 |
Главная страница | Номера | Именной указатель |
Борис Дубин
Дары свободы
Явное, более того, однозначно грубое в своей явности завершение очередного реформаторского цикла в исторической жизни России - жирную точку в несколько затянувшихся проводах "реформаторов" на сей раз поставили выборы 2003-2004 годов и дело Ходорковского между ними - побуждает, среди прочего, задаться вопросами о смысловых векторах и реальных итогах прошедшего пятнадцатилетия. Деятельность массмедиа и проблематика свободы слова, их оценка общественным мнением дает в этом отношении материал первостепенной важности. В конце концов, общество ведь и означает общность, достигаемую и поддерживаемую посредством общения, так что именно открытость и содержательность, разнообразие и плотность коммуникаций, заинтересованность граждан в активном наращивании подобного совокупного богатства - ведущие характеристики любого современного социума.
Для СССР конца 1980-х годов работа массмедиа и постоянное внимание широкой публики к ним были определяющими. Социологические опросы тех лет фиксировали позитивную оценку разворачивавшихся демократических перемен в печати, радио, на телевидении - ослабление централизованной цензуры в стороны дискредитировавшей себя правящей партии, введение в дискуссию актуальных тем и прежде недопустимых точек зрения на прошлое, настоящее и будущее страны, относительное расширение круга участников полемики по этим вопросам, известную активизацию позиций читателя, слушателя, зрителя. Отсюда и тогдашнее доверие к медиа со стороны преобладающей части населения. Причем еще более высоким оно было у образованных групп, в среде городской интеллигенции. Так, в феврале 1989 г. 86% опрошенных советских людей считали, что за предыдущий год деятельность печати, радио, телевидения изменилась к лучшему, среди подписчиков тогдашней "Литературной газеты" так полагали даже 92%. Поддержка "своих" печатных изданий и телепередач была впечатляюще широкой: "Аргументы и факты" назвали лучшей газетой 1988 г. 25% опрошенных (и, соответственно, до 30% подписчиков "ЛГ"), "Огонек" лучшим журналом - 20% (48%), "Взгляд" лучшей передачей года - 31% (49%) и т.д. [См.: Есть мнение! Итоги социологического опроса. М., 1990, с.280, 285-286. Здесь и далее приводятся данные репрезентативных для всей страны - СССР, а после 1991 г. России -зондажей общественного мнения, осуществленных коллективом ВЦИОМ (ныне - Левада-центр: www.levada.ru)]
Но уже к 1992-1993 гг. тиражи центральной печати сокращаются, эти издания становятся для россиян неинтересными. К тому же после отпуска цен правительством Гайдара и обвальной инфляции газеты и журналы оказываются слишком дороги подписчикам и покупателям, их доставка систематически запаздывает, а то и вовсе не обеспечивается государственной почтой. Частота и регулярность чтения прессы у большинства населения снижаются (что показательно, читающая часть населения переходит при этом на жанровую или формульную словесность в форме книжных серий - боевики, детективы, сенсационно-биографическая словесность, женские романы, причем лидируют в этом процессе массовизации вкусов люди с высшим образованием). Падает доверие людей к центральной власти и ее институтам, к массмедиа вообще, но в наибольшей степени именно к печати, причем в особенности - среди респондентов среднего и старшего возраста.
В какой мере заслуживает доверия сегодняшняя печать, радио, телевидение?
| Год, число опрошенных | 1989 926 | 1993 1771 | 1994
2005 |
1995
2550 |
1996 2399 | 1998 2408 | 1999 2409 | 2000 2405 | 2001 1600 | 2002 2106 | 20032107 |
| Вполне | 38 | 26 | 27 | 23 | 24 | 24 | 25 | 26 | 30 | 23 | 22 |
| Не вполне | 40 | 48 | 38 | 47 | 47 | 44 | 44 | 44 | 47 | 44 | 46 |
| Совсем не | 6 | 10 | 17 | 17 | 17 | 18 | 19 | 18 | 17 | 21 | 22 |
| Затруд-няюсь ответить | 16 | 16 | 18 | 12 | 12 | 14 | 12 | 12 | 6 | 12 | 10 |
| В целом доверяют | В целом не доверяют | Затруднились ответить | |
| Газетам | 33 | 60 | 7 |
| Журналам | 29 | 49 | 22 |
| Радио | 50 | 36 | 14 |
| Телевидению | 56 | 42 | 2 |
Декабрь 2002, N=2000 горожан
Вместе с тем независимость массмедиа в этот период еще расценивается россиянами как важный фактор общественной жизни.
