Наталья Эстемирова

Двадцатый жестокий…

Н. Эстемирова – журналист, первый лауреат премии Анны Политковской.

Наталья Эстемирова родилась в Свердловской области. Закончила исторический факультет Грозненского университета.

До 1998 года была учителем истории в грозненских школах № 9 и № 7, затем занялась правозащитной журналистикой. Накануне начала второй Чеченской войны Н. Эстемирова работала в Грозном, на телевидении. Сняла 13 передач о людях, попавших в жернова российской карательной системы, была пресс-секретарем Организации узников фильтрационных лагерей.

Вторую чеченскую кампанию Наталья Эстемирова встретила в Адыгее. После первого же сообщения о бомбардировках городов и сел республики отвезла свою дочь в Екатеринбург, где живут ее сестра и многие из родственников по материнской линии. В октябре 1999 года при помощи члена правления общества «Мемориал» Светланы Ганнушкиной, вернулась в Чечню.

Наталья Эстемирова сделала многочисленные снимки жертв ракетного обстрела на рынке в Грозном и одной из первых рассказала общественности об обстреле колонны беженцев на трассе Ростов–Баку. Побывав практически во всех больницах Чечни и Ингушетии, Н. Эстемирова сняла сотни фотографий, свидетельствующих о многочисленных жертвах среди детей.

В марте 2000 года Наталья Эстемирова окончательно переехала в Ингушетию и стала сотрудником Правозащитного центра «Мемориал». Одно из первых расследований, проведенных «Мемориалом» в ходе этой войны, посвящено событиям в Новых Атагах, и оно целиком основано на опросах, проведенных Натальей Эстемировой. Когда 20 марта 2000 года она поехала в этот поселок, он все еще был блокирован военными. В нем регулярно проходили зачистки, и любое появление там человека с неместной регистрацией представляло для этого человека реальную опасность. Наталья Эстемирова провела там неделю, иногда скрываясь в огородах и развалинах домов от осуществляющих проверку паспортного режима сотрудников российских силовых структур.

Благодаря расследованию Н. Эстемировой был предан гласности факт обстрела высокогорного селения Ригахой Введенского района Чечни 9 апреля 2004 года, в ходе которого были убиты мать и пятеро детей (при этом пресс-служба ВВС РФ полностью отрицала свою причастность к обстрелу).

В 2004 году Наталья Эстемирова была удостоена премии "Право на существование", - т.н. альтернативной Нобелевской премии мира, которая учреждена парламентом Швеции за выдающиеся взгляды и работу от имени человечества.

5 октября 2007 года в Лондоне Н.Эстемировой была вручена первая ежегодная премия имени Анны Политковской. Премия учреждена международной неправительственной организацией RAW in WAR (Reach All Women in WAR).

Наталья Эстемирова ведет активную борьбу с фальсификацией уголовных дел. Она входит в Комиссию по условиям содержания в местах лишения свободы, посещает следственные изоляторы и активно борется с практикой пыток, ведет расследования похищений и внесудебных казней.

Еще недавно в моде были споры, как назвать двадцатый век: веком космоса, электроники или успехов медицины. В начале века двадцать первого на первый план вышла проблема борьбы с терроризмом. Не только в России, но и во всем мире, особенно в Америке, все чаще звучат убеждения в том, что в борьбе с этим злом допустимы любые, даже самые жестокие методы, включая пытки.

