 |
Главная страница | Номера | Именной указатель |
Артем Троицкий
Цензура "формата"
Материал подготовлен на основании интервью, которое А. Троицкий дал редакции в мае 2004 г.
Во-первых, буквально несколько слов по поводу описанной в статье Георгия Рамазашвили истории с журналом "Плейбой" и статьей про гомосексуализм. Сразу скажу: материал оказался очень забавным с психопатологической точки зрения. Это была стопроцентная конспирологическая гомофобская статья, подобная тем, какие пишут русские шовинисты о жидомасонском заговоре. В статье писалось о заговоре гомосексуалистов, которые проникли повсюду и всем управляют, то есть получалось, что это глобальная, в том числе российская, "закулиса". Своей целью заговорщики якобы ставят искоренение здорового мужского начала и всяческого секса... Поскольку я склонен к провокациям и различным экстремистским выходкам, то я - думаю, в отличие от всех редакторов, к которым эта статья попадала - решил ее напечатать, но обязательно с комментариями. Я предполагал, что их напишет наш главный исследователь и аналитик гендерных проблем профессор Игорь Семенович Кон. Однако в это время он около полугода находился в Америке. А публиковать эту бредовую конспирологию без его комментариев я не хотел, и в результате статья была отправлена в унитаз, что, в принципе, можно было сделать сразу же.
Я говорю все это не в оправдание себе, а потому, тут просматривается одна довольно занятная вещь, которая имеет значение не только для данного случая. Дело в том, что весь этот казус к проблемам цензуры не имеет никакого отношения. Он имеет отношение к другой проблеме: к сожалению, в последнее время в средствах массовой информации, управляемых маркетинговыми процессами, очень часто "формат" начинает подменять собой цензуру. Эту статью при всей ее бредовости можно было спокойно опубликовать в каком-нибудь малотиражном издании, в каком-нибудь гомофобском органе (уверен, такие есть, так же как есть и гомосексуалистские издания), в интернете и т.д. На самом деле проблем с опубликованием у автора не было. Но почему-то он решил, что ее надо обязательно напечатать в богатом глянцевом журнале. Вот здесь он сделал ошибку. Ведь не имеет же никакого смысла приносить в автомобильный журнал статью на кулинарную тему, а в "Космополитен" или "Семь дней" - аналитическую статью на политические темы. Точно также в богатые глянцевые - и конформистские, что заведомо понятно, - журналы нет смысла приносить скандальные материалы. Они просто совершенно не вписываются в формат этих изданий. И дело тут не в цензуре, а в этой самой "форматности".
На самом деле еще неизвестно, что хуже - цензура или форматность. Цензура обусловлена идеологически, а форматность - проблемами коммерческими. То ли к сожалению, то ли к счастью, но сейчас у нас - в Российской Федерации двадцать первого века и времени правления Путина - снова встают цензурные проблемы идеологического характера. В России ельцинского образца существовала реальная свобода слова - я искренне считаю, что, с точки зрения свободы слова, Российская Федерация 90-х годов была одной из благополучных и передовых стран мира. По-моему, сейчас мы вернулись - с точки зрения свободы слова - к уровню 1986 года. Даже не 87-го. Но уже тогда очень многие вещи отбрасывались, топились, зарубались и проч., и проч. не по цензурным причинам, а по причине несоответствия конкретных сочинений формату данного издания. А поскольку почти все наши издания стремятся стать коммерческими, то и мотивация во всех этих случаях в первую очередь коммерческая.
Когда я был главным редактором журнала "Плейбой", я поначалу сталкивался с проблемой моральной цензуры. Ведь "Плейбой" - знаменитый жупел, и для людей, воспитанных в советское время, между "Плейбоем", ЦРУ и Пентагоном особой разницы не было, а "их нравы" - это уж конечно гнилая отрыжка поганого Запада. Естественно, в начале существования журнала проблемы у меня были: многие, даже те, кто не видел и не читал "Плейбой", говорили (совсем как при Брежневе: "Солженицына я не читал, но могу сказать ..."): "Да я этот поганый журнал и видеть не видел, но знаю, что это - порнуха, и знаю, что его нельзя издавать, поскольку это вредит ментальному и всякому прочему здоровью русского человека". Кое-где местные власти запрещали распространять или ограничивали места продажи журнала. В Красноярске, в Новосибирске и даже в лояльном Петербурге со стороны местных властей, активистов городской думы, местной милиции предпринимались попытки изъять "Плейбой" из продажи или добиться постановления, что его можно продавать только в ларьках типа "эротика и интим" вместе с половыми имитаторами и действительно порнографическими изданиями. У нас было несколько судебных дел. Мы их выиграли, и эта проблема отпала.