Насколько для вас важно, чтобы в нашем обществе средства массовой информации (радио, телевидение, пресса) были свободны от вмешательства государства? (1994, 1779 человек)
Очень важно, достаточно важно 75
Не очень важно, совсем не важно 15
Затруднились ответить 10
Время заметной переоценки свобод (как и всей воображаемой конфигурации социально-политической сферы - фигуры президента, властной системы и властвующих элит, произошедших социальных перемен) наступает для российского населения позже, ко второй половине девяностых годов. Этот процесс концентрируется вокруг электоральных кампаний 1995-96 гг., впервые в таком масштабе и с такой массированностью апробировавших техники манипулирования общественным мнением, и набирает силу с ростом неудовлетворенности избирателей итогами выборов. Кроме того, растущая приверженность государственничеству и авторитаризму, упор на "национальных интересах", подозрительность по отношению к Западу и демократии в целом проявляется в этот период практически во всех властвующих элитах российского социума [См. цикл работ американской исследовательницы дискурса политических элит современной России и Восточной Европы Екатерины Левинтовой: Мониторинг общественного мнения, 2002, N2, с.16-26; N5, с.18-33; 2003, N4, с.14-38], в большинстве центральных массмедиа, все больше подпадающих под эгиду государства [См.: Фоссато Ф. Медиаландшафт: 1991-2003// Отечественные записки, 2003, N4].
Укрепляющееся в массах по мере социального дробления общества желание порядка и стабильности приняло, среди прочего, форму недовольства всеми институтами власти, но особенно теми, которые символически олицетворяли стремление к переменам в стране, связывали, пусть ненадолго, свое существование с этими переменами. Понятно, что едва ли не первыми в данном ряду оказались средства массовой коммуникации, а главное, как уже говорилось, печать (телевизор - в силу ограниченного числа основных каналов и более централизованного управления ими - сумел быстрее переориентироваться на массово-развлекательные функции). Причем в отношении медиальных средств процесс массовых переоценок принял парадоксальную форму: при недовольстве государственной властью все большая часть населения стала тем не менее выражать желание устрожить контроль государства над медиа. Так доля людей, настаивавших на независимости СМИ, начала уменьшаться, но еще более впечатляющими темпами стало расти среди населения число их противников (за счет резкого сокращения тех, кто прежде затруднялся с ответом - не был достаточно уверен в норме поведения, не знал, "как правильно").
Согласны ли вы с тем, что средства массовой информации должны быть полностью свободны от государственного вмешательства?
| 1998, 1703 чел | 1999, 1708 чел | 2002, 2445 чел | |
| В целом согласен | 62 | 56 | 59 |
| В целом не согласен | 25 | 34 | 35 |
| Затруднились ответить | 13 | 10 | 6 |
К 2003 г. самой большой группой населения - ее составила почти половина россиян - стали те, для кого в стране, по их оценке, "ничего не изменилось" (в 1994 г. доля таковых составляла 13% россиян). И если россияне, для которых были важны политические и гражданские свободы, в 1994 г. составляли свыше половины, 51% опрошенных (при 31% тех, для кого соответствующие права, по их самооценке, не представляли важности), то за десять лет группа равнодушных к гражданским свободам выросла к нынешнему дню до 47%, тогда как число их оппонентов, напротив, снизилось до 45%.
Свобода слова и печати все чаще, особенно в группах россиян старше 40 лет, стала расцениваться как вредная (среди молодежи до 24 лет соотношение оценок пользы и вреда выглядит в 2003 г. как 69% к 14, среди тех, кому свыше 55-ти - как 31% к 50). Подавляющая часть россиян вообще не относит ограничение демократических свобод к наиболее острым проблемам в стране сегодня (таковыми их в последние годы считают лишь от 1,5 до 2,5% опрошенных). Жители нашей страны явно не опасаются введения цензуры над СМИ и не видят в поведении властей ничего угрожающего в этом смысле.