Практика применения пыток как метода дознания, казалось бы, должна была остаться в Cредневековье вместе с дыбой, «испанским сапогом» и «медным быком». Однако прогресс пошел альтернативным путем: наряду с дедуктивным методом, дактилоскопией и составлением фоторобота в арсенал современного дознания в России прочно вошли электрический ток, пластиковая бутылка, наполненная водой или песком, и пластиковый пакет. Особенного совершенства эти методы достигли в Чеченской республике. По принципу «цель оправдывает средства», а цель более чем благородная – борьба с терроризмом – на территории Чечни с 1995 года применяются как старые, испытанные еще со времен Галилея методы, так и самые современные, такие, что, подвергаясь им, человек может рассказать даже о том, что он делал в прошлой жизни. В первую войну на всю Чечню наводили ужас фильтрационные лагеря ГУОШ и ПАП-1. Насколько эффективной была их борьба с сепаратистами, показали события августа 1996 года. Несмотря на это, работа этих заведений, очевидно, была признана эффективной, так как с начала второй войны «заработал» фильтрационный лагерь в Чернокозово. И его работа не принесла желаемого успеха, однако и поражения тоже, а следовательно, недопустимость таких методов борьбы за закон и порядок российские власти признавать не захотели. Никакого расследования того, что творилось в Чернокозово в 2000 году, в России проведено не было. Провели его в Страсбурге, в январе Европейский суд по правам человека вынес решение по делу братьев Читаевых, которых мучили в Чернокозово, и возбудили уголовное дело на основе показаний, данных под пытками. Благодаря вмешательству международных организаций в Чернокозово пытки прекратились, но они продолжались в Октябрьском ВОВД в Грозном, в Урус-Мартановском РОВД, в Ханкале.

После них наиболее устрашающим стал и остается до сих пор изолятор временного содержания, расположенный на территории оперативно-разыскного бюро на территории Чеченской республики. Вопрос о законности ИВС при ОРБ-2 не раз ставился адвокатами и правозащитными организациями. Законам Российской Федерации это не соответствует. На каком же основании он существует? В результате многочисленных и настойчивых запросов удалось получить только один ответ: приказ министра МВД РФ Нургалиева № 709 от 13.11.2004. Однако приказ этот не соответствует закону, который гласит: «Изоляторы временного содержания органов внутренних дел являются подразделениями милиции общественной безопасности (местной милиции)». Место содержания арестованных и задержанных не должно быть в подчинении оперативных и следственных органов, потому что любая власть всегда стремится к произволу, а закон обязан этот произвол унять. В результате с самого начала существования ИВС там происходят вопиющие нарушения прав человека и законов Российской Федерации. Во-первых, адвокатов пропускают на территорию ИВС к своим подзащитным с большим трудом или не пропускают вовсе. Несколько раз мне приходилось добиваться того, чтобы адвоката все-таки пропустили к подзащитному. Сотрудники ОРБ убеждены, что адвокаты портят им всю работу, защищая преступников за деньги. Именно так заявил представителям правозащитных организаций Хасанбеков (начальник ОРБ-2 Главного управления МВД РФ по Южному федеральному округу), проявляя явную неосведомленность в том, что состязательность судебного процесса – это одно из достижений цивилизации. Поэтому его подчиненные делают все, чтобы помешать адвокатам в работе.

Даже если адвокату удалось пройти к своему подзащитному, поговорить наедине им не удастся. Рядом будет стоять оперативный работник. При нем подзащитный не может заявить о том, что к нему применялись недозволенные методы. Тем более что провести медицинскую экспертизу, не зависимую от воли хозяев, тоже невозможно. В 2004 году адвокаты приняли решение бойкотировать ОРБ-2, не соглашаться на проведение допросов и других следственных действий на его территории. Но не все адвокаты поддержали это решение. Прежде всего потому, что было ясно: произвола это не остановит. Следственные действия могут провести с участием дежурного адвоката, а подследственного можно заставить отказаться от того адвоката, который не согласен играть по правилам, существующим в этом заведении.

28 апреля 2006 года состоялось заседание Комитета по безопасности, правопорядку и взаимодействию с силовыми структурами Совета Республики, на которое были приглашены представители Правозащитного центра «Мемориал», нижегородского комитета против пыток, а также независимый эксперт, давший правовой анализ незаконности ИВС при ОРБ-2 Ю.А. Костанов. Присутствовали и представители ОРБ-2, и временного отдела группировки Вооруженных сил. Общими усилиями они постарались доказать присутствующим, что этот ИВС существует не при ОРБ-2, а на территории ОРБ-2. Относится он к отделу милиции общественной безопасности, который находится в Ханкале. Но, так как там невозможно обеспечить охрану, решили создать его на территории ОРБ-2 в Грозном. Очень сомнительно, чтобы уровень безопасности был там выше, чем в Ханкале. Случай с избиением Эльбиева на территории ОРБ-2 человеком, не имеющим прямого отношения к деятельности этой организации, ясно показал, что уровень безопасности там не достаточен.

