 |
Главная страница | Номера | Именной указатель |
Олег Хлебников
Цензура вкуса
Материал подготовлен на основании интервью, которое О. Хлебников дал редакции в мае 2004 г.
В последние годы мы жили, и дай бог нам дальше жить, с цензурой, которая, по сути, стала цензурой вкусовой. Говорят, что о вкусах не спорят, на самом деле - спорят. В этом споре и заключается самое важное для нашего общества сегодня. В "Новой газете" цензура именно вкусовая - в сущности, именно чувство меры, вкуса и определяет в основном наши приоритеты. Безусловно, должна быть цензурная ясность, например, что мы не публикуем то, что можно прямо отнести к порнографии.
Иногда нам бывает страшно за автора: когда автор - сотрудник газеты, корреспондент - пишет уверенно о чем-то, что не подкреплено документами. В этом случае он (и редакция) находится под постоянным "прицелом" не очень добрых властных структур. Конечно, мы стараемся тогда подложить соломку, потому что судебный опыт у нас большой. Мы стараемся не печатать материал, если не можем доказать все "от и до", но при этом газета публикует материалы собственного расследования, беря на себя, если угодно, функцию следственных органов. Иными словами, чтобы опубликовать какой-то острый материал, а иногда и сенсационный, мы вынуждены проводить, по сути дела, собственное профессиональное расследование, и только тогда мы можем отдать это в печать. Конечно, с этой точки зрения редакционный процесс связан с цензурой - мы не можем публиковать то, к чему не имеем полного доверия.
Как редактор "Новой газеты" я читаю все материалы, которые идут в номер, редактирую их перед выходом. И подчас у меня возникает сомнение относительно тех или иных утверждений, но мое правило - доверие к журналисту. Слава богу, мы не телевидение, поэтому методы управления, которые сейчас, например, практикуются на первых двух каналах, совершенно нам не подходят. Конечно, воздействие телевидения по сравнению с газетами и другими печатными изданиями несравнимо по масштабу охвата аудитории, да и по влиянию на первую сигнальную систему. Но зато особого цензурного гнета на себе мы не ощущаем.
У нас случается, что раздаются звонки от высокопоставленных людей, которые откуда-то располагают информацией, что у нас готовится к печати тот или иной материал, и они хотят это "обсудить"... Мы готовы их выслушать, но это не означает, что мы не будем печатать материал. К счастью, таких случаев не так много, но порой нам приходится входить в конфликт и с судебными органами, и с другими представителями власти и властными структурами.
А вкусовая цензура, на мой взгляд, совершенно необходима. Потому что именно она утверждает некие нормы, допустимые способы воздействия. Когда я, например, смотрю телевидение, у меня создается ощущение, что мы живем в зазеркалье, потому что антинорма стала нормой. Это очень печально: ведь, как известно, очень большой процент людей повторяют чужие слова. Согласно опубликованным исследованиям американских психологов, чуть ли не восемьдесят процентов слов, которые говорит средний человек, это чужие слова. Значит, то, что в него закладывают, то он и повторяет. И конечно, когда в качестве нормы утверждается антинорма, то это влияет на состояние общества в целом. Как говорил Достоевский - все позволено... На этом уровне редактирование, может быть, и есть, если угодно, один из элементов старорежимной цензуры - без чего общество тоже не может обойтись.
В нашей газете мы не любим матерных слов, но иногда печатаем, когда это уместно. Есть люди, в устах которых эти слова не звучат пошло. Например, Юз Алешковский замечательно матерится, а если протопопа Аввакума вспомнить! То есть применять всуе такие слова - все равно что злоупотреблять и высокими словами.
Особой же проблемы внутренней цензуры у нас нет, хотя бы потому, что наша газета делает все для того, чтобы быть независимой. В свое время нам делались предложения от олигархов, было, естественно, и давление со стороны власти, но мы как колобок: и от дедушки, и от бабушки ушли. И все это ради того, чтобы, несмотря на нервные и материальные потери, продолжать говорить то, что мы хотим, что думаем.
К сожалению, нередко авторы бывают обижены на то, что мы их просто не печатаем. Это довольно простая и распространенная ситуация. Но я не могу припомнить случая, чтобы кого-то не напечатали по причине того, что он смело пишет, более смело, чем наши журналисты. Ну, кто смелее Политковской, Измайлова или покойного Щекочихина? Материалы отвергаются нами в основном по причине высокой конкуренции. Причем эта конкуренция иногда возникает между "пароходом и самолетом": то есть необязательно между материалами на одну и ту же тему. Просто какой-то материал представляется нам более сильным, острым, интересным.
Рамазашвили упрекает меня в связи с материалом о плагиате Шолохова, - он у нас не прошел... Но мы другие материалы об этом печатали, которые вызвали сильный резонанс. Нас как могли пинали за это "патриотические" издания - мол, как можно трогать Шолохова, да еще накануне юбилея. Но в наших публикациях, по-моему, очень внятно показано, что "Тихий Дон" он написать не мог, даже просто в силу возраста, - он не мог быть свидетелем того, что написано... Материал Рамазашвили был отвергнут, потому что он показался нам менее доказательным. Что ж, это проблема выбора, это нормально.
Конечно, у газеты есть свои, если хотите, человеческие табу. Мы никогда не будем, например, печатать ничего негативного о Михаиле Сергеевиче Горбачеве. Это связано с самим "происхождением" многих из тех людей, которые делают сегодня "Новую газету", с их происхождением из перестройки, и с благодарностью этому человеку за гласность, за те свободы, которые он открыл для страны. Кроме того, Горбачев лично помог нашей газете на самом первом этапе ее становления, помог и материально - первый компьютер купил нам Фонд Горбачева, а вернее, сам Горбачев, на свои деньги, с Нобелевской премии...
Но в общем-то я даже не могу назвать какие-то имена тех, кого мы не могли бы тронуть, если бы имели на то основания. Конечно, эти основания должны быть достаточными. Однако случается, что какие-то властные силы в стране начинают какого-то человека сильно давить, и мы предполагаем, что за этим стоит, этого человека мы решим не трогать. Потому что не хотим оказаться в хоре, в стае.
А так - бывает даже смешно: смотрим номер, который должен выйти - этих людей задели, тех задели, боже, кого же мы не затронули? Даже странно, в этом номере у нас прокуратура не упомянута, редкий случай... Конечно, это я немного утрирую, но ситуация, по большому счету, именно такова: мы пишем обо всем, о чем хотим.
Другое дело, что на фоне нынешней общеполитической ситуации на нас иногда смотрят как, скажем, в прежние годы смотрели на театр на Таганке: его показывали иностранцам, как бы говоря - мол, смотрите, а вы говорите, что у нас нет свободы... Нашу газету часто упоминал прежний министр по делам печати господин Лесин именно в положительном смысле... (хотя сам он нас не очень жаловал).
В России очень мало изданий, которые стояли бы на близких нам позициях и могли бы быть нам конкурентами. К сожалению, пока их мало. И за последнее время их стало еще меньше. Это плохо. Потому что конкуренция всегда является стимулом.