 |
Главная страница | Номера | Именной указатель |
Алексей Арбатов
"Сейчас даже спор не с кем вести"
А.Арбатов -- депутат Государственной Думы ФС РФ, заместитель председателя Комитета ГД по обороне, фракция "Яблоко"; член-корреспондент РАН.
Материал подготовлен на основе беседы, которую по заданию редакции в сентябре 2003 года с А. Арбатовым провел Г. Пасько.
"Яблоко" выступает за радикальный, но продуманный долгосрочный курс по преобразованию Вооруженных сил и других войск, который должен учитывать изменившиеся реалии окружающего мира -- новые угрозы безопасности, исчезновение ряда старых угроз и новые реальности внутри страны -- экономические, географические и демографические, а также, конечно, государственные и правовые. Мы живем в другом государстве, у нас другая экономика, другое население, другая общественная психология. Учитывая это, Вооруженные силы должны трансформироваться очень радикально, последовательно, на протяжении десяти--пятнадцати лет. Сегодня все происходит крайне непоследовательно, рывками, верхушечно. В этом главная причина бедственного положения обороны государства как системы. Сейчас мы располагаем практически прежней армией Советского Союза, только находится она в гораздо худшем стратегическом положении и содержится на десятую часть тех средств, которые выделялись ранее.
Почему реформа не идет? Потому что отсутствует главное -- ясность мысли, четкие приоритеты и воля высшего политического руководства. Так, в 2000 году Совет безопасности принял решение о сокращении Вооруженных сил до миллиона человек, а теперь получается, что у нас будет миллион сто с лишним тысяч. Кто принял новое решение? Вопросов никто не задавал. У руководства нет желания создать механизм, который в автоматическом режиме заставлял бы проводить принятые решения в жизнь. Там нет ни желания, ни механизмов для учета мнений вневедомственных центров, которые могли бы критически оценить то, что представляют на рассмотрение Генштаб и виды ВС, и предложить альтернативный подход.
Вероятно, в отличие от других стран, в которых не одно десятилетие идут открытые дискуссии по этим вопросам, у нас не так много независимых экспертов, научных центров, общественных организаций, которые могут внести свой вклад в серьезное обсуждение проблемы. Но они есть, и их не так уж мало. Все-таки Россия европейская страна, и в последние два десятилетия перед крушением Советского Союза у нас формировалось экспертное сообщество. Оно, правда, тогда не могло открыто высказывать свои взгляды, но тщательно изучало эти вопросы и вырабатывало свое мнение. Поэтому без преувеличения можно сказать, что у нас есть сотни специалистов, как с военным прошлым, так и гражданских, ученых в разных областях знаний, которые готовы представить продуманные и просчитанные предложения политическому руководству. Однако создается впечатление, что политическое руководство этого просто не видит.
Если считать, что у нас ведется строительство управляемой демократии, то во главе угла оказывается федеральная бюрократия в ущерб остальным ветвям и уровням власти. Президент Путин пришел к власти из этой системы, он в ней вырос, и он, наверное, искренне верил в то, что надо только ее направить и она все проблемы исследует, разработает и представит решения. Не получилось, причем не потому, что наша бюрократия такая тупая, а потому, что бюрократия ни в одной стране не может разрабатывать долгосрочную стратегию. Она может в лучшем случае исполнять решения с той или иной степенью эффективности -- под контролем других ветвей власти, гражданского общества, независимой прессы. Бюрократия не может выдвинуть концепцию национальных приоритетов и сконцентрировать ресурсы на решении самых важных задач. Бюрократия не может предлагать кардинальных реформ, она вообще не склонна менять сложившийся образ работы. И в этом смысле наша бюрократия ни по профессиональному уровню, ни во всех остальных отношениях ничуть не хуже, чем американская, французская или британская. Ее отличие в другом: нашей бюрократии мало кто противостоит как на уровне государственной власти, так и на уровне гражданского общества.
Решения принимаются в очень узком кругу, на самом верху, чиновниками с неясными полномочиями. Помощник или помощник помощника, или помощник главы чего-то оказывает определяющее влияние на вопросы, которые должны решать исполнительная власть, парламент, местные органы власти. Завтра он уйдет, придет другой -- и все начинается сначала, порой с точностью до наоборот... Кроме того, у нас нет сильного парламента, нет гражданского общества, нет свободной прессы, нет свободы информации, нет сильных общественных организаций. Все это отражается самым пагубным образом на состоянии нашей обороны. А заставить бюрократию хорошо работать можно, но только извне, создав такую систему, при которой бюрократ будет вынужден быть классным специалистом и соразмерять свою работу с интересами страны. Гражданское общество должно постоянно держать бюрократию под контролем, особенно бюрократию, связанную с так называемыми силовыми структурами, потому что они по определению не могут быть демократическими. Они засекречены, они имеют дело с самыми деликатными вопросами жизни страны, и поэтому их деятельность должна постоянно находиться под неусыпным общественным контролем -- разумеется, без ущерба для того, что по определению является действительно секретным . Без такого контроля Президент становится заложником бюрократии, ему не на кого опереться, он не имеет альтернативных оценок, объективной критики.