Однако задержанных привозят и пытают не только в том отделении ОРБ, которое находится в Грозном, но и в тех, которые находятся в Урус-Мартане, Шали, Надтеречном районе. Деятельность ОРБ-2 действительно тесным образом связана с Ханкалой и распространяется на всю территорию Северного Кавказа. Несколько раз людей, похищенных на территории Дагестана, обнаруживали в ОРБ-2. В последние дни туда привезли людей, которые находились в ИВС Ингушетии. Страшная слава этого изолятора такова, что одна только угроза перевести в ОРБ-2 уже может сломить человека.

Все начинается, как правило, с похищения. Картина во всех случаях примерно одинакова. В дом врываются ночью вооруженные люди в камуфляжной форме без знаков различия, не представляясь, не отвечая на вопросы, хватают того, кто им нужен, заталкивают в машину и увозят. Некоторое время, от одних суток до нескольких недель, задержание не оформляют. Так, Алман Эдилов был похищен из своего дома в Шали 12 декабря. Родственникам не сообщали, где он находится. Только 24 декабря сотруднику Правозащитного центра «Мемориал» следователь сообщил, что Эдилова передали в ОРБ-2, но письменно подтвердить это согласился только при условии, что адвокат письменно сделает запрос. Подтверждение нужно было, поскольку сотрудники ОРБ-2 категорически отрицали, что Эдилов находится у них. А процедура с запросом необходима для того, чтобы дать оперативникам время выбить из подозреваемого нужные показания.

За это время оперативники побоями и пытками добиваются от задержанного признания в чем угодно. «Признание» оформляется при дежурном адвокате, который, как правило, тесно сотрудничает с теми же оперативниками и следователем. Так, например, многие упоминают адвоката Берсаева, который советовал подписать все, что требует следователь, не сопротивляться и никому не жаловаться. Бывает, что обвиняемый вообще не видит адвоката на следственных действиях, но потом подпись последнего все-таки появляется в протоколе.

«Меня отвезли в РУБОП и сказали, что я должен показать туда, куда они говорят, и меня будут фотографировать. Я слышал, что был адвокат Бетрахмадов. У меня нигде не было адвоката. Он подписывал, но его нигде не было. Он всегда писал записки, что у него болит сердце. Его не было на «выводке» (следственном эксперименте). Я видел его на продлении (срока заключения под стражу)».

Почему большинство подписывает все, что от них требуют, рассказывают те, кто это пережил.

Мурат Кубаев: «Ну, и началось: „Как так не помнишь? А как теракты делал, людей убивал? Вспоминай!“ А потом как по почкам ударили – у меня дыхание перехватило, хотя мне случалось в драках бывать. Ну, как очнулся, к пальцам ног провода прицепили и начали током бить: „рассказывай-рассказывай“. Ну что я им могу рассказать? Вырубаюсь – они потом опять. Короче, провода пока оставили, маску надели, на живот положили, тряпку в рот, чтобы через нос только дышать. Один на спину сел, другой ботинок под сердце подложил. И по ногам бьют, по болевым точкам. И одновременно ток дают.

Потом отдыхать дают. Я уже не знал, что я, где я. Потом говорят: нам не надо, чтобы ты чужое на себя брал, мы точно знаем, что ты сделал: 7 терактов и убил двоих омоновцев. И сказали точное место и когда. Я даже не знаю, где это. Тогда они, клянусь тебе, говорят: мы жену твою сейчас приведем, будем насиловать прямо перед тобой! А за два дня до того у дома нашего соседка видела военных в форме».

Были случаи, когда угроза похитить родственников приводилась в исполнение. Так, например, был похищен брат подследственного Чалаева и избит в ОРБ-2 прямо перед ним. Чалаев не выдержал этой пытки и признал все, что от него требовали. Так же поступили с братьями Турпулхановыми: «29 января снова забирают нас в ОРБ-2, узнав, что мы отказались от своих показаний, и снова начинают издевательства. До смерти избили моего брата Турпалханова Аслана, который остался жив благодаря врачам 9-й больницы».