Одни считают, что власти в России сейчас ведут наступление на свободу слова, ущемляют СМИ, другие - что власти сейчас нисколько не угрожают свободе слова и никак не ущемляют деятельность независимых СМИ. Какая из этих точек зрения Вам ближе?
| 2000 | 2001 | 2003 | |
| Власти России ведут наступление на свободу слова и ущемляют независимые СМИ | 30 | 39 | 28 |
| Власти России нисколько не угрожают свободе слова и не ущемляют деятельность независимых СМИ | 46 | 44 | 53 |
| Затрудняюсь ответить | 24 | 17 | 19 |
Мало того, к концу 1990-х гг. свыше четверти населения стали придерживаться той точки зрения, что для поддержания порядка введение цензуры над медиа было бы допустимо и даже желательно. А в 2003 г. уже 58% из 3 тысяч опрошенных молодых россиян (до 34 лет) высказались за то, чтобы государство строже контролировало деятельность прессы, радио, телевидения; 30% не согласились с ними. Сегодня готовность уступить оставшиеся общественные свободы в пользу государственных гарантий среднего благополучия выражает в среднем около половины российского населения.
Если государство гарантирует вам нормальную зарплату и приличную пенсию, то готовы ли вы отказаться от права на свободу слова и свободный выезд за границу? (2002, 1603 человека)
Да 44
Нет 48
Затруднились ответить 8
Неудивительно, что работа СМИ в предыдущие десятилетия теперь ретроспективно переоценивается российским населением исходя из ценностных приоритетов текущего дня. И, понятно, отнюдь не в пользу достижений, обозначавших, казалось бы, еще недавно период гласности и перестройки.
Когда газеты, радио, телевидение в нашей стране были более интересными, больше привлекали внимание людей? (2003, N=2004 человека)
В советское время (до 1985 г.) 28
В годы "перестройки" (1987-1991 гг.) 11
В последние годы 42
Никогда не были особенно интересными 9
Затрудняюсь ответить 10
Дело тут, разумеется, не в "слабой" памяти, а в возвращении к прежней, привычной по советским временам системе идентификации большей части россиян, в определении ими себя как целого, как "мы" теперь уже из другого, в сравнении с перестроечным, контекста и по другим критериям: держа в уме виртуальную фигуру единоличного вождя, воскрешая старые мифологемы "собственного российского пути" и "особого русского человека", все больше дистанцируясь от "враждебного" Запада [Подробнее см.: Дубин Б. Массовые коммуникации и коллективная идентичность// Вестник общественного мнения, 2003, N1(67), с.17-27]. Для сравнения приведу данные по отношению к нескольким символическим событиям не таких еще далеких лет.
В 1989 году XIX партийную конференцию причисляли к важнейшим событиям прошедшего 1988 года 24% опрошенных россиян, сегодня ее относят к таковым лишь 2%; снятие ограничений на подписку газет и журналов считали тогда важнейшим событием 11% опрошенных, сегодня - 5% и т.д. В сумме 60% российских жителей либо не смогли в июле 2001 года вспомнить своих реакций на попытку государственного переворота 10 лет назад, в августе 1991-го, и на события, непосредственно последовавшие за этим, либо сослались на то, что не успели в те дни разобраться в ситуации. Половина респондентов не в силах вспомнить хотя бы одну фамилию ни среди участников ГКЧП, ни среди тех, кто им противостоял. Лишь 10% опрошенных согласны с тем, что в августе 1991 года произошла "демократическая революция, покончившая с властью КПСС"; четверть расценивает тогдашние события как "трагические, имевшие гибельные последствия для страны и народа", а по мнению 43% самой большой группы, случившееся тогда - всего лишь эпизод борьбы за власть "наверху".