Макнамара, придя в Пентагон, первым делом запросил от всех видов вооруженных сил концепцию военных потребностей и их роли в обеспечении обороны государства. Естественно, оказалось, что с точки зрения военных моряков самое главное -- авианосцы, а для сухопутных войск -- бронетанковые дивизии... Макнамара дал им отрецензировать друг друга и получил критические замечания. А затем всех собрал и сказал: давайте разбираться. Он, может быть, тогда еще не владел военной терминологией, но он был прекрасный управленец и знал, как работать с огромными бюрократиями, как выяснить скрытые бюрократические компромиссы, все эти несуразности, ведущие к бесполезным тратам государственных денег. Наш министр, к сожалению, пока этого не делает, а реальной силы, которая подтолкнула бы его, не существует. Это могли бы быть, например, парламентские решения по результатам слушаний или тщательное парламентское изучение статей военного бюджета...
Парламентские слушания у нас проводились и проводятся и по преступности, и по оборонным заказам, и по многим вопросам, связанным с обороной, но, как правило, это закрытые слушания. А по "Курску" вообще слушаний не было. "Яблоко" попыталось создать независимую комиссию, но послушное большинство зарубило эту инициативу. Представителя "Яблока" включили в правительственную комиссию, которая действовала в обстановке абсолютной секретности и закончила свою работу тем, с чего начала: есть три версии катастрофы. На это ушел год работы: материалы, бумаги, заседания, перелопаченная информация и т.д. Назначили ответственных, уволили с флота и из ведомств. Судя по результатам работы комиссии, гарантировать, что подобные трагедии не будут повторяться, в том числе и на флоте, невозможно.
Что касается нынешнего военного бюджета, то его увеличение оправданно, потому что до сих пор на оборону выделялось недопустимо мало средств. С одной стороны, ничего не делалось, чтобы сокращать и реформировать армию, и в то же время ей выделялось очень мало денег. Многократно сократились ассигнования в связи с ростом цен вследствие шоковой терапии в начале 1992 г., а в 98-м бюджет просто обвалился из-за дефолта. В текущем и следующем году на оборону -- соразмерно нашему жизненному уровню и нашему уровню цен -- мы выделяем достаточно. Но в дальнейшем увеличение расходов на оборону не будет оправданно, если не будет совершенно четко и открыто заявлено и доказано, что это абсолютно необходимо. Если мы выделяем дополнительно деньги на оборонный заказ, парламент и общество имеют право знать, на что эти деньги пойдут: на какие системы вооружения, в каком количестве, для чего они предназначены, как это согласуется с нашими военными потребностями, не упускаем ли мы других важных задач.
У нас абсолютно провальная ситуация в системе управления и информационного обеспечения. Вся огневая мощь не нужна, пока у нас не будут выведены на передовой уровень системы автоматического управления, системы связи, которые у нас всегда были слабым местом: нынешняя война и плохая связь -- это гарантия катастрофы. Современное оружие, современные способы ведения боевых действий предполагают абсолютную скоординированность и точное представление о том, что где происходит и своевременное доведение приказов абсолютно до всех. Плохая связь остается проклятием наших войск в Чечне. На это надо тратить главные средства, без этого все остальное не имеет значения. То же самое в известной степени относится и к стратегическим ядерным силам: до тех пор, пока не взят курс на восстановление всей системы раннего предупреждения, управления, связи, информационного обеспечения этих систем, не имеет смысла строить новые подлодки, оснащать их новыми ракетами, а тем более думать о каких-то бомбардировщиках.
Мы дошли сейчас до такого уровня обеспечения наших Вооруженных сил, когда, я считаю, дальнейшее увеличение ассигнований недопустимо при нынешней закрытости военного бюджета. Открыто около ста позиций: на коммунальные платежи, на медицинское обслуживание, но это никому ничего не говорит, если мы не знаем, какова численность наших Вооруженных сил, их состав и дислокация. Мы не имеем представления, сколько и чего нам надо, чтобы содержать миллионную армию, сколько у нас средств для оснащения такой армии, почему и к каким войнам мы готовимся. Сейчас нам представлен документ, не дающий никакого реального представления о военной политике и военном строительстве, а о возможности влиять на эту политику и говорить не приходится.