После того как другой подследственный, Владовский, отказался оговорить себя даже под угрозой смерти, оперативники похитили его младшего брата, которому не было еще восемнадцати лет. Его мать рассказывает:

«Моего сына, Владовского Руслана 1988 года рождения, похитили сотрудники ОРБ-2 24 мая 2003 года. Они хотели запугать его, чтоб он оговорил своего старшего брата, который в это время находился в ОРБ. 24 мая около шести часов я была у прокурора Самохина и положила заявление. Это была суббота. В понедельник 26 мая я, отец и сын были на приеме у него. Он обещал разобраться. В этот день мой сын получил реактивный невроз».

Старшего, Магомеда Владовского, довели до того, что он попытался покончить жизнь самоубийством. Спасло его то, что соседа по камере привели с ночного допроса. Пытался покончить с собой и Хатуев И.Р. Он решил повеситься, но сокамерники вовремя вынули его из петли. Кроме «банального» избиения задержанных руками и ногами, деревянной ножкой стула, удушения целлофановым пакетом, тушения окурков о тело, оперативники применяли пытки током и демонстрацией видеокассеты, на которой они же в масках насиловали других задержанных путем ввода в заднепроходное отверстие табельной резиновой палки с надетым на нее презервативом.

О пытках и угрозах рассказал и Руслан Узаров.

В течение 15 минут Руслана «допрашивали», потом следователь выходил, а из соседнего кабинета доносились крики. Следователь говорил, что это пытают его младших братьев, и пытки не прекратятся, пока Руслан не признается в своем участии в НВФ и совершении терактов. Его заставляли подписать бумаги, но он категорически отказался. За все это время ему не дали ни капли воды. Он бился головой об пол камеры, еще немного – и он подписал бы любое признание или покончил жизнь самоубийством, но тут его вывели из камеры и сказали, что ведут на расстрел. Руслан попросил только об одном: чтобы матери сказали, где будет его труп.

Об угрозе убийства свидетельствует и подследственный Солтыханов: «Они приставляли мне к голове пистолет и угрожали меня сразу убить, и даже предложили мне сделать самоубийство, и даже предложили мне выбор: или пуля в висок, сразу легкая смерть, или смерть под этими пытками».

Угрожали убийством и Сулиме Битаеву.

«Во время допроса мне показывали кассету, где зарезали сотрудники одного человека. Этот человек умолял, чтобы его не убивали. Его фамилия Ингаев. Он утверждает, что ни в чем не виновен и работает таксистом. Но какой-то сотрудник сказал этому Ингаеву „Эй, заткнись. Твою душу забирает Бек“, и зарезал его. Показывая эту кассету, мне тоже угрожали, что зарежут так же, как Ингаева, если я откажусь подписывать бумаги и откажусь от обвинения в суде».

Рассказывает боец батальона «Север» Хамаев о своем брате:

«Я знаю, что его (Саид-Эмина) убили в ОРБ, в Грозном. Прямо в камере убили. Мы даже знаем, в какой камере. Сами следствие ведем. Я ведь в структурах работаю. Раньше в АТЦ, теперь в «Севере». И у нас через несколько недель после брата одного парня, сотрудника, похитили. И мы своими силами его из ОРБ вытаскивали. Тогда и нашли все зацепки про брата и что с ним случилось.

В общем, из этой камеры в Ленинскую прокуратуру передали тело. Там стали говорить про сердечный приступ. И отправили тело в Моздок. А когда наш двоюродный брат оттуда тело забирал, он бумагу с указанием причины смерти потребовал. Но ему сказали: „Тебе труп нужен или бумаги?“ В общем, труп из морга забрали вообще без всяких бумаг».

О чудовищном преступлении заявил на суде Хариханов:

«Да, по отношению ко мне применялись пытки, я не говорю того, чего не было на самом деле. Эскерханова Ш.Ш. после зверских пыток убили работники ОРБ-2, которые меня заставили убирать снятый с его головы скальп и следы крови».

Проблемой является и то, что пострадавшим часто отказывают в медицинской помощи и освидетельствовании. Так, в своей жалобе Ломаев пишет:

«Моя неоднократная просьба о зафиксировании побоев отвергалась, после очередного допроса я несколько дней подряд говорил дежурному, чтоб они оказали мне медицинскую помощь. После чего пришла фельдшер, но она не оказала мне никакой помощи, даже не зафиксировала, на что я жаловался, а просто ушла».

Провести судмедэкспертизу, чтобы зафиксировать повреждения, пока человек находится в ОРБ-2, практически невозможно. Судмедэксперт тоже не свободен и ни от чего не застрахован, пока он находится в этих стенах. Подследственного держат до тех пор, пока не сойдут синяки. Бывает, что в проведении экспертизы просто отказывают. А если адвокат назначенный, он просто не заявляет ходатайство о проведении экспертизы, подыгрывая таким образом следствию. Даже если следы пыток скрыть невозможно, оперативники могут заявить прокурору, который проводит проверку, что обвиняемый нанес себе повреждения сам. Например, упал с высоты собственного роста и получил сотрясение мозга, ударился о дверной косяк или, как в случае с Асиевым, у которого при проведении судмедэкспертизы был зафиксирован «на передней поверхности правого предплечья в верхней трети участок пигментации, овальной формы с четкими контурами, коричневатого цвета». Дано было такое пояснение: «получил ожог, когда об лампочку хотел просушить сигарету, нечаянно прикоснувшись к лампочке».

Самое интересное, что суд принимает такие объяснения. Более того, в некоторых случаях судьи отказывают в проведении судмедэкспертизы, когда адвокат заявляет такое ходатайство на суде. Так, например, сделал судья Мурдалов, когда адвокат обвиняемого Бациева заявил о необходимости проведения медицинского исследования повреждений на теле его подзащитного.

«В материалах дела имеются медицинские документы по Бацаеву Д.Х. о том, что 4 октября 2004 г. он поступил в СИЗО-20/1 г. Грозного с многочисленными следами побоев и гематом из ОРБ-2. При этом, несмотря на заявленное в судебном заседании письменное ходатайство от 27 апреля 2005 г. (т. 46 л.д. 155–156) о назначении комплексной судмедэкспертизы по Бацаеву Д.Х., постановлением от 5 мая 2005 г. председательствующим судьей Мурдаловым Т.А. в его удовлетворении было необоснованно отказано со слабой мотивировкой о том, что „с учетом давности вопросы ходатайства о назначении судмедэкспертизы могут быть решены в ходе судебного следствия путем оценки собранных доказательств“».

Проведение судмедэкспертизы, таким образом, становится крайне затруднительно. Далеко не каждый подвергшийся пыткам может подтвердить это документально и оспорить материалы следствия. Заявления обвиняемых в суде о том, что к ним применялись пытки, не подтвержденные документально, судьями во внимание не принимаются. Не раз было так, что подсудимые поднимали одежду и показывали явные следы пыток, но приговор от этого мягче не становился. Но, даже если провести судмедэкспертизу удалось и есть выводы, что человека подвергли пыткам именно в то время, когда он находился под следствием, это вовсе не является гарантией, что суд поверит этому. Большинство из тех, кого я упомянула, осуждены, хотя единственным доводом прокуратуры были оговоры и самооговоры, сделанные под пытками.