Но очень скоро я столкнулся с другой - с проблемой коммерческой цензуры. И быстро понял, что на самом деле главным врагом (хотя одновременно и главным благодетелем), главной фигурой в современном коммерческом журналоделании является рекламодатель. Именно рекламодатели определяют, какие материалы ставить, какие не ставить, до каких границ можно идти, что хорошо, что плохо. И в каком-то смысле это намного неприятнее, чем политическая цензура, с которой я, естественно, тоже часто сталкивался при советской власти. Ведь политическая цензура не тотальна. С ней можно играть в "кошки-мышки". И если не все, то большая часть хороших (совестливых и не халтурных) советских журналистов, писателей, теледеятелей и т.д. постоянно играли с цензурой в "кошки-мышки". Потому в самые застойные времена удавались интересные вещи и журналистам-международникам, таким, как Бовин, Кондрашов, и тем журналистам, которые писали на внутренние темы. Не на политические, но, скажем, на социальные или экономические.
Могу причислить себя к их числу, хотя и был моложе их. Я тоже писал на очень сомнительную тему: в то время я был единственным официальным автором, который писал о рок-музыке. Ведь рок-музыка была пресловутой декадентской западной культурой, вредной для советской молодежи и для идеологической тирании, и вообще делом неблагонадежным. Тем не менее я находил издания и способы, чтобы об этом писать и писать так, чтобы, по крайней мере, за 99 процентов написанного мне стыдно не было. Иногда мне, правда, приходилось прибегать к смешным трюкам. Например, я писал о знаменитой английской подпольной группе, которая была абсолютным лидером нонконформисткого оппозиционного рока. Как и большинство альтернативных рок-музыкантов, они были людьми левых убеждений и участвовали в левых политических движениях, вроде борьбы за ядерное разоружение, "рок против расизма" и прочее. И я писал о них, конечно, в первую очередь как о музыкантах, потому что они мне очень нравились, но при этом, чтобы статью как-то протащить, я вводил некий идеологический посыл: вот какие они левые, антибуржуазные, антикапиталистические и так далее. Под этим же соусом я написал статьи о "Секс Пистолс" и "Клэш", то есть о панк-роке, который, естественно, был движением антигосударственным (я сам был всю жизнь антигосударственником). И я панков хвалил за их анархизм, а в то же время шли статьи наших корреспондентов-международников из Лондона и Нью-Йорка, где они обзывали их бандитами, нигилистами, неонацистами и прочее. Короче говоря, в то время все эти хитрые маневры - как обойти цензуру, как написать то, что хочешь, и при этом опубликовать это в кондовой совковой прессе, да еще и в какой-нибудь "Комсомольской правде" или "Ровеснике" с тиражом несколько миллионов экземпляров - это было интересно. В каком-то смысле это была творческая задача. По-моему, с этой задачей я неплохо справлялся.
Но маркетинговую, коммерческую цензуру, "формат" - уже обойти невозможно. Здесь диктуют правила люди неидеологизированные, насквозь прагматичные, которые точно знают, что им надо и что не надо. И поэтому когда раздается звонок от какого-нибудь рекламодателя, и вам говорят: вы дали нашу рекламу, а на следующей странице у вас идет откровенно порнографический текст, и мы категорически не желаем, чтобы реклама нашей фешенебельной компании соседствовала с сомнительными материалами, и, если это еще раз повторится, то мы снимаем свою рекламу... - это уже удар по карману, здесь на кону сама возможность выпускать данное издание.
Фактически рекламодатели осуществляют цензуру не только нравственную, но и художественную: я печатал в "Плейбое" роман Андрея Битова с продолжениями. И рекламодатели сказали: это занудство народу не нужно, нашим читателям нужны красивые девушки, спортивные автомобили, модная электроника и прочее в этом роде, а для Андрея Битова существует журнал "Новый мир". После этого я уже не мог предаваться такого рода экспериментам.
Еще один важный вопрос, который, как мне кажется, на повестке дня стоит под номером один, - самоцензура. Наши власти продолжают, в силу ряда понятных причин, играть в демократию и пытаются представить ситуацию в России таким образом, что никаких у нас демократических свобод не упущено, идет поступательное движение вперед, никаких шагов назад не делается... Поэтому они стараются, по крайней мере открыто, не демонстрировать политической, идеологической и тому подобной цензуры. С другой стороны, в отличие от ельцинского периода, когда атмосфера была свободной, в обществе не было страха, когда журналисты не боялись и писали что угодно (за что, правда, некоторые из них поплатились в том числе и жизнью, как известно), сейчас страх и оглядка на Большого брата вернулись в Россию, причем практически в полном объеме. Все те люди, кто жил при совке, очень быстро вспомнили, как следует пригибаться - ведь они разогнулись совсем недавно, вспомнили, что сидеть надо тихо и делать то, что требуется. Но при этом никакого явного понукания как бы и нет, надсмотрщики с кнутами не видны, нет Главлита, напротив, имеются заверения, что все в порядке, мы свободная и демократическая страна, построено гражданское общество... Но каждому известно, что все это - фигня, каждый знает, что сейчас цензура реально есть, все отслеживается, прослушивается, благонадежность или неблагонадежность фиксируются. Страх снова поселился в нас, и главным инструментом для ретрансляции этого страха стала самоцензура. Люди уже не дожидаются того, что над ними будут произведены какие-то экзекуции, они заранее знают, что Вова Путин уже не Боря Ельцин. ГБ у власти, и этим все сказано.
