалистам» было велено исследовать лишь менее 10% территории бывшего полигона – те, что не были переданы городу в 1961–1962 годах, а остались во владении НИИХИММаша за колючей проволокой (с них можно спросить без бюджетных затрат, что и было сделано). В цифрах это выглядит особенно впечатляющее: внимание комиссии было сосредоточено на 78 га институтской земли, где на территории бывшего главного испытательного поля проводились испытания огнеметной техники (такое у нас было «химическое машиностроение»). А вот остальные сотни га земель полигона их как-то не заинтересовали (это если считать, что площадь полигона составляла 9 кв.км, а если она в последние годы доходила до 11 кв. км, то и еще больше). Во-вторых, те «специалисты» очень уж активно разгуливали по бывшему военно-химическому полигону с дозиметром, в то время как ядерная проблематика касалась вовсе не этого, а совсем иных полигонов.
И конечно же, комиссия на землях НИИХИММаша ничего «не нашла», что и было удостоверено санитарно-эпидемиологической службой – «жить можно». А безответственный газетчик истово расписал чистоту «лесопарка Кузьминки». Хотя и он, а тем более ответственное лицо знали, что имение Кузьминки с его лесопарком составляло лишь часть поместья князей Голицыных и что лесное озеро с затопленным химоружием находится вне и имения, и барских прудов.
Из мыслей безответственного лица
«Не так давно наша газета рассказывала о ситуации в московском лесопарке "Кузьминки"... Напомним: там были взяты пробы почвы, воздуха и воды для исследования радиационного и химического загрязнения этой территории. О результатах проведенной работы рассказывает Леонид Бочин, министр правительства Москвы, руководитель Департамента природопользования и охраны окружающей среды.
По утверждению активистов Союза за химическую безопасность, прогулки в лесопарке "Кузьминки" могут нанести нешуточный вред здоровью москвичей. Как утверждают его активисты, когда-то здесь был расположен полигон химического оружия. "Аукается" это, дескать, до сих пор.
– В 1918 году в Кузьминках действительно был полигон, на котором испытывались снаряды (но отнюдь не химическое оружие), – говорит министр. – Позже здесь располагался филиал Всесоюзного научно-исследовательского института химического машиностроения, территория которого крайне загрязнена. Сегодня ВНИИХИММАШ взял на себя обязательства в кратчайшие сроки вывести филиал из лесопарка и провести рекультивацию местности. Это достаточно локальная территория, которую вполне реально привести в порядок... Специалисты провели инвентаризацию 78 га лесопарка и обнаружили несколько захоронений осколочных снарядов (до пяти метров глубиной). Тем не менее никаких отравляющих веществ в этих захоронениях не содержалось. Все найденные осколки были извлечены из земли. Проведена также инвентаризация территории самого филиала, проверено все, что только можно, но иприт, о котором так много рассказывали некоторые средства массовой информации, нигде не обнаружен.
Теперь у нас есть официальные заключения Санэпиднадзора и ряда других служб, подтверждающие, что в Кузьминках экологическая ситуация нормальная, – продолжает Леонид Бочин. – Специалисты проанализировали динамику заболеваемости в этом районе столицы, сделали анализы почв, взяли пробы воды в прудах Кузьминского лесопарка. В целом аномалий не выявлено, правда, пять участков все-таки вызывают сомнения. Так что работа будет продолжена, о результатах мы обязательно сообщим общественности. Хочу лишь подчеркнуть, что в Кузьминках неплохо себя чувствуют такие "капризные" растения, как сосна и можжевельник, значит, "дела экологические" здесь вовсе не так уж плохи...» [ Московская промышленная газета", 27 июня 2002 года. ]
Ну что ж, ждала столица России настоящих хозяев очень много лет, может и еще подождать.
В наши дни в том озере (его легко найти на любой карте Москвы – оно находится посреди участка леса, ныне торжественно именуемого Кузьминским лесопарком), где затапливали химоружие, москвичи купаются, ловят рыбу. На берегу озера прогуливаются, катаются на велосипедах. Мы не можем сказать, что людей этих очень уж много, потому что вонь, которая время от времени прорывается «неизвестно откуда», – на любителя. Рыболовы и купальщики не знают о том, что при очистных работах осени 1937 года со дна озера было извлечено далеко не все, что было набросано за 1925–1937 годы. Тем более эти люди не знают, что после 1938 года, а особенно в дни войны, то озеро было самым соблазнительным местом для сокрытия достижений и неудач военно-химических профессионалов.
О том, где находится остальное, документы умалчивают. Дополнительные работы должны были быть проведены в 1938 году, но они так и не состоялись (Я.М. Фишмана к тому времени уже посадили, а других мотивов к откапыванию ОВ и очистке не было). Зато состоялось использование недоочищенного озера для затопления новых партий ненужного химоружия. Это происходило в годы войны. Туда же попадали и отходы испытаний химоружия (тому есть свидетель).