Сначала нам надо понять, какая армия нужна нам сейчас, через пять, через пятнадцать лет, кто наш вероятный противник, о каких войнах может идти речь. Скажем, НАТО -- противник или нет? С одной стороны, все говорит о том, что наша армия на 80% продолжает быть ориентированной на войну с НАТО, хотя и со скудными средствами. С другой стороны, мы хотим создавать совместную противоракетную оборону, проводить совместные миротворческие операции, расширять экономическую интеграцию с Западной Европой, иметь безвизовый режим. Как все это увязывается? Недаром говорят, что плюрализм в обществе -- это нормально, а в одной голове -- это шизофрения. Военная шизофрения достигла у нас неслыханных масштабов. В Советском Союзе была последовательность: четкая система приоритетов, иерархии. Может быть, делалось много лишнего, неверного и бюрократия обманывала политическое руководство, но система была выстроена. Сейчас этого нет.
На закрытых заседаниях по бюджету мы не можем получить достаточной информации для принятия осмысленных системных решений.. Происходит все примерно так: ах, наш флот уже не может выполнить 80% задач в дальней океанской зоне и 50% задач в ближнеокеанской зоне... (я условно говорю, чтобы не выдавать секреты...). Что это за океанская зона? Где она находится? С кем и против кого флот эти задачи будет выполнять, какие задачи? Никто ничего не говорит, а мы должны это слушать и кивать: да-да, ах, как плохо, давайте увеличим ассигнования на Военно-морские силы...
"Яблоко" предложило принять закон о бюджетной классификации, чтобы все было сведено не в ста пунктах, никому ничего не говорящих, пусть этих пунктов будет восемьсот, но они должны быть разделены хотя бы по видам Вооруженных сил и по родам войск, чтобы можно было видеть фактическую систему приоритетов, понимать, какая часть средств идет на стратегические силы сдерживания, какая -- на континентальную оборону, какая -- на ведение операций на морских театрах и на каких именно, разобраться, сколько выделено на стратегическую мобильность, миротворческие операции, силы быстрого развертывания, взаимодействие с внутренними войсками, с пограничными войсками.
Конечно, чтобы всерьез заниматься всеми этими вопросами Государственная Дума не должна быть, как сейчас, управлением или подотделом Администрации Президента и кабинета министров. Функция Думы -- быть критиком, пристрастным исследователем того, что делает исполнительная власть. Депутаты должны задавать нелицеприятные вопросы: зачем наши бомбардировщики летят в Индийский океан и имитируют там удар по авианосцам противника с использованием стратегических ядерных ракет? Разве мы собираемся уничтожать авианосцы с помощью ядерного оружия и получить ядерный ответ? Разве мы готовы развязать ядерную войну, чтобы потопить авианосец в Индийском океане? А что за учения идут на Дальнем Востоке, где-то на севере, в Балтийском море? Что-то мы там делаем вместе с Францией, что-то против НАТО -- как это увязывается? Вот какие вопросы парламентариямследовало бы задавать.
В Советском Союзе огромные средства выделялись на противолодочную оборону, чтобы отыскивать "Посейдоны" в Северном, Атлантическом, Тихом океанах. Но эти операции имели мизерную эффективность. При этом сдерживать силы морского базирования США и НАТО нужно было всецело не с помощью противолодочных средств, а путем потенциала ядерного сдерживания, который давал возможность нанесения ответного удара в случае нападения.
Таких примеров много. Противовоздушная оборона -- был самый большой после Сухопутных войск вид Вооруженных сил. Огромные деньги тратились на то, чтобы отразить удар американской стратегической авиации с бомбами, а потом американской стратегической авиации с крылатыми ракетами. И никто не спрашивал, зачем отражать удар авиации, если удар баллистических ракет США все равно нельзя было парировать, тем более при ограничении систем ПРО?
Не надо идеализировать прошлое, несуразностей было много и тогда, но приоритеты изадачи были сформулированы четко. И можно было спорить, правильны эти задачи или нет. Сейчас даже спор не с кем и не о чем вести. Все закрыто, политическая часть военной доктрины противоречит стратегической и оперативной, а та, в свою очередь, -- бюджетной и военно-технической. Все аморфно и текуче, не за что ухватиться. Решения принимаются в узком кругу: собирается десять человек и принимают решения, последствия которых испытывает на себе вся оборонная промышленность, вся армия, вся страна...
А потом начальник Генерального штаба говорит: армия находится в закритическом состоянии. Как будто из зарубежной командировки приехал и обнаружил, будто отсутствовал много лет и поразился -- что же вы здесь без меня, сукины дети, натворили...