Я-то человек избалованный и известный, мне всегда сходило с рук гораздо больше, чем многим другим, поэтому я мог позволить себе шаг вправо, шаг влево или даже два шага влево. А мои коллеги себе этого заведомо позволить не могут. Сейчас я не говорю о политической журналистике, которой почти не занимаюсь, а говорю о цензуре "форматной". Они все заранее знают, что можно, что нет, что рекламодателю понравится, что не понравится. Впрочем, эта наука - вполне элементарная, и поэтому я мало сталкивался с настоящими "проколами", после которых у какого-то журнала сняли рекламу или разразился скандал с рекламодателем. Главные редактора глянцевых журналов сидят тише воды и ниже травы, специально для рекламодателей устраивают вечеринки, предоставляют лучшие места, в первую очередь посылают пригласительные билеты и звонят, ходят с ними на престижные мероприятия. То есть под рекламодателя подстилаются и угадывают все их желания на лету.
Многое зависит от квалификации самих рекламодателей. Я считаю, что компетентность и профессионализм сотрудников наших рекламных и маркетинговых агентств очень низки. И очень часто они загоняют в прокрустово ложе редакторов глянцевых журналов, радио, телевидения, потому что и сами загнаны в какие-то закутки, крайне ограничены, консервативны, начисто лишены фантазии и, как правило, не понимают и не видят каких-то смелых ходов для рекламирования своего изделия, агентства, своего клиента. Насколько это сказывается на прессе, мне трудно сказать, но тупость и ограниченность рекламодателей фактически убили коммерческое радио в Москве. Все радиостанции предельно форматированы, все гоняют одну и ту же музыку, и музыку исключительно низкокачественную. А те радиостанции, которые пытались сделать что-то иное, скажем, передавали классическую музыку, джаз или другую не попсовую музыку, например этническую, обанкротились. А сколько было попыток: - "Радио-Престиж", "Радио НСН", "Радио-классик", "Радио-джаз"... Все они обанкротились по одной и той же причине - рекламодатели не несли им деньги. Почему? Из-за своей тупости, из-за полного отсутствия фантазии. Они считают, что если радиостанция не транслирует попсу, то значит, ее никто не слушает. А это вовсе не так. Даже рекламодатели, работающие с глянцевыми журналами и прочими изданиями, понимают, к примеру, что у газеты "Спид-инфо" четыре миллиона подписчиков, но давать в "Спид-инфо", которую читают люди с образованием и доходами ниже среднего, рекламу автомобилей "Мерседес-бенц", дорогих коньяков или одежды от Гуччи, смысла нет. Хоть там и четыре миллиона читателей, но ни у одного из них нет денег, чтобы купить пару ботинок от Прады. В то же время у таких журналов, как "Плейбой" или "Харпер-Базар", у которых тираж не четыре миллиона, а всего пятьдесят тысяч, аудитория именно для рекламы дорогих товаров. И поэтому дорогие малотиражные глянцевые журналы имеют рекламы не меньше, а даже больше, чем все эти убогие многотиражные издания, всякие "Комсомольские правды", "Спид-Инфо", "Экспресс-газеты" и т.д. А с радио это почему-то не сработало. Хотя для меня абсолютно очевидно, что масса народу из категории зажиточных людей "Русское радио" или "Радио Шансон" слушать не станет; хоть ты их убей, не будут они слушать группу "Виагра" и Михаила Круга. Это не их музыка. Зато джаз или какую-нибудь модную электронику они послушают с большим удовольствием.
Но таких радиостанций уже не осталось. Отчасти и потому, что все непопсовые радиостанции были слабоваты по части программирования. Но главное, я думаю, у них, в отличие от всех попсовых станций, за которыми стоят большие деньги русских медиа - Игорь Крутой, "Профмедиа" и т.д., - просто не было денег на рекламу, на исследования аудитории, на раскрутку. В основном из-за этого они и погорели. Формула "деньги делают деньги" работает на сто процентов.