В судах Чеченской республики распространено удивительное явление. Каждый раз, когда адвокаты заявляют, что к их подзащитным применялись пытки, и приводят в доказательство медицинские документы, суд назначает прокурорскую проверку. В результате абсолютного большинства таких проверок делаются выводы, что факты применения недозволенных средств дознания не подтвердились. Но удивительно это только для тех, кто не знает, как эти проверки проводятся. Если в жалобе называется конкретный сотрудник, тот его спрашивают, не бил ли он такого-то и не пытал ли он его током. Кто-нибудь сомневается в ответе? Этого ответа и бывает вполне достаточно для отказа в возбуждении уголовного дела по факту применения пыток. Еще проще, если подсудимый не может назвать конкретного виновника. В комплект рабочей одежды заплечных дел мастеров входят и маски. Или еще проще – на голову жертве надевают пластиковый пакет, и пусть попробует потом кого-нибудь опознать. Следить за тем, чтобы незаконные методы не применялись, должен прокурор по надзору. Он должен регулярно посещать ИВС, беседовать с подследственными. Но ни одного случая, когда прокурор установил бы факт применения пыток или других нарушений закона, не зафиксировано. Хотя имеются многочисленные акты судебно-медицинской экспертизы, случаи превышения срока содержания в ИВС при ОБР-2 зафиксированы и Комитетом ООН против пыток, и Комиссаром Совета Европы Хиль-Роблесом. Вместо пресечения и расследования такого рода преступлений прокуратура нашла им объяснение: подследственные сами избивают друг друга для того, чтобы оговорить следователя и оперативных работников и избежать наказания. Но на вопрос, возбуждено ли хоть одно уголовное дело по таким фактам, ответа не последовало. Надо, правда, сказать, в последнее время возбуждено несколько уголовных дел по факту применения пыток, одно из них – после проверки, назначенной судом.

Это дело Али Течиева. Его суд вынужден был оправдать, хотя судья Абубакаров известен особой строгостью приговоров. В этом деле, кроме пыток, следователь по фамилии Медик, пытался использовать лжесвидетеля, подготовленного сотрудниками ОРБ-2. Парня вынудили пойти на это угрозами, с методами работы оперативников он был хорошо знаком. На суде он должен был давать показания как засекреченный свидетель под чужой фамилией и за ширмой. Таким образом, система защиты свидетеля, еще не созданная как следует в России, уже используется в преступных целях. В данном случае это не сработало – когда молодому человеку сообщили, что он должен выступить на суде, он бежал из республики, оставив заявление в суд, в котором все объяснил. Однако на других процессах этот новый метод имел успех и на стадии предварительного следствия, и в суде.

Все это говорит о том, что следователи прокуратуры, состоящие в особо дружеских отношениях с оперативниками, теряют квалификацию и уже не могут добиться результатов без помощи последних.

Особенно опасно, что поводом к обвинениям может послужить всего лишь внутренняя убежденность оперативных сотрудников в том, что человек виновен, а если виновен он, то и его родственники – тоже.

Так, в январе этого года оперативными сотрудниками ОРБ-2 были похищены Курбановы и Газимаевы, состоящие в родственных отношениях. Обвинения им предъявлены очень серьезные: участие в НВФ и покушение на жизнь сотрудников милиции, но проблема в том, что старшим в этой группе, по мнению следствия, является Зелимхан Курбанов, человек психически больной. Его отец был шизофреником, братья умственно отсталыми. Он не получил инвалидность потому, что семья не хотела дурной славы. Его слабостью является как раз хвастовство несуществующими подвигами. Тот факт, что он психически нездоров, понятен любому, но нужна психиатрическая экспертиза, которая до сих пор не проведена. А ведь именно на основании его показаний, данных в ОРБ-2, обвиняют остальных. И повторяется обычная история. В ОРБ-2 он «признается», в СИЗО отказывается, следователь Кучеров снова переводит его в ОРБ-2, где опять добивается нужных показаний. В итоге вина этих людей так и не была доказана, их пришлось отпустить.

В результате усилий правозащитных и международных организаций удалось добиться прекращения пыток в ИВС, который расположен в здании ОРБ-2, он это не значит, что в республике вообще прекратилось применение пыток.

На территории республики теперь много силовых структур, немало их сотрудников не получили даже школьного образования, не говоря уже о специальном. Многие из них прошли через фильтры первой и второй войны. Других методов работы, кроме силовых, они не знают, а часто и не хотят знать. ОРБ-2 не только должно было показать пример борьбы за настоящую законность, но и пресечь преступную деятельность других силовиков, однако эта организация способствует разрушению остатков представления о законе у жителей республики и созданию убежденности в том, что на территории господствует только один закон – закон автомата и дубинки. Сообщения о пытках поступают особенно часто в последнее время из РОВД Шатойского района, но потребовать расследования пока решился только один из пострадавших. То и дело забирают молодых людей и через несколько часов или дней выбрасывают избитыми. Никто не решается потребовать наказания виновных, но никто и не забудет того, что с ними сделали.

Успех в борьбе с терроризмом, видимый из отчетов о раскрытых преступлениях и наказанных преступниках, на деле эфемерен. Насилие порождает насилие, эта истина давно установлена в цивилизованном мире, поэтому и отказался он от пыток и жестоких наказаний, признав их неэффективными. Уровень преступности в Европе намного ниже, чем в России, это факт несомненный.

Силовики нашей республики давно могли бы заметить, как меняющаяся ситуация дает преимущества то одним, то другим группам или отдельным гражданам. Так, нами, сотрудниками Правозащитного центра «Мемориал», установлено, что кто пострадал от насилия, как правило, не ищет защиты закона, а старается вступить в вооруженные формирования, законные или незаконные – как сложится. И, вступив в них, они проявляют насилие по отношению к другим. У пострадавших от насилия растут дети. Что они решат, когда станут взрослыми? Ответ на этот вопрос уже есть. С весны этого года молодые люди стали уходить «в горы» целыми группами. Возраст их от шестнадцати до двадцати пяти лет. То есть вместе с теми, кто совсем еще не знает жизни и кого легко обмануть, уходят и те, кто попробовал найти свое место, но, очевидно, не смог. Они уходят, не надеясь на то, что в случае ареста их спасет амнистия, и не думая об оставшихся родственниках, которых подвергают серьезной опасности. Правительство было всерьез обеспокоено масштабами движения и приняло свои меры.

19 мая в актовом зале МВД состоялась встреча родственников людей, находящихся в розыске, с министром внутренних дел ЧР Р. Алхановым и вице-премьером по силовым структурам А. Делимхановым. В зале присутствовало около ста человек из разных районов Чечни и примерно столько же сотрудников силовых и правоохранительных структур.

Делового и плодотворного обсуждения проблемы не получилось. Говорил в основном Делимханов. Вся его речь представляла собой сплошную угрозу.

Во-первых, он сообщил, что никому из ушедших пощады не будет. Если они попадут в руки силовиков, «им будут головы резать». Не будет пощады и семьям. Делимханов пообещал, а Алханов подтвердил, что в дома этих семей, которые снабжают их едой и одеждой, по ночам будут врываться силовики в масках.

Понесут наказание и соседи, которые наверняка знали о намерениях ушедших.

«Беседа» явно не имела положительного результата, поскольку поток ушедших не сократился, а нападения на сотрудников милиции и силовиков участились. В конце ноября, накануне выборов, президент Кадыров, выступая по телевизору, вновь заявил, что за поступки сыновей ответят родители.

Не только в Чечне, но и в России сложилось убеждение, что лишь насилие может стать основой стабильности. Жизнь опровергает это: зона терроризма расширяется, теперь она охватывает фактически весь Северный Кавказ. Все чаще в ряды вооруженных противников существующей власти встают не полуграмотные неудачники, а люди, имеющие высшее образование и возможность хорошо зарабатывать. Борьба становится все более жестокой, ни силовики, ни террористы не щадят не только друг друга, но и тех, кто случайно оказался рядом, включая женщин и детей.

Этот процесс идет по всему миру. Очевидно, что, чем более жестокие меры предпринимаются в борьбе против террора, тем более масштабными становятся теракты, чем больше поступаются демократическими ценностями, тем эффективнее пропаганда террористов. Власть и закон уступают позиции, начинают использовать методы террористов: маски, клички, внезапные спецоперации. В Америке все настойчивее стремятся легализовать пытки.

Общество боится и тех, и других. Напуганным обществом легко манипулировать, но ведь именно к этому стремятся и террористы. В России строят «вертикаль власти», убеждая народ, что ради безопасности и стабильности лучше не брать пример с Европы, а завести свою «управляемую демократию». Все больше функций управления сосредотачивается в руках одного человека. Но вертикаль – сооружение ненадежное. Примеров ее внезапного разрушения или смены верхушки колонны немало и в мировой, и в российской истории. Важно помнить это.