"Нас" эта борьба, как молчаливо предполагается, не касалась тогда и не касается сегодня. Россияне по-прежнему не видят себя участниками или хотя бы неравнодушными зрителями: все, что имеет место "там", "у них", опять происходит не с "нами" и не затрагивает "наших" интересов. В этом постоянном отчуждении от активности - за пределами подручных практик выживания - и в избегании ответственности за происходящее, по-моему, все дело.
Ценность свободы, в том числе - гражданских свобод и прав, не существует в каком-то идеальном вакууме, отдельно от других ориентиров человека и групп людей. Важно, с какими контекстами она связана, какому человеческому типу соответствует, к каким действиям и отношениям побуждает. Скажем, по данным исследования 1997 г., организованного Roper Starch Worldwide в 40 странах мира (в России опрос проводил тогдашний ВЦИОМ), важнейшими для себя ценностями граждане США назвали, в порядке убывания, "честность" (45%), "самоуважение" (39), "свободу" (36); таким же, добавлю, был порядок важнейших ценностей, названных в Польше, лишь объем поддержки здесь был несколько меньше (соответственно 31, 29 и 25%). Либерально-индивидуалистические ориентиры очевидны. В России ценностные приоритеты - а точнее, дефициты - выстроились иначе: это были "общественный порядок" (26%), "обеспеченность" (24), "честность" (22), "социальная справедливость" (18) и только потом "свобода" (17); "обеспеченность", "порядок", "социальную справедливость" и затем "свободу" поставили на первые места и опрошенные в Казахстане ("честность" здесь среди наиболее значимых ценностей не фигурировала). В этих ответах столь же очевиден перенос центра тяжести на "общество", на то, что дано - и поровну! - "всем".
И это второе важнейшее для нашей темы обстоятельство. Гражданские свободы в развитых обществах, опять-таки, не действуют сами по себе, не витают в воздухе, не впитываются ни с каким "молоком матери". Они поддержаны системой современных социальных институтов, отличительная черта которых - независимость от давления других сил "извне" и соревновательность "внутри", между участниками: так оно в экономике (рынок), в политике (партии), в суде (институт защиты), в культуре (клубы, салоны, журналы), в образовательной системе и проч. В России же - и прошлой, советской, и нынешней - базовыми институтами, по колодке которых кроятся все прочие, остаются институты тотальные и репрессивные. Это армия, тайная полиция, органы внутренних дел.
Вопреки вывескам, даже такие модерные учреждения, как Дума или суд, политическая партия или высшая школа, не стали в новой России современными институтами. Это архаические по форме и функции установления, деятельность и влиятельность которых по-прежнему определяется конкретными персонами в сочетании с предоставленными им высшими постами (это не элита, а номенклатура). Они же, далее, даруют социальную жизнь, возможности и проч. подведомственным им коллективам и подначальным единицам. Представления о "порядке" поэтому ограничиваются для россиян иерархическими формами неотрадиционалистского авторитета. Его воплощает вождь, который не просто на верху власти, но как бы выше всех "формальных" властей: перед ним, как предполагается, все равны, поскольку он-де может задать перцу каждому (пресловутый президентский "цугундер"). События вокруг ЮКОСа недвусмысленно показали россиянам, во что сегодня ценится свобода и право у них в стране.
Зоркий аналитик австрийской реальности последних десятилетий, писатель и публицист Роберт Менассе язвительно отмечал, что у него на родине "традицией называют постоянное нежелание делать выводы из исторических катаклизмов и маниакальную тягу к повторению". Это понятно, продолжал он, поскольку у нас ведь "любое повторение пройденного не обладает никаким терапевтическим эффектом. Здесь поступают не по принципу "вспомнить - повторить - преодолеть", у нас, скорее, в ходу принцип "забыть - повторить - разъяснить загранице" [Менассе Р. Страна без свойств. Эссе об австрийском самосознании. СПб, 1999, с.64, 63. Благодарю Александра Белобратова, любезно познакомившего меня с этой книгой]. Приведенные выше данные о людях и событиях в совсем, казалось бы, иных краях, при всем различии, свидетельствуют о феноменах очень похожих. Забыть - будто бы забыли, повторить - кажется, что повторили. Осталось разъяснить